Сегодня вниманию читателей предлагаю отрывки из «Исторических записок…» Мешетича Г.П., которые публикуются с сокращениями. В 1812 г. Гавриил Петрович Мешетич был подпоручиком 2-й батарейной роты 11-й артиллерийской бригады 11-й пехот­ной дивизии 4-го пехотного корпуса Остермана-Толстого А.И., входившего в состав 1-й Западной армии Барклая-де-Толли М.Б. Мешетич оставил воспоминания о знаменитом партизане Фигнере А.С.

В сражении под Островно 13 июля корпус Остермана-Тол­стого, усиленный двумя драгунскими и двумя гусарскими пол­ками (общая численность — около 14 тыс.), противостоял 70-тысячному авангарду французских войск, Мешетич находился на переднем крае обороны, действовал из тяжелых артилле­рийских орудий против кавалерии и пехоты неприятеля.

В Бородинской битве 26 августа 1812 г. Мешетич действовал вместе с Кексгольмским пехотным полком, который в разгар сражения был выдвинут вместе с другими полками 4-го пехотного корпуса на защиту батареи Раевского. Полки Кексгольмской, Перновской и 33-й егерской, под­пустив неприятеля на самое ближнее расстояние, открыли столь жестокий огонь, что противник не только был опрокинут, но и в большом расстройстве принужден был спасаться бегством.

«…Между воинами русскими часто были слышны раз­говоры: «Долго ли нам идти все назад, лучше остано­виться, поразить врага или положить свой живот за отечество!» Наконец приспевает желанный час, армия останавливается в 7 верстах от города Можайска, при деревне Бородино! Позиция при оном имела несколько наскоро устроенных полевых укреплений, впереди оных мелкую речку Бородинку (имеется в виду р. Колоча), правый фланг армии прикры­вал высокий крутой берег оной реки, но от центра к лево­му флангу находились только одни пологие возвышения, впереди оных — зеленая поляна и на пушечный вы­стрел — лес.

Августа 24-го является к оной позиции и неприятель, делает нападение тотчас на авангард армии, стоявший против левого фланга, и, потерявши два орудия конной артиллерии, захваченные казаками, тотчас заметил реши­мость русских на мужественное сопротивление; усилив­ши свой авангард, подходит к позиции левого фланга русских, воспользовался лесом, прикрыл им свой левый фланг и, введши в оный батальоны егерей, на конце леса против центра нашей армии окопал маленькую батарею, а чрез сие после в сражении действовавшая не в малом количестве его артиллерия не имела никаких видимых прикрытий.

На другой день, т. е. 25 августа, император Наполеон, в большой массе штаба и генералов, сделал рекогнос­цировку, осмотрел положение российского стана. Непри­ятельских войск атакующих, как показывали пленные, было 170 тысяч да в резерве в 30 верстах 20 тысяч.

Российских же войск, как известно, было накануне сраже­ния и грудью стало 100 тысяч. Россияне начали приго­товляться к падению за Отечество молитвою, утро было проведено в церковной палатке, поставленной в центре армии, в слушании литургии и в знаменовании в чудовный образ Божией Матери Смоленской, привезенной армиею с собою из Смоленска, и почти до вечера входило к ней на поклонение все воинство.

Неприятель этот день провел в некоей суматохе, колонны с артиллериею пере­ходили с места на место, стрелки то открывали огонь, то стихали, вообще заметно было некое волнение; с вечера почти и всю ночь провел в шумном веселии и кликах, увеличил огни и на левом их фланге выставил даже ярко пылающий маяк. Русской же стан ночь покрыла мертвою тишиною, даже огней подле их бивак видно не было.

Пробуждение же в день 26 августа 1812 года пребудет надолго в памяти каждого российского воина, участвовав­шего в сей кровопролитнейшей битве. С показанием на горизонте солнца, предвещавшего прекраснейший день, показались из лесу ужаснейшие колонны неприятельской кавалерии, чернеющиеся, подобно тучам, подходящим к нашему левому флангу, и из оных вдруг близ, как молния за молниею, одна за другою и с громом посыпа­лись ядра градом на стан русской; палатки, еще в некото­рых местах стоявшие, как вихрем, ядрами оными были сняты, и кто в них покоился еще, тот заснул и вечным сном. Вставай, Русс! — смерть подошедшая будит и враг бодрствует!

Стряхнулся наш левый фланг, уже Багратион давно на коне, и заклубился дым его батарей, и загрохо­тали, загремели почти залпы в неприятеля, но велик числом оный, все увеличивает свои батареи и наступает ближе; уже храбрый Тучков сворачивает свои дивизии в колонны, чтоб дать верный отпор пулями в кавалерию, но смерть неумолима, почти везде двойное количество неприятеля губит целые ряды пехоты и расстраивается артиллерия.

Неприятель все более наступает в колоннах пехоты; так славившийся своею мудростию и храбростию главнокомандующий и командующий левым флан­гом князь Багратион пал; за ним и корпусный его коман­дир генерал-лейтенант Тучков (Николай Алексеевич) пал.

На самом левом фланге поставленный отряд для прикрытия Старой Московской дороги, для ударения неприятеля в тыл в случае шествия его по оной дороге, не будучи спрятан, как приказано было от главнокомандующего, в кустах и за пригорками, будучи генералом Беннигсеном (нач. главного штаба русских) выве­ден вперед, полки понесли великую потерю в людях убитыми и ранеными.

Неприятель начинает атаковать первую батарею (Багратионовы флеши) и, наполнив наши рвы трупами и по­несши великую потерю от картечных выстрелов и от сзади стоящих прикрытий пехоты, завладел люнетом оной, но артиллерия сошла (Коновницын П.П. отвёл войска за Семеновский овраг). Не вдруг был сильный отпор, армия стояла в боевом порядке фронтом в три линии, растянувшись версты на четыре и в неизвестности, которая часть будет совершенно атакована!..

В одиннадцать часов одно возвышенное место, где поста­влена была одна значительная российская батарея (вторая атака на батарею Раевского), ко­торая имела выгоду действовать весьма удачно по рав­нине по атакующим, вдруг покрылась несметным множе­ством врассыпную конницы и в нескольких колоннах идущей из-за лесу их правого фланга пехотою, и с этим вместе оное место облеклось облаками густого порохово­го дыму, сверканием огней, блеском разного оружия, и слышны поминутные крики «Ура!» и «Виват император Наполеон!»

Уже французская конница на батарее — ле­тит на помощь оной юной герой, уже известный своею доблестию, доброю душою и умом, начальник артил­лерии в звании генерал-майор граф Кутайсов, схватил ближайший полк кавалерии — «Вперед, в атаку, защитить свою батарею!» Увы! защитил, но не остановил порыва бегу своей лошади, не оглянулся, далеко ли от него позади полк, померк в очах его сей свет, множество посыпалось на него сабельных неприятельских ударов, лошадь его одна назад только возвратилась; он имел уже Георгия 3-й степени на шее, и дух его отлетел для украшения небесными лаврами.

Французы же, заваливши трупами ров батареи, тут нашли свою смерть от картеч­ных выстрелов и тучи пуль позади стоявших второй линии густых колонн с артиллериею. Дивизионный их начальник, будучи окружен одними трупами своих войск, среди оных был взят в плен (бригадный генерал Шарль-Август Бонами), не могший завладеть артиллериею.

В подкрепление первым двинулась с места храб­рейшая дивизия польская (дивизия Рожнецкого), смело взошла на батарею, но уже поздно: передние были павши, и полками третьего корпуса, бывши ударена в тыл пулями и штыками, вся погибла. Неприятель, видя все свои покушения и пред­приятия тщетными завладеть батареями, хотя был на оных, но линиею позиции не воспользовался, начал осла­бевать и сам в атаках.

Россияне, видя оное, собрав всю резервную кавалерию в числе до 15 тысяч (корпус Уварова Ф.П. — 2,5 тыс. и казачьи полки Платова М.И. – 5,5 тыс.), показались в атакующем строе против неприятельского правого фла­нга; конная артиллерия, выбежав быстро, атаковала оный фланг, но густой лес, прикрывавший в оном месте французов, препятствовал успеху.

Но пехота неприя­тельских ближайших мест была вся встревожена, тотчас свернувшись в густые кареи; начальники оных во мгнове­ние ока вскочили в средину оных и в сей осторожности простояли долго. Артиллерия же обоюдно безумолкно перестреливалась, и поражали одни других, также пехоту и конницу.

Уже не стало того величественного виду и русской позиции — трех боевых линий пехоты с артиллериею между них; линии пехоты последнего 4-го корпуса изред­ка стояли на левом фланге, редея и выдерживая послед­ний штурм неприятеля, другие стояли уже на отдыхе, свернувшись в колонны. Тут-то был виден кровавый пот бранный усталости, слезы и сожаление о потерянных начальниках, товарищах и знакомых.

Поле брани уже покрылось множеством бездыханных трупов, лощины и кустарники — множеством стонущих, просящих одно­го — прекращения жизни – раненых; по рытвинам текла ручейками кровь человеческая, с обеих сторон еще падали мертвы герои. Наконец, гром артиллерии, действовавшей от начала и до конца до тысячи с обеих сторон орудий в сражении, визгом ядер, грохотом гранат, шумом кар­течи, свистом пуль возвещал желание неприятеля сбить с места россиян, но оные мужественно противились, по­ражали, падали за Отечество и удивляли самих врагов.

Под вечер начал чувствовать совершенную усталость неприятель, не стала слышна быть ружейная перестрелка, сумрак вечера прекратил и действие артиллерии. Русские провели всю ночь на своих местах, и позиция боевой линии за ними осталась. Неприятель, как слышно было, наполовину с обозами ночью отступил 7 верст от места сражения. Потеря с обеих сторон простиралась до 60 тысяч (более 100 тыс.) убитыми и ранеными…

На другой день оной битвы россияне, не имея до­статочных сил, чем бы могли довершить поражение вра­гов, отступили также семь верст к городу Можайску. Неприятель не вдруг решился преследовать и уже едва вечером показался в небольшом количестве кавалерии перед городом Можайском.

Российские войска продол­жали далее отступление к древней столице своей Москве, армия останавливается перед оной и занимает боевую позицию. Многие были в недоумении, что будет? Одни говорили, будет еще кровопролитное сражение, другие утверждали, что Москва будет оставлена неприятелю. Наконец войска с вечера тронулись со своей позиции, и ночью начали проходить Москву, и нашли уже оную оставленною пустынею…»

Из книги «1812 год. Воспоминания воинов русской армии», составители Петров Ф.А., Афанасьев Л.И. и др., М., «Мысль», 1991 г., с. 24-50.