Царь Фёдор Иванович умер в ночь с 6 на 7 января 1598 года. Его похоронили в Архангельском соборе — усыпальнице московских князей и царей. «И был в Москве в день его погребения плач и вопль великий, так что и пения не было слышно из-за плача. И если кто-нибудь произносил какие слова, то и тех нельзя было из-за плача услышать», — сообщал летописец.

Царь Фёдор Иванович — последний из потомков Ивана Калиты; с его смертью угасла династия Рюриковичей, представители которой правили Русью более семисот лет. Россия осталась без царя. Бояре стали целовать крест вдове умершего государя, царице Ирине Фёдоровне Годуновой. Но та не захотела царствовать и удалилась в Новодевичий монастырь, где приняла пострижение в монахини с именем Александры. Вслед за сестрой в Новодевичий монастырь отправился и Борис Фёдорович Годунов.

Это был тонкий политический ход. Лукавый Борис как бы всем своим видом показывал, что власть тяготит его и не нужна ему. Но на самом деле он рвался к власти и мечтал занять царский престол. Борису удалось достичь своей цели. Патриарх Иов (патриаршество было учреждено в России в 1598 году, по инициативе Бориса Годунова), в руках которого на время оказалась власть в Москве, созвал Земский собор (собрание представителей разных городов, земель и сословий Российского государства), на котором Борис единодушно был выбран на царство. Это решение пришлось по душе и народу. Все знали, что Борис правил страной и при царе Фёдоре, и притом правил милостиво и разумно. Людям хотелось, чтобы всё так же спокойно продолжалось и впредь.

Однако Борис всё ещё отказывался от царства. Он медлил, понимая, что чем дольше его будут уговаривать занять престол, тем прочнее будет его положение на престоле. Патриарх же Иов призвал к себе бояр, и воинство, и всех православных христиан, и решил с ними соборно идти с честными крестами и со святыми иконами и со всем множеством народа в Новый Девичий монастырь — молить великую государыню Александру, чтобы пожаловала их: отпустила на царство брата своего Бориса Фёдоровича.

И на Сырной неделе (последняя неделя перед Великим постом), во вторник, взяли честный крест, и святые иконы, и образ Пречистой Богородицы Владимирской, и со всем множеством народа пришли в Новый Девичий монастырь, и пели молебны, и молили царицу Александру в течение долгого времени. И едва умолили её, и повелела государыня брату своему на царстве быть. И ещё в течение долгого времени молили Бориса, чтобы не презрел и он просьб их. Он же пожаловал их, и внял мольбам их, и в тот же день наречён был на царство Московское».

Рассказывали, что волю народа выразил некий отрок, взобравшийся на стену Новодевичьего монастыря и без устали выкрикивавший имя «царя Бориса» в самое окно его кельи. 3 сентября Борис венчался на царство в Успенском соборе. «Во время всеобщей радости царь приказал выдать тройное жалование всем, состоявшим на государственной службе… Все вдовы и сироты, местные жители и иноземцы, были от имени царя наделены деньгами и запасом, то есть съестным. Все заключённые по всей земле были выпущены и наделены подарками. Царь дал обет в течение пяти лет никого не казнить».

Народ ликовал и прославлял нового царя. Но столь же всеобщим и столь же искренним будет через несколько лет ненависть к царю Борису, которого (во многом несправедливо!) обвинят во всех бедах и несчастьях, обрушившихся на Россию… А начиналось царствование Годунова вполне счастливо для Москвы. Борис продолжил широкое строительство, развернувшееся в столице ещё при царе Фёдоре Ивановиче. Памятником его царствованию стала надстроенная по его приказу колокольня Ивана Великого в Московском Кремле. Её высота достигла 81 метра — такого Москва ещё не знала.

Золотой купол Ивана Великого возникал перед путником за десять с лишним вёрст от Москвы. Со смотровой площадки, находившейся на колокольне, можно было оглядывать окрестности Москвы, замечать приближение неприятеля. Колокольня Ивана Великого надолго осталась самым высоким сооружением в столице. Царь Михаил Фёдорович Романов издал впоследствии особый указ, по которому запрещалось возводить церкви, превосходящие её по высоте. В 1812 году французы, отступавшие из Москвы, попытались взорвать колокольню. Однако каменный столп устоял, дав лишь одну трещину в каменном барабане.

Было сделано и многое другое для украшения и благоустройства Москвы: поставлен новый Земский дворец на «Успенском вражке» (между нынешними Никитской и Тверской улицами), новое каменное Лобное место на Красной площади. (Лобное место предназначалось для объявления важных указов и обращений к народу; своё название оно получило от «взлобья» — крутого излома холма перед спуском к Москве-реке. Сооружение Годунова до нашего времени не дошло; нынешнее же Лобное место поставлено архитектором Казаковым М.Ф. в 1766 году.) Вокруг всего Кремля была сооружена ещё одна каменная стена («зубцы каменные»), защищавшая кремлёвский ров. По свидетельству летописца, в самом рву находились настоящие живые львы.

Царь Борис открыл в Москве первые государственные богадельни, в которых могли доживать свой век одинокие старики и старухи; устроил водопровод, доставлявший воду из Москвы-реки в его дворец в Кремле. Но знала Москва при нём и другое — частые опалы бояр, аресты, пытки и казни. Очень скоро новый царь забыл свои обещания, которые он давал при вступлении на престол. Жестокость Бориса вызвала неприязнь, а затем и ненависть к нему москвичей. То, что прощалось «прирождённому» царю Ивану Грозному, не могли простить «выскочке» Годунову.

А вскоре грянула уже и настоящая беда — трёхлетний голод, один из самых страшных в истории России. Он начался в 1601 году. «В течение всего лета шли великие дожди, и хлеба выросли, но не вызрели — стояли зелены, словно трава. На праздник же Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) ударил небывалый мороз, и весь хлеб побило — и рожь, и овёс. В тот год люди ещё перебивались с трудом старым хлебом и новым. И сеяли рожь старую, надеясь, что взойдёт рожь, а на весну сеяли овёс, на то же надеясь. И ни рожь, ни овёс — ничего не взошло, всё в земле погибло. И начался голод великий — такой, что и купить ничего нельзя было. Такая беда настала, что отцы детей своих бросали, а мужья жён своих бросали, и умирали люди. Мёртвых же было без числа — и по городам, и по весям, и на дорогах. И люди людей ели.

В ту пору царь Борис Фёдорович повелел милостыню раздавать неимущим — и каждый день давали по 300, и по 400 рублей, и больше. Был же тот голод три года. Царь Борис, видя такой гнев Божий, повелел мертвецов хоронить в убогих домах и людей приставил, чтобы собирать трупы. Также повелел царь Борис устраивать работы — каменное строительство, чтобы люди могли получить пропитание. И построили тогда большие каменные палаты в Кремле, на Взрубе, где были раньше хоромы царя Бориса».

Последствия голода были ужасны. Только в одной Москве число умерших превысило 120 тысяч человек. Меры, принятые Борисом для помощи голодающим, оказывались тщетными, а иной раз приносили даже больше вреда, чем пользы. Так, прослышав о царской милости, в Москву устремились многие тысячи несчастных. Увы, но большая их часть умерла либо в городе, либо на дорогах, ведущих к нему. При этом, как говорили, запасы хлеба в стране имелись. Однако многие из вельмож и хлеботорговцев, располагавших ими, боялись продешевить и не пускали хлеб в продажу, надеясь заработать на людском горе ещё больше денег.

За голодом пришло моровое поветрие — чума, которая также унесла множество жизней. Следствием этих несчастий стали разбои, грабежи на дорогах и в городах, в том числе и в Москве. Разбойники, беглые или изгнанные самими хозяевами холопы объединялись в большие отряды. Один из таких отрядов действовал под самой Москвой. Годунову пришлось послать против него войско; у стен Москвы разыгралось нешуточное сражение, и лишь с огромным трудом правительственным войскам удалось разгромить «воров».

Всеобщее озлобление людей имело и более глубокие причины. Уже со второй половины XVI века Русское государство переживало жестокий экономический кризис. Опричный террор, резкий и значительный рост налогов и повинностей, массовые насильственные переселения людей из одной части страны в другую вынуждали население, и прежде всего крестьян, покидать обжитые земли. Это приводило к опустошению и запустению центра страны. В Московском уезде, например, в конце XVI века пустовало более 80 процентов обрабатываемой земли.

Ответом правительства Годунова стала политика закрепощения крестьян — то есть запрещение им покидать те места, в которых они жили и к которым были приписаны. Но это вызывало возмущение не только самих крестьян, но и казаков и даже помещиков «украин» — южных, плодородных земель России, куда и устремлялись потоки переселенцев: закрепощение крестьян лишало помещиков юга столь необходимых им дешёвых рабочих рук.

В последнее десятилетие XVI века Россия, казалось, начала оправляться от жестоких экономических потрясений. Но вот грянул голод — и все противоречия в стране сразу обострились. Россия стояла на пороге гражданской войны. Создалась такая ситуация, когда нужна была только искра — и взрыв неизбежен. И такой искрой, приведшей к катастрофическому взрыву, едва не уничтожившему всё Московское государство, стало известие о царевиче Дмитрии, сыне Ивана Грозного, якобы чудесно спасшемся от смерти в Угличе и объявившемся в Польше. В Москве о появлении Самозванца узнали в начале 1602 года, хотя слухи о том, что царевич жив, ходили по стране и раньше.

Борис Годунов немедленно направил в Польшу своих лазутчиков. Было проведено специальное расследование, в результате которого установили, что под именем «царевича Дмитрия» скрывается беглый московский монах («расстрига», то есть монах, отказавшийся от своего пострижения) Гришка Отрепьев. Вот что рассказывает о нём так называемый Новый летописец.

«В молодости он постригся в монахи — неведомо, в каком монастыре, — и нарекли его в чернецах Григорием. Затем он пришёл в Чудов монастырь и стал жить в нём, здесь же поставили его в диаконы. И услыхал о нём патриарх Иов, что грамоте научен, и взял его к себе, и приставил к книжному писанию. Живя в Чудовом монастыре и у патриарха, стал тот окаянный Гришка расспрашивать многих людей о том, как убит был царевич Дмитрий, и разузнал обо всём подробно. И рассказывают, что многим чудовским старцам говорил, как бы со смехом: «Буду на Москве царём…»

О дерзком чернеце донесли царю Борису. Тот распорядился схватить Гришку и сослать его в Соловки, под строгий надзор. Однако Гришке удалось бежать из Москвы. После долгих мытарств он достиг «Литовской земли» — то есть Речи Посполитой, объединённого Польско-Литовского государства. Гришку приютил польский магнат князь Адам Вишневецкий. Там Григорий Отрепьев превратился в «прирождённого государя всея Руси» «царевича Дмитрия Ивановича».

Польские магнаты, надеявшиеся на богатую поживу в России, поддержали Самозванца. Особое рвение проявил сандомирский воевода Юрий Мнишек. Договорились на том, что после восшествия на московский престол Гришка женится на его дочери Марине, в которую он страстно влюбился. Осенью 1604 года войско Самозванца вступило в Россию. На его сторону сразу же стали переходить казаки, крестьяне, служилые и посадские люди, многие дворяне — одним словом, всё население юга, недовольное Годуновым. Крепость за крепостью и город за городом целовали крест «законному царю Дмитрию Ивановичу».

Трудно сказать, как бы разворачивались события дальше, но 13 апреля 1605 года, внезапно для всех, Борис умер. Бояре и народ присягнули новому царю — сыну Бориса Фёдору. Чтобы заручиться поддержкой народа, Фёдор повелел раздавать обильную милостыню. Фёдору Годунову было тогда всего шестнадцать лет. Это был образованный и очень талантливый юноша, красивый, мягкий сердцем. Судьба, однако, оказалась жестока к нему: Фёдор пробудет на московском престоле менее полутора месяцев и примет мучительную смерть.

Измена случилась в действующей армии. Воевода Пётр Басманов, который был направлен из Москвы в войско, сначала привёл его к присяге новому царю, а затем сам перешёл на сторону Самозванца. Это решило исход войны. 1 июня в Красном селе, близ Москвы, появились посланцы Лжедмитрия, Гаврило Пушкин и Наум Плещеев.

Весь город целовал крест царю «Дмитрию Ивановичу». В числе присягнувших был и Василий Иванович Шуйский, ещё недавно клятвенно уверявший всех, что истинный царевич Дмитрий погиб в Угличе. В Тулу, где находился тогда Самозванец, отправилась представительная делегация с повинной от Москвы.

Самозванец не спешил. Сперва он послал в Москву своих сподвижников — князя Василия Голицына и князя Василия Мосальского. Те должны были привести город к крестному целованию Лжедмитрию. Но дано им было ещё и тайное поручение: умертвить Фёдора Годунова.

«И пришли те в Москву, и исполнили всё, что им было повелено… Царевича же убили так. Князь Василий Голицын да князь Василий Мосальский взяли с собой Михалка Молчанова, да Андрея Шерефединова, да трёх человек стрельцов и пошли с ними на старый двор царя Бориса. Царицу и царевича развели по дому порознь. Царицу тотчас удавили, а царевич долго сопротивлялся, потому что, по молодости, дал ему Бог в ту пору мужество. И ужаснулись те злодеи убийцы, что один с четырьмя борется, и один из тех злодеев схватил царевича за тайные уды и раздавил их, и так убили его. А когда вышли к народу, то сказали: царица-де с царевичем от страха зелья (отрава, яд) испили и оттого умерли, а царевна едва жива осталась. И повелели тела их во гроб положить; тело же царя Бориса выкопали из Архангельского собора и тоже в простой гроб положили, и похоронили их на Сретенской улице, в Варсонофьевском монастыре».

Позднее царь Василий Шуйский ещё раз прикажет выкопать гроб с телом Бориса Годунова и похоронит его, уже с почестями, в Троице-Сергиевом монастыре. Судьба же Ксении Годуновой (дочь Бориса Годунова) сложилась иначе. После прихода в Москву Лжедмитрий надругался над нею, а затем повелел насильно постричь в монахини.

20 июня, в сопровождении многочисленного польского войска и казаков, Самозванец вступил в Москву. Вскоре из заточения была привезена мать настоящего царевича Дмитрия, царица-инокиня Марфа Нагая. «И не ведает никто — от страха ли смертного, или по своей воле, — но признала она того Гришку своим родным сыном, царём Дмитрием Ивановичем. И поселил он её в Кремле, в Вознесенском монастыре, и почитал, словно родную мать», — сообщает летописец. Месяц спустя Самозванец венчался на царство в Московском Успенском соборе.

По материалам книги А. Карпов «Русь Московская», М., «Молодая гвардия», 1998, с. 221 – 232.