В Юго-Западном крае в конце апреля появились шайки в Волынской губ., перешедшие из Галиции, а затем в Киевской губ., особенно в Васильковском уезде, в имении гр. Браницких. В Подольской губ. восстания не было, главным образом, вследствие ее безлесья. В Киевском округе было русск. войск до 45 тыс. Этого оказалось не только достаточно для подавления восстания в пределах округа, но даже для помощи в сопредельных частях Люблинской и Гродненской губ. Местное население (малороссы) приняло самое деятельное участие в истреблении шаек.

«Золотые грамоты» агитаторов, призывавшие население к бунту и обещавшие им землю и освобождение от податей, не действовали: священники отказывались их читать, а крестьяне слушать. В д. Насташке повстанцы уплатили крестьянам по 2 руб. каждому за принятие грамот.
Главной и наиболее многочисленной оказалась банда Ружицкого, сосредоточившаяся близ м. Полонного в Волынской губ. После поражений у сс. Мирополь (5 мая) и Миньковцы (10 мая) остатки банды в ночь на 17-е перешли в Галицию, где сдались австрийцам.

Одновременно с появлением вооруженных банд в Царстве начали формироваться шайки и в соседней Гродненской губ. У м. Семятичи (Вельск, уезд) собралась шайка до 5 тыс. Главным деятелем был Рогинский. После боев 25 и 26 января с отрядом ген.-лейт. Манюкина (7 р., 1 сот., 4 ор.) банды ушли, и некоторые из них вернулись в Люблинский отдел. Сам Рогинский потом в Пинске был арестован крестьянами. В феврале появились повстанцы в Виленской губ., а в первой половине марта и в Ковенской. В Вильну приехал из Петербурга Сераковский, принял имя Доленга, провозгласил себя литовским и ковенским воеводою, сформировал себе банду более 3 тыс. и направился встречать высадку на берегах Курляндии, которую затеял центральный комитет, чтобы придать значение восстанию, как воюющей стороне.

Так и не дождался Сераковский высадки. Большая банда стояла на фольварке Кнебе, среди большого леса к сев. от м. Оникшты Вилькомирского уезда. Узнав о движении русских со стороны Вилькомира, повстанцы 21 апреля потянулись к м. Биржи и на пути усилились бандами Поневежского и Новоалександрийского уездов. 22 апреля в Оникшты прибыл Гонецкий (5,5 рот, эскадрон и 120 казаков). Имея в виду отрезать повстанцев от Поневежских лесов, он выдвинул майора Мерлина (1,5 роты, 70 казаков) на д. Шиманцы и майора Гильцбаха (2 роты, взвод улан) к м. Субочь; остальные 23-го перешли в Шиманцы.

25 апреля Мерлин настиг у Медейки Сераковского (800 чел.), опрокинул и начал преследовать. Гонецкий соединился с Мерлиным у Медеек и 26-го в 2 час. дня пошел по следам шайки, которую обнаружил у д. Гудишки на крепкой лесной позиции, прикрытой слева болотистым ручьем, а справа упиравшейся в деревню. Густая цепь стрелков занимала опушку леса; ее подкрепляли колонны косинеров. Здесь у Сераковского сосредоточились 3 банды, до 1,5 тыс. Русские стрелки и спешенные казаки, открыв огонь, быстро сбили передовую цепь поляков и погнали по болотистому лесу. Повстанцы пытались устроиться, но были совершенно рассеяны. Около 300 чел. успели, однако, присоединиться к находившейся невдалеке шайке ксендза Мацкевича. Потери русских: 5 уб., 28 ран.

27 апреля у д. Ворсконишки, после непродолжительной перестрелки, шайка Мацкевича была сбита и бросилась бежать; преследовали 8 верст почти все время бегом; отбит обоз и много оружия; потери русских — 9 раненых. Гонецкий возвратился в Медейки и в тот же вечер выслал колонну в Попель и далее в Понедели; она захватила до 120 пленных, в том числе раненого Сераковского и Колышко (впоследствии казнены). Между тем Гильцбах 25 апреля двинулся на Вобольники, но шайка в 500 чел. успела отступить на с.-в. Гильцбах 26 апреля настиг ее у мызы Говенишки и рассеял, потеряв 1 убитым и 1 раненым. 28 апреля весь отряд Гонецкого двинулся несколькими колоннами обратно в Оникшты. Пройденная им часть Вилькомирского уезда была совершенно очищена от повстанцев.

В апреле и мае восстание в Ковенской губ., при содействии католического духовенства и польских помещиков, приняло широкие размеры. В первой половине апреля показались небольшие банды в Минской губ. (Траугута и Свенторжецкого), а затем в губерниях Витебской и Могилевской. 13 апреля у м. Креславка (близ Двинска, Витеб. губ.) шайка из местных помещиков, под начальством гр. Плятера и Миля, произвела нападение на русский транспорт с оружием. Нападение отбито при помощи старообрядцев, и поляки пытались представить дело как бунт старообрядцев. Впоследствии Муравьев казнил Плятера.

В Виленском округе было около 60 тыс. войск, понадобились подкрепления, которые начали прибывать с февраля; главная масса подошла в апреле и мае, а в августе сформированы из резервных батальонов 6 пех. дивизий (26 -31-я). Граф М.Н. Муравьев, назначенный в Вильну ген.-губернатором вместо Назимова, прибыл 14 мая, а 24 мая уже появилась его «Инструкция для устройства военно-гражданского управления»: он хорошо знал край по своей прежней службе. Войска стали преследовать шайки до полного их истребления и до водворения в данной местности спокойствия и порядка. Громадными контрибуциями облагались как отдельные помещики, так и селения, в которых появлялись повстанцы; установлены крупные штрафы за политические манифестации; произведена перепись населения, и с оставшихся на месте взыскивались значительные штрафы за чью-либо беспаспортную отлучку.

Западной Галиции действовал Краковский комитет, во Львове был комитет Восточной Галиции, во главе которого стоял богатый магнат кн. Адам Сапега. Галиция в разное время доставила восстанию до 10 тыс. чел., на что ржонд в 3 месяца выслал в Галицию до миллиона руб. 14 апреля в Люблинскую губ. из Галиции перешла банда Езиоранского (до 800 чел.) и 16-го заняла на самой границе, в Кобелянке, укрепленную позицию. 10 апреля майор Штернберг (4 роты, полусотня, взвод улан и 2 ор., около 800 чел.), высланный из Янова, атаковал по болотистому лесу. Первая линия была остановлена сильным огнем из-за вала. Езиоранский произвел контратаку с охватом обоих флангов. Бой длился с 11 до 3 час. дня. Теснимый с флангов и поражаемый с тыла, Штернберг, отбиваясь, шаг за шагом, отступил к Боровым Млынам, потеряв 7 уб. и 11 ран. Сюда подошел из Томашева отряд майора Оголина. Общее начальство принял Медников.

Езиоранский, усилившийся подкреплениями до 1 тыс. чел., устроил на всех подступах два ряда засек и ровчики для стрелков. 24 апреля Медников (5 рот, сотня, 2 ор.) через д. Глухе вступил в лес и в 8 час. утра начал бой в болотистой чаще; скоро овладели первой линией завалов, но Езиоранский направил отдельную колонну на левый фланг русских и одновременно перешел по всей линии в наступление; русские начали отступать, но повстанцы наседали со всех сторон.

Опять артиллерия со 100 шагов дала несколько выстрелов картечью и ослабила натиск. Наступил перерыв боя; утомленными русскими овладело уныние. Но вот в 11 час. показались стрелки — подкрепление майора Чернявского. Медников направил их на свой левый фланг. Но Езиоранский на свой правый фланг также послал две роты. Однако при возобновлении боя русские их смяли и одним натиском овладели лагерем повстанцев, которые беспорядочными толпами перебежали в Галицию.

Медников, видя, что делать больше нечего, решился через полчаса оставить лагерь. Тогда поляки опять вернулись и открыли огонь в тыл. Ближайшие русские роты повернули кругом и ударили в штыки; завязалась рукопашная; усеяв границу польскими трупами, русские вновь заняли лагерь и оставались там более часа. Медников отошел к Боровым Млынам, потому что считал бесплодным атаковать позицию повстанцев, которых нельзя доконать, ибо они всякую минуту могли спастись за границу. Езиоранский двинулся к западу вдоль границы для соединения с другими бандами.

27-го он опять перешел границу у Люхова. Выехав на разведку, довудца был контужен казачьим разъездом, заблудился (якобы) в лесу и, не возвращаясь к своей партии, отправился в Галицию, где скрывался почти месяц. Смеховский, оставшийся заместителем, не мог справиться с деморализацией банды, которая совершенно расшаталась от бывших столкновений и потери многих офицеров и, по некоторым известиям, до 400 уб. и ранен. Вскоре банда в полном беспорядке перешла границу, причем часть людей обезоружена австрийцами. Езиоранский также попался австрийцам и отсидел в Куфштейне. В 1870 г. он сражался во Французской армии против немцев.

Неудача банды Высоцкого под Радзивилловом и арест австрийцами кн. Сапеги, которого посадили в тюрьму, совершенно парализовали организацию банд в Восточной Галиции. Банды Западной Галиции сформировались с большим трудом, нельзя было даже подыскать желающих быть начальниками. 7 июня Вислу перешли две банды: Иордана (427 чел.) у Слупец и Жапковского (300 чел.) у Жабец. Люди хорошо вооружены и одинаково обмундированы. Атакованный Жапковский сейчас же ушел назад, причем многие утонули, в том числе сам довудца. В июне и в июле перешло границу несколько мелких конных банд, но неудачно. Галицинские банды действовали без всякого общего плана, связи между собою и с общим восстанием.

Войскам Калишского отдела, как пограничного с Познанью, надлежало, кроме борьбы с внутренними бандами, охранять границу от познанских выходцев и от военной контрабанды. В Познани польское дело вели белые в лице гр. Дзялынского, женатого на дочери Чарторыйского; но секретарь его Гуттри, душа всего, поддерживал тесную связь с варшавским центральным комитетом, с красными; следовательно, все было объединено. Познань дала всего 3 тыс. повстанцев, но прошедших воен. службу в прусских войсках и потому составлявших сносные кадры для Царства. Около самой познанской границы образовались в конце марта соединенные банды Оборского (1 тыс. чел.) и Зейфрида. 28 марта кн. Витгенштейн атаковал повстанцев у д. Садльно, опрокинул их, но утомление отряда и сломанный мост помешали преследованию.
Между тем в Познани формировались 3 банды: молодого деятельного франц. офицера Юнк фон Бланкенгейма, другая — Точановского, служившего у Гарибальди, и третья — француза Фоше. Было много хороших офицеров; вооружены и снабжены повстанцы были отлично.

13 апреля отряд майора Нелидова (2 роты, 40 каз.) был выслан из Влоцлавска на разведки окрестностей Пиотркова. 14-го, пройдя Нововесь, он наткнулся на шайку Юнка, соединившегося с другими (3 тыс.). Окруженный превосходными силами, он успел пробиться штыками сквозь ряды повстанцев к прусской границе и, сохранив весь обоз, раненых и пленных, вступил близ Марианова в пределы Пруссии, потеряв 34 уб. и ран. Пробыв в Пруссии 3 дня, отряд возвратился во Влоцлавск.

Шайка Юнка сосредоточилась в окрестностях Брдува и стала в обширном лесу четырьмя лагерями. Г.-м. Костанда (5 рот, команда сапер, 40 гусар, 35 каз., 2 кон. ор.) выступил 17-го из г. Коло к Брдуву. Разделив свой отряд на 3 части, он окружил лес. Повстанцы, теснимые с фронта и слева пехотою и осыпаемые справа картечью, дрались отчаянно, но, не выдержав натиска, были выбиты из леса. Сначала они бросились к Брдуву; встреченные же гусарами и казаками, бежали в д. Модзерово, уничтожив за собою мост, что, в связи с крайним утомлением войск, приостановило преследование. Бой кончился около 12 час. дня. Отряд сильно растянулся и только к 8 час. вечера возвратился в Коло. Потери русск.: 2 уб., 19 ран.; повстанцев убитыми более 500 (в том числе Юнк) и пленными 85.

26 апреля из Коло выступил г.-м. Краснокутский (3 роты, 60 сапер, дивизион гусар, 27 каз., 2 ор.) и двинулся по следам шайки Точановского (2,5 тыс.), направлявшейся к Слесинскому лесу. Разведка показала, что повстанцы занимали окопы вдоль д. Игнацево и опушку леса. Успешно веденный бой был приостановлен стремительной атакой косинеров, но с прибытием ген.-лейт. Бруннера и подкреплением отряда Краснокутского тремя ротами деревня, окопы и опушка леса окончательно были заняты. Шайка понесла большие потери и совершенно рассеяна; потеря русск.: 24 уб. и 71 ран. Под Игнацевым гр. Дзялынский сражался как рядовой, а затем бежал в Париж; одновременно бежали Гуттри и др. члены комитета.

Окончание восстания

Изданный, отчасти под давлением европейских держав, манифест (31 марта) об амнистии всем повстанцам, которые вернутся домой до 1 мая, не принес пользы. Банды в июне, июле и августе покрыли густой сетью Царство. За эти 3 месяца в Люблинской губ. была у войск 31 стычка с повстанцами, в Радомской — 30, в Варшавской — 39, в Плоцкой — 24 и в Августовской — тоже 24. В июле у поляков было 13 тыс. ружей, стоивших 195 тыс. руб. Террор усилился. Ржонд требовал, чтобы довудцы не только оборонялись или уходили от русских, но и нападали бы на них.

Жиржинский лес, 27 июля. В конце июля значительные банды проникли из Галиции в Люблинскую губ. Полк. Медников, выступив 21 июля из Красностава, встретил 23 июля в окрестностях м. Уржендов (З-мостьского уезда) соединенные банды Крука, Крысинского, Лютынского, Яроцкого и Гржималы (более 4 тыс.) под д. Хруслиным и заставил их отступить; но, по присоединении к ним еще банд Зелинского и Янковского, Медников, прекратив преследование, вернулся в Янов, так как был изнурен 8-дневным беспрерывным походом. В ту же ночь он выслал к Уржендову майора Владимирова (3 роты) в подкрепление полковн. Цвецинскому, прибывшему 23-го в Уржендов из Люблина с отрядом в 6 рот и 4 ор. Усилившись, Цвецинский пошел на Ополе и Казимерж.

26 июня нач. Люблинского отдела г.-л. Хрущов, получив донесение Медникова и Цвецинского и зная, что 27-го из крепости Ивангород должен выступить в м. Куров этап и транспорт с почтою и казенными деньгами, немедленно послал в крепость эстафету с приказанием остановиться с отправлением почты. Но приказание это было перехвачено инсургентами в окрестностях Пулавы. Общий начальник Крук (Гейденрейх, оф. Ген. шт.) решил овладеть деньгами и устроил засаду в лесу у почтовой станции Жиржин (21 вер. от Ивангорода, 14 от Курова, 28 от Люблина, 22 от Казимержа). 26-го почта (198 тыс. руб.) прибыла на двух фургонах в Ивангород.

Комендант (г.-л. Бурмейстер), не знавший о польских шайках, отправил 27-го в 2 час. утра почту и этап из 79 чел. под прикрытием 2 рот, 2 батарейных орудий и 15 каз., под начальством саперного поручика Лявданского. В 5 час. утра, подходя к Жиржинскому лесу, казаки захватили двух повстанцев, которые объяснили, что принадлежат к небольшой шайке Янковского, направившейся на заре к м. Бараново (на лев. стороне Вепржа, в 10 верстах от Жиржина).

Лявданский выслал вперед казаков, а затем, построив отряд в боевой порядок, продолжал движение к густому лесу, которого не осмотрел, как следует. Пройдя версту по лесу, казаки заметили всадников, которые поскакали к Жиржину. Полагая, что это разъезды от шайки, ушедшей к Баранову, Лявданский продолжал движение. Еще через версту отряд был встречен выстрелами с двух сторон, причем сразу убиты и переранены почти все артиллерийские лошади.
Отряд остановился. Открыв артиллерийский огонь, Лявданский рассыпал по взводу по сторонам шоссе; второй же роте поручил прикрывать артиллерию и денежные фургоны. Повстанцы подались назад. Лявданский перешел в наступление сперва с правой, а потом и с левой цепью, но толпы повстанцев появились и с фронта, и с тыла; пришлось приостановить наступление и сосредоточить все силы возле орудий и фургонов. Повстанцы, ободренные успехом, выслали густые массы косинеров и несколько раз бросались на русских, но безуспешно.

После 3-часового боя, когда все заряды и патроны были израсходованы, Лявданский приказал заклепать орудия и повел остатки отряда сквозь густые толпы повстанцев. На протяжении 3 вер. пришлось прокладывать дорогу штыками. На 4-й версте от Жиржинской станции встретили отряд майора Лебедзинского (2 роты и казаки) из Курова. К Лебедзинскому присоединились 57 раненых, в том числе 2 офицера и 30 здоровых. Выстроив боевой порядок, он двинулся в лес, но, убедившись, что он сильно занят, не решился на атаку и отошел к Курову.

Пушечную пальбу в Жиржинском лесу услышали в Казимерже, откуда немедленно выступил Цвецинский. Но он прибыл к Жиржину после полудня, когда повстанцы ушли уже к Баранову и сожгли мост. Цвецинский 28-го перешел Вепрж и преследовал поляков до д. Радорицы, где они разделились на партии и ушли частью в Седлецкий уезд, а частью в Любартовские леса. В отряде Лявданского уб. 2 оф. и 82 ниж. чин., ран. 6 оф. и 149 ниж. чин. Орудия поляки закопали в землю. Из захваченных денег 60 тыс. похитили Зелинский и Янковский.

Файславицкий лес, 12 августа. Отряд полк. Еманова (8 рот, эск. улан, 2 сотни, 30 объездчиков, 4 ор.) следовал 12 августа из д. Высоке за шайками Руцкого и Вагнера, уходившими на сев. В то же время отряд подполк. Соллогуба (6 рот, 1,5 сот., 2 ор.), высланный из Люблина и ночевавший в д. Яблонна, двигался через д. Хмель к м. Пяски. Шайки, преследуемые Емановым, соединяясь 12-го у д. Дорогуч с бандами Крука и Крысинского (всего 4 тыс.), повернули назад и, переправившись через Вепрж, двинулись через д. Олесники к Воле Идзиковской. В это время отряд Еманова следовал из д. Гордзенице прямой дорогой к д. Файсла-вице. Заметив русских, повстанцы свернули в небольшой лес (к с. от Файславице).

Прибыв в деревню с конницей и с одним конным орудием, Медников выдвинулся к сев. и открыл огонь. Когда подошла пехота, он направил 4 роты для атаки леса с фронта, а 3 роты, 2 ор. и пол-эскадрона улан по дороге в м. Бискупице, чтобы, став с зап. стороны леса, помогать артиллерийским огнем фронтальной атаке, а главное — не допускать повстанцев уйти в соседний большой лес. Полуэскадрону улан, 2 сотн. и объездчикам приказано обложить лес со стороны д. Травники и м. Бискупице. Рота оставлена при обозе.

Когда была поведена атака на южн. часть леса, Еманов, взяв 2 кон. орудия, двинулся на его вост. сторону и, переносясь с орудиями с места на место, обстреливал лес картечью, не позволяя повстанцам из него выйти. Вскоре подошел Соллогуб и атаковал лес со стороны Бискупице. Повстанцы, попавшие между двух огней, после боя, продолжавшегося несколько часов, потеряли более 2/3 уб. и ран. и 680 плен. Из всей шайки ускакал Крук и несколько десятков всадников. Потери русск.: 4 уб., 7 ран.

Из дальнейших стычек упомянем, что 18 сентября под м. Мильковом убит Заремба (Владыщенский); по всей вероятности, это бывший подполковник Ген. шт. Владычанский. 25 октября высланные из Радома партизаны, пор. Медянов и Ассиев с 54 екатеринославскими драгунами и 10 казаками и подпор. Воронец с 75 стрелками настигли банду Чаховского из 120 всадников у д. Кремпы, близ г. Липска, и, преследуя до д. Явора, рассеяли ее. Маховский был изрублен Ассиевым.

Правительственные меры. Быстрое подавление восстания в с.-з. крае указывало на необходимость применения энергичных мер и в Варшавском округе. В начале августа, в видах скорейшего раскрытия революционной организации, преобразована полиция. Новые полицеймейстеры и приставы назначены из русск. офицеров; полицейская стража усилена нижними чинами. Городская и земская полиция подчинена воен. властям. 27 августа великий князь Константин Николаевич уехал в Крым, а помощник его, генерал-адмирал граф Берг («хозяин строгий»), вступил в исправление его должности. Пришлось уехать и Велепольскому, который уволен от должностей. Революционеры, после ряда тайных убийств в Варшаве, произвели 7 сентября покушение на жизнь Берга.

Восстание напрягало последние силы. Пруссия и Австрия, убедившись, что поляки восстали не против одной России, приняли строгие меры против революционеров; в Галиции объявлено военное положение. Решительные меры Берга значительно ослабили революционную деятельность в крае; временно установлено военное управление. Употреблены все средства к очищению страны от шаек, уничтожению всех способов для ведения партизанской войны в зимнее время и охранению пограничной черты.

Манифест 19 февраля 1864 г., об устройстве крестьян в Царстве, нанес последний удар партии восстания; оставалось захватить главных коноводов. В конце декабря учреждено в Варшаве центральное военное полицейское управление, в ведении генерал-полицеймейстера г.-м. Трепова; открыло действие 1 января 1864 г., а 29 марта захватило почти весь «ржонд народовый» с председателем его Траугутом (бывший русский подполковник), члены ржонда казнены 24 июля 1864 г. Официально признано считать военные действия оконченными 1 мая 1864 г., а для Августовской губ. — 23 ноября 1863 г.

По официальным донесениям, в 1863 г. было боев — 547, в 1864 г. — 84, всего — 631. Потери русских — всего до 4,5 тыс., из них собственно в Царстве Польском 3343 чел. (826 уб., 2169 ран., 348 без вести пропавших); повстанцев — до 30 тыс. Судьба различных деятелей восстания, насколько известно, такова. Гуттри вызвал на дуэль Куржину и убил его. Мерославскому в Париже публично дали пощечину. Ярослав Домбровский погиб в 1870 г. в Париже во время Коммуны.

В Швейцарии, в городе Рапперсвиль, был открыт после восстания польский национальный музей, при котором в 90-х годах XIX столетия был образован «народный Фонд» на случай будущего восстания. Ежегодно в Галицко-Польский курорт Закопане съезжаются «представители всех частей Польши» из числа белых и обсуждают способы действий поляков.

Из очерка генерал-лейтенанта Н. А. Орлова «Усмирение Польского восстания в 1863 году», из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 606 – 610.

С воцарением Александра II и началом эпохи реформ, которые коснулись и Польши, в смысле предоставления ей большей самостоятельности, надежды поляков оживились, но сделанные им уступки не удовлетворяли их желаний — они стремились к полной национальной независимости и к восстановлению Польши «от моря до моря». Поляки деятельно принялись за подготовку восстания. Обстоятельства им благоприятствовали: по случаю коронации были возвращены из Сибири ссыльные поляки, и между ними участники восстания 1831 г. Большинство этих лиц сильно пополнило ряды заговорщиков, а между тем твердые правители в Варшаве, Киеве и Вильне заменены слабыми и неудачными.

Сигизмунд Сераковский, окончивший курс Академии Ген. штаба в 1859 г. вместе с товарищем своим по университету Иосафагом Огрызко, крупным чиновником Министерства финансов в Петербурге, образовал польские кружки и вербовал для восстания не только поляков, но даже и русских. В Академии Генерального штаба среди администрации и профессуры польский элемент был весьма силен. Спасович был преподавателем законоведения и смело с кафедры внушал, что огромное государственное тело России не может уже существовать в своей совокупности, но должно разбиться на свои составные части, которые образуют Федерацию независимых государств. Среди слушателей Академии было немало поляков, которые дали по окончании курса многочисленный кадр начальников для повстанческих банд.

В 1860 г. начались в Варшаве политические демонстрации. Дошло до того, что осенью, когда приехал Государь, в театре был испорчен бархат в царской ложе, а во время торжественного представления разлита вонючая жидкость. Демонстрации продолжались и после отъезда Государя. На улицах, и даже в костелах, пелись революционные песни, произошли столкновения черни с войсками. Государь настойчиво требовал строгих мер и введения военного положения, а Горчаков думал успокоить поляков уступками.

15 марта 1861 г. Велепольский назначен главным директором Комиссии духовных дел и народного просвещения, а потом и юстиции. Тогда-то Велепольский начал вырывать у русского правительства уступку за уступкой и совершенно подчинил своему влиянию Горчакова. Демонстрации продолжались. 17 мая 1861 г. Горчаков скончался, и на его место послан военный министр Сухозанет, так как имелось в виду заместить его Д.А. Милютиным. Сухозанета сменил ген. Лидере, умелая деятельность которого была не по сердцу революционерам (во главе с Велепольским).

27 мая 1862 г. состоялись указы о назначении вел. князя Константина Николаевича наместником в Варшаву, Велепольского управляющим гражданской частью, а генерала Рамзая командующим войсками. Во главе революции стал центральный комитет, который начал применять в широких размерах политические убийства. Всех политических убийств за время революционного террора произведено до 5 тыс. В декабре 1862 г. съехались в Варшаве белые и красные польские революционеры. На съезде назначены руководить восстанием: на левом берегу Вислы — Лангевич, на правом — Левандовский и Чапский, в Литве — Сераковский, приехавший из Парижа, куда он был командирован на счет военного ведомства с научной целью; в юго-западном крае — Ружицкий, штаб-офицер русской службы.

В первых числах января 1863 г. центральный комитет переименовал себя во временное народное правительство (народовый ржонд); в Париж к Мерославскому послана депутация, поднесшая ему титул диктатора. 10 января ржонд издал воззвание, в котором призывал поляков поднять оружие. «Нарыв лопнул».

Революционное правительство разделило Царство по-старинному, на 8 воеводств, которые делились на уезды и далее на округа, сотни и десятки. В Париже образована комиссия для вербовки офицеров и закупки оружия, которое ожидалось к концу января. 10 и 11 января был произведен целый ряд нападений на русские войска (в Плоцке, Плонске, Суходневе, Лукове, Радине, Радоме и др.), но почти все эти нападения оказались для повстанцев неудачными. Взрыв восстания 10 января прошел почти безвредно, но подпольная печать, а за ней и заграничная прокричали о некоторых стычках как о блистательных победах поляков. Дерзкие нападения подняли на ноги весь край и открыли, наконец, глаза русской администрации.

В Варшавском округе было всего войск до 90 тыс. да 3 тыс. пограничной стражи. Пехотные полки состояли из 3 батальонов, каждый из 4 рот линейных и одной стрелковой. В регулярной коннице дивизии состояли из 2 драгунских, 2 уланских и 2 гусарских полков, по 4 эскадрона каждый. Четыре 8-орудийных батареи составляли артиллерийскую бригаду, конные батареи — 8-орудийные. Дислокация была приурочена лишь к удобствам квартирования, так как никто не ожидал восстания.

Кроме 25 тыс. присяжных к восстанию присоединилось еще много тысяч черни и всякого сброда, но все же это составляло ничтожный процент всего населения. Четыре миллиона крестьян мрачно и подозрительно смотрели на предпринятую затею, не принимая в ней никакого участия. Сначала их старались привлечь, обещая даровой надел земли, а потом жестокостью и страхом смерти принуждали вступать в банды. Духовенство приняло деятельное участие в пропаганде, и даже в боях, но народ не поднимался.

Первоначальное вооружение повстанцев состояло из кос и особых длинных ножей, острых с двух сторон, изготовлявшихся на местных заводах и насаженных на длинные древки, охотничьих ружей, пистолетов и револьверов. Огнестрельное оружие имели немногие. Впоследствии заказано 76 тыс. штуцеров в Льеже, но при доставке более половины задержано русскими и австрийскими властями; из остального количества очень много попало в руки русских. Было потом несколько очень плохих пушек, частью деревянных, выдерживавших 1-2 выстрела. Небольшое количество конницы, дурно вооруженной и снаряженной, оказывало, однако, помощь в стычках и при разведке.

Лошади, одежда, продовольствие, подводы отбирались у населения под квитанции. Деньги приобретались сбором податей за 2 года вперед, вымогательством у состоятельных лиц и грабежом касс и почт. Сначала было всего 400 тыс. злотых (злотый = 15 коп.); потом, в июне 1863 г., похищено в Варшаве из главной кассы Царства 3 млн. руб. Вашковским при помощи чиновников, да в других местах около миллиона руб.

Общей организации вооруженных сил не было; отдельные шайки собирались в разных местах, где оказывались благоприятные условия; устройство каждой шайки зависело от знаний и способностей начальника (довудца), но в общем банда состояла из 3 частей: стрелков, косинеров и конницы. Обоз из обывательских подвод служил не только для перевозки имущества, но нередко для передвижения отряда, особенно при отступлении. Конечно, оружие русских было гораздо лучше и било на большее расстояние, однако очень часто приходилось вести бой на очень коротких дистанциях (100 шагов и менее), когда разница в достоинстве ружей уничтожалась.

Первые меры русских:
1) восстановлено военное положение, снятое в конце 1862 г.;
2) начальникам главных военных отделов предоставлено право судить взятых с оружием в руках полевым военным судом, утверждать и приводить в исполнение смертные приговоры;
3) последовало назначение частных военных начальников и учреждение военно-судных комиссий;
4) войскам приказано сосредоточиться в самостоятельные отряды из всех родов войск, занять важнейшие тракты и высылать подвижные колонны для уничтожения и рассеяния шаек.

Отряды стянулись почти везде к 20 января, но мера эта оказалась неудачной: оставили много уездных городов и фабричных центров без войск (из 40 городов оставлено 14), а между тем в них развилась сильная пропаганда, на заводах же прекратили работу, стали выделывать оружие (даже пушки) и формировать банды. Пограничная стража, не поддержанная войсками, подверглась нападениям поляков, которые таким образом очистили южную, а несколько позднее и западную границы и открыли свободный доступ из Галиции, отчасти также из Познани, укомплектованием и контрабанде.

Диктатор Людвик Мерославский из Познани перешел границу у Крживосондза с секретарем Куржиной и 12 офицерами-авантюристами из всяких наций; к нему присоединилось 100 чел. учащейся молодежи из Варшавы («академики») и ближайшие мелкие партии повстанцев; всего собралось 400-500 чел. 7 февраля эта банда столкнулась на опушке Крживосондзского леса с отрядом командира Олонецкого полка Шильдер-Шульднера (3,5 рот., 60 казак, и 50 чел. погранич. стражи). Шильдер-Шульднер легко рассеял эту банду, при этом захватив лагерь, много лошадей, оружия, повозок, переписку Мерославского. Последний с остатками банды ушел и 8 февраля соединился с Меленцким в д. Троячек (более 1 тыс. чел.).

Меленцкий, прусский офицер из Познани, богатый помещик, умный и энергичный предводитель, навербовал в свою шайку не только местных жителей, но и охотников из Познани. Он неохотно подчинялся диктатору, против которого интриговал. Присоединение деморализованной банды Мерославского неблагоприятно повлияло на дух шайки Меленцкого. Шайка заняла опушку леса у Троячека, где и была разбита Шильдер-Шульднером. Мерославский бежал в Париж. Высланные из Калиша и Ленчицы отряды подполковника Орановского и майора Дыммана для совместных действий с Шильдер-Шульднером опоздали. Если бы удалось всем трем отрядам окружить противника, то, может быть, вся банда Меленцкого была бы захвачена и перестала бы существовать.

Ржонд, узнав, что диктатор скрылся, решил 8 дней ждать от него известий. Известия оказались печальными, ржонд не знал, что делать; а между тем в это время приобрел известность один из довудцов — Мариан Лангевич. Лангевич одно время был прусским офицером, а потому имел кое-какую военную подготовку. Ко времени восстания, когда он был назначен революционным начальником Сандомирского воеводства, ему было всего 35 лет, и у него было много энергии. После нападения на Шидловец, когда Лангевич увидел недостатки своей банды, он решился заняться ее организацией и потому ушел 14 января к м. Вонхоцк (близ Суходнева) в густой лес, где собрал и организовал более 3 тыс. чел. с 5 пушками. Здесь же у него была типография, посредством которой он действовал на общественное мнение и сделал себе рекламу.

Из Радома 20 января выступил против Лангевича отряд генерал-майора Марка, но действовал он неискусно. В Суходневе для наблюдения за Радомским шоссе стоял авангард Лангевича под начальством сурового 67-летнего старика Чаховского. В 1831 г. он был поручиком кавалерии и адъютантом Дембинского во время его знаменитого похода через Литву. Прекрасный солдат, искусный стрелок, лихой наездник, Чаховский поддерживал железную дисциплину и отличался жестокостью. Он не только задержал русских в Суходневе, но еще ловко устроил там засаду. 22 января генерал-майор Марк занял Вонхоцк, откуда Лангевич заблаговременно отступил в Свентокржижские горы. Марк, потеряв с ним соприкосновение, вернулся 24 января в Радом.

Не найдя поддержки в Сандомирском уезде, Лангевич отошел к Малогоще (25 верст к зап. от Кельце). На пути к нему присоединились остатки банды Куровского, Франковского и некоторых других, а в самой Малогоще шайка Езиоранского. Отряд Лангевича достиг численности 5 тыс. чел. Утром 12 февраля Лангевич собрался пить чай. В эту минуту приехала в бричке одна из дам-курьеров, состоявших при Лангевиче, и сообщила, что русские наступают со всех сторон. Повстанцы наскоро приготовились к бою.

Действительно, наступали 3 колонны, на этот раз условившиеся о совместных действиях: полк. Ченгеры — с сев.-зап., подполк. Добровольского — с вост., майора Голубева — с юга; каждая колонна состояла из трех рот с кавалерией и артиллерией. Ген. штаба подполковник Добровольский хотел окончить дело один, а потому в 10 час. утра, не дожидаясь товарищей, открыл артогонь с 700 сажен, построил боевой порядок и начал наступление. Польский батальон Гродзинского произвел контратаку, отбитую артогнем.

Тем не менее Добровольского повстанцы охватывали с трех сторон и, если не раздавили его превосходством своих сил, то единственно вследствие отсутствия общего управления боем. Добровольский решился продолжать атаку на центр (вершину) позиции. Как раз в 11 час. подошел Голубев и, не останавливаясь, атаковал Малогощу. Пожар селения и быстрота наступления русских смутили обороняющихся — они бросились бежать. Преследуя бегущих, Голубев пристроился к левому флангу Добровольского. Положение поляков стало критическим. Тогда Езиоранский приказал коннице атаковать; последней удалось остановить преследование, поляки успели выйти из-под перекрестного огня.

В 12 час. подошел Ченгеры и открыл артогонь из батарейных орудий по отступавшим и по упорно сопротивлявшемуся арьергарду Чаховского. Позиция его (лесистая гора) взята в 10 минут и орудия захвачены. Преследование из-за наступления темноты прекратилось. Потери повстанцев: 300 уб., 800 ран., 1,5 тыс. разбежались. У русских: 6 ранен. 14 февраля у д. Евиной Ченгеры захвачен обоз поляков — 60 повозок, орудия, 2 фальконета, 4 знамени. Отступив к Пясковой скале, замку графа Мышковского, Лангевич 20 февраля был выбит и оттуда. 22 февраля Лангевич пришел в Гощу, близ австрийской границы.

Усилившись охотниками из Галиции до 3 тыс., банда приняла название корпуса. Несмотря на видимую организацию и многочисленный штаб, в лагере царил настоящий повстанческий хаос, интриги и ссоры. Опасаясь влияния красных и возвращения Мерославского, главари белых решили лучше иметь своего диктатора. На совещании в Кракове остановились на Лангевиче, предложили ему звание, и 25 февраля он провозгласил себя диктатором, якобы по поручению ржонда. Озадаченный этим, ржонд примирился с фактом. Восстание подогрелось; помещики стали снабжать повстанцев фуражом, лошадьми, подводами; «Земское Кредитное Общество» выдавало деньги.

Узнав о намерении русских идти в Гошу из Мехова, Лангевич ушел 28 февраля и 4 марта дошел до Хробежа, близ Пинчова, оттуда ему пришлось уходить поспешно в Гроховиско под настойчивым натиском отряда Ченгеры. 7 марта Лангевич бросился к Влашце, переправился через Ниду и сжег за собою мост. Затем часть повстанцев ушла за Вислу, а другая бросилась к австрийской границе у д. Черняхово, где, под напором преследовавших русских, 9 марта перешла в Галицию и была забрана австрийским отрядом. Лангевич бросил еще ранее свои войска, переправился через Вислу (в д. Усцы) в Галицию и был арестован австрийцами. Отсидев в тюрьме в Тарнове и потом в Иглау, Лангевич, по некоторым известиям, перешел в турецкую службу, под именем Ибрагим-Бея, и был полицеймейстером в Константинополе.

Русские подвижные колонны очень часто производили поиски и вовсе без всяких результатов. Обыкновенно появлялись «верные слухи», подтверждаемые официальными донесениями, что в таких-то местах появились банды. Тотчас снаряжалась экспедиция, нередко ночью; проходила большие расстояния, но в большинстве случаев ничего не находила и, разочарованная, возвращалась домой. Постоянное ожидание нападений днем и ночью приводило слабые русские гарнизоны в крайне нервное состояние.

После бегства Мерославского Меленцкий не перешел прусскую границу, а прошмыгнул к вост., на русскую территорию, и усилил свою банду до 1 тыс. чел. присоединением шайки Тарчинского, прибывшей из Познани. Однако 18 февраля отряды майоров Дыммана и Москвина погнали его к с.-з. от Казимержа и приперли к прусской границе, где банда была захвачена прусскими войсками. В это же время разбиты другие банды, меньшего значения, произведены аресты, а сам предводитель в Калишском воеводстве, Руцкий, застрелился при аресте.

Из выдающихся повстанческих деятелей следует отметить Дионисия Чаховского.
После исчезновения Лангевича у Чаховского (начальник штаба) осталось не более 270 чел., составивших ядро многочисленной банды, с которой энергичный военный руководитель держался в Радомском отделе почти 3 месяца. Дисциплина была железная, организация отличная: стрелки с бельгийскими штуцерами, косинеры, конница. Небрежность в сторожевой службе жестоко каралась, часто смертью. Спали все с оружием при себе. 24 марта присоединилась банда Кононовича — 540 чел. 25 марта Чаховский, угрожая револьвером, заставил присоединиться Грелинского (450 чел.); 3 апреля подошел Лопацкий (250 чел.); потом банда еще усилилась до 2 тыс. чел.

4 апреля майор Ридигер из Илжи начал преследование Чаховского. Вечером Грелинский, под прикрытием темноты, ушел от Чаховского и попал между отрядами ген. Ченгеры и полковн. Эрнрота. 5-го Грелинский расположил банду на ночлег у д. Брод, а сам уехал за 25 верст с романтическими целями. 6 апреля, в его отсутствие, банда была разбита; только 100 чел. ускользнуло и присоединилось к Чаховскому, который в наказание вооружил их палками. Грелинский бежал и потом попал под революционный суд. 10 апреля в лесу, у д. Стефанково, на Чаховского напал отряд майора Донец-Хмельницкого.

Здесь был убит лучший сподвижник Чаховского — Гржмот (псевдоним русского офицера Доброгосского). Чаховский повесил взятых в плен 4 солдат и командира 6-й роты Полоцкого полка штабс-капитана Никифорова (раненного двумя пулями), после продолжительного и жестокого издевательства. Никифоров держал себя с полным достоинством, резко отвечал Чаховскому; когда же его повесили, то вдруг правая рука его со сжатым кулаком поднялась и долго грозила изуверам, что на них произвело сильное впечатление. Чаховский вешал на каждом ночлеге крестьян, заподозренных в недостатке усердия. 12 апреля было повешено 11 чел.

24 апреля Чаховского настиг подполковник Насекин и начал у д. Ржечнев теснить арьергард. Когда несколько пуль попало в главные силы повстанцев, то возникла паника. Ни угрозы, ни гнев старого довудцы, который лично стрелял в беглецов, не помогли: все бросились врассыпную в Илженские леса. Из 1,4 тыс. чел. у Чаховского почти ничего не осталось; часть людей продала оружие евреям, однако к 1 мая Чаховскому удалось собрать и устроить значительную банду. Только подчиненные ему Янковский и Кононович не хотели быть под его командой, да и между собою ссорились. После дела 2 мая с отрядом полк. Эрнрота в Рознишевских лесах, Янковский ушел за Вислу, а Кононович — за Пилицу, в Варшавский отдел.

Чаховский к 13 мая едва сформировал банду в 450 чел., с которой имел дело в Хрусцеховском лесу 14 мая с отрядом полк. Булатовича из Радома. Потери повстанцев оказались значительными. Чаховский ушел в Казеницкие леса и здесь узнал, что поблизости стоит Кононович. Немедленно приказано ему присоединиться, но Кононович отказался в дерзких выражениях. Старик был так возмущен, что поднял свою истомленную банду и двинулся на Кононовича, но последний успел уйти — только передовые конные обменялись выстрелами. 21 мая Эрнрот недалеко от Радома захватил бричку, в которой ехал Кононович с адъютантами.

Теперь в Радомском отделе остался только Чаховский. 28 мая для его преследования выступил подполк. Суханин с 3,5 роты и эскадроном. Чаховский уходил от него без отдыха, 30 мая устроил ему весьма искусно засаду в заводе у д. Новые Заклады, и, наконец, был настигнут в лесах у д. Ратай (близ Вонхоцка). Банда рассеялась. Сам Чаховский, раненный пулей в руку, уехал в Краков.
Итак, в половине февраля русские одержали всюду решительные успехи, но восстание возгорается вновь. В середине марта второй раз повстанцы всюду разбиты, но как бы новые силы вливаются в восстание, и оно продолжается. Войска были нужны для борьбы с бандами, занятия важнейших мест, охранения железной дороги, надзора за границей, защиты населения от грабителей, исполнения полицейских обязанностей и даже для надзора за действиями гражданской администрации.

Войск оказалось недостаточно для усмирения мятежа. Поэтому в Варшавский округ были направлены: 2 гвардейских кавалерийских полка с конной батареей (прибыли в феврале 1863 г.), 2-я гв. дивизия со стрелк. батальоном (прибыла в марте), 10-я пех. див. со стрелк. батальоном и 7 Донских каз. полков (начали прибывать с марта); кроме того, по мере усмирения восстания в остальном Зап. крае, были двинуты в Царство 2-я и 8-я пех. и 3-я кав. дивизии.

продолжение

Из очерка генерал-лейтенанта Н. А. Орлова «Усмирение Польского восстания в 1863 году», из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 604 – 606.

Таким образом, Ермолов стал в прямом противоречии с намерениями и взглядами высшего правительства. Положение его становилось крайне затруднительным. Посылка генерал-адъютанта князя Меншикова в Тегеран с объявлением о восшествии на престол императора Николая I и с поручением укрепить дружественные отношения к Персии обнаруживали недоверие Государя к Ермолову.

Нужно думать, что в Персию проникли слухи о пошатнувшемся положении Ермолова, так как со стороны персиян в начале 1826 года следует ряд прямо вызывающих действий. Присутствие в Персии доверенного от Государя лица препятствовало Ермолову делать какие-либо приготовления к войне. Между тем персы деятельно готовились к ней, и не успел еще Меншиков выехать из Персии, как обнаружились враждебные действия; сам Меншиков был задержан эриванским ханом и только благодаря вмешательству английского посла освобожден.
19 июля война началась на границе Карабага без объявления войны.

Малочисленные и разбросанные русские посты, застигнутые врасплох, по необходимости должны были отступить. В половине июля 1826 года персидская армия, под предводительством Аббаса-Мирзы вторглась в Карабаг, где в это время находились три батальона 42-го егерского полка с 6 орудиями и 420 казаками. Начальником этого отряда был полковник Реут, заслуженный кавказский ветеран. Когда Реут получил известие о вторжении 60-тысячной персидской армии с 30 орудиями в Карабаг, он решил отступить к Шуше.

25 июля вся 60-тыс. армия Аббаса-Мирзы обложила Шушу. Построенная на высоких отвесных скалах, Шуша была доступна только со стороны Елисаветполя, да и этот единственный путь, поднимаясь в гору, был так извилист, крут и загроможден скалами, что достаточно было двух пушек и роты стрелков, чтобы остановить движение по ней значительного отряда. Несмотря на жалкое состояние верков (оборонительные сооружения) крепости, взять ее открытой силой не представлялось возможным. Но, к сожалению, в крепости не было запасов, отступив же из Чинахчи, егеря имели с собою только восьмидневный запас продовольствия.

Аббас-Мирза торопился в Тифлис, и Шуша ему была не нужна, но он боялся оставить ее у себя в тылу, и потому, обложив крепость со всех сторон, он вступил с Реутом в переговоры о добровольной сдаче, с правом вывода гарнизона с оружием в руках. Не только сам Реут, но и его сподвижники Миклашевский, Лузанов, Михайлов, Клюки фон Клюгенау и Чиляев, несмотря на недостаток запасов в крепости, единодушно отвергли предложение и решили защищаться до последней крайности. 30 июля началось бомбардирование крепости. Несмотря, однако, на тяжелые лишения, гарнизон Шуши продержался до 5 сентября, приковав к себе почти всю армию Аббаса-Мирзы в течение 40 дней, и тем дал возможность сосредоточить разбросанные русские войска.

Вторжение огромной персидской армии в Карабаг отразилось на всех соседних с ним ханствах Закавказья. Первыми восстали елисаветпольские татары, и бывшая столица Ганжинского ханства Елисаветполь была занята без всякого сопротивления, так как обычный ее гарнизон был в 20 верстах в сел. Зундабаде.

Одновременно с занятием Елисаветполя вернулись в свои бывшие столицы изгнанные ханы в сопровождении персидских отрядов и с мешками английского золота. К сентябрю месяцу почти все провинции восточной части Закавказья подпали под власть Персии. Но поднять восстание в Дагестане персам не удалось, благодаря верности и энергичному противодействию Аслан-хана Казикумыкского и шамхала Тарковского.

Хотя в распоряжении Ермолова, ко времени вторжения персов в Карабаг, имелось 30 бат. пехоты, 6 эск. драгун и 9 каз. полков, т. е. до 30 тыс. штыков и 5 тыс. сабель при 90 полевых орудиях, но, вследствие разбросанности сил, вызванной местными условиями, они не могли быть соединены в одну армию и противопоставлены персидскому нашествию; Ермолов мог располагать только 30 ротами, стоявшими в Грузии, но и из них необходимо было оставить часть для охраны страны, и поэтому он медлил с наступлением, сосредоточивая наличные силы на пути к Елисаветполю у Акстафы, под начальством князя Мадатова В.Г.

22 августа было первое столкновение на р. Таусе с передовым персидским отрядом, бывшим под начальством царевича Александра. Персы были разбиты, и царевич ускакал в Эривань. Получив подкрепление и отправив больных и излишние тяжести в Тифлис, Мадатов с отрядом из трех батальонов, Донского казачьего полка, 12 орудий и конной грузинской милиции, 31 августа двинулся вперед по направлению к Елисаветполю. Когда отряд 2 сентября достиг Дзигама, то были получены достоверные известия, что 10-тысячный персидский отряд, под начальством принца Мамеда-Мирзы, стоит под Шамхором. При отряде в качестве руководителя принца находился Амир-хан Сардарь, один из лучших военачальников Персии.

На рассвете 3 сентября русский отряд двинулся к Шамхору. Неприятель отошел на правый берег реки Шамхорки. Образуя сильно укрепленную линию на протяжении двух верст, фронтом к реке, персияне стояли дугой и могли сосредоточить губительный перекрестный огонь на единственную дорогу, по которой должна была приближаться русская пехота.

Разделив войска на три небольшие колонны с кавалерией по флангам, генерал-лейтенант Мадатов выехал вперед и приказал начать наступление. Шамхорская битва длилась недолго и была несложна: она окончилась одним стремительным ударом в штыки. В пять раз сильнейший противник не выдержал натиска русских войск и побежал, потеряв до двух тысяч человек одними убитыми. Пространство от Шамхора до Елисаветполя, на протяжении 30 с лишком верст, было устлано неприятельскими трупами. Ужас неприятеля был так велик, что персияне бежали за Елисаветполь. Русский же отряд быстро шел вперед по следам бежавшего врага и захватил на пути два брошенных лагеря.

Утром 4 сентября Мадатов занял Елисаветполь. Узнав об этом, Аббас-Мирза бросил осаду Шуши и двинулся против Мадатова со всеми своими силами. Но сразиться Мадатову с Аббасом-Мирзою не удалось, так как 10 сентября в Елисаветполь прибыл с кавалерией генерал-адъютант Паскевич и вступил в командование войсками. Недоверие Государя к Ермолову и интриги врагов его были причиной того, что командующим действующими в Закавказье войсками был назначен Паскевич, хотя и под главным начальством Ермолова; но так как Паскевич имел право непосредственно сноситься с Государем, то окончательное удаление Ермолова от кавказских дел было лишь вопросом времени.

При всех своих достоинствах и боевой репутации, Паскевич по самому ходу обстоятельств стал в оппозицию распоряжением Ермолова, отчасти вследствие предвзятости мнения о кавказских войсках и их генералах. К 11 сентября отряд Паскевича имел семь батальонов пехоты, один драгунский и два казачьих полка, всего 8 тыс. штыков и сабель при 24 орудиях.

13 сентября к Елисаветполю подошел со своей 40-тысячной армией Аббас-Мирза. Около полудня персидские войска с распущенными знаменами и барабанным боем начали подходить к русской позиции, но, развернувши фронт, стали, ожидая нападения русских. В боевом порядке неподвижно стояли друг против друга две враждебные армии. Ни та, ни другая не хотела начать сражение. Паскевич, увидев перед собою тяжелую массу надвигающейся персидской конницы, сарбазов и шахской гвардии, был смущен и хотел отступить, но Мадатов и Вельяминов убедили его принять сражение. Бой был упорный, и успех клонился на сторону персиян, но удачная и блестящая атака Нижегородского драгунского полка под командою генерала Шабельского повернула победу на нашу сторону.

Бегство персиян было так поспешно, что 17 сентября Аббас-Мирза с остатками своей разбитой армии был уже за Араксом. Елисаветпольским сражением закончился первый период персидской войны в царствование Николая I. Это сражение выдвинуло на сцену нового деятеля — генерал-адъютанта Ивана Федоровича Паскевича.

С наступлением весны 1827 года было предположено военные действия внести в пределы Персии. Но так как осторожные действия Ермолова не вполне соответствовали видам императора, то в Петербурге были составлены два проекта, которые и были сообщены Ермолову для общих соображений.

По первому проекту предполагалось, с прибытием в Закавказье 20-й пехотной и 2-й уланской дивизий, части, сосредоточенные в Карабаге, двинуть к Чавризу непосредственно, а главными силами действовать против Нахичевани, Маранда и Тавриза, через Эриванское ханство, оставив против крепостей наблюдательные отряды. Вторым проектом намечалось движение главными силами прямо к Тавризу, а вспомогательным отрядом овладеть Эриванью.
Обоим этим проектам Ермолов противопоставил свой, которым он предполагал с большими силами действовать на Эривань, обеспечивая при дальнейшем движении свои сообщения через Эриванское ханство сильными постами.

Государь утвердил план Ермолова с условием, чтобы военные действия начались не позже 1 апреля 1827 года. При этом самим Государем были распределены роли. Командование действующим корпусом было поручено Паскевичу под главным начальством Ермолова; авангардом этого корпуса был назначен командовать генерал-адъютант Бенкендорф. Мадатов оставался начальником Карабагского отряда, наконец, известному партизану 1812 года, генерал-майору Давыдову, поручались действия с отдельными отрядами по усмотрению главнокомандующего.

По утверждении плана на Кавказ прибыл начальник Главного штаба генерал-адъютант Дибич, и между ним и Ермоловым возникли вскоре разногласия относительно хода кампании. Дибич стоял за более быстрое движение к Тавризу; Ермолов же считал необходимым прежде упрочить за собою обладание Эриванским ханством, чтобы не оставлять у себя в тылу непокоренную область. Эти несогласия ускорили удаление Ермолова с Кавказа, и 29 марта 1827 года Паскевич был назначен командиром Отдельного Кавказского корпуса, со всеми правами, властью и преимуществами главнокомандующего большой действующей армией.

Между тем весной 1827 года персы открыли с русским правительством переговоры, соглашаясь уступить те земли, которые принадлежали России и без того по Гюлистанскому договору. Но им было предложено установить Араке границей и уплатить 40 млн. контрибуции. Переговоры затягивались, и продолжение войны становилось неизбежным. Новая кампания началась с того, что авангард под начальством Бенкендорфа в половине апреля занял Эчмиадзин.
23 апреля Бенкендорф двинулся к Эривани, 27 апреля крепость была обложена со всех сторон и блокада Эривани началась. Попытки персов освободить Эривань окончились целым рядом поражений персов.

Между тем блокада Эривани продолжалась, и 15 июня на смену Бенкендорфу прибыл генерал Красовский с 20-й пех. дивизией, а вместе с ними и сам Паскевич. Осматривая начатые осадные работы, Паскевич нашел, что успех предприятия почти безнадежен, и приказал прекратить эти работы. Оставив 20-ю дивизию под Эриванью, остальные силы корпуса главнокомандующий передвинул на Гарничай и 21-го двинулся к Нахичевани. 26 июня Нахичевань была занята русскими войсками без боя. Для окончательного закрепления ее за собою необходимо было овладеть лежавшей в нескольких верстах к югу от Нахичевани крепостью Аббас-Абадом.

После произведенной рекогносцировки 1 июля решено было приступить к осаде крепости, и через три дня были проделаны бреши в каменной ее ограде, но 4 июля Паскевич получил известие, что Аббас-Мирза двигается с 40-тысячной армией на помощь осажденным. Оставив 3 батал. и 28 ор. для прикрытия осадных работ и для охраны складов в Нахичевани, со всеми остальными войсками Паскевич решил идти вперед и самому атаковать неприятеля. 5 июля около 6 час. утра произошла стычка передовых кавалерийских частей с противником. На подкрепление их были высланы казаки под начальством Иловайского и вслед за тем вся кавалерия корпуса с конной артиллерией под начальством Бенкендорфа.

Вслед за кавалерией Паскевич поспешил переправить пехоту и направил ее на центр неприятельской позиции. Персы были сбиты и, отойдя версты на четыре, заняли новую крепкую позицию, пытаясь остановить наступление русских, но кавалерия, предводимая полковником Раевским и князем Андронниковым, не давала Аббасу-Мирзе ни минуты, чтобы устроиться на новой позиции. Пехота по следам драгун тотчас заняла центральный холм, командовавший над всем пространством боевого поля, и поставила здесь сильную батарею. Неприятель обратился в совершенное бегство. Преследование пехотными частями продолжалось до Джеван-Булака.

Поражение персов под Джеван-Булаком лишило гарнизон Аббас-Абада последней надежды на освобождение, и 7 июля утром крепость сдалась. Одержанные успехи послужили Паскевичу предлогом начать переговоры о мире, согласно желанию императора, но посланный с этою целью Грибоедов скоро убедился, что переговоры не приведут ни к чему и персы желают лишь выиграть время.

С овладением крепостью Аббас-Абадом, русские стали твердою ногою в Нахичеванской области. Оставалось овладеть Сардарь-Абадом и Эриваныо, чтобы утвердиться в Эриванской области. Отправляя Грибоедова в персидский лагерь для переговоров о мире, Паскевич в то же время деятельно готовился к новому походу. Ввиду важного значения крепости Аббас-Абада, она была исправлена и приведена в оборонительное состояние.

В Нахичеванском ханстве было введено русское управление. Военная и административная власть области была сосредоточена в лице аббас-абадского коменданта, которым был назначен генерал-майор барон Остен-Сакен. Но болезненность, которая развивалась в войсках от невыносимой жары, заставила Паскевича военные действия отложить до осени, а войска, стоявшие в лагере под Аббас-Абадом, перевести в более здоровое возвышенное место, каковым являлось с. Кара-Баба, знаменитое по кровавому бою, который здесь выдержал Несветаев в 1808 году. Болезненность войск не уменьшалась, однако, и здесь.

В то время когда главные силы действовали в Нахичеванской области, 20-я пех. дивизия под начальством Красовского блокировала Эривань. Наступившая жара породила также значительную болезненность в рядах солдат, только что пришедших из России и не привыкших к тамошнему климату. Поэтому блокада Эривани была снята, и отряд отошел на стоянку на Баш-Абаранскую возвышенность. В Эчмиадзине были оставлены больные, а потому он был укреплен, снабжен запасами и там оставлен гарнизон — 1 батал. Севастопольского полка, 5 оруд. и конная армянская сотня.

Комендант Эривани, после неудачной попытки захватить Эчмиадзин, написал Аббасу-Мирзе об уходе русского отряда в горы и беззащитности Эчмиадзина. Потеряв Аббас-Абад и потерпев поражение при Джеван-Булаке, Аббас-Мирза, находившийся в это время в Чорсе, решился на довольно смелый план: двинуться к Эривани, разбить слабый отряд Красовского и затем идти на Тифлис и таким образом, оказавшись в тылу главных сил русского корпуса, понудить Паскевича отказаться от намерения идти на Тавриз.

Действительно, 4 августа на Эчмиадзинской равнине появилась 30-тыс. персидская армия, а 6 августа она остановилась у д. Аштарак, между Эчмиадзином и Дженгулями, где находился Красовский с 4-тысячным отрядом. В главном русском лагере у Кара-Бабы ничего не знали о движении Аббаса-Мирзы, и, таким образом, Красовский не мог рассчитывать на помощь оттуда.
Убедившись в неприступности позиции, занятой Красовским на Дженгулинских горах, Аббас-Мирза расположил свои войска лагерем у Ушакана также на сильной позиции и, с целью выманить Красовского в поле, большую часть своих сил отправил на Эчмиадзин, который и обложил. Так как с падением последнего открывалась дорога на Тифлис через Гумри, то Красовский, несмотря на малочисленность своего отряда, решил двинуться на помощь к Эчмиадзину.

Оставив в лагере обоз, больных и небольшое прикрытие, Красовский 16 августа выступил с 5-ю батал., 2 каз. полками и 12 ор. и на втором переходе был атакован всей армией Аббаса-Мирзы. Потеряв 24 оф. и 130 н. ч., Красовский, тем не менее, пробился к Эчмиадзину. Этот бой, носящий название Аштаракского, был отмечен рядом геройских подвигов и самопожертвований. Он освободил Эчмиадзин от блокады и так поразил персов, что они отошли к Эривани, и планы Аббаса-Мирзы о вторжении в Грузию рухнули.

Аштаракский бой повлиял на дальнейший ход кампании. Когда во второй половине августа главные силы корпуса готовились к движению на Тавриз. Паскевич получил известие о вступлении персидской армии в Эриванское ханство. Вначале главнокомандующий не придал этому большого значения; полагая, что туда двинулась только часть персидских сил и, преувеличивая численность отряда Красовского, он рассчитывал, что последний справится сам с персиянами. Но, получив 27 августа подробное донесение об Аштаракском бое, решил тотчас же идти к Эривани.

3 сентября отряд Паскевича был уже на Гарничае, а 5-го — у Эчмиадзина. Узнав о приближении русских войск, Аббас-Мирза отступил за Араке и стал около укрепления Кара-Кала, в 45 верстах от Сардарь-Абада. Отступление персидских войск от Эривани и бегство коменданта этой крепости указывало на возможность овладения Эриванью без больших сравнительно усилий, но Паскевич решил прежде овладеть Сардарь-Абадом, так как эта небольшая крепость была важна по своему положению относительно Эривани, угрожая флангу осадного отряда.

Крепость Сардарь-Абад стояла на обширной равнине, расстилавшейся от Эчмиадзина к стороне Алагеза. Двойные высокие стены ее, расположенные правильным четырехугольником с огромными башнями и воротами, придавали ей весьма внушительный вид. Гарнизон ее состоял всего из 2 тысяч, но во главе стоял опытный вождь Гассан-хан, пробравшийся сюда тайком из Эривани. Ввиду этого, Паскевич решил овладеть Сардарь-Абадом правильной осадой. Начальником осадного корпуса был назначен Красовский.

В ночь с 14-е на 15-е были построены батареи и открыто бомбардирование. 16 сентября в лагерь прибыла осадная артиллерия, и вечером того же дня заложили брешь-батарею. 19 сентября в крепости были произведены значительные разрушения, и вечером гарнизон, пользуясь темнотой, бежал из крепости, после чего крепость была занята. После падения Сардарь-Абада настала очередь Эривани. Мысль о взятии Тавриза отходила на задний план, так как к концу 1827 года возникала вероятность войны с Турцией и для действия против Карса необходимо было утвердиться в Эриванской области.

Торопясь овладеть Эриванью до начала ненастной осенней погоды, Паскевич 22 сентября уже со всею своею армией был в Эчмиадзине, а на следующий день весь корпус двинулся к Эривани и стал на берегу Занги, в двух верстах от города.

Известие о падении Сардарь-Абада поколебало мужество эриванского гарнизона, но во главе его вновь появился Гассан-хан и его мужеству Эривань обязана упорной защитой. После рекогносцировки 24 сентября был собран военный совет и решено было вести атаку на крепость с её юго-восточного угла. В ночь с 25-го на 26-е начались осадные работы, и утром 28-го по крепости действовали уже 14 осадных орудий, а 1 октября Эривань была взята.

Выступая к Эривани, Паскевич поручил командование войсками в Нахичеванской области генерал-лейтенанту князю Эристову, в помощь которому был назначен полковник Муравьев (впоследствии известный Муравьев-Карсский). Между тем Аббас-Мирза, отойдя от Эчмиадзина за Араке, двинулся к Нахичеванской области и предполагал овладеть Нахичеванью, пользуясь слабостью отряда князя Эристова.

В то время когда персидские войска приближались к русским границам, к Эристову подошли подкрепления, и отряд его достиг численности до 4 тыс. пехоты и 2 тыс. конницы при 26 оруд. Аббас-Мирза, не зная об усилении русского отряда, в первой половине сентября перешел авангардом Араке и остановился в 7 верстах от Нахичевани. Русская конница бросилась на него. Персы стали поспешно отступать. При появлении нашей пехоты неприятель бросил начатые укрепления и стал отступать. 17 сентября авангард русского отряда был уже в Чорсе. Здесь Муравьев, двинувшийся с батальоном пехоты и дивизионом конницы на розыски неприятеля, убедился, что Аббас-Мирза со всеми своими силами стоит у Хои; кроме того, Муравьев узнал о полной деморализации персидской армии.

Несмотря на благоприятные условия дальнейшего наступления, недостаток запасов заставил Эристова вернуться со своим отрядом в Нахичевань. Муравьев тем временем убедил Эристова идти прямо на Тавриз, и вот 30 сентября отряд снова перешел Аракс и вступил в Адербейджан. Русские нигде не встретили сопротивления, и 2 октября заняли город Маранду. Еще не успели русские расположиться на отдых, как получили известие о приближении Аббаса-Мирзы, который двигался сюда со всею своей армией. Занятием Маранды Эристов предупредил принца на один день, но Аббас-Мирза, узнав, что русские в Маранде, перешел на Нахичеванскую дорогу, отрезав, таким образом, русский отряд от пути отступления.

Положение Эристова было бы критическим, если бы в это время не получили известие о падении Эривани, которое произвело на персидские войска потрясающее действие, а когда вслед за тем пронесся слух, что русские двигаются по Хойской дороге, армия Аббаса-Мирзы, охваченная паникой, побежала. Путь на Тавриз был открыт, и столица Адербейджана была занята авангардом под начальством Муравьева 13 октября без боя, а 19 октября в Тавриз прибыл и сам Паскевич.

Потеря Тавриза была неожиданным и страшным ударом для Аббаса-Мирзы, и вот, едва Паскевич вступил в Тавриз, как на другой же день, 21 октября, прибыл от Аббаса-Мирзы каймакам для переговоров. Паскевич поручил дипломатическому чиновнику Обрезкову вести переговоры с представителем Персии в деревне Кара-Мелик.

Переговоры эти уже приходили к благоприятному концу, как вдруг в отношениях персидского правительства к русскому наступила резкая перемена. Причиной этому были осложнения наших политических отношений с Турцией. Порта уведомила об этом шаха и советовала не спешить с заключением мира. Это обстоятельство заставило в начале 1828 года, несмотря на холодную суровую зиму, продолжать войну. Быстрое наступление русских войск и занятие 15 января Урмии, а 25-го — Ардебиля понудили шаха принять все условия мира, который и был заключен 10 февраля в Туркменчае.

Из очерка Генерального штаба генерал-майора М. И. Шишкевича «Покорение Каказа», из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 503 – 507.

Снисходя к просьбе грузинского царя Ираклия и соглашаясь с мнением И.В. Гудовича (генерал-аншеф) о необходимости наказать персов, императрица Екатерина II решила произвести экспедицию в Персию, сформировав особый отряд в составе: Кавказского грен. полка, двух мушкетер. полков, одного егерского корпуса, 30 эскадронов драгун, 3 тыс. чел. из лучших легких войск, 33 орудий и 20 понтонов. Начальником экспедиционного отряда назначался генерал-поручик граф В.А. Зубов, которому, кроме того, были подчинены Каспийская флотилия, отряд М.Г. Савельева и войска, находившиеся в Грузии, под начальством полковника Сырохнева.

Выступление в поход предполагалось произвести самою раннею весною до наступления сильной жары. По составленному плану предполагалось открыть военные действия с двух сторон: берегом Каспийского моря и со стороны Грузии. Зубов прибыл в Кизляр 25 марта 1796 года. Назначенные в состав Каспийского корпуса войска сходились весьма медленно, и к началу апреля только часть их была сосредоточена у Кизляра. Кавказский же корпус еще не собирался. Граф Зубов решил не ожидать окончательного сбора всех частей и 10 апреля принял начальство над собравшимся отрядом, численность которого доходила до 1,2 тыс. штыков и сабель.

Генерал-майор князь Цицианов оставлен был в Кизляре до окончательного сформирования корпуса. Сосредоточив под своим начальством все запоздавшие части войск, Цициаиов должен был следовать на соединение с Каспийским корпусом.

Ближайшей целью Каспийского корпуса являлось овладение Дербентом. Отряд генерал-майора Савельева первый подошел к Дербенту и из устроенных батарей открыл огонь. Отряд графа Зубова первое время продвигался довольно быстро. 23 апреля отряд достиг реки Озени, где и расположился лагерем. Здесь граф Зубов получил известие, что отряду Савельева грозит опасность нападения с тыла со стороны табасаранских и каракайтагских ущелий, вследствие того, что хамбутай Казыкумыкский обещал Дербентскому хану помощь. Это обстоятельство заставило Валериана Зубова поторопиться на соединение с отрядом Савельева, для чего от р. Урусай-Булак он отправил в обход Дербента с южной стороны бригаду Булгакова, присоединив к ней две роты гренадер Владимирского полка, два драгунских полка, всех хоперских и семейных казаков, 6 орудий полевой артиллерии и обеспечив их провиантом на 20 дней.

2 мая Каспийский корпус подошел к Дербенту. Войска расположились по высотам, окружающим город. Дербентская крепость разделялась на три части: первая, или верхняя, почти примыкавшая к горам, состояла из весьма укрепленного природою и искусством замка Нарын-Кале, вторая часть собственно и называлась Дербентом, состоя из города, обнесенного стеною, и, наконец, третья часть, ближайшая к морю, называлась Дубари и отделялась от жилого города поперечной стеной; эта часть служила местом, где жители держали свой скот. Стены города имели до семи сажен вышины и, начинаясь в основании с двух сажен толщины, вверху оканчивались зубцами.

Из стен выступало до 80 башен и из них 10 больших. Кроме того, впереди замка Нарын-Кале с западной стороны была устроена особая башня. Крепостные стены были вооружены пушками и несколькими фальконетами (артиллерийское орудие). В больших башнях помещалось до 100 чел., в средних до 50 и в малых от 15 до 20, в интервалах между башнями на крепостной стене расставлялась частая цепь, и затем все остальные защитники располагались в городе близ стен.

Осмотрев город и произведя рекогносцировку окружающей его местности, граф Зубов увидел, что, прежде всего, необходимо овладеть передовой башней, которая препятствовала устройству батарей. Он приказал тотчас же открыть огонь из нескольких орудий по разным частям города и направить выстрелы одной 12-фунтовой пушки исключительно против башни. Выпущенные четыре ядра не произвели никакого действия на ее стены, и потому огонь был прекращен. Зубов, видя невозможность разрушения башни огнем артиллерии, решился овладеть ею штурмом.

С этой целью в ночь на 3 мая он приказал батальону и двум гренадерским ротам Воронежского полка овладеть башней. Штурм этот не удался; окружив башню, воронежцы увидели, что она четырехъярусная и весьма крепкой кладки; отсутствие штурмовых лестниц не позволяло подняться на стены, а частый огонь противника заставил воронежцев отступить. В этот же день графом Зубовым было приказано заложить батарею на четыре орудия для действия против башен, расположенных по северную сторону замка Нарын-Кале.

Не имея об отряде Булгакова известий, Зубов послал ему приказание спешить и, подходя к Дербенту, занять старое укрепление вблизи него, связавшись с главными силами. Булгакову пришлось сделать более 80 верст пути и в том числе 20 по весьма трудной горной дороге. Ночью 2 мая отряд вступил в долину Девечумагатан, где начинались владения хана Дербентского. Оставив обозы на перевале, войска не имели при себе палаток. Вследствие проливного дождя, лившего весь день, вся долина в несколько часов покрывалась водой, и люди вынуждены были всю ночь простоять в воде, не смыкая глаз. Только ясное и теплое утро 3 мая дало возможность солдатам обогреться и обсушиться. В 11 часов утра отряд двинулся дальше и в час пополуночи подошел к Дербенту.

Оттеснив неприятеля, Булгаков протянул цепь с одной стороны до берега моря, а с другой — до соединения с цепью главных сил. Таким образом, Дербент был обложен со всех сторон и ни жителям не было возможности выбраться из города, ни союзникам Шейх-Али-хана оказать ему помощь. В ночь с 6 на 7 мая была построена вторая брешь-батарея, вооруженная тремя 12-фунтовыми орудиями, но, произведя около восьмидесяти выстрелов по передовой башне, убедились, что снаряды не приносят ей никакого вреда. Каменистый грунт исключал возможность вести подкоп, и единственным средством к овладению башней оставался вторичный штурм ее.

В состав штурмующей колонны под начальством Булгакова были назначены те же две гренадерские роты Воронежского полка и третий батальон Кавказского егерского корпуса. Утром 7 мая Зубов лично объехал штурмующий отряд и объявил, что «башню надо взять непременно, что штурм произойдет на глазах всех жителей Дербента и неудача может повлечь за собою торжество персиян, которые издревле привыкли трепетать перед русским именем». Став на высоком кургане, откуда он мог видеть подробности боя, граф Зубов приказал начать наступление.

Воодушевленные присутствием любимого начальника, гренадеры, не обращая внимания на огонь неприятеля, с криком «ура» бросились к башне и через несколько минут поручик Чекрышев с гренадерами был уже на башне. Здесь завязалась горячая схватка. Переколов защитников верхнего этажа штыками, гренадеры живо разобрали половицы и вместе с досками и балками обрушились в нижний этаж на головы неприятеля, которого немедленно истребили.
Пока гренадеры бились в башне, батальон егерей атаковал прикрытие, стоявшее у наружной ограды, и вогнал его в крепость. Около полудня башня была взята, несмотря на отчаянную храбрость защитников.

Падение этой башни позволило русским войскам спуститься с высот и заложить в тот же день траншеи в весьма близком расстоянии от городских стен. Подступы решено было вести против замка Нарын-Кале как командующего над всем городом.

К рассвету 8 мая были построены две брешь-батареи в ближайшем от стен расстоянии. Двухдневное жестокое бомбардирование и брешь, сделанная в одной из башен, поколебали упорный дух защитников Дербента. Крепостные ворота отворились, и оттуда хлынула толпа, имевшая во главе старшин и представителей различных народностей, защищавших Дербент. Подойдя к нашим войскам, толпа встала на колени, и от нее отделился седой 120-легний старец, который поднес графу Зубову на блюде серебряные ключи от города. Это был тот самый старец, который за 74 года перед этим поднес те же ключи и на том же самом месте императору Петру I. Вслед за тем и Шейх-Али-хан в сопровождении своих чиновников, с повешенной саблею на шее, приехал в русский лагерь. Не приняв хана, Зубов приказал поместить его в большом шатре.

После занятия Дербента Каспийский корпус оставался на месте в течение двух недель для устройства дел покоренного ханства, снабжения войск продовольствием и обеспечения флангов и тыла при дальнейшем движении. Управление Дербентским ханством Зубов поручил сестре бывшего хана Периджи-Ханум. Шейх-Али-хану приказано было следовать с русским отрядом. Зубов не решился выслать в Россию бывшего правителя Дербента, и это имело весьма вредное влияние на ход дальнейших событий.

Неналаженность подвоза необходимых запасов из Астрахани заставила приостановить экспедицию. Для обеспечения тыла необходимо было занять Дербент сильным отрядом и создать там промежуточную базу. При дальнейшем движении в Персию представлялось необходимым оставить также сильный гарнизон в Баку. Все эти мероприятия сильно уменьшали численность экспедиционного отряда. Первоначально предположенный план действия одновременным движением по берегу Каспийского моря и со стороны Ганжи не мог осуществиться, так как Кавказский корпус, назначенный для действия со стороны Грузии, едва-едва только собирался у Кизляра, причем возможность его продовольствия местными средствами была весьма сомнительна. Ввиду этого, Зубов просил об усилении его новыми войсками.

24 мая, по прибытии Чугуевского полка с Платовым и Донского полка Орлова, отряд выступил к Баку. В Дербенте был оставлен Савельев с 3 батал., 200 казаками и 4 ор. Движение совершалось, в общем, беспрепятственно. 15 июня передовой отряд Рахманова занял Баку, а отряд Булгакова — Кубу. Оставив гарнизоны в Кубе и Баку, 19 июня Зубов направился в Шемаху. На первом же переходе из отряда бежал Шейх-Али-хан; поселившись в селении Хырыз, он стал возбуждать кубинцев против русских, подстрекая их оказать сопротивление, а когда узнал о попытках русских изловить его, то отправился к лезгинам.

С удалением Дербентского хана в Кубинском и Дербентском ханствах наступило относительное спокойствие. В течение этого времени принял подданство и хан Шекинский. Конечно, подданство это так же, как и подданство хана Шемахинского, было вынужденное. Бежавший в Дагестан Шейх-Али возбудил казикумухцев и других горцев. Получив сведения, что в Казикумухе собирается значительное ополчение, Зубов отправил отряд Булгакова к верховьям Самура.

29 и 30 сентября партия горцев нападала на наш транспорт с хлебом и скотом. Получив сведения, что горцы собираются напасть и на его отряд, Булгаков отправил на розыски неприятеля капитана Семенова со 100 егерями. Неприятель был встречен по дороге, ведущей к сел. Алпаны: соединившийся с отрядом подполковника Бакунина (3 роты, 1 сотня казаков, 2 ор.), этот отряд 1 октября напоролся в ущелье, при подходе к селению, на 15 тыс. горцев и понес страшные потери; высланный Булгаковым на выручку Углицкий полк рассеял штыками увлекшихся горцев и освободил остатки отряда.

Движение отрядов Булгакова к Самуру и Савельева из Дербента к Ханжал-Кале внесли успокоение среди горцев. Эти события задержали экспедиционный корпус в Шемахе почти на шесть недель. В начале октября прибыли войска, отправленные с линии на усиление Каспийского корпуса. 21 октября Зубов направил к Ганже отряд Римского-Корсакова, который на пути должен был присоединить к себе отряд Сырохнева, находившийся в Тифлисе. Одновременно с движением отряда Римского-Корсакова выступил и Каспийский корпус по направлению к Старой Шемахе, а 21 ноября прибыл к урочищу Джеват, лежавшему при слиянии рек Куры и Аракса, где расположился лагерем.

На этом месте, для утверждения нашего владычества на берегу Каспийского моря и устройства безопасного постоянного сообщения с Грузией, Зубов предполагал построить крепость и при ней основать город, который назвать Екатериносердом. Кроме этого предположено было построить крепости в Тарках и Гуссейн-Булаке, а также усилить укрепление Баку. Но предположениям этим не суждено было осуществиться, так как 6 ноября 1796 года скончалась императрица Екатерина, и на другой день председатель государственной военной коллегии граф Салтыков отправил к Зубову курьера с уведомлением о восшествии на престол императора Павла I и с приказанием приостановить военные действия впредь до особого повеления.

Император Павел, как известно, не разделял политических видов своей великой матери; война с Персией не входила в планы императора, и потому в начале декабря 1796 года все полковые командиры получили именные Высочайшие указы о немедленном возвращении с полками на линию. 6 декабря 1796 года Зубов собрал к себе всех начальников и, объявив им Высочайшую волю, сложил с себя звание главнокомандующего. В командование войсками Каспийского корпуса и Кавказской линии вступил снова генерал-аншеф Гудович.

Между тем выступивший 21 октября отряд Римского-Корсакова, вследствие распутицы и трудности доставки провианта, только 13 декабря достиг крепости Ганжи и в тот же день занял ее. Вследствие начавшейся зимы отряд остался в окрестностях Ганжи и только весною вернулся на линию. Таким образом, персидский поход графа Зубова, начатый блистательным успехом, окончился возвращением Персии всех завоеванных областей. Несчастная Грузия опять была предоставлена ее собственной участи, и только смерть сурового повелителя Персии Ага-Магомет-хана избавила ее от нового страшного нашествия.

Гудович получил от императора Павла рескрипт, который его обрекал на оборонительный образ действия и только возлагал одну заботу о защите наших границ от набегов хищников. Между тем в 1798 году скончался царь Ираклий и на грузинский престол вступил старший сын его, Георгий, под именем Георгия XII. Разоренная Ага-Магомет-ханом и терзаемая внутренними раздорами среди членов царского дома, Грузия не могла продолжать самостоятельной жизни. Георгий отлично это сознавал и тотчас же по вступлении на престол стал хлопотать о принятии Грузии в подданство России. Павел I изъявил на это согласие и в 1799 году, оставляя престол за царем Грузии, правителем ее назначил статского советника Коваленского, а командующим войсками на Кавказской линии и в присоединенной Грузии генерал-лейтенанта Кнорринга.

Для обороны Тифлиса от нападения хищников и поддержания русской власти в Грузии был отправлен 17-й Егерский (впоследствие Лейб-Эриванский Его Величества) полк и мушкетерский Кабардинский генерал-майора Гулякова под начальством генерал-майора Лазарева. 26 ноября 1799 года оба эти полка торжественно вступили в Тифлис. Манифест о присоединении Грузии был подписан императором в Петербурге 18 декабря 1800 года, а 28 декабря в Тифлисе скончался последний царь Грузии Георгий XII. По воле императора Павла I Грузинским царством стал управлять сын Георгия, Давид, который с первых же шагов начал нарушать условия, заключенные его отцом с Россией, и мало-помалу присвоил себе почти царскую власть в Грузии.

Вступивший на российский престол 11 марта 1801 года император Александр I манифестом 18 сентября того же года упразднил грузинский престол, и Грузия вошла в состав Российской империи как отдельная область. Но это обстоятельство сильно встревожило членов грузинского царского дома, они начали интриговать и волновать народ, желая снова вернуться к власти. Почти повсеместно стали возникать беспорядки, и это заставило Александра I обратить особое внимание на Грузию. 8 сентября 1802 года Кнорринг был отозван, а на его место был назначен князь Цицианов.

Из очерка Генерального штаба генерал-майора М. И. Шишкевича «Покорение Каказа», из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 484 – 487.

Только с уничтожением татарского ига Московское государство входит уже в постоянное соприкосновение с Кавказом и русские выходцы начинают селиться на рубеже с кавказскими народами. В первой половине XVI века из таких поселенцев на северных предгорьях восточной части Кавказского хребта образовалось Гребенское казачье войско.

В 1555 году гребенские казаки вместе с кабардинскими князьями высылают в Москву депутацию с просьбою о покровительстве. Царь Иоанн Грозный принял их ласково и пожаловал казаков вольною рекою Тереко с его притоками; велел им службу служить, да беречь свою кабардинскую вотчину. Вступление царя в 1561 году в брак с дочерью кабардинского князя Темрюка, Мариею, еще более сблизило Россию с тамошними народами. По просьбе тестя и других кабардинских князей, на Терек были высланы воеводы с «огненным боем» и многими «ратными людьми», которые построили на левом берегу реки крепкий город, названный Терком.

Позднее царь Феодор Иоаннович в 1590 году по просьбе кахетинского царя Александра прислал против «государя шевкалов» (шамхала Тарковского) воеводу, князя Григория Засекина, с царским войском, которое, как гласит летопись, «много завоевало в землях шевкальских, многих побило, многих полонило и ранило самого государя шевкалов», и с 1594 года к титулу Московского царя прибавилось новое наименование: «государь иверской земли карталинских и грузинских царей».

Желание фактически поддержать грузинских царей при Феодоре Иоанновиче выразилось в посылке 5-тысячного отряда воеводы Андрея Хворостина и окончилось полной неудачей. Через десять лет, именно в 1604 году, в царствование Бориса Годунова, поход против шамхала повторился. На этот раз к Терку подступила 10-тысячная рать под начальством воевод Бутурлина и Плещеева. Однако, благодаря вероломству горцев, эта рать была истреблена почти поголовно.

Несмотря на неудачи, силою оружия проложить путь к искавшим подданства России народам картвельского племени, послы царей кахетинских  и имеретинских являлись беспрестанно в Москву к царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу с просьбами защиты и покровительства. Но Россия, занятая в это время борьбой с ближайшими соседями и внутренним устройством государства, не могла оказать действительной помощи Грузии.

Со вступлением на престол императора Петра I влияние России на дела Кавказского края становится более определенным и почти беспрерывным. Петр Великий обратил внимание на Каспийское море как на непосредственный торговый путь в Индию, но чтобы воспользоваться им, необходимо было овладеть западным берегом этого моря или, по крайней мере, так утвердиться на Кавказе, чтобы иметь сильное влияние на персидские провинции, прилегавшие к Каспийскому морю.

Для начала астраханскому воеводе Мусину-Пушкину в 1700 году было приказано завести торговые сношения с шамхалом, и с этих пор развитие активной торговли со Средней Азией стало излюбленной мечтой царя, но борьба со шведами отвлекала внимание его от этой задачи. Полтавская победа развязала, наконец, руки Петру, и в 1711 году он приказал укрепить Терки и дать городу более правильное устройство, образовав около крепости русское поселение. В 1712 году потомки гребенских казаков, бежавших за Сунжу, были помилованы государем и переселены на левый берег Терека, чем и было положено начало Терской линии.

Посланный в 1716 году для заключения торгового договора сержант Волынский, подробно ознакомившись с Персией, убедил Петра занять богатые прикаспийские провинции, так как ими могли овладеть афганцы, угрожавшие тогда целости персидского государства. Эта мысль была принята тем более охотно, что как раз в это время шамхал Тарковский Адиль-Гирей прислал посольство от себя и от всех горских народов Дагестана с просьбою принять их в подданство России. Для осуществления намеченной программы была послана экспедиция с целью изучения южного берега Каспийского моря, а назначенному в 1720 году Астраханским губернатором Волынскому поручено тайно готовиться к персидскому походу.

К началу 1722 года все приготовления были закончены. Пехота и артиллерия на собранных в Астрахани транспортах были отправлены морем, а конница пошла сухим путем через Моздокские степи. Во главе войск стал сам император; после двухдневного плаванья он прибыл с флотилией в Аграханский залив. Здесь он осмотрел город Терки и, оставшись недовольным его расположением в сырой нездоровой местности, приказал войскам высаживаться на берег несколько далее в песчаных буграх, ближе к устью р. Койсу. 27 июля войска были свезены на берег, но в ожидании конницы, задержанной удачным нападением горцев у аула Эндери, оставались несколько дней.

После занятия Эндери конница беспрепятственно соединилась с главными силами, и весь отряд двинулся вперед. Как только русские войска перешли Сулак, шамхал Тарковский, а за ним и другие горские владельцы прислали послов с изъявлением покорности. Петр не особенно верил их искренности, но, тем не менее, обнадежил всех своим покровительством и двинулся далее. 12 августа русские приблизились к Теркам с распущенными знаменами, барабанным боем и музыкою. Сам Петр I в парадном платье на коне ехал перед гвардией, а за ним в карете, запряженной цугом, следовала императрица.

За пять верст от города Государь был встречен шамхалом Адиль-Гиреем, который, сойдя с лошади, приветствовал императора со счастливым приездом, а потом поцеловал землю около кареты императрицы. В Терках Петр пробыл несколько дней. 15 августа, в день Успения Богородицы, Государь вместе с императрицею отслушал обедню в походной церкви Преображенского полка и по окончании ее положил на землю несколько камней, предложив сделать то же самое всем присутствующим. В несколько минут был набросан высокий каменный курган. На месте этого кургана теперь стоит город Петровск. На следующий день войскам был объявлен поход. Были получены тревожные известия, что против русских двигаются значительные скопища горцев под предводительством уцмия Каракайтагского.

После шамхала, тогдашний уцмий Ахмет-хан был одним из сильнейших владельцев Дагестана. Он без труда собрал до 16 тыс. горцев и хотел воспрепятствовать движению русских, но был разбит, и его столица Утемишь (ныне незначительный аул Отемишь вблизи Дешлагара) была разорена и сожжена. Горцы, по выражению Петра, «бились зело удивительно: в обществе они не держались, но персонально бились десперантно, так что, покинув ружья, резались кинжалами и саблями». Пленных Петр приказал повесить в отмщение за смерть есаула и трех казаков, которые были зарезаны по приказанию уцмия, когда они доставили ему от Государя письмо самого миролюбивого содержания.

23 августа император совершил свой торжественный въезд в Дербент, который отворил перед ним ворота без боя. Хан со своим народом и духовенством вышел ему навстречу с хлебом-солью и один из знатнейших беков поднес Государю городские ключи на серебряном блюде, покрытом богатою персидскою парчою.

Страшная буря, разбившая на море нашу флотилию с провиантом, расстроила предположение Петра относительно дальнейшего похода. Государь приказал оставить в Дербенте сильный гарнизон, сам же с остальными войсками двинулся в обратный путь и близ Сулака на небольшом его притоке заложил крепость Св. Креста, куда и перевел почти весь гарнизон из крепости Терки, оставив в последней лишь ретраншамент и 150 чел. Во время пребывания императора в крепости Св. Креста было получено известие о беспорядках в Дагестане. Чтобы погасить мятеж в самом начале, Петр приказал тогда же сделать новую экспедицию в горы. Атаман Краснощеков, отправившийся туда с донцами и калмыками, истребил решительно все, что еще только оставалось от прежнего погрома, и тем внес успокоение среди населения Дагестана.

С отъездом Петра военные действия продолжались под руководством генерал-майора Матюшкина. Для утверждения в новых владениях с Дона была взята тысяча семейств; из них половина поселена по р. Аграхани и образовала Аграханское казачье войско, другая же половина пошла на усиление гребенских казаков. Имея в виду дальнейшее покорение прибрежных персидских владений, Петр назначил особый отряд из двух батальонов пехоты, под начальством полковника Шипова. В ноябре 1722 года Шипов с небольшой флотилией вошел в Энзелийский залив и, спустив десант у Перибазара, занял Рящ (ныне Решт), главный город Гилянской провинции.

Когда положение наше в Ряще было упрочено, Матюшкин предпринял покорение Бакинского ханства. С этою целью 20 июня 1723 года он с четырьмя полками отплыл на судах из Аграханского залива и 6 июля был уже в Бакинском заливе. 21 июля четыре батальона под начальством полковников Астафьева и Безобразова были высажены на берег и двинулись к крепости. Десантный отряд расположился вокруг крепости и обметался рогатками. Подошедшие к городу семь судов, вооруженных 18-фунтовыми орудиями, открыли бомбардирование по городу и заставили замолчать бакинские пушки. Четыре дня длилась блокада, а на пятый неприятель вывесил белый флаг и сдал крепость.

Вслед за падением Баку нам покорились ханства Кубинское и Ширванское, а также персидские области Мазандеран и Астрабад. Но подчинение это было чисто внешнее, спокойствие в занятых областях поддерживалось лишь присутствием сильного отряда, в различных же местах обнаруживалось враждебное настроение к русским войскам. Гилянский отряд, которым в 1724 году командовал генерал-майор Левашев, постоянно подвергался нападениям. Все эти частные успехи не давали, однако, ощутимых результатов в отношении упрочения нашего положения в занятой стране.

Кончина Петра Великого, последовавшая в 1725 году, во многом изменила осуществление его первоначальных планов. Екатерина I хотя и отправила войска на усиление Персидского корпуса, но далеко не в тех размерах, как это требовалось обстановкой. Положение русских в занятых областях становилось тяжелым. Шамхал, принявший подданство, теперь с уцмием Каракайтагским и ханом Казикумыкским бросились разорять Сулакскую линию. Для наказания шамхала Матюшкин послал последовательно две экспедиции в горы. Тяжелые климатические условия подорвали здоровье генерала Матюшкина, и по его просьбе он был отозван, а на его место назначен генерал-аншеф князь Долгорукий.

По прибытии на Кавказ князь верхом проехал из крепости Св. Креста в Дербент, Баку, Гилян. Объезд этот убедил князя в необходимости наступательных действий, а появление его в таких местах, где раньше не бывали наши главнокомандующие, произвело такое впечатление на местных жителей, что многие из владельцев изъявили покорность. Пользуясь этим, Долгорукий без особого труда присоединил к русским владениям Кергеруцкую область, Астару, Ленкоран и Кизил-Агач и таким образом поддержал достоинство русской власти. Но, к сожалению, в начале 1728 года он, будучи произведен в фельдмаршалы, был отозван ко Двору. В Гиляне остался командовать войсками Левашев, а в Дагестан был назначен генерал-лейтенант Румянцев, отец знаменитого героя Ларги и Кагула.

Отъезд Долгорукого и строгие приказания из Петербурга — воздерживаться от наступательных действий — настолько ободрили персиян, что они сами перешли в наступление. Под предводительством Аббаса-Кули-хана, впоследствии известного шаха Надира, персы решили напасть на Левашева с двух сторон: со стороны Кескера и от Лагиджана. Но Левашев со своим ничтожным отрядом стал на центральной позиции между этими пунктами и последовательно разбил сначала войска Кули-хана, затем визиря Карчи-баши и, наконец, Салдан-хана, самовластно распоряжавшегося большею частью Персидского государства, занявшего Мазандеран и приславшего Левашеву требование очистить Гилян.

С восшествием на престол Анны Иоанновны с Кавказа был отозван Румянцев, а общее начальство над всеми войсками поручено Левашеву. Императрица, видимо, уже тяготилась персидской войной и заключила с Персией трактат, по которому Персии были возвращены все завоеванные у нее города и области, за исключением Дагестана. В этот период действия русских в Дагестане были, в общем, малорешительны, а 10 марта 1735 года был объявлен Ганжинский трактат, по которому Россия возвратила Персии все города и земли, завоеванные у нее Петром Великим. Русская граница опять отодвинулась на Терек. Крепость Св. Креста уничтожена, а вместо нее на Тереке заложена новая крепость — Кизляр. Сюда же были переведены с Сулака терцы и аграханцы, образовав Кизлярское и Терско-Семейное войско.

По заключении Ганжинского договора, до вступления на престол императрицы Екатерины II все действия наши на Кавказе ограничивались лишь защитою Терской линии. Екатерина II с самого начала своего царствования начинает серьезно заниматься кавказскими делами и в дальнейшем включает Кавказ в общий план военных действий против турок с целью отвлечь их силы от европейского театра войны. Для этого в 1769 году в Моздок был отправлен отдельный отряд под начальством генерал-майора Медема, который должен был действовать против кабардинцев и закубанских черкесов.

Другой отряд, под начальством генерал-майора графа Тотлебена, был направлен в Имеретию. С назначением же светлейшего князя Потемкина новороссийским губернатором, в район ведения которого входила и кавказская линия, забота о Кавказе выдвигается на первый план, и туда назначаются два выдающихся генерала: Якоби и Суворов, первый — астраханским губернатором и командиром кавказского корпуса, второй — командиром кубанского корпуса.

Быстрыми и энергичными действиями Суворов подчинил ногайских татар, населявших правый берег Кубани, и навел страх на закубанцев; Якоби же покорил кабардинцев. Достигнув относительного спокойствия на Северном Кавказе, Потемкин вошел в сношение и с Грузией, где в это время во главе правления стоял знаменитый царь Ираклий II.

Из очерка Генерального штаба генерал-майора М. И. Шишкевича «Покорение Каказа», из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 475 – 478.

Среди русских мероприятия Александра относительно Польши не встретили сочувствия. Историк Карамзин высказался даже резко. «Царь, — писал он, — исправляет раздел Польши разделом России; этим он вызовет рукоплескания, но повергнет в отчаяние русских; восстановление Польши будет или разрушением России, или русские оросят Польшу своею кровью и еще раз возьмут штурмом Прагу».

«На одном из смотров, — рассказывает в своих записках Паскевич, бывший тогда проездом в Варшаве, — подхожу к гр. Милорадовичу и гр. Остерману-Толстому и спрашиваю: что из этого будет? Гр. Остерман отвечал: а вот что будет — через 10 лет ты со своей дивизией будешь Варшаву штурмовать. Предсказание сбылось». Главнокомандующим польской армией был назначен цесаревич вел. князь Константин Павлович, а наместником царства — старый ветеран польской армии генерал Зайончек, действовавший совершенно согласно с великим князем.

Политическое настроение Польши настолько для всех было ясно, что Николай I, уезжая из Варшавы в 1829 г., после коронования, как царь Польский, сказал императрице, что они были на вулкане, который уже десять лет грозит извержением. Понятно после этого, что взрыв 1830 г. не был неожиданностью, и совершенно наивно утверждать, что революцию сделали подпоручики Высоцкий, Заливский и Урбанский и школа подпрапорщиков, «сморкачи» (сопляки), как называл их польский военный министр Гауке.

Июльская революция 1830 г. в Париже и августовская в Брюсселе подлили масла в польский огонь. Последним толчком к восстанию послужило повеление о движении польских войск, вместе с русскими, для подавления революции в Бельгии. С удалением национальных войск исчезла всякая надежда на успех революции, а потому поляки решили действовать — ради политических мечтаний, несбыточных уже по тому одному, что осуществление их затрагивало интересы трех могущественных государств (России, Австрии и Пруссии), заключавших бывшие польские провинции. Заметим, что под русским владычеством было достигнуто материальное благосостояние страны, сделавшее в 15 лет настолько замечательные успехи, что в Казначействе, вместо прежнего постоянного дефицита, была теперь свободная наличность в 66 миллионов злотых.

Вечером 17 ноября заговорщики напали на резиденцию цесаревича Бельведер. Великий князь, благодаря камердинеру Фризе, спасся, а русские войска и часть польских постепенно к нему присоединились и 18 ноября вечером вышли из города. По мнению самих поляков, восстание легко было подавить в самом начале, но цесаревич растерялся; он все время твердил, что «всякая пролитая капля крови только испортит дело». Отпустил польские войска, оставшиеся верными (эти превосходные полки присоединились к мятежникам), отступил с русским отрядом через Пулавы и Влодаву в пределы Империи и сдал полякам крепости: Люблин, имевший важное стратегическое значение и большие артиллерийские запасы, и Замостье. Восстание разлилось по всему краю.

Главнокомандующим польских войск объявлен был генерал Юзеф Хлопицкий (1771-1854), известный ветеран наполеоновских войск, человек с большими военными дарованиями, любимец войск и народа. 13 января 1831 г. сейм объявил династию Романовых лишенною польского престола. На призывы Николая к покорности поляки ответили требованием присоединения к Царству западных губерний. Борьба становилась неизбежной.

Польская армия состояла из 35 тыс. (28 тыс. пехоты и 7 тыс. кавалерии) при 106 орудиях. Революционное правительство призвало на службу старослужащих солдат и уволенных офицеров, провело дополнительный призыв. К открытию военных действий всего было до 140 тыс., но в поле можно было выставить 55 тыс. Главнокомандующим, после отказа Хлопицкого, назначен был князь Радзивилл, не обладавший ни военными дарованиями, ни соответствующим характером; но к нему в качестве советчика был приставлен Хлопицкий.

Однако, Хлопицкий, хоть и обладал всеми данными, чтобы стоять во главе армии, но не сочувствовал восстанию, — отказался от наступательных действий и полагал, что для польской армии можно только приготовить почетную могилу под стенами Варшавы.

В состав действующей русской армии назначены: 6-й пех. корпус (Литовский) Розена; к нему же причислен гвардейский отряд цесаревича; 1-й пех. корпус Палена 1-го; 3-й резервный кавказский корпус Витта и 5-й резервный кавказский Крейца; гренадерский корп. Шаховского; гвардейский — вел. князя Михаила Павловича; 2-й пех. корп. Палена 2-го. Всего 183 тыс. (из них 41 тыс. кавалерии) и, кроме того, 13 казачьих полков.

При войсках имелось провианта всего на 15 дней и фуража для кавалерии на 12 дней. Русские рассчитывали покончить с поляками сразу, но всё получилось иначе. Недостатки в объёмах продовольствия пагубно отразились на военных действиях. Главнокомандующим был назначен фельдмаршал граф Дибич-Забалканский И.И., 45 лет, с огромными военными способностями, обширным боевым опытом и признанным авторитетом, он в 1831 г., однако, не вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды, не всегда проявлял достаточную решительность и задавался слишком сложными комбинациями. Перед Дибичем была поставлена задача — разбить неприятельскую армию и овладеть Варшавой.

После смерти горячо любимой жены у Дибича стали замечать упадок духа и пристрастие к спиртным напиткам. К довершению несчастья Дибича, в то время когда русская армия пережила все кризисы, когда важнейшая часть кампании окончилась и неприятель был ослаблен так, что оставалось нанести последний удар и пожать плоды своих трудов, главнокомандующий внезапно скончался от холеры — вся слава досталась его преемнику, Паскевичу.

Итак, 24 и 25 января 1831 г. русская армия перешла польскую границу 11 колоннами на обширном пространстве от Ковны через Гродну, Белосток, Брест-Литовск до Устилуга. Несмотря на кажущуюся разброску, все движение и распределение войск было так рассчитано, что в главных силах в любом месте можно было через 20 часов сосредоточить 80 тыс., тогда как поляки не могли противопоставить более 55 тыс. Вследствие оттепели дороги превратились в топи; шли не более двух верст в час; обозы, поставленные на санный путь, остановились. 27 января дождь согнал весь снег с полей; 29-го оттепель усилилась; небольшие речки вскрылись, на Буге лед местами протаял. Невозможно было втянуться в лесистое и болотистое пространство между Бугом и Наревом.

30 января началась переправа через Буг. Затруднения при переправе были велики. Если бы поляки проявили надлежащую деятельность, то могли бы сильно помешать Дибичу. После переправы армия двинулась к р. Ливец. 2 февраля начальник конно-егерской дивизии бар. Гейсмар из состава 5-го рез. кав. корпуса, наступавшего из Киева к Пулавам, дал себя разбить по частям у д. Сточек польскому генералу Дверницкому. Пользуясь превосходством сил, Дверницкий поочередно разбил оба русских полка, которые подверглись панике. Поляки их не преследовали. Русские потеряли 280 чел. и 8 ор., поляки — 87 чел. Дело это имело очень большое нравственное значение для поляков: подкрепило убеждение в возможности борьбы с Россией; Дверницкий сразу сделался народным героем.

7 февраля произошло сражение при Вавре, оказавшееся случайным для обеих сторон. Однако, постепенно тесня врага, русские заняли Вавр. Урон русских — 3,7 тыс. чел., поляки потеряли не меньше, считая и взятых русскими 600 чел. пленных.

Сражение при Грохове

Сражение при Грохове состоялось 13 февраля. Гроховская позиция находилась на обширной низменной равнине, пересеченной болотами и осушительными канавами. Русские войска не имели достаточного пространства для развертывания и должны были исполнять его при выходе из леса под артиллерийским и даже ружейным огнем. В 9.30 час. русские начали канонаду, а затем их правый фланг стал подаваться вправо, чтобы атаковать Ольховую рощу. Атаки ведены были неправильно: войска вводились в бой по частям, не было подготовки артиллерийской и посредством охватов. Русские провели несколько неудачных атак, но к 11 утра все-таки выбили дивизию Жимирский из рощи.

Но, не поддержанные достаточно артиллерией, русские сильно терпели от польской картечи. Хлопицкий вводит в дело дивизию Скржинецкого; 23 польских батальона вновь овладевают рощей. В 12 час. дня Дибич усиливает атаку еще 10 батальонами, начинает охватывать рощу справа и слева. Хлопицкий вводит в дело обе дивизии (Жимирского и Скржинецкого) и 4 свежих батальона гвард. гренадер, которых лично ведет в атаку. Видя посреди себя любимого своего вождя, спокойного, с трубкою в зубах, поляки, с пением «Еще Польска не згинела!» с неудержимой силой нападают на русские утомленные, расстроенные полки — последние начинают отступать.

Поляки постепенно захватывают всю рощу; колонны их подходят к самой опушке; застрельщики выбегают вперед. Прондзинский, указывая на русскую батарею, кричит: «Дети, еще 100 шагов — и эти орудия ваши!» Два из них взяты и направлены на ту высоту, где стоял Дибич. Это было последнее, отчаянное усилие поляков. Фельдмаршал направляет в рощу что только можно из пехоты. Дибич, подскакав к отступающим русским войскам, громко крикнул: «Куда вы, ребята, ведь неприятель там! Вперед! Вперед!» и, став перед полками 3-й дивизии, повел их в атаку. Огромная лавина со всех сторон обрушилась на рощу.

Гренадеры, не отвечая на огонь поляков и наклонив штыки, врываются в рощу; за ними пошла 3-я дивизия, далее — 6-й корпус Розена. Тщетно Хлопицкий, уже раненный в ногу, обходит лично передовую линию и старается воодушевить поляков. По грудам тел русские переходят через ров и окончательно овладевают рощей.

Хлопицкий приказывает Круковецкому перейти к роще, а Лубенскому с кавалерией поддержать предстоящую атаку. Лубенский отвечал, что местность неудобна для действий кавалерии, что Хлопицкий — пехотный генерал и не понимает кавалерийского дела, а что приказание он исполнит, лишь получив его от официального главнокомандующего Радзивилла. Вот в какую критическую минуту сказалась неправильность положения Хлопицкого. Он отправился к Радзивиллу. На пути граната попала в лошадь Хлопицкого, разорвалась внутри и поранила ему ноги.

Деятельность его прекратилась. Все дело поляков пришло в расстройство; общее управление исчезло. Радзивилл совершенно растерялся, шептал молитвы и на вопросы отвечал текстами из Священного Писания. Малодушный Шембек плакал. Уминский ссорился с Круковецким. Один Скржинецкий сохранил присутствие духа и обнаружил распорядительность. Руководство действиями кавалерийской массы Дибич поручил Толю, наши эскадроны преследовали беспорядочно отходящих поляков. Радзивилл со свитой ускакал в Варшаву. Поляки были оттеснены повсюду. Потери поляков — 12 тыс., русских — 9,4 тыс. чел.

***

Между тем у поляков господствовал страшный беспорядок. Войска и обозы столпились у моста, лишь к полуночи окончилась переправа под прикрытием Скржинецкого (он вскоре был назначен командующим). При таких условиях русским нетрудно было бы справиться со Скржинецким, а затем и штурмовать Пражский тет-де-пон (мостовые укрепления). Совершенно непонятно, почему этого не сделал Дибич. Его план и заключался в том, чтобы покончить с восстанием одним ударом, и притом возможно скорее. Случай как раз представлялся, и фельдмаршал им не воспользовался.

На следующий день поляки заняли и сильно вооружили Пражские укрепления; атаковать возможно было только при пособии осадных средств, а доставка их требовала 4 месяца. Переправа через Верхнюю Вислу, дабы затем атаковать Варшаву с запада, также требовала времени; поэтому Дибич расположил армию на квартирах. 15 марта Дибич отдал распоряжение о движении армии к переправе.

19 марта русская армия приблизилась к переправе. Фельдмаршал уже готов был начать переправу, но поляки перешли в наступление и нанесли Розену удар, стараясь отвлечь тем Дибича от переправы. Приняты были все меры скрытности.

Бой шел очень удачно для русских, многочисленные попытки поляков отражались. Однако блестящая атака дивизии во главе со Скаржинским, произведенная к вечеру, заставила Розена отступить. Корпус отошел к Минску. Потери русских — 5,5 тыс. чел. и 10 ор.; поляков — 500 чел.

23 марта Дибич собрал военный совет, на котором решено было, по предложению Толя, временно отказаться от переправы и двинуться против польской главной армии и на ее сообщение. Но тут выяснилось, что довольствие войск совершенно не обеспечено, так как, вследствие бездорожья, ожидавшиеся транспорты сильно отстали; войсковой запас был уже большею частью израсходован, а пополнить реквизициями нельзя вследствие истощения страны. Дибич решился 28 марта фланговым маршем на Луков сблизиться с запасами в Седльце и Мендзиржеце.

Император Николай I сам указал план военных действий. Затруднения Дибича состояли в обеспечении тыла действующей армии и в снабжении ее продовольствием. Обеспечение тыла возлагалось на вновь сформированную резервную армию гр. Толстого и на 1-ю армию, которая существовала и раньше. Таким образом, руки Дибича были развязаны. Его армию было приказано двинуть на Нижнюю Вислу, обеспечив продовольствие первоначально покупкой запасов в Пруссии, а впоследствии доставкой водою из России через Данциг и далее по Висле. Надо отметить, что в апреле 1831 г. холера проникла, как в русскую, так и в польскую армию.

Дибич с рассветом 1 мая двинулся по Брестскому  шоссе. Первые войска поляков безостановочно отступали. У Янова русские остановились на ночлег. От пленных узнали, что войска принадлежали к отряду Уминского.

Гвардейский корпус под начальством вел. князя Михаила Павловича стоял отдельно от главной армии, между Бугом и Наревом, и не вполне был подчинен Дибичу. Такое положение приносило вред. Если бы при наступлении к переправам на Верхней Висле Дибич мог распорядиться гвардией, то, быть может, и не случилось бы катастрофы с корпусом Розена. Теперь поляки задумали разбить гвардию прежде, нежели Дибич придет к ней на помощь.

Двигаясь на соединение с гвардией, Дибич 10 мая разбил Лубенского у Нура. Фельдмаршал продолжал движение на соединение с гвардией, 12 мая он дошел до Высоко-Мазовецка, а гвардия уже была в Менженине. Скржинецкий поспешно отступал к Остроленке. 13 мая Дибич сделал необычайный форсированный марш. Войска Палена сделали 50 верст, Шаховского — 40 верст, и все-таки после короткого ночного привала фельдмаршал продолжал движение. Сражение произошло 14 мая при Остроленке.

Сражение при Остроленке

Город Остроленка лежал на левом берегу Нарева и соединялся с правым двумя мостами, длиною ок. 120 саж., построенными на сваях и плавучими. Саженях в 700 от берега тянутся песчаные холмы, покрытые мелким и редким кустарником. Вся местность несколько болотиста. Поле сражения представляло много выгод для пассивной обороны, особенно если разрушить мосты; но этого сделать было нельзя, так как по ту сторону реки находилось еще много польских войск: дивизия Гелгуда в Аомже и арьергард Лубенского. Прондзинский предполагал, укрыв войска в кустарниках, громить переправившихся артиллерийским огнем, а затем совокупным нападением с нескольких сторон отбросить их в Нарев, причем, по тесноте места, русские не будут иметь возможности ни развернуться, ни употребить значительных сил, особенно кавалерии.

Скржинецкий, рассчитывая на обычную медленность движения русских, не ожидал на следующий день боя и, совершенно успокоенный, предоставил Прондзинскому сделать необходимые распоряжения; сам же уехал в м. Круки и провел ночь на постоялом дворе, услаждаясь шампанским.

Уже в 6 час. утра 14 мая Бистром показался в виду Лубенского, который после некоторого сопротивления начал отступать к Остроленке. Около 11 час. утра к городу подошла голова русской армии, сделав в 32 час. 70 верст, причем войска сохранили отличный порядок и бодрость духа. В польском главном лагере царила полная беспечность: в кавалерии лошади расседланы, пехота разбрелась за дровами, водой и для купания. Открыв артиллерийский огонь, гренадеры стремительно атаковали Лубенского; несмотря на глубокие пески, они быстро ворвались в город и прошли его насквозь, опрокидывая или отрезывая неприятеля.

Хотя армия сильно растянулась, но Дибич приказал продолжать бой и овладеть мостами. Поляки пытались разрушить мост, но русская картечь заставила их отойти назад. Прибывший на поле сражения Скржинецкий был совершенно озадачен происшедшим и начал бросать по частям свои войска в атаку на русских, переправившихся на левый берег. Между тем суворовцы и астраханцы ворвались на батарею и овладели несколькими орудиями. Брошенная вперед Скржинецким бригада Венгерского сцепилась врукопашную с русскими у шоссе. Венгерский потерял половину людей и ушел в кусты. Тогда Скржинецкий приказал бригаде Лангермана не только отбросить русских за реку, но и овладеть городом. Атака была неудачна.

В неописуемом волнении польский главнокомандующий скакал вдоль фронта и кричал: «Малаховский, вперед! Рыбинский, вперед! Все вперед!» Он продолжал последовательно разбивать бригады о русских гренадер. Наконец, он взял бригаду Красицкого, усилил пехотным полком и несколькими эскадронами и сам повел в атаку. Гордые совершенными уже подвигами, гренадеры опрокинули и эту атаку, причем нанесли жестокий урон, ибо при них непосредственно находились 4 пушки. Красицкий, сбитый прикладом с лошади, был взят в плен.

Скржинецкий сохранил непоколебимую твердость; 8 часов он подвергался огню, ища смерти. «Здесь мы должны победить или погибнуть все, — говорил он, — здесь решается судьба Польши». Он задумал произвести общую атаку остатками всех дивизий. Решение запоздалое: русские уже утвердились на правом берегу, а поляки были сильно ослаблены. Сам Скржинецкий стал во главе, и все-таки пришлось отойти с потерей пленными 250 чел. Повторялись частные атаки еще несколько раз, и в конце концов половина войск выбыла из строя. Теперь уже Скржинецкий старается только протянуть бой до ночи.

Польский командующий приказал собрать все рассеянные части и отдельных людей, свести в батальоны, во главе которых поставить всех наличных офицеров. Длинная линия батальонных колонн без резерва двинулась вперед, а батарея подскакала на самое близкое расстояние к войскам 3-й дивизии, только что перешедшим мост, и обдала их картечью. Ошеломленные Старо- и Новоингерманландские полки побежали назад на мост, но начальникам удалось восстановить порядок, и те же полки храбро ударили на поляков и преследовали их. В 7 час. пополудни бой смолк.

Польская армия находилась в полном расстройстве; переход русских в решительное наступление мог бы привести к полному истреблению. Но фельдмаршал, под влиянием каких-то второстепенных мыслей, то ли относительно недостатка продовольствия, то ли относительно неизвестности, где находится дивизия Гелгуда, не решился преследовать всеми силами и ночью выслал лишь 3 полка казаков. Отступление поляков имело вид самого беспорядочного бегства… Сам Дибич с главными силами лишь 20 мая оставил Остроленку и перешел к Пултуску. Потери русских — до 5 тыс., поляков — до 9,5 тыс. чел.

***

Когда все трудности были пережиты, все подготовлено для решительного удара по ослабленному противнику, когда победа должна была увенчать все дело фельдмаршала и слава его заблистала бы новым блеском, в это время, 29 мая, граф Дибич скончался от холеры в течение нескольких часов. На основании закона в командование армией вступил начальник штаба граф Толь, но только до прибытия вновь назначенного главнокомандующего графа Паскевича-Эриванского.

Паскевич планировал по возможности без боя подвести армию к Варшаве, а затем принудить ее к сдаче блокадой. Обеспечив себя с избытком продовольствием, доставленным из Пруссии, фельдмаршал 15 июля двинулся через Брест-Куявский, Гостынин, Гомбин. 6 августа началось обложение Варшавы. 3 августа в Варшаве вспыхнуло возмущение уличной черни; искали изменников и перебили многих подозреваемых, ни в чем не повинных лиц.

Штурм Варшавы

Паскевичу удалось сосредоточить у Надоржина 70 тыс. и 362 оруд. В Варшаве поляков было 35 тыс. с 92 орудиями. Польские укрепления образовали три круга. Самым сильным укреплением в 1-й линии был редут Воля (№ 56). Вторая линия была особенно сильна у Калишского шоссе, укрепления №№ 22 и 23. Третью линию составлял городской вал, высотою и толщиною в 10 футов, построенный против контрабанды, без всякого соображения с условиями обороны; только потом он был усилен люнетами и флешами. Иерусалимская застава — сильнейшее место 3-й линии, укрепления №№ 15, 16, 18. На вооружении, кроме полевых пушек, было 130 крепостных, но сильно разбросанных. Корпус Уминского (20 тыс.) защищал пространство от Черняковской заставы до № 54, а Дембинский (13 тыс.) — все остальное.

Русские решили вести атаку на Волю; с падением этого сильнейшего укрепления штурм остальных казался делом легким; кроме того, при бое внутри города в этом направлении скорее можно было добраться до Пражского моста. В 5 час. утра 25 августа русская артиллерия открыла огонь, а спустя часа два войска бросились на штурм. Поляки встретили сильнейшим ружейным огнем атакующего, прошедшего волчьи ямы и переходившего ров. Воткнутые штыки послужили ступеньками для подъема на бруствер храбрецов. Несмотря на отчаянное сопротивление, люнет был взят; большую часть гарнизона положили на месте, 80 чел. Были взяты в плен.

Предстоял штурм Воли, которую занимал престарелый ген. Совинский с 5 бат. и 12 ор. Русские выдвинули 70 ор., а затем с трех сторон была направлена отборная пехота. Она ворвалась через вал, но тут была остановлена отчаянным сопротивлением. Паскевич послал еще несколько полков, причем гренадер повел Толь. Под сильным огнем неприятеля русские преодолели целый ряд препятствий, но близость цели всех воспламеняла. Перебравшись через ограду костела, солдаты подступили к палисадам, ограждавшим вход в костел. Сделав пролом, они очутились перед заваленными дверьми костела, которые пришлось выбить; наконец, в 11 час. удалось ворваться внутрь церкви, где после ожесточенной схватки неприятель был истреблен или взят в плен. Совинский пал под штыками гренадер у алтаря. Пленных — 30 офиц. и 1,2 тыс. нижн. чинов; в числе пленных — один из зачинщиков мятежа — Высоцкий.

Муравьев взял Раковец, Штрандман — Шопы. Между тем Уминский произвел демонстрацию против них. Тогда Паскевич послал Муравьеву поддержку, а вместе с тем приказал, несмотря на представление Толя, приостановить пока всякие наступательные действия. Это было совершенно ошибочно: чем больше войск Уминский послал бы против Муравьева и Штрандмана, тем было бы легче атаковать в главном направлении; приостановкой поляки воспользовались, чтобы исправить ошибки в распределении своих войск, что вызвало лишние усилия и жертвы со стороны русских на другой день; наконец, поляки поняли приостановку как истощение русских сил и тотчас перешли в наступление против Воли, причем подошли к ней на полуружейный выстрел.

Тогда два карабинерных полка, без всякого приказания, с отчаянной стремительностью бросились вперед в штыки и опрокинули поляков; но бой на этом не закончился: пришлось 3 раза ходить в штыки, пробрались за вторую линию укреплений и даже в Вольское предместье, но по приказанию фельдмаршала отозваны назад. Это был один из кровопролитнейших эпизодов дня. Уминский отнял у Штрандмана Шопы, но Муравьев удержал Раковец.

Было еще только 3 час. дня, но фельдмаршал не пожелал продолжать штурма в этот день. Войска провели ночь без шинелей и теплой пищи; многие даже без куска хлеба, т. к. запас был только на один день. На следующий день, 26 августа, Паскевич имел свидание с Я. Круковецким (генерал-губернатор Варшавы, затем президент); оно не привело ни к чему. Польские войска стянулись преимущественно к центру между Вольскою и Иерусалимскою заставами. Около 2 час. дня русские начали канонаду. В самом начале дела Паскевич И.Ф. был контужен ядром в руку; бледный, с искаженным лицом, свалился он на землю. Неограниченное командование армией он передал Толю К.Ф. Немедленно была сосредоточена 120-я пушечная батарея, которая начала борьбу с польской батареей из 112 полевых и крепостных орудий. Муравьеву приказано энергично наступать.

Муравьев, усиленный гвардейской бригадой, повел атаку двумя колоннами. Одной, после упорного боя, овладел укреплением № 81, а другая устремилась на № 78. Уминский выслал против нее пехотный и кавалерийский полки. Тогда Ностиц послал на помощь гвардейских драгун, покрывших здесь себя и подоспевших к ним на помощь лейб-гусар неувядаемой славой в борьбе с противником, вчетверо сильнейшим. Около 5 час. Крейц пошел двумя колоннами против укреплений №№ 21 и 22: 4-я кон. рота полковника Житова подскочила к редуту № 21 на 200 шагов и осыпала неприятеля такой жестокой картечью, что он бежал, не выждав атаки, причем конно-артиллеристы-охотники бросились верхами в редут и захватили орудие. Таким образом, Житов явил крайне редкий образец самостоятельной атаки артиллерией без помощи других родов войск.

Пален овладел №№ 23 и 24, а далее — евангелическим кладбищем, после ожесточенного боя. Было уже около 6 час. вечера, наступали сумерки. Некоторые генералы предложили Толю отложить штурм до утра. «Теперь или никогда», — отвечал Толь и приказал привести войска в порядок, усилить резервами, направить артиллерию и штурмовать городской вал. После трехчасовой борьбы Иерусалимская застава была взята, а около 10 час. вечера — Вольская. Ночью половина войск отдыхала, а другая находилась под ружьем, выдвинув передовые посты всего на 50 шагов впереди вала. Саперы прорезали амбразуры для орудий для завтрашнего дня. Однако драться не пришлось: ночью главнокомандующий Малаховский прислал на имя Паскевича письмо, что к 5 час. утра Варшава будет очищена.

Очистив Варшаву, поляки двинулись к Модлину. 27 августа русская армия вступила в неприятельскую столицу. Потери русских — 10,5 тыс., поляков — 11 тыс. и 132 ор. Казалось бы, что борьба с поляками кончилась и разбитая польская армия должна отдаться на милость победителя. Однако едва поляки избегли грозившей им гибели, как собравшиеся в Закрочиме (возле Модлина) члены правления заявили о нежелании безусловно повиноваться. У Паскевича было 60 тыс., но в гарнизон Варшавы надо было выделить 12 тыс., да отряд для обеспечения Брестского шоссе, т. е. осталось бы 45 тыс., с которыми он не хотел рисковать идти против 30 тыс. поляков, хотя бы разгромленных и дезорганизованных. Он хотел выждать, когда Розен и Ридигер справятся с Ромарино и Рожицким.

В начале сентября с отрядами Ромарино и Рожицкого было покончено. Главная польская армия уходила в Пруссию. Видя успехи против Ромарино и Рожицкого, Паскевич решился действовать силою оружия против главной польской армии. Для поляков продолжать войну на севере было невозможно; оставалось перенести войну на юг в лесистую, гористую и пересеченную местность, где можно было опираться на Краков и сочувствовавшую полякам Галицию. Однако чтобы перебросить армию на юг мимо русских, требовались быстрота, энергия и скрытность.

Новый польский главнокомандующий Рыбинский, оставив гарнизон в Люблине, прибыл 11 сентября к Плоцку. Уже переправа началась благополучно, но Рыбинский вернул войска назад — возвращены были от Паскевича условия о покорности, принятые большинством на военном совете. Но такое решение вызвало негодование, особенно среди молодых офицеров, а поэтому предложение отвергнуто. Паскевич послал большую часть своих сил за поляками по обоим берегам Вислы. 16 сентября у Влоцлавска опять началась благополучно переправа поляков, но Рыбинский, узнав об участи Рожицкого (на соединение с ним уже нельзя было рассчитывать), опять отказался от переправы.

20 сентября польская армия (21 тыс., 95 ор. и 9 тыс. лошадей) перешла прусскую границу в Собержине, Шутове и Гурзно (к вост. от Торна). Оборванные, в холщовых брюках, без шинелей и многие даже без обуви, поляки внушали сострадание прусским войскам, приготовившимся их принять. Пока войска имели в руках оружие, они еще казались спокойными; но когда им пришлось отдавать ружья, слезать с коней, отстегивать и складывать сабли, тогда сдавленное горе разразилось громкими рыданиями. Через несколько дней, однако, поляки предались беззаботной и рассеянной жизни. Их беспокойное поведение, постоянное стремление к интригам и сплетням, ненависть ко всему, что носило признак порядка, наконец, их хвастовство и тщеславие — все это было причиною того, что перешедшие границу еще более упали в общем мнении.

Модлин (6 тыс.) сдался 26 сентября, Замостье (4 тыс.) — 9 октября. За время восстания Царство Польское потеряло 36 тыс. чел. (из них 25 тыс. одна Варшава) и свыше 600 млн. злотых, не считая частных потерь; но важнее всего, что поляки утратили те значительные привилегии, которыми пользовались до восстания.

Из очерка генерал-лейтенанта Н. А. Орлова, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 388 – 403.

Первыми, кто решил возвести крепость на пустынном острове, именуемом Ореховым, были древние хозяева здешних мест — жители Великого Новгорода. В 1323 году московский князь Юрий Данилович, внук Александра Невского, построил на острове у истока Невы крепость, названную Орешком.

Но шведы — вечные конкуренты новгородцев — все время пытались ее отобрать. В 1348 году войска шведского короля Магнуса Эриксона захватили цитадель. Новгородцы не смирились и через год вернули себе право собственности на… остатки построенных ими ранее укреплений, поскольку деревянные стены Орешка во время боя полностью сгорели.

Понимая, что любое последующее нападение может закончиться таким же пожаром, новгородские фортификаторы решили возводить новую цитадель из камня. Так что привычные нам контуры были определены уже тогда: крепостные стены имели протяженность 351 метр, высота достигала 5-6 метров, ширина — около 3 метров. Три невысокие прямоугольные башни были сложены из крупных валунов и плит известняка.

После покорения Великого Новгорода Московским государством было решено перестроить крепость с учетом новых способов осады и обороны укреплений. В течение нескольких десятилетий шло строительство, и то, что было возведено, соответствовало всем канонам фортификационных сооружений того периода.

Крепость стен Орешка высоко оценили даже враги. Вот что писал шведский хронист Тегель в 1555 году: «Замок нельзя обстрелять и взять штурмом из-за его мощных укреплений и сильного течения реки». Строители возвели новую твердыню в форме многоугольника с семью башнями, которые несколько раз меняли свое название. Мы приведем их имена, ставшие окончательными: Головина, Государева, Королевская, Флажная, Головкина, Меншикова и Безымянная — две последние до настоящего времени не сохранились. Башни располагались друг от друга на расстоянии до 80 метров. За исключением прямоугольной Государевой, все прочие башни были круглыми, и их высота достигала 14-16 метров, толщина — 4,5 метра, диаметр внутренних помещений нижнего яруса — 6-8 метров. А толщину стен самой грозной — Головиной башни — и вовсе трудно вообразить — она достигает 6 метров!

Государева башня, словно отвечая своему державному наименованию, была построена на уровне лучших европейских образцов фортификации. Мало того что въезд в крепость в первом ярусе изогнут под прямым углом, что исключало применение таранов, входной проем защищали также тяжелые кованые решетки — герсы.

По верху стен — так называемому боевому ходу — зодчие устроили крытый боевой ход, который соединял все башни. Благодаря этому защитники могли быстро и незаметно для врага перемещаться в самые опасные места. Внутри крепости, как матрешка в матрешке, располагалась еще одна твердыня — так называемая цитадель. Она была отделена от основной крепости 12-метровым каналом, заполненным водой. Стены цитадели достигали 12-14-метровой высоты, три башни позволяли отслеживать перемещение противника и наносить упреждающие удары.

Но, невзирая на это, в 1612 году, когда в России началась Смута, неуемные шведы все же сумели ее захватить. Для этого понадобились девять месяцев осады и огромные потери со стороны осаждающих. Почти 90 лет в крепости, переименованной в Нотебург, хозяйничали шведы. Она была настолько хорошо устроена в техническом плане, что скандинавы за эти годы ничего не изменили, разве что по плану шведского фортификатора Эрика Дальберга перестроили Королевскую башню.

То, что удалось шведам за девять месяцев, русский государь Петр I осуществил за полмесяца. И в первую очередь потому, что сам царь участвовал в штурме крепости. И не в качестве главнокомандующего, а в качестве капитана бомбардирской роты Преображенского полка.

В ходе Северной войны перед русской армией возникла необходимость возвращения Орешка «законному» владельцу. В этой операции участвовали 12 тысяч российских солдат. Русская армия применила множество тактических приемов: вначале крепость была обстреляна из 12 мортир и 31 пушки. Потом из полусотни лодок был устроен наплавной мост, и солдаты Семеновского и Преображенского полков переправились на правый берег Невы и захватили шведские укрепления. Затем с 1 октября 1702 года в течение одиннадцати дней русские пушки и мортиры вели огонь по крепости, сея страх и панику в рядах шведов. Пробить толстые стены они, конечно, не смогли. Но петровские пушкари метким огнем «снимали» послойно ряд за рядом кладку, в конечном счете сумев пробить в одном месте солидную брешь.

После этого петровские добры молодцы пошли на штурм, который длился без перерыва тринадцать часов. Наши потери достигли 500 солдат убитыми и около тысячи ранеными. Видя остервенение, с которым русская армия штурмует стены крепости, комендант Нотебурга полковник Шлиппенбах предпочел сдаться.

Когда шведские солдаты покидали крепость, они держали в зубах по пуле. Это означало, что они хоть и сдали доверенную им королем твердыню, но сохранили в неприкосновенности свою честь. По указанию Петра, всем им оставили личное оружие. «Правда, что зело жесток сей орех был, однако же, слава Богу, счастливо разгрызен… Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила», — писал позднее Петр I.

В тот же день царь приказал переименовать крепость из Нотебурга в Шлиссельбург, что в переводе с немецкого означает «ключ-город». С этого времени в крепости развернулось большое строительство. Часть из этих фортификационных новшеств впоследствии применили при возведении Петропавловской крепости. Так что крепость Орешек может по праву считаться «отцом» Петропавловки.

Но уже со второй половины XVIII века крепость, овеянная дымом сражений и боевыми отметинами, превратилась в государственное учреждение. Вначале это была петровская «нумерная» казарма, где отбывали заключение впавшие в немилость приближенные к царю люди, такие как сестра Петра I Мария Алексеевна и его первая жена, царица Евдокия Лопухина.

В конце XVIII века крепость Орешек, казалось бы, окончательно утратила свое оборонительное значение — она стала государственной тюрьмой. Здесь в 1764 году произошло убийство «железной маски» дома Романовых. Содержавшийся в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, свергнутый с престола «император-младенец» Иоанн Антонович во время бунта поручика Мировича был убит охранявшими его приставами.

Первое специальное тюремное здание в цитадели — Секретный дом (Старая тюрьма) — построили в 1826 году. Это было одноэтажное сооружение с десятью одиночными камерами. Здесь находились в заключении декабристы: Пущин, Кюхельбекер, братья Бестужевы. Потом наступил черед польских мятежников, а после них здесь содержались народовольцы: Андреюшкин, Генералов, Шевырев. Именно в Шлиссельбургской крепости казнили Александра Ульянова — брата вождя пролетарской революции Владимира Ленина.

В 1869 году крепость была обращена в военно-арестантские роты. В 1881 году здесь находились дисциплинарный батальон и катерная матросская команда. Общее число заключенных нижних чинов достигало 411 человек. Прежняя секретная тюрьма была в то время приспособлена под четырнадцать карцеров, в которые заключали провинившихся солдат из дисциплинарного батальона.

К 1883 году старая тюрьма была перестроена. Было возведено новое двухэтажное здание на 40 заключенных. Дисциплинарный батальон был выведен из крепости, и в ней стали содержать только политических заключенных. Для них было построено новое здание, получившее название Новая тюрьма (в противоположность Старой). Условия содержания в тюрьме были очень суровы: известно, что из 68 заключенных пятнадцать умерли от болезней, восемь сошли с ума, трое покончили жизнь самоубийством

С 1907 года Орешек служил центральной каторжной тюрьмой (каторжным централом). Начались реконструкция старых и строительство новых корпусов. К 1911 году был закончен 4-й корпус — самое большое здание крепости, где были устроены 21 общая и 27 одиночных камер. В крепости содержались многие знаменитые политические заключенные.

В феврале 1917 года старый режим рухнул, и крепость оказалась новой власти не нужна. Здесь был открыт филиал Ленинградского музея Октябрьской революции, который существовал до 1941 года. Однако с началом войны оказалось, что крепость, построенная несколько веков назад, может снова выполнять боевые задачи. Благодаря бойцам гарнизона, составленного из стрелковой роты и бойцов 409-й морской батареи, крепость стала важным оборонительным центром. Бойцы были вооружены стрелковым оружием и пулеметами, пять «сорокапяток» разместили в крепостных башнях. Защитники старинной русской твердыни дали клятву:

«Мы, бойцы крепости Орешек, клянемся защищать ее до последнего. Никто из нас при любых обстоятельствах не покинет ее. Увольняются с острова: на время -больные и раненые, навсегда — погибшие. Будем стоять здесь до конца».

Несмотря на то, что немцы находились совсем близко — на левом берегу Невы — и обстреливали крепость из дальнобойных орудий и минометов, крепость стояла. Она выдержала даже тогда, когда на нее обрушился град авиабомб. Все было разрушено, но гарнизон ушел в подземные казематы и вел огонь прямо из-под земли. Это продолжалось почти 500 дней — благодаря мужеству защитников крепости гитлеровцы так и не смогли переправиться на правый берег Невы.

В том последнем сражении плечом к плечу с нашими солдатами стояли и незримые воины далеких эпох, которые превратили крепость Орешек в настоящую святыню русского духа.

Статья Д. Куприянова «Орех алмазной твёрдости», журнал «Военная история» №8, 2015, с. 6-8.

Леденящая строгость павловской службы смягчилась. Полкам возвращены прежние Петровские областные названия вместо наименования по фамилиям их шефов; но последние еще продолжали существовать одновременно с командирами полков. Косы и букли доживали свой век. Налаженный крутыми мерами павловского времени порядок в армии по внутреннему и хозяйственному благоустройству войск, их инспектированию, однообразию требований оставалось лишь поддерживать.

Но зато вряд ли заслуживала сохранения система обучения и тактической подготовки войск предыдущего царствования, основанная на отживших свой век прусских образцах с преобладанием плац-парадной муштровки, с понижением духа инициативы начальников, с пренебрежением к всегда и во все времена справедливому правилу: учить войска тому, что им предстоит делать на войне. Император Александр был также почитателем прусских порядков.

Хотя над русской армией уже носились веяния, не открывавшие для ее искусства особенно заманчивых перспектив, обещавшие скорее понизить ее тактическую дееспособность, но в кампаниях 1805-06-07 гг. войска русские еще оставались теми же «чудо-богатырями», какими они были в век великой Екатерины. Генералы и офицеры в общей массе, значительная часть солдат были не только носителями традиций, но и свидетелями побед этого царствования и Суворовских успехов в Италии. «Прусский плац-парад» только что начинал свою гибельную работу над ними…

Кампанию 1805 г. выиграла французская армия. Находясь в течение двух лет в постоянных лагерях, она получила здесь высокую тактическую подготовку и была готова в любую минуту к выступлению в поход. Живя на полувоенном положении, войска эти выгодно выделялись своей походной «тренировкой», что и дало им возможность совершить знаменитый в военных летописях марш от французского побережья к Дунаю с замечательной быстротой и порядком.

Наполеон справедливо писал с похода своему брату Иосифу: «Можете приказать поместить в «Монитер», что армия одержала уже две большие победы: первая состоит в том, что в ней нет ни больных, ни дезертиров…» Едва ли когда-нибудь великий полководец располагал лучшей боевой силой, чем эта дисциплинированная, плотно сколоченная, отлично снабженная, так называемая «Великая» армия, пронизанная волей своего императора-главнокомандующего.

В кампании 1805 г. войска третий коалиции вели войну против Франции. Наполеон  назначает в Италию лучшего из своих маршалов — Массену с 45 тыс., приказав последнему ограничиться обороной; главную же массу войск, в 225 тыс., он ведет в долину Дуная, к Вене, правильно рассчитав, что при нейтралитете Пруссии разгром союзников на этом главном, решающем направлении само собою повергнет к его ногам всю Италию, а тем более Ганновер.

План действий коалиционных армий в 1805 году был установлен в более или менее окончательном виде в июле, на Венских совещаниях, где представителем интересов русской армии был генерал-адмирал Винценгероде. Согласно этому плану, австрийская армия (89 тыс.) вступает в Баварию и ожидает присоединения 90 тыс. русских. Другая австрийская армия, 142 тыс., сосредоточивается в Италии… 58-тысячная армия Кутузова поступала в распоряжение императора Австрийского; она и назначалась к соединению с австрийскими войсками в долине Дуная.

Путь Кутузова шел через Тешен, Брюнн, Кремс к Браунау на р. Инне. Между тем французские войска появились и за Дунаем. В Линце Наполеон, для прочного обеспечения левого фланга армии со стороны Богемии и ожидаемых русских подкреплений, приказал Мортье (с 1804 г. маршал, после отречения Наполеона примкнул к Бурбонам, военный министр в 1834-35 гг.) сформировать особый корпус с целью движения по левому берегу Дуная. Сознавая опасное положение этого корпуса, отделенного Дунаем от остальной армии, император организовал из собранных на Дунае и его притоках лодок флотилию для поддержания связи с Мортье.

Кутузов, получил сведение о движении корпуса Мортье по левому берегу Дуная,  понял, что Наполеон готовит ему ловушку. 28 октября Кутузов перешел Дунай у Маутерна, сжег за собою мост. Русская армия ускользала от окружения, а корпус Мортье без поддержки подвергался большой опасности. Русский главнокомандующий, ничем не рискуя, не упустил случая воспользоваться хотя бы частной победой над торжествовавшим доселе противником.

Маршал Мортье, вместо того чтобы уклониться от встречи с русскими, продолжал с дивизией Газана и драгунским полком движение к Штейну; две остальные дивизии его корпуса — Дюпона и Дюмонсо — были сзади в одном переходе. И Кутузову было известно от разведчиков о появлении передовых войск Мортье у Штейна, а лазутчики, кроме того, выяснили нашему главнокомандующему и разброску сил французского корпуса.

Местность, на которой разыгралось сражение у Кремса, или Дюрренштейнский бой, представляет теснину между Дунаем и невысокими, но крутыми отрогами Богемских гор, подходящих во многих местах столь близко к реке, что дорога к Кремсу превращается в узкую выемку в скалах; там, где горы отступают от реки, как между Дюрренштейном и Штейном и в устьях оврагов, образуются покрытые виноградниками ровные площадки.

Для атаки французов с фронта был назначен авангард Милорадовича, силою 6 бат., 2 эск.; ведение же главной атаки на левый фланг и тыл неприятеля поручено было распорядительному Дохтурову, который с 21 бат., 2 эск. был двинут горами к Эгельзее; остальные войска армии стали в резерве во главе с самим Кутузовым у Штейна, а кн. Багратион с 11 бат., 20 эск. обеспечивал правый фланг армии к стороне Цветтеля. Несколько батарей расположились на берегу Дуная для обстреливания французской флотилии.

В 2 час. утра, 30 октября, войска Дохтурова собрались в Эгельзее и, оставив здесь 5 бат., с 2 оруд. Штрика, в 5 час. двинулись далее тремя колоннами: две из них, при которых находился Дохтуров, шли через Шейбенгоф к Дюрренштейну и Вадштейну; третья же — Шмидта — шла на Реш, чтобы удерживать Дюпона; первым двум колоннам предстояло сделать всего 3,5 версты, третьей — ок. 5 верст. Расчеты, что войска Дохтурова закончат движение к 7 час. утра, совершенно не оправдались; колонны наши попали на труднодоступные лесисто-горные тропинки, по которым два человека рядом могли идти с трудом; непрерывный дождь еще более затруднял движение; пришлось оставить в этих теснинах и конницу, и орудия.

Около 8 час. утра дивизия Газана, ночевавшая в Обер-и Унтер-Лойбене, двинулась к Штейну. Постепенно вводя в дело всю дивизию и пользуясь превосходством сил, Мортье по горным тропинкам обошел наш авангард и заставил Милорадовича, успевшего занять Унтер-Лойбен, отойти к Штейну. Было 11 час. утра, но Кутузов тщетно ожидал появления Дохтурова в тылу противника. Пришлось поддержать Милорадовича из резерва. Не доходя Штейна, французы, встреченные картечью, были в то же время атакованы слева Бутырским полком, спустившимся с гор от Эгельзее из отряда Штрика. Теперь Мортье убедился, что с одною дивизией ему не одолеть русских; поэтому, приостановив атаки, он ограничился перестрелкой в виноградниках и послал Дюпону приказание ускорить движение.

Наступал уже вечер, когда около 5 час. пополудни спустились с гор давно рвавшиеся в бой первые войска Дохтурова — 6-й егер. полк и гренад. батальон Ярославского полка с г.-м. Уланиусом во главе, которые выбили французов из Дюрренштейна, перехватив путь отступления Газана. Явившийся следующим Вятский полк должен был построить фронт в противоположную сторону, так как уже показались головные части дивизии Дюпона.

Очутившись почти в безвыходном положении, Мортье не растерялся; оставив небольшую часть войск против Милорадовича, он бросился с остальными напролом к Дюрренштейну; западнее уже шел упорный бой между колонной Шмидта и войсками Дюпона. Теснота места мешала развертыванию подходивших полков Дохтурова, а темнота — управлению ими; войска сражались по преимуществу врукопашную; в улицах городка резались штыками, бились прикладами.

Мортье удалось пробиться через Дюрренштейн; он сам и часть его войск спаслись на лодках через Дунай, остальные — пробились вверх по реке. Дивизия Газана потеряла до 2/3 своего состава и была до такой степени расстроена, что в продолжение кампании более не вводилась в дело. Трофеями наших войск были 5 орудий, штандарт, знамя и до 1,5 тыс. пленных; успех, однако, достался им также недешево. Наполеон назвал 30 октября «днем резни».

Так как 31 октября корпус Мортье перешел на правый берег Дуная, то ближайшим выгодным следствием Дюрренштейнского боя было освобождение армии Кутузова, прикрытой линией Дуная, от непосредственного давления противника и возможность спокойно искать соединения с армией Буксгевдена. В моральном же отношении победа под Кремсом не только освежила дух русских войск после двухнедельного отступления, но способна была поднять и упавшее настроение наших союзников.

Из очерка генерал-майора Д.А. Назарова из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 215 – 219.

Считают, что истинным гением-стратегом Наполеон становится с 1805 года; тогда же и тактика в его руках получает свое высшее развитие. Он уже не был исполнителем чужих велений; все средства государства были в его полном распоряжении, все ожидало только его волеизволения; было время сделать продуманные выводы из своего довольно богатого боевого прошлого.

Россия поставила на военную ногу около 258 тыс. солдат. При этом Подольская армия Кутузова, ок. 58 тыс. поступала в распоряжение императора Австрийского; она назначалась к соединению с австрийскими войсками в долине Дуная. Северная армия Беннигсена, ок. 48 тыс., сосредоточивалась на линии Тауроген — Гродно; Волынская армия Буксгевдена, 48 тыс., — у Брест-Литовска, и здесь же Литовская армия Эссена 1-го, ок. 56 тыс. Названные три армии находились под общей командой Михельсона; цель действия — с согласия прусского правительства или без такового согласия, вступить в пределы Пруссии, а затем Буксгевдену и Эссену направиться через Силезию в Богемию, а Беннигсену — на соединение с корпусом графа Толстого. Из всего числа мобилизованных Россией войск в боевых столкновениях приняло участие едва 45%.

В октябре император Александр I отправился в Берлин, надеясь личным своим влиянием побудить прусского короля к союзу против Наполеона. Действительно, 22 октября, по Потсдамскому договору, Пруссия приступила к коалиции, но условно. Колеблющийся Фридрих-Вильгельм III, по внушениям своей дипломатии, и на этот раз обратился к полумере. Продолжая приготовления к войне, Пруссия выступила вооруженной посредницей между коалицией и Наполеоном. Хотя события показали, что посредничество привело Берлинский кабинет к сближению с Францией, но положение, занятое Пруссией, пока позволило двинуть на помощь Австрии русские войска, сосредоточенные на прусской границе.

Таким образом, операции русской армии в войну 1805 г. ограничились походом в Австрию армии Кутузова, к которой в конце кампании присоединились войска Буксгевдена и гвардия из состава Литовской армии. Этот поход был известен в наших войсках под именем «Цесарского похода». Стягивание русских войск к границам производилось негласно. Русские впервые узнали про заграничный поход из указа 1 сентября о рекрутском наборе, где цель войны была указана в следующих выражениях: «Безопасность империи нашей, достоинство ее, святость союзов и желание, единственную и непременную цель Нашу составляющее, водворить в Европе на прочных основаниях мир решили Нас двинуть ныне часть войск Наших за границу…»

13 августа из Радзивиллова выступила Подольская армия, ведомая Кутузовым, одним из даровитых боевых генералов екатерининского века, замеченным по своим способностям, уму, образованию еще великой государыней. Русский до мозга костей и в то же время тонкий дипломат, Кутузов отдавал предпочтение осторожности, подчас хитрости, перед стремительностью и порывом. Зрело обдумывал он всякое предприятие, стараясь подчинить расчету каждый свой шаг, отлично разбирался в обстановке, был тверд и независим в своих решениях, но только «за глаза», признаваясь, что было выше его сил отстаивать свои взгляды лично перед императором Александром, расположением которого он никогда не пользовался.

Путь Кутузова шел через Тешен, Брюнн, Кремс к Браунау на р. Инне. Армия двигалась шестью эшелонами, называвшимися «колоннами», коими командовали кн. Багратион, Эссен 2-й, Дохтуров, Шепелев, бароны Мальтиц и Розен. Вследствие неблагоприятных отношений к Турции, шестой эшелон был задержан и присоединился к армии уже впоследствии. Эшелоны шли в переходе один от другого, делая в среднем ок. 20 верст в сутки, с дневками каждые три дня; почти тысячеверстный путь первоначально было рассчитано сделать в 62 дня. Продовольствие наших войск всецело было предоставлено австрийским властям.

Для командования австрийской армией на Дунае был номинально назначен молодой эрцгерцог Фердинанд; действительным же ее главнокомандующим был генерал-квартирмейстер армии Макк, получивший от императора Франца самые обширные секретные полномочия. Вместо того чтобы выжидать присоединения Кутузова, Макк опрометчиво выдвинулся вперед к р. Илле в Баварию, войска которой, однако, вопреки его расчетам, не присоединились к австрийцам.

14 сентября Наполеон был уже в Страсбурге с готовыми сведениями о рискованном движении Макка к Илле; он решил направить главный удар против правого крыла австрийской армии, чтобы, став на ее сообщениях, отрезать ее от русских. Сбитый с толку искусными демонстрациями Наполеона, Макк, далекий от желания своевременно отступить на соединение с русскими, бросавшийся от одного предвзятого умозрительного решения к другому, после ряда частных поражений, позволил Наполеону довести до конца замечательную операцию, результатом которой было окружение, а затем, 8 октября, и пленение австрийской армии под Ульмом. Только незначительной части войск с эрцгерцогом Фердинандом, не разделявшим стратегических измышлений Макка, удалось прорваться в Богемию, да 10-тысячный отряд Кинмайера успел соединиться с Кутузовым на р. Инн.

Армия Кутузова сосредоточилась у Браунау 10 октября; изнуренная, особенно на последних переходах, крайне ненастной погодой, почти без обуви у солдат, она была отделена по крайней мере 240-верстным расстоянием от Ульма, не имея прочно установленной связи с армией Макка. 11 октября в Браунау явился виновник Ульмской катастрофы — Макк. Кутузов из командующего вспомогательною армией превращался в главнокомандующего — вершителя судеб Австрийской монархии.

В Браунау образовалась армия, силою до 55 тыс., в том числе ок. 20 тыс. австрийцев графа Мерфельдта; в 3-4 переходах надвигалась 150-тысячная масса французских войск. Как русский генерал, Кутузов должен был всемерно сохранить свою армию, дабы при заключении мира, при том или ином исходе войны, не пострадали интересы России, но, как вождю союзных войск, ему нельзя было не считаться и с другою целью, вытекавшею из союзных обязательств, — спасением Вены.

Оставляя линию р. Инн, Кутузов принял решение, медленно задерживая противника, отходить к Вене, сближаясь с подкреплениями из России, Тироля и Италии. Разрушив мосты на Инне, русская армия 13 октября начала движение к р. Траун, а на одной высоте с нею, к югу, шли австрийские войска Мерфельдта. Уже здесь начал обнаруживаться антагонизм союзников: наши презирали австрийцев, а последние смотрели на русских как на варваров и невежд в военном деле. Но худшим следствием Ульмского погрома были признаки деморализации австрийского правительства, пытавшегося уже открыть переговоры с Наполеоном.

19 октября, у Ламбаха, на р. Траун, 8 бат. Багратиона, оставленные для наблюдения за разрушением моста, имели первое боевое столкновение с неприятелем; около пяти часов русские отбивали атаки и отошли лишь по разрушении моста.

Оставление Кутузовым линии Энса давало Наполеону повод предполагать, что русский полководец будет оборонять последнюю выгодную перед Веной позицию у С.-Пельтена. Желая добиться при атаке последней более решительных последствий против ускользавшей до сей поры русской армии, Наполеон приказал главным силам преследовать русских с фронта, а корпусам Даву и Мармона — отбросить от Кутузова войска Мерфельдта и выйти против левого фланга С.-Пельтенской позиции; тогда Мортье перехватил бы кратчайший путь соединения русских с идущими к ним из России подкреплениями.

24 октября произошло два боя, весьма различных по своему характеру и последствиям. В то время как Даву почти уничтожил австрийские войска Мерфельдта, у Амштеттена Мюрат и Удино встретили самое упорное сопротивление арьергарда русской армии под начальством кн. Багратиона, поддержанного пехотой Милорадовича; хотя наши в конце боя и отошли, но успех добыт был неприятелем ценою целого ряда отчаянных штыковых свалок.

В С.-Пельтене Кутузов получил сведение о движении корпуса Мортье по левому берегу Дуная и понял, что Наполеон подготовляет ему окружение, в то время как армии эрцгерцогов Карла и Иоанна находятся в расстоянии чуть не 500 верст от Вены. Ввиду этого, он 28 октября перешел Дунай у Маутерна, сжег за собою мост и мог, таким образом, за сильной преградой реки считать себя обеспеченным от ударов французской армии.

Донесение о переправе Кутузова у Маутерна поставило Наполеона в затруднительное положение: искусный маневр русского генерала расстроил его стратегические комбинации, и перед прозорливым полководцем в то же время ясно восстала степень опасности, которой подвергался корпус Мортье. Первым распоряжением Наполеона, поэтому, была приостановка общего движения к Вене, куда так стремился пылкий Мюрат, но было уже поздно; от опытных старческих глаз Кутузова не ускользнул промах его великого соперника, и наш главнокомандующий, ничем не рискуя, не упустил случая воспользоваться хотя бы частной победой над торжествовавшим доселе противником. Кутузов нанёс поражение противнику в сражение у Кремса, или Дюрренштейнском бою.

После поражения у Кремса Наполеон задумал новую комбинацию. Он дает приказ Мюрату с большей частью кавалерии, корпусами Сульта и Ланна, а также гренадерами Удино немедленно занять Вену, овладеть тамошним мостом на Дунае и, направившись к Цнайму, наперерез Кутузову, постараться отрезать последнего от шедших к нему подкреплений; вместе с тем корпусам Бернадотта и Мортье было приказано, переправившись через Дунай у Мелька, преследовать русских с тыла. 1 ноября в Вену вступили Мюрат и Ланн с отрядом гренадер Удино и несколькими взводами гусар. Маршалы, на виду 13-тысячного отряда австрийцев, обманув их басней о заключенном перемирии, овладели мостом.

Весть об этом неожиданном событии дошла до русского полководца в тот же день. Нельзя было медлить ни одной минуты — иначе французы могли предупредить нас на Брюннской дороге. Кутузов, оставив в Кремсе больных и раненых, в ту же ночь выступил оттуда с армией. 2 ноября, после полудня, в Мейсау было получено известие, что авангард Мюрата показался у Штокерау. Чтобы прикрыть справа свой фланговый марш, Кутузов выдвинул боковой авангард, силою до 6 тыс. под начальством кн. Багратиона, с приказанием задерживать французов у Обер-Голлабруна до тех пор, пока армия, миновав Ецельсдорф, не выйдет на большую дорогу из Вены через Цнайм к Брюнну. Вместе с Багратионом пошел небольшой кавалерийский отряд австрийцев Ностица.

В этот день Мюрат, выступив с конницей и гренадерами Удино из Штокерау, вскоре наткнулся на передовые посты Ностица впереди Обер-Голлабруна, а армия Кутузова, увязая по колено в грязи, достигла утром, после 56-верстного перехода за 36 часов движения, Ецельсдорфа и здесь была остановлена для отдыха. повторить уловку, столь удавшуюся ему при захвате Венского моста; он послал к Багратиону парламентера с предложением перемирия. Последний l отослал переговорщика к Кутузову, который схватился за этот непредвиденный случай и, со свойственным ему тонким расчетом, воспользовался хитростью Мюрата в свою пользу. «Намерение же мое было, — доносит он Государю, — паче всего выиграть время к снисканию средства для спасения армии и успеть отойти от неприятеля».

Действительно, 4 ноября армия наша прошла Цнайм, а 5-го утром достигла Погорлица, и кризис потери пути отступления для нее закончился. Собственно говоря, уже 4 ноября первоначальная задача кн. Багратиона могла считаться им исполненной. Но русская армия оказывалась в полной безопасности лишь с достижением Погорлицкого перекрестка. Вот почему ради высшего интереса — «спасения армии» Кутузов, желая скрыть свое движение от Ецельсдорфа к Погорлицу, бестрепетно жертвует отрядом кн. Багратиона, оставляя его заслоном перед многочисленным противником.

Шенграбенское сражение

Наполеон был взбешен поступком Мюрата. 4 ноября Мюрат, получив выговор от Наполеона,  безотлагательно начал атаку на русских, чтобы покончить дело до темноты. Отряду Багратиона предстоял неравный бой 6 тыс. против 30 тыс. — один из самых тяжелых случаев в действиях арьергарда, когда последний, все более и более удаляющимися от него главными силами, предоставлен самому себе. Арьергард Багратиона, его «геройская дружина», состоял из полков: Киевского гренад., Азовского и Подольского мушкет., 6 егер., по одному батальону Новгородского и Нарвского, Павлоградского гусар., Черниговского драгун., Донских казачьих — Сысоева 3-го и Ханженкова 1-го и легкой «вакантной» роты 2-го батальона 4-го артил. полка, которую считают родоначальницей 5-й батареи 10-й артил. бригады.

Заняв в виде передового пункта егерским полком Шенграбен, Багратион построил свой отряд в боевой порядок севернее этой деревни; в первой линии стояли Киевские гренадеры, азовцы и подольцы, имея впереди в центре артил. роту, справа — черниговских драгун и слева — павлоградцев; в резерве, или второй линии, стояли два батальона Новгородского и Нарвского полков; деревня Грунд в тылу была наскоро приведена в оборонительное состояние.

Около 5 час. пополудни загорелся бой; гренадеры Удино, построенные в две колонны, двинулись против центра русских; дивизия Сюше — против их правого фланга и дивизия Леграна — против левого; дивизия Вандамма была в резерве; конница, по свойствам болотистой местности, почти не приняла участия в деле. В самом начале боя наша артиллерия зажгла Шенграбен, и егеря отошли на главную позицию. Пожар заставил гренадер Удино податься назад, но Сюше обошел правый фланг русской позиции, а Легран, с другой стороны, достиг селения Грунд.

Князь Багратион, принужденный отступать, направил свою пехоту к Грунду, в улицах которого завязалась рукопашная свалка. Руководство боем в высшей степени затруднялось для Багратиона столплением войск на тесном пространстве, окаймленном французами, а также темнотою; несмотря на это, как говорит Рюстов, Багратион, насколько можно, не выпуская из опытных своих рук управления войсками и с обычным для него спокойствием и хладнокровием, не оставлял своими указаниями частных начальников, выказавших здесь, кроме храбрости, и личную распорядительность.

Для обеспечения дальнейшего отступления было занято заблаговременно двумя нашими батальонами и казаками селение Гунтерсдорф. При переходе через последнее напор противника, при неизбежном замедлении движения, сделался сильнее. Солдаты наши либо пробивались штыками, либо пускали в ход хитрость, когда кто-либо из их командиров, говорящий по-французски, кричал неприятелю: «…вы стреляете по своим; мы французы!» На высотах позади Гунтерсдорфа, около 11 часов, французы прекратили атаки, и закончился этот беспримерный бой. По показаниям наших историков, отряд Багратиона потерял более 1/3 состава и 8 орудий, завязших в грязи, но имел и трофеи в виде знамени и нескольких пленных.

После Шенграбена дорогое для России имя князя Багратиона повторялось во всех ее уголках. Аксаков С.Т. в своих воспоминаниях, под 1805 годом, отмечает: «Знаменитый Багратион был нашим любимцем…» И в потомство Шенграбенский бой перешел со справедливым именем подвига и представляет одну из наиболее ярких страниц среди деяний Багратиона, личным дарованием которого вверенный ему отряд во многом обязан своим спасением из трагического тактического положения, выпавшего на его долю во имя взаимной выручки.

6 ноября Багратион присоединился к армии. Кутузов в Погорлице встретил «князя Петра», как он называл Багратиона, словами: «О потере не спрашиваю; ты жив — этого довольно!» 7 ноября, в Вишау, произошло соединение Кутузова с 27-тысячной армией Буксгевдена; соединенные русско-австрийские силы отошли к Ольмюцу, где и расположились на квартирах…

Из очерка генерал-майора Д.А. Назарова из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 209 – 220.

Наполеон считал, что союзники занимают Лейпциг и находятся у него с фронта; между тем у Лейпцига был только 6-тысячный отряд пруссаков Клейста, а остальные силы сосредоточивались много южнее, на р. Эльстер, у Цвенкау и Пегау, и занимали фланговое положение относительно противника, сильно растянутого вдоль пути движения.

Дибич (генерал-квартирмейсгер) предложил атаковать с фланга и разбить отдельно ближайшие французские корпуса. Замысел был хорош, но исполнен он вяло и неискусно; несмотря на свою многочисленную конницу, стоявшую всего в 5 верстах от неприятеля, союзники в общем были плохо ориентированы. В самом сражении союзники вводили войска по частям, но в конце сражения участвовало только 73 тыс.

Как только раздалась канонада, Наполеон сразу понял, что главная опасность угрожает ему с юга. Мгновенно гениальный полководец создает план действий и, так как нельзя было терять времени на составление диспозиции, делает свои распоряжения в несколько минут отдельными записками: Нею держаться и прикрыть развертывание армии в боевой порядок; гвардии вернуться в Люцен и стать в резерве за Неем; вице-королю идти на выстрелы у Люцена, пристроиться к левому флангу Нея и принять начальство над левым крылом, Мармону — составить правое крыло, а Бертрану обойти левый фланг союзников с тыла.

К 7 час. вечера у Наполеона сосредоточивается до 100 тыс., перевес переходит на его сторону, положение из критического обращается в блистательное. Хотя союзники и удержали за собою места, занятые в начале сражения (Гросс-Гершен), но из положения наступательного перешли в оборонительное, охваченное с обоих флангов; на другой день должны были отступить и на время отказаться от роли освободителей Германии. Наполеон потерял до 15 тыс. чел., союзники — немногим меньше, но захватили до 800 пленных и 5 орудий.

Витгенштейна упрекали, что он из соперничества с Милорадовичем не привлек его корпус к сражению и тем лишил себя существенной поддержки в 12 тыс. чел. Если это было так, то, значит, и в те времена существовали трения, крайне вредные для дела. Милорадович, посланный к Цейцу (20 верст) для обеспечения левого фланга от обхода, крайне волновался и говорил: «Первый раз в жизни слышу выстрелы и сам не в деле!» Зато ему выпала на долю большая работа при командовании арьергардом, когда союзники начали отступление. Они отступили 21 апреля в двух расходящихся направлениях: прусский отряд Бюлова отходил по направлению к Берлину для прикрытия этой столицы; остальная армия двинулась в Силезию, к г. Бацену, для прикрытия пути в герцогство Варшавское, служившее основанием действий союзников, чтобы держаться ближе к Австрии, с которой продолжались переговоры о союзе.

По недостатку хорошей кавалерии для преследования, Наполеон не мог извлечь большой выгоды из Люценской победы. Позиции Милорадовича приходилось или брать с фронта, или обходить пехотою, на что требовалось много времени, вследствие чего главные силы союзников двигались по маршрутам с таким спокойствием, как бы в мирное время. За свои заслуги Милорадович 1 мая получил графский титул.

Наполеон, ошибочно полагая, что к Берлину направились значительные силы пруссаков, направил для преследования слабого отряда Бюлова три корпуса (до 60 тыс.) под начальством Нея, а сам со 100 тыс. двинулся к Бауцену. 3 мая Макдональд выяснил, что у Бауцена сосредоточиваются не только русские, но и пруссаки и готовятся к сражению. Тогда Наполеон послал приказание Нею двинуться в тыл позиции у Бауцена. Ней мог прибыть только 11 мая, но Жомини, начальник штаба Нея, прозрел обстановку раньше (отчасти по немецким газетам) и убедил маршала по собственному почину, до получения приказания, свернуть к Бауцену; вследствие этого, Ней прибыл двумя днями раньше предположенного, т. е. к 9 мая.

Сражение при Бауцене 8 и 9 мая 1813 года

Желая уменьшить в глазах Европы значение Люценской неудачи и усилившись до 96 тыс. человек, союзники решили дать сражение на выгодной позиции у Бауцена. Передовая позиция, для непосредственной обороны переправ, занята 25 тыс. Милорадовича. На главной позиции расположились 65 тыс., упирая левый фланг к крутым лесистым высотам около австрийской границы, а правый — к прудам у д. Плисковиц. Местность, пересеченная ручьем Блезауэрбах, прудами и высотами, затрудняла взаимную поддержку и действия конницы, которой у союзников было вдвое больше (25 тыс.), чем у противника, т. е. позиция не соответствовала составу армии. Креквицкие высоты — тактический ключ позиции, близ правого фланга, заняты пруссаками Блюхера; стратегическое значение принадлежало правому флангу.

Из диспозиции Витгенштейна видно, что он предполагал ограничиться лишь отражением покушений неприятеля. Наполеон 8 мая, т. е. до подхода Нея, употребил на подготовку дальнейшей решительной атаки: на овладение переправами через р. Шпрее и на ряд ложных атак левого фланга союзников, чтобы привлечь к нему их резервы. Все это вполне удалось французскому императору. Двинув 70 тыс., он оттеснил союзников с передовой позиции, а в то же время сильными атаками корпусов Удино и Макдональда против левого фланга заставил русских расходовать для его поддержки общий резерв с самого начала боя. Вечером голова армии Нея уже подошла к полю сражения.

В таких обстоятельствах многие из русских генералов, особенно Барклай, полагали, что следовало отступать к Герлицу, показать там вид готовности принять бой и отступить далее; если цель заключалась в том, чтобы выиграть время, то подобным способом она достигалась без огромных потерь, неизбежных в сражении. Напротив, пруссаки, особенно Кнезебек, настаивали на бое: отступление, по их мнению, ослабило бы дух прусского народа. Александр согласился с Кнезебеком; союзники остались на позиции в пассивном положении.

Наполеон на 9 мая решил возобновить атаки Удино и Макдональда и, выждав нападение Нея на правое крыло, атаковать ослабленный центр противника. С 5 час. утра Удино и Макдональд, не знавшие, что они только демонстрируют, повели энергичные атаки, отбросили русских и глубоко проникли в лесистые высоты левого фланга, так что Александр и его приближенные убедились в направлении именно отсюда главного удара врага, чтобы отрезать от австрийской границы. Тогда главнокомандующий гр. Витгенштейн сказал Государю: «Ручаюсь головою, что эта атака ложная. Наполеон хочет обойти нас с правого фланга и оттеснить к Богемии». Его не послушали и послали большую часть резервов на левый фланг.

Прибытие подкреплений позволило русским перейти в наступление и потеснить французов. Удино был в отчаянии, что успех, который, как ему казалось, должен был решить сражение, ускользает, и два раза посылал к Наполеону за подкреплениями. В первый раз Наполеон не дал никакого ответа, а во второй, около 2 час. дня, приказал передать только, что «в 3 часа сражение будет выиграно», а подкреплений, конечно, не послал.

Еще утром генерал-квартирмейстер прусских войск Мюффлинг доложил Александру о возможности неприятельского обхода с правого фланга. — «Сколько войск у Барклая?» — спросил Государь у Витгенштейна. «15 тысяч», — отвечал граф. «Достаточно ли их?» — обратился Государь к Мюффлингу, знавшему местность. Получив утвердительный ответ, Александр приказал ему ехать к Барклаю и помочь советом при обороне. В 6 час. утра в середине расположения Наполеона замечен был густой дым, послуживший Нею сигналом, чтобы обрушиться с превосходными силами на 12-тысячный отряд Барклая. Угрожая ему с фронта целым корпусом, он направил две дивизии влево для обхода правого фланга, т. е. для захвата пути отступления союзников, а одну вправо, чтобы отрезать Барклая от Блюхера. Положение Барклая было критическое: на главном месте, у с. Глейна, у него было не более 7 тыс. чел.

В это время приехал Мюффлинг и объявил волю Александра удержать французов с 15 тыс. человек. Барклай не сказал ни слова, но, когда Ней развернул свои силы, на взгляд до 40 тыс., русский генерал пригласил Мюффлинга в дом мельника и, затворив тщательно дверь, между тем как ядра пронизывали насквозь утлые стены дома, сказал: «Вы полагаете, что у меня 15 тыс., и Государь думает то же. В такую решительную минуту не могу молчать долее. У меня всего 5 тысяч, судите сами: могу ли удерживаться против 40 тысяч? Прошу вас, поезжайте, как можно скорее, к Блюхеру и просите его, чтобы он помог мне». Под напором огромных сил неприятеля, Барклай, отступая шаг за шагом, дошел в 9 час. до Прейтица, о чем донес Александру, который выразил неудовольствие за слишком поспешное очищение позиции.

В 11-м часу утра Ней получил от Наполеона приказание: «направить все войска на Гохкирхенскую колокольню». Так как через Гохкирхен, лежавший в 12 верстах за Бауценом, проходил главный путь отступления союзников, то цель была ясна — захват этого пути. Ней атаковал Прейтиц, Барклай отступил к Баруту, имея в виду единственно обеспечение пути отступления всей армии; от Блюхера он уже был совершенно отрезан. Если бы теперь Ней продолжал движение на Гохкирхен, а Наполеон атаковал с фронта, то союзники были бы поставлены в отчаянное положение, но, под влиянием колебаний, Ней остановился, а Наполеон, не видя его наступления, придержал центр; потеря времени спасла неприятеля. Разъяснив положение дел, Наполеон в первом часу повел атаку с фронта, а Нею послал приказание перейти в наступление.

Атаки были успешны, но только Ней вновь сделал ошибку: вместо того чтобы идти прямо на Гохкирхен, он, увидев вправо от себя на Креквицких высотах Блюхера, повернул направо на Клейн-Бауцен и атаковал пруссаков. Все историки обвиняют Нея за эту ошибку; но если действия его войск имели такое решающее значение, то Наполеону следовало самому находиться при них — тогда он мог бы предупредить или исправить все ошибки.

В такую критическую минуту союзникам надлежало или произвести благоприятный поворот в сражении, или отступить. Для первого не было резервов, отосланных на левый фланг; оставалось второе. В 3 час. дня Кнезебек предложил монархам, как было сказано в современных реляциях, «прервать сражение». Отступление совершено в полном порядке сперва войсками центра, затем — правого фланга и, наконец, левого. Сильная буря с проливным дождем способствовала отступлению. Потери союзников — 12 тыс., неприятеля — 18 тыс. Многочисленная конница заставляла французскую пехоту постоянно держаться в каре, замедляла преследование и не позволила захватить трофеи; даже раненые почти все были увезены.

Наполеон был крайне раздражен подобным результатом сражения. «Как, — вскричал он, — после такой резни — и никакого результата? Нет пленных? Так эти люди решились не оставить мне ни одного гвоздя!» Лично на себя он принял руководство преследованием, которое началось в 2.30 час. утра 10 мая. Под пушечным огнем, подвергая себя крайней опасности, Наполеон сам водил войска в бой, но арьергард Ермолова постоянно давал отпор. До Рейхенбаха он останавливал противника на четырех позициях; здесь его сменил Милорадович. Под Рейхенбахом лучшему французскому кавалеристу, генералу Брюйеру, оторвало ядром обе ноги. Под Герлицем около Наполеона русское ядро поразило его любимца обер-гофмаршала Дюрока, который сопровождал императора во всех походах, начиная с 1796 г. Преследование закончилось только в 8 час. вечера и не дало никаких выгод; ничто не могло заменить недостатка в коннице.

Заметив, что французы наступали без достаточных мер охранения, Блюхер, воспользовавшись местностью близ г. Гайнау, пересеченною речками, рощами и холмами, устроил засаду, на которую напоролась французская дивизия Мезона (у него было всего 50 кавалеристов). С этих пор французы наступали медленно, с чрезвычайною осторожностью; дух пруссаков возвысился.

17 мая ген. Барклай де Толли был назначен главнокомандующим вместо Витгенштейна, который давно уже тяготился своим трудным положением, просил об увольнении и сам указал на Барклая как на своего преемника. Союзники отошли в Силезию к кр. Швейдниц. Положение Наполеона было очень трудное. Он ясно видел, что еще несколько таких побед, как Люцен и Бауцен, и армия его перестанет существовать.

Чтобы иметь время усилиться, Наполеон согласился на 6-недельное перемирие (заключено в Пойшвице 23 мая), которое потом продолжено по 29 июля. Оно было нужно и Наполеону, и союзникам, но кому оказалось более выгодным? И Наполеон, и союзники воспользовались им для увеличения своих сил, но союзники, кроме того, усилились присоединением к союзу Австрии. В окончательном результате выгода была на стороне союзников. Между тем 15 июня в Рейхенбахе Россия и Пруссия заключили секретную конвенцию с Австрией о войне против Наполеона, а еще раньше, 2 и 3 июня, состоялся договор с Англией о субсидиях с ее стороны — Пруссии 4 миллиона и России 8 миллионов рублей.

В полночь на 30 июля во французский авангард передано объявление о прекращении перемирия, подписанное Барклаем. Война началась снова, но перевес в силах, хотя и небольшой, был на стороне коалиции.

Из статьи генерал-лейтенанта Орлова Н.А., из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 308 – 310.