В конце XV столетия Москва стала столицей единого Русского централизованного государства — России. В ней сложилась общегосударственная система центрального управления — Боярская дума, приказы, единые армия, финансы. Несмотря на остатки эпохи феодальной раздробленности — военные дружины удельных князей во главе с воеводами в составе великокняжеского войска, сохранение пунктов сбора таможенных пошлин в районах бывших границ между княжествами и др. — образование единого государства было шагом вперед в политическом развитии страны.

Это создало новые благоприятные условия для экономического роста. Ликвидация удельной системы с княжескими усобицами, войнами усилила Россию в политическом, военном, дипломатическом отношениях. В течение XVI столетия Москва пережила немало драматических событий. Она была известна как столица большого и сильного государства. Россия включила в первой четверти XVI в. в свой состав немалое число некогда самостоятельных русских земель — Псковскую, Рязанскую и др. У Литвы Василий III, продолжавший политику своего отца Ивана III, отвоевал древний русский город Смоленск.

Великокняжеская власть сильно упрочила свои позиции. Однако после смерти Василия III (1533 г.), а затем его вдовы Елены Глинской (1538 г.) началось время так называемого боярского правления. Сын покойного Василия III — великий князь Иван IV, будущий царь Грозный — был игрушкой в руках придворных — Шуйских, Бельских, Воронцовых, Глинских. Довольно часто сменялись правительства; к власти приходила то одна, то другая боярская группировка.

Временщики — эти калифы на час — стремились получить максимальные выгоды. Злоупотребление властью, насилия и поборы, неправедный суд и «мздоимание» тех лет вошли в поговорку. Об этом с содроганием вспоминал позже сам Иван Грозный, на глазах которого разыгрывались дикие сцены убийств, истязаний и борьбы за власть. Юный правитель (родился в 1530 г.) постепенно и сам входил во вкус, отдавая приказы о расправе с неугодными ему лицами.

Столица в XVI в. сильно разрослась. Территория Китай-города была в 1534-1535 гг. обведена каменными стенами, остатки которых сохранились и доныне возле гостиницы «Метрополь» и в Китайском проезде, между Китай-городом и набережной Москвы-реки. В конце столетия соорудили каменные стены вокруг Белого города — по линии современного Бульварного кольца. Третья линия стен шла по современному Садовому кольцу; она заключала в себе Земляной город. Эти части города — Кремль, Китай-город, Белый город, Земляной город — хорошо видны на древних планах Москвы. Городские строения располагались и за стенами Земляного города.

Величина и многолюдность русской столицы обращали на себя внимание иностранцев. Англичанин Ченслер считал, что она больше Лондона с предместьями. А немец Тектандер писал: «Город очень велик и чрезвычайно многолюден… и его почти нельзя сравнить ни с каким немецким городом».

Население Москвы было очень многочисленным. К концу XVI — началу XVII в. численность московского населения один из западных путешественников, дон Хуан Персидский, посетивший Москву, определил в 80 тысяч человек. Трудно сказать, соответствует ли действительности эта цифра. Во всяком случае, столица была городом многолюдным. Население росло в первую очередь за счет «черных» людей. Они составляли основную часть жителей Китай-города, Белого и Земляного городов, жили кварталами (мясники, гончары, кожевники, кадаши, бронники, столешники и т. д.) в московских сотнях и слободах.

Москва была богата соборами и церквами, которых насчитывалось более 400. В отдельных слободах располагались московские стрельцы — до 3 тысяч человек. В московский гарнизон входили также пушкари, воротники — стража у ворот. Немало было иноземцев, живших на Болвановке — у Серпуховских ворот, у Покровки, на Кукуе — у Яузы. Многолюдная и обширная столица обычно еще более оживлялась с приездом многочисленных русских и иностранных купцов.

Китай-город, где располагался городской торг — торговые ряды на Красной площади, или Пожаре, как она тогда называлась, кипел жизнью, оттуда слышались шум и гам, споры продавцов и покупателей, брань и крики подгулявших «гультяев». Шумным и оживленным был Кремль в дневные часы. К царскому дворцу подъезжали степенные бояре, важные иностранные послы, которых встречали и провожали приставы. Слуги, сопровождавшие своих господ, забавлялись разговорами и задирали друг друга и прохожих. В соборах и церквах шли службы, и верующие сновали туда и сюда, сдерживая обычную поспешность и суетливость.

В торговых рядах, в лавках и мастерских торговцы и ремесленники изготовляли и сбывали разнообразные товары. В Кремле и других местах, около церквей, на площадях, улицах и перекрестках ходили и сидели прямо на земле или снегу многочисленные нищие, убогие люди. Немало было в Москве людей, живших «черной работой», — батраков, ярыжек, казаков, а также множество калек, больных, питавшихся мирским подаянием, «ходя меж двор», «бога ради скитаясь». Многие из них умирали голодной смертью, замерзали на улицах, не найдя места, «где главы подклонить».

В годы неурожаев, пожаров и эпидемий бедствия этой массы бездомных, обездоленных людей достигали трагических размеров. Они погибали тысячами, десятками тысяч. Специально выделенные люди собирали по Москве «умерших… на пути, от глада изгибших» и вывозили за город. Но иногда, в годы особенно тяжких бедствий, некому и это было делать. В 1571 г., после эпидемии чумы — «морового поветрия» и страшного пожара погибших было такое огромное количество, что «на Москве некому было розвозити», тогда власти вызывали людей с подводами из других городов. Приезжие «долго розвозили» покойников во все стороны из опустевшей столицы.

Народный гнев против жестоких правителей накапливался долгие годы. Он прорвался наружу в 1547 г. Поводом послужил грандиозный пожар 21 июня. Еще в апреле от пожара сгорело много лавок на московском торге в Китай-городе. Но этот пожар не шел ни в какое сравнение с новым — июньским. Современники называют его «великим пожаром». Загорелся сначала храм Воздвижения на Арбате. Затем занялось все Занеглименье к западу от реки Неглинки. Пламя перекинулось через узкую Неглинку в Кремль.

Здесь выгорели все деревянные строения — дворы бояр и князей, Оружейная и Постельная палаты, казна. Занялись кровли царских палат, верх соборной Успенской церкви. В других церквах и соборах пожар уничтожил много ценных вещей, икон, в том числе несколько из них письма Андрея Рублева. Сгорели кровли над кремлевскими стенами — сами стены в некоторых местах «разорвашася» из-за взрыва пушечного «зелья», хранившегося в них. Затем выгорел Китай-город.

Пламя бушевало весь день, утихло только вечером. В городе, охваченном огнем, происходили душераздирающие сцены. По улицам, окутанным огнем и дымом, бегали объятые ужасом люди. Одни старались вынести пожитки, другие спасались от страшного зноя и духоты. Кругом рушились деревянные строения под напором огня. Горящие головни раскаленным воздухом переносились на соседние дома, и они мгновенно занимались.

Многие москвичи не успели выскочить на улицу, другие, обессиленные, падали, задыхаясь от жары и дыма. Погибло в огне, по одним данным, 1700 человек, по другим — 2700. А один современник сообщает, что за одной Неглинкой после пожара было собрано более 3700 трупов сгоревших москвичей. Во всяком случае, количество жертв исчислялось несколькими тысячами. Огонь уничтожил 25 тысяч домов. Остались без крова десятки тысяч людей. В столице начался голод, так как пожар дезорганизовал ее снабжение из окрестных сел и деревень.

Царь Иван Васильевич, ему было в это время 17 лет, с женой Анастасией Романовной, братом Юрием и боярами выехал в село Воробьево на Воробьевых горах. Царский двор в Кремле тоже сильно пострадал от пожара — сгорели деревянные хоромы, а некоторые каменные строения распались от зноя. Выгорел и двор митрополита, а сам Макарий едва не погиб в огне. Его переправили в Новинский монастырь.

Правительство Глинских, родственников царя по матери, бездействовало перед лицом такого страшного бедствия. Более того, вместо принятия каких-либо мер, принялись искать «зажигалыциков» из среды москвичей. Глинские говорили, что и апрельские и июньские пожары «зажигали зажигальщики», которых по их приказу хватали, подвергали пыткам. Не вынося пыток, они «признавались в вине». «И тех зажигальшиков казнили смертною казнью, главы им секли и на колье сажали, и в огонь их в те же пожары метали».

Однако среди москвичей быстро распространились слухи о том, что «великий пожар» 21 июня является делом Глинских. Обвиняли в поджоге престарелую княгиню Анну Глинскую — мать князя Михаила Глинского. Глинских обвиняли также в том, что они «норовили» приходу на Русь «иноплеменных»: на южные окраины государства вторгся крымский хан со «многою силою», т. е. с большим татарским войском. Москвичи ненавидели Глинских, всесильных «временщиков» при молодом царе, и их приближенных, а также челядь, холопов за бесчинства, вымогательства, поборы, от которых, как видно, немало пострадали московские простые люди. Глинские были виноваты во многих страданиях народа, и это превратило их в «поджигателей».

При Иване IV в Воробьеве находились многие бояре — противники Глинских, в первую очередь Шуйские, снова стремившиеся к власти, и Захарьины — родственники царицы. Анастасия Романовна была родом из этой фамилии. Они и попытались свести счеты со своими недругами при царском дворе, воспользовавшись начинавшимся народным «мятежом».

На второй день после пожара, 23 июня, царь и бояре приехали к больному митрополиту Макарию в Новинский монастырь. Здесь во время совещания бояре подхватили версию о поджоге Москвы Глинскими, тем более что об этом говорили все от мала до велика в самом стольном граде, превратившемся в сплошное пепелище. Царь оказался в затруднительном положении. Обвинения — в данном случае бояр, но, по существу, прежде всего московского народа, и царь Иван знал, конечно, об этом, — касались Анны Глинской: она была его бабкой — матерью его матери Елены Глинской, умершей в 1538 г., и ее сыновей, т. е. его дядей по матери…

26 июня, на пятый день после пожара, «черные» люди двинулись в Кремль, собравшись «вечьем» на Соборной площади перед царским двором. Они решительно потребовали выдать на расправу Глинских. На народную сходку в Кремль прибыли из Воробьева бояре. Они «вопрошали» «черных» людей: «Кто зажигал Москву?» Те повторили свои обвинения и требования. Бояре, по словам летописца, «не унимали» восставших, да это и невозможно было сделать.

Среди бояр стоял и князь Юрий Васильевич Глинский — один из сыновей Анны Глинской, дядя царя Ивана IV. Услышав «про матерь и про себя такие неподобные речи» восставших, он убежал с площади, спрятался в Успенском соборе. Там шла служба — обедня. Однако это не спасло боярина. Восставшие «черные» люди ворвались в собор, схватили его и убили около митрополичьего места. Труп Глинского, убитого всем «миром», выволокли, обвязав веревкой, на Красную площадь…

После массовых расправ 26 июня два дня, 27 и 28 июня, столица жила беспокойной жизнью и ожиданием дальнейших событий. Народный гнев не улегся. 29 июня восставшие москвичи — «многие люди черные» направились «скопом» в Воробьево к царю Ивану. Они шли в полном вооружении со щитами и сулицами (копьями) как будто приготовились к сражению. Восставшие хотели расправиться с Глинскими, которых якобы «государь хоронит у себя». Но вскоре выяснилось, что Глинские, выдачи которых требовали восставшие, не прячутся у царя. И в целом восстание после похода в Воробьево быстро закончилось… Однако восстания «черни» были и позже: и в конце XVI в., и в XVII веке.