В 1807 г. Наполеон основал Варшавское герцогство. Оно не удовлетворило ожиданий большинства поляков, мечтавших сразу о Польше «от моря и до моря» с включением в нее Литвы и Западной Руси. Александр I в 1815 г. на Венском конгрессе оформил присоединение к России Варшавского герцогства под именем Царства Польского и даровал ему конституцию. Польша получила право иметь собственную армию в 30 тыс.; мало того, деньги на вооружение, обмундирование и продовольствие этой армии отпускались не из Казначейства царства, а из сумм Империи.

Среди русских мероприятия Александра относительно Польши не встретили сочувствия. Историк Карамзин высказался даже резко. «Царь, — писал он, — исправляет раздел Польши разделом России; этим он вызовет рукоплескания, но повергнет в отчаяние русских; восстановление Польши будет или разрушением России, или русские оросят Польшу своею кровью и еще раз возьмут штурмом Прагу».

«На одном из смотров, — рассказывает в своих записках Паскевич, бывший тогда проездом в Варшаве, — подхожу к гр. Милорадовичу и гр. Остерману-Толстому и спрашиваю: что из этого будет? Гр. Остерман отвечал: а вот что будет — через 10 лет ты со своей дивизией будешь Варшаву штурмовать. Предсказание сбылось». Главнокомандующим польской армией был назначен цесаревич вел. князь Константин Павлович, а наместником царства — старый ветеран польской армии генерал Зайончек, действовавший совершенно согласно с великим князем.

Политическое настроение Польши настолько для всех было ясно, что Николай I, уезжая из Варшавы в 1829 г., после коронования, как царь Польский, сказал императрице, что они были на вулкане, который уже десять лет грозит извержением. Понятно после этого, что взрыв 1830 г. не был неожиданностью, и совершенно наивно утверждать, что революцию сделали подпоручики Высоцкий, Заливский и Урбанский и школа подпрапорщиков, «сморкачи» (сопляки), как называл их польский военный министр Гауке.

Июльская революция 1830 г. в Париже и августовская в Брюсселе подлили масла в польский огонь. Последним толчком к восстанию послужило повеление о движении польских войск, вместе с русскими, для подавления революции в Бельгии. С удалением национальных войск исчезла всякая надежда на успех революции, а потому поляки решили действовать — ради политических мечтаний, несбыточных уже по тому одному, что осуществление их затрагивало интересы трех могущественных государств (России, Австрии и Пруссии), заключавших бывшие польские провинции. Заметим, что под русским владычеством было достигнуто материальное благосостояние страны, сделавшее в 15 лет настолько замечательные успехи, что в Казначействе, вместо прежнего постоянного дефицита, была теперь свободная наличность в 66 миллионов злотых.

Вечером 17 ноября заговорщики напали на резиденцию цесаревича Бельведер. Великий князь, благодаря камердинеру Фризе, спасся, а русские войска и часть польских постепенно к нему присоединились и 18 ноября вечером вышли из города. По мнению самих поляков, восстание легко было подавить в самом начале, но цесаревич растерялся; он все время твердил, что «всякая пролитая капля крови только испортит дело». Отпустил польские войска, оставшиеся верными (эти превосходные полки присоединились к мятежникам), отступил с русским отрядом через Пулавы и Влодаву в пределы Империи и сдал полякам крепости: Люблин, имевший важное стратегическое значение и большие артиллерийские запасы, и Замостье. Восстание разлилось по всему краю.

Главнокомандующим польских войск объявлен был генерал Юзеф Хлопицкий (1771-1854), известный ветеран наполеоновских войск, человек с большими военными дарованиями, любимец войск и народа. 13 января 1831 г. сейм объявил династию Романовых лишенною польского престола. На призывы Николая к покорности поляки ответили требованием присоединения к Царству западных губерний. Борьба становилась неизбежной.

Польская армия состояла из 35 тыс. (28 тыс. пехоты и 7 тыс. кавалерии) при 106 орудиях. Революционное правительство призвало на службу старослужащих солдат и уволенных офицеров, провело дополнительный призыв. К открытию военных действий всего было до 140 тыс., но в поле можно было выставить 55 тыс. Главнокомандующим, после отказа Хлопицкого, назначен был князь Радзивилл, не обладавший ни военными дарованиями, ни соответствующим характером; но к нему в качестве советчика был приставлен Хлопицкий.

Однако, Хлопицкий, хоть и обладал всеми данными, чтобы стоять во главе армии, но не сочувствовал восстанию, — отказался от наступательных действий и полагал, что для польской армии можно только приготовить почетную могилу под стенами Варшавы.

В состав действующей русской армии назначены: 6-й пех. корпус (Литовский) Розена; к нему же причислен гвардейский отряд цесаревича; 1-й пех. корпус Палена 1-го; 3-й резервный кавказский корпус Витта и 5-й резервный кавказский Крейца; гренадерский корп. Шаховского; гвардейский — вел. князя Михаила Павловича; 2-й пех. корп. Палена 2-го. Всего 183 тыс. (из них 41 тыс. кавалерии) и, кроме того, 13 казачьих полков.

При войсках имелось провианта всего на 15 дней и фуража для кавалерии на 12 дней. Русские рассчитывали покончить с поляками сразу, но всё получилось иначе. Недостатки в объёмах продовольствия пагубно отразились на военных действиях. Главнокомандующим был назначен фельдмаршал граф Дибич-Забалканский И.И., 45 лет, с огромными военными способностями, обширным боевым опытом и признанным авторитетом, он в 1831 г., однако, не вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды, не всегда проявлял достаточную решительность и задавался слишком сложными комбинациями. Перед Дибичем была поставлена задача — разбить неприятельскую армию и овладеть Варшавой.

После смерти горячо любимой жены у Дибича стали замечать упадок духа и пристрастие к спиртным напиткам. К довершению несчастья Дибича, в то время когда русская армия пережила все кризисы, когда важнейшая часть кампании окончилась и неприятель был ослаблен так, что оставалось нанести последний удар и пожать плоды своих трудов, главнокомандующий внезапно скончался от холеры — вся слава досталась его преемнику, Паскевичу.

Итак, 24 и 25 января 1831 г. русская армия перешла польскую границу 11 колоннами на обширном пространстве от Ковны через Гродну, Белосток, Брест-Литовск до Устилуга. Несмотря на кажущуюся разброску, все движение и распределение войск было так рассчитано, что в главных силах в любом месте можно было через 20 часов сосредоточить 80 тыс., тогда как поляки не могли противопоставить более 55 тыс. Вследствие оттепели дороги превратились в топи; шли не более двух верст в час; обозы, поставленные на санный путь, остановились. 27 января дождь согнал весь снег с полей; 29-го оттепель усилилась; небольшие речки вскрылись, на Буге лед местами протаял. Невозможно было втянуться в лесистое и болотистое пространство между Бугом и Наревом.

30 января началась переправа через Буг. Затруднения при переправе были велики. Если бы поляки проявили надлежащую деятельность, то могли бы сильно помешать Дибичу. После переправы армия двинулась к р. Ливец. 2 февраля начальник конно-егерской дивизии бар. Гейсмар из состава 5-го рез. кав. корпуса, наступавшего из Киева к Пулавам, дал себя разбить по частям у д. Сточек польскому генералу Дверницкому. Пользуясь превосходством сил, Дверницкий поочередно разбил оба русских полка, которые подверглись панике. Поляки их не преследовали. Русские потеряли 280 чел. и 8 ор., поляки — 87 чел. Дело это имело очень большое нравственное значение для поляков: подкрепило убеждение в возможности борьбы с Россией; Дверницкий сразу сделался народным героем.

7 февраля произошло сражение при Вавре, оказавшееся случайным для обеих сторон. Однако, постепенно тесня врага, русские заняли Вавр. Урон русских — 3,7 тыс. чел., поляки потеряли не меньше, считая и взятых русскими 600 чел. пленных.

Сражение при Грохове

Сражение при Грохове состоялось 13 февраля. Гроховская позиция находилась на обширной низменной равнине, пересеченной болотами и осушительными канавами. Русские войска не имели достаточного пространства для развертывания и должны были исполнять его при выходе из леса под артиллерийским и даже ружейным огнем. В 9.30 час. русские начали канонаду, а затем их правый фланг стал подаваться вправо, чтобы атаковать Ольховую рощу. Атаки ведены были неправильно: войска вводились в бой по частям, не было подготовки артиллерийской и посредством охватов. Русские провели несколько неудачных атак, но к 11 утра все-таки выбили дивизию Жимирский из рощи.

Но, не поддержанные достаточно артиллерией, русские сильно терпели от польской картечи. Хлопицкий вводит в дело дивизию Скржинецкого; 23 польских батальона вновь овладевают рощей. В 12 час. дня Дибич усиливает атаку еще 10 батальонами, начинает охватывать рощу справа и слева. Хлопицкий вводит в дело обе дивизии (Жимирского и Скржинецкого) и 4 свежих батальона гвард. гренадер, которых лично ведет в атаку. Видя посреди себя любимого своего вождя, спокойного, с трубкою в зубах, поляки, с пением «Еще Польска не згинела!» с неудержимой силой нападают на русские утомленные, расстроенные полки — последние начинают отступать.

Поляки постепенно захватывают всю рощу; колонны их подходят к самой опушке; застрельщики выбегают вперед. Прондзинский, указывая на русскую батарею, кричит: «Дети, еще 100 шагов — и эти орудия ваши!» Два из них взяты и направлены на ту высоту, где стоял Дибич. Это было последнее, отчаянное усилие поляков. Фельдмаршал направляет в рощу что только можно из пехоты. Дибич, подскакав к отступающим русским войскам, громко крикнул: «Куда вы, ребята, ведь неприятель там! Вперед! Вперед!» и, став перед полками 3-й дивизии, повел их в атаку. Огромная лавина со всех сторон обрушилась на рощу.

Гренадеры, не отвечая на огонь поляков и наклонив штыки, врываются в рощу; за ними пошла 3-я дивизия, далее — 6-й корпус Розена. Тщетно Хлопицкий, уже раненный в ногу, обходит лично передовую линию и старается воодушевить поляков. По грудам тел русские переходят через ров и окончательно овладевают рощей.

Хлопицкий приказывает Круковецкому перейти к роще, а Лубенскому с кавалерией поддержать предстоящую атаку. Лубенский отвечал, что местность неудобна для действий кавалерии, что Хлопицкий — пехотный генерал и не понимает кавалерийского дела, а что приказание он исполнит, лишь получив его от официального главнокомандующего Радзивилла. Вот в какую критическую минуту сказалась неправильность положения Хлопицкого. Он отправился к Радзивиллу. На пути граната попала в лошадь Хлопицкого, разорвалась внутри и поранила ему ноги.

Деятельность его прекратилась. Все дело поляков пришло в расстройство; общее управление исчезло. Радзивилл совершенно растерялся, шептал молитвы и на вопросы отвечал текстами из Священного Писания. Малодушный Шембек плакал. Уминский ссорился с Круковецким. Один Скржинецкий сохранил присутствие духа и обнаружил распорядительность. Руководство действиями кавалерийской массы Дибич поручил Толю, наши эскадроны преследовали беспорядочно отходящих поляков. Радзивилл со свитой ускакал в Варшаву. Поляки были оттеснены повсюду. Потери поляков — 12 тыс., русских — 9,4 тыс. чел.

***

Между тем у поляков господствовал страшный беспорядок. Войска и обозы столпились у моста, лишь к полуночи окончилась переправа под прикрытием Скржинецкого (он вскоре был назначен командующим). При таких условиях русским нетрудно было бы справиться со Скржинецким, а затем и штурмовать Пражский тет-де-пон (мостовые укрепления). Совершенно непонятно, почему этого не сделал Дибич. Его план и заключался в том, чтобы покончить с восстанием одним ударом, и притом возможно скорее. Случай как раз представлялся, и фельдмаршал им не воспользовался.

На следующий день поляки заняли и сильно вооружили Пражские укрепления; атаковать возможно было только при пособии осадных средств, а доставка их требовала 4 месяца. Переправа через Верхнюю Вислу, дабы затем атаковать Варшаву с запада, также требовала времени; поэтому Дибич расположил армию на квартирах. 15 марта Дибич отдал распоряжение о движении армии к переправе.

19 марта русская армия приблизилась к переправе. Фельдмаршал уже готов был начать переправу, но поляки перешли в наступление и нанесли Розену удар, стараясь отвлечь тем Дибича от переправы. Приняты были все меры скрытности.

Бой шел очень удачно для русских, многочисленные попытки поляков отражались. Однако блестящая атака дивизии во главе со Скаржинским, произведенная к вечеру, заставила Розена отступить. Корпус отошел к Минску. Потери русских — 5,5 тыс. чел. и 10 ор.; поляков — 500 чел.

23 марта Дибич собрал военный совет, на котором решено было, по предложению Толя, временно отказаться от переправы и двинуться против польской главной армии и на ее сообщение. Но тут выяснилось, что довольствие войск совершенно не обеспечено, так как, вследствие бездорожья, ожидавшиеся транспорты сильно отстали; войсковой запас был уже большею частью израсходован, а пополнить реквизициями нельзя вследствие истощения страны. Дибич решился 28 марта фланговым маршем на Луков сблизиться с запасами в Седльце и Мендзиржеце.

Император Николай I сам указал план военных действий. Затруднения Дибича состояли в обеспечении тыла действующей армии и в снабжении ее продовольствием. Обеспечение тыла возлагалось на вновь сформированную резервную армию гр. Толстого и на 1-ю армию, которая существовала и раньше. Таким образом, руки Дибича были развязаны. Его армию было приказано двинуть на Нижнюю Вислу, обеспечив продовольствие первоначально покупкой запасов в Пруссии, а впоследствии доставкой водою из России через Данциг и далее по Висле. Надо отметить, что в апреле 1831 г. холера проникла, как в русскую, так и в польскую армию.

Дибич с рассветом 1 мая двинулся по Брестскому  шоссе. Первые войска поляков безостановочно отступали. У Янова русские остановились на ночлег. От пленных узнали, что войска принадлежали к отряду Уминского.

Гвардейский корпус под начальством вел. князя Михаила Павловича стоял отдельно от главной армии, между Бугом и Наревом, и не вполне был подчинен Дибичу. Такое положение приносило вред. Если бы при наступлении к переправам на Верхней Висле Дибич мог распорядиться гвардией, то, быть может, и не случилось бы катастрофы с корпусом Розена. Теперь поляки задумали разбить гвардию прежде, нежели Дибич придет к ней на помощь.

Двигаясь на соединение с гвардией, Дибич 10 мая разбил Лубенского у Нура. Фельдмаршал продолжал движение на соединение с гвардией, 12 мая он дошел до Высоко-Мазовецка, а гвардия уже была в Менженине. Скржинецкий поспешно отступал к Остроленке. 13 мая Дибич сделал необычайный форсированный марш. Войска Палена сделали 50 верст, Шаховского — 40 верст, и все-таки после короткого ночного привала фельдмаршал продолжал движение. Сражение произошло 14 мая при Остроленке.

Сражение при Остроленке

Город Остроленка лежал на левом берегу Нарева и соединялся с правым двумя мостами, длиною ок. 120 саж., построенными на сваях и плавучими. Саженях в 700 от берега тянутся песчаные холмы, покрытые мелким и редким кустарником. Вся местность несколько болотиста. Поле сражения представляло много выгод для пассивной обороны, особенно если разрушить мосты; но этого сделать было нельзя, так как по ту сторону реки находилось еще много польских войск: дивизия Гелгуда в Аомже и арьергард Лубенского. Прондзинский предполагал, укрыв войска в кустарниках, громить переправившихся артиллерийским огнем, а затем совокупным нападением с нескольких сторон отбросить их в Нарев, причем, по тесноте места, русские не будут иметь возможности ни развернуться, ни употребить значительных сил, особенно кавалерии.

Скржинецкий, рассчитывая на обычную медленность движения русских, не ожидал на следующий день боя и, совершенно успокоенный, предоставил Прондзинскому сделать необходимые распоряжения; сам же уехал в м. Круки и провел ночь на постоялом дворе, услаждаясь шампанским.

Уже в 6 час. утра 14 мая Бистром показался в виду Лубенского, который после некоторого сопротивления начал отступать к Остроленке. Около 11 час. утра к городу подошла голова русской армии, сделав в 32 час. 70 верст, причем войска сохранили отличный порядок и бодрость духа. В польском главном лагере царила полная беспечность: в кавалерии лошади расседланы, пехота разбрелась за дровами, водой и для купания. Открыв артиллерийский огонь, гренадеры стремительно атаковали Лубенского; несмотря на глубокие пески, они быстро ворвались в город и прошли его насквозь, опрокидывая или отрезывая неприятеля.

Хотя армия сильно растянулась, но Дибич приказал продолжать бой и овладеть мостами. Поляки пытались разрушить мост, но русская картечь заставила их отойти назад. Прибывший на поле сражения Скржинецкий был совершенно озадачен происшедшим и начал бросать по частям свои войска в атаку на русских, переправившихся на левый берег. Между тем суворовцы и астраханцы ворвались на батарею и овладели несколькими орудиями. Брошенная вперед Скржинецким бригада Венгерского сцепилась врукопашную с русскими у шоссе. Венгерский потерял половину людей и ушел в кусты. Тогда Скржинецкий приказал бригаде Лангермана не только отбросить русских за реку, но и овладеть городом. Атака была неудачна.

В неописуемом волнении польский главнокомандующий скакал вдоль фронта и кричал: «Малаховский, вперед! Рыбинский, вперед! Все вперед!» Он продолжал последовательно разбивать бригады о русских гренадер. Наконец, он взял бригаду Красицкого, усилил пехотным полком и несколькими эскадронами и сам повел в атаку. Гордые совершенными уже подвигами, гренадеры опрокинули и эту атаку, причем нанесли жестокий урон, ибо при них непосредственно находились 4 пушки. Красицкий, сбитый прикладом с лошади, был взят в плен.

Скржинецкий сохранил непоколебимую твердость; 8 часов он подвергался огню, ища смерти. «Здесь мы должны победить или погибнуть все, — говорил он, — здесь решается судьба Польши». Он задумал произвести общую атаку остатками всех дивизий. Решение запоздалое: русские уже утвердились на правом берегу, а поляки были сильно ослаблены. Сам Скржинецкий стал во главе, и все-таки пришлось отойти с потерей пленными 250 чел. Повторялись частные атаки еще несколько раз, и в конце концов половина войск выбыла из строя. Теперь уже Скржинецкий старается только протянуть бой до ночи.

Польский командующий приказал собрать все рассеянные части и отдельных людей, свести в батальоны, во главе которых поставить всех наличных офицеров. Длинная линия батальонных колонн без резерва двинулась вперед, а батарея подскакала на самое близкое расстояние к войскам 3-й дивизии, только что перешедшим мост, и обдала их картечью. Ошеломленные Старо- и Новоингерманландские полки побежали назад на мост, но начальникам удалось восстановить порядок, и те же полки храбро ударили на поляков и преследовали их. В 7 час. пополудни бой смолк.

Польская армия находилась в полном расстройстве; переход русских в решительное наступление мог бы привести к полному истреблению. Но фельдмаршал, под влиянием каких-то второстепенных мыслей, то ли относительно недостатка продовольствия, то ли относительно неизвестности, где находится дивизия Гелгуда, не решился преследовать всеми силами и ночью выслал лишь 3 полка казаков. Отступление поляков имело вид самого беспорядочного бегства… Сам Дибич с главными силами лишь 20 мая оставил Остроленку и перешел к Пултуску. Потери русских — до 5 тыс., поляков — до 9,5 тыс. чел.

***

Когда все трудности были пережиты, все подготовлено для решительного удара по ослабленному противнику, когда победа должна была увенчать все дело фельдмаршала и слава его заблистала бы новым блеском, в это время, 29 мая, граф Дибич скончался от холеры в течение нескольких часов. На основании закона в командование армией вступил начальник штаба граф Толь, но только до прибытия вновь назначенного главнокомандующего графа Паскевича-Эриванского.

Паскевич планировал по возможности без боя подвести армию к Варшаве, а затем принудить ее к сдаче блокадой. Обеспечив себя с избытком продовольствием, доставленным из Пруссии, фельдмаршал 15 июля двинулся через Брест-Куявский, Гостынин, Гомбин. 6 августа началось обложение Варшавы. 3 августа в Варшаве вспыхнуло возмущение уличной черни; искали изменников и перебили многих подозреваемых, ни в чем не повинных лиц.

Штурм Варшавы

Паскевичу удалось сосредоточить у Надоржина 70 тыс. и 362 оруд. В Варшаве поляков было 35 тыс. с 92 орудиями. Польские укрепления образовали три круга. Самым сильным укреплением в 1-й линии был редут Воля (№ 56). Вторая линия была особенно сильна у Калишского шоссе, укрепления №№ 22 и 23. Третью линию составлял городской вал, высотою и толщиною в 10 футов, построенный против контрабанды, без всякого соображения с условиями обороны; только потом он был усилен люнетами и флешами. Иерусалимская застава — сильнейшее место 3-й линии, укрепления №№ 15, 16, 18. На вооружении, кроме полевых пушек, было 130 крепостных, но сильно разбросанных. Корпус Уминского (20 тыс.) защищал пространство от Черняковской заставы до № 54, а Дембинский (13 тыс.) — все остальное.

Русские решили вести атаку на Волю; с падением этого сильнейшего укрепления штурм остальных казался делом легким; кроме того, при бое внутри города в этом направлении скорее можно было добраться до Пражского моста. В 5 час. утра 25 августа русская артиллерия открыла огонь, а спустя часа два войска бросились на штурм. Поляки встретили сильнейшим ружейным огнем атакующего, прошедшего волчьи ямы и переходившего ров. Воткнутые штыки послужили ступеньками для подъема на бруствер храбрецов. Несмотря на отчаянное сопротивление, люнет был взят; большую часть гарнизона положили на месте, 80 чел. Были взяты в плен.

Предстоял штурм Воли, которую занимал престарелый ген. Совинский с 5 бат. и 12 ор. Русские выдвинули 70 ор., а затем с трех сторон была направлена отборная пехота. Она ворвалась через вал, но тут была остановлена отчаянным сопротивлением. Паскевич послал еще несколько полков, причем гренадер повел Толь. Под сильным огнем неприятеля русские преодолели целый ряд препятствий, но близость цели всех воспламеняла. Перебравшись через ограду костела, солдаты подступили к палисадам, ограждавшим вход в костел. Сделав пролом, они очутились перед заваленными дверьми костела, которые пришлось выбить; наконец, в 11 час. удалось ворваться внутрь церкви, где после ожесточенной схватки неприятель был истреблен или взят в плен. Совинский пал под штыками гренадер у алтаря. Пленных — 30 офиц. и 1,2 тыс. нижн. чинов; в числе пленных — один из зачинщиков мятежа — Высоцкий.

Муравьев взял Раковец, Штрандман — Шопы. Между тем Уминский произвел демонстрацию против них. Тогда Паскевич послал Муравьеву поддержку, а вместе с тем приказал, несмотря на представление Толя, приостановить пока всякие наступательные действия. Это было совершенно ошибочно: чем больше войск Уминский послал бы против Муравьева и Штрандмана, тем было бы легче атаковать в главном направлении; приостановкой поляки воспользовались, чтобы исправить ошибки в распределении своих войск, что вызвало лишние усилия и жертвы со стороны русских на другой день; наконец, поляки поняли приостановку как истощение русских сил и тотчас перешли в наступление против Воли, причем подошли к ней на полуружейный выстрел.

Тогда два карабинерных полка, без всякого приказания, с отчаянной стремительностью бросились вперед в штыки и опрокинули поляков; но бой на этом не закончился: пришлось 3 раза ходить в штыки, пробрались за вторую линию укреплений и даже в Вольское предместье, но по приказанию фельдмаршала отозваны назад. Это был один из кровопролитнейших эпизодов дня. Уминский отнял у Штрандмана Шопы, но Муравьев удержал Раковец.

Было еще только 3 час. дня, но фельдмаршал не пожелал продолжать штурма в этот день. Войска провели ночь без шинелей и теплой пищи; многие даже без куска хлеба, т. к. запас был только на один день. На следующий день, 26 августа, Паскевич имел свидание с Я. Круковецким (генерал-губернатор Варшавы, затем президент); оно не привело ни к чему. Польские войска стянулись преимущественно к центру между Вольскою и Иерусалимскою заставами. Около 2 час. дня русские начали канонаду. В самом начале дела Паскевич И.Ф. был контужен ядром в руку; бледный, с искаженным лицом, свалился он на землю. Неограниченное командование армией он передал Толю К.Ф. Немедленно была сосредоточена 120-я пушечная батарея, которая начала борьбу с польской батареей из 112 полевых и крепостных орудий. Муравьеву приказано энергично наступать.

Муравьев, усиленный гвардейской бригадой, повел атаку двумя колоннами. Одной, после упорного боя, овладел укреплением № 81, а другая устремилась на № 78. Уминский выслал против нее пехотный и кавалерийский полки. Тогда Ностиц послал на помощь гвардейских драгун, покрывших здесь себя и подоспевших к ним на помощь лейб-гусар неувядаемой славой в борьбе с противником, вчетверо сильнейшим. Около 5 час. Крейц пошел двумя колоннами против укреплений №№ 21 и 22: 4-я кон. рота полковника Житова подскочила к редуту № 21 на 200 шагов и осыпала неприятеля такой жестокой картечью, что он бежал, не выждав атаки, причем конно-артиллеристы-охотники бросились верхами в редут и захватили орудие. Таким образом, Житов явил крайне редкий образец самостоятельной атаки артиллерией без помощи других родов войск.

Пален овладел №№ 23 и 24, а далее — евангелическим кладбищем, после ожесточенного боя. Было уже около 6 час. вечера, наступали сумерки. Некоторые генералы предложили Толю отложить штурм до утра. «Теперь или никогда», — отвечал Толь и приказал привести войска в порядок, усилить резервами, направить артиллерию и штурмовать городской вал. После трехчасовой борьбы Иерусалимская застава была взята, а около 10 час. вечера — Вольская. Ночью половина войск отдыхала, а другая находилась под ружьем, выдвинув передовые посты всего на 50 шагов впереди вала. Саперы прорезали амбразуры для орудий для завтрашнего дня. Однако драться не пришлось: ночью главнокомандующий Малаховский прислал на имя Паскевича письмо, что к 5 час. утра Варшава будет очищена.

Очистив Варшаву, поляки двинулись к Модлину. 27 августа русская армия вступила в неприятельскую столицу. Потери русских — 10,5 тыс., поляков — 11 тыс. и 132 ор. Казалось бы, что борьба с поляками кончилась и разбитая польская армия должна отдаться на милость победителя. Однако едва поляки избегли грозившей им гибели, как собравшиеся в Закрочиме (возле Модлина) члены правления заявили о нежелании безусловно повиноваться. У Паскевича было 60 тыс., но в гарнизон Варшавы надо было выделить 12 тыс., да отряд для обеспечения Брестского шоссе, т. е. осталось бы 45 тыс., с которыми он не хотел рисковать идти против 30 тыс. поляков, хотя бы разгромленных и дезорганизованных. Он хотел выждать, когда Розен и Ридигер справятся с Ромарино и Рожицким.

В начале сентября с отрядами Ромарино и Рожицкого было покончено. Главная польская армия уходила в Пруссию. Видя успехи против Ромарино и Рожицкого, Паскевич решился действовать силою оружия против главной польской армии. Для поляков продолжать войну на севере было невозможно; оставалось перенести войну на юг в лесистую, гористую и пересеченную местность, где можно было опираться на Краков и сочувствовавшую полякам Галицию. Однако чтобы перебросить армию на юг мимо русских, требовались быстрота, энергия и скрытность.

Новый польский главнокомандующий Рыбинский, оставив гарнизон в Люблине, прибыл 11 сентября к Плоцку. Уже переправа началась благополучно, но Рыбинский вернул войска назад — возвращены были от Паскевича условия о покорности, принятые большинством на военном совете. Но такое решение вызвало негодование, особенно среди молодых офицеров, а поэтому предложение отвергнуто. Паскевич послал большую часть своих сил за поляками по обоим берегам Вислы. 16 сентября у Влоцлавска опять началась благополучно переправа поляков, но Рыбинский, узнав об участи Рожицкого (на соединение с ним уже нельзя было рассчитывать), опять отказался от переправы.

20 сентября польская армия (21 тыс., 95 ор. и 9 тыс. лошадей) перешла прусскую границу в Собержине, Шутове и Гурзно (к вост. от Торна). Оборванные, в холщовых брюках, без шинелей и многие даже без обуви, поляки внушали сострадание прусским войскам, приготовившимся их принять. Пока войска имели в руках оружие, они еще казались спокойными; но когда им пришлось отдавать ружья, слезать с коней, отстегивать и складывать сабли, тогда сдавленное горе разразилось громкими рыданиями. Через несколько дней, однако, поляки предались беззаботной и рассеянной жизни. Их беспокойное поведение, постоянное стремление к интригам и сплетням, ненависть ко всему, что носило признак порядка, наконец, их хвастовство и тщеславие — все это было причиною того, что перешедшие границу еще более упали в общем мнении.

Модлин (6 тыс.) сдался 26 сентября, Замостье (4 тыс.) — 9 октября. За время восстания Царство Польское потеряло 36 тыс. чел. (из них 25 тыс. одна Варшава) и свыше 600 млн. злотых, не считая частных потерь; но важнее всего, что поляки утратили те значительные привилегии, которыми пользовались до восстания.

Из очерка генерал-лейтенанта Н. А. Орлова, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 388 – 403.