Подлинную историю России открывает собой лишь 1812 год», — писал Александр Герцен, сам родившийся двести лет назад, в 1812-м. То же можно сказать и об истории женского движения в России. «Пожар двенадцатого года» вызвал к жизни особый прецедент — придворные дамы пришли в петербургские трущобы, чтобы дать «вспомоществование бедным, от войны пострадавшим» (Шумигорский Е.С. «Императорское женское патриотическое общество. (1812-1912)», Исторический очерк, СПб., 1912, с. 6).

Война 1812 года явилась форс-мажором для всего русского общества: театр военных действий впервые со времён набегов крымских ханов подступил к «сердцу России» — Москве. После 12-часовой «битвы гигантов», как назвал Наполеон Бородинское сражение, «Москва, спалённая пожаром», была «французу отдана». «Москвы нет! Потери невозвратные! Гибель друзей, святыня, мирное убежище наук, всё осквернено!» — писал поэт Константин Батюшков другу Николаю Гнедичу.

Императорский Санкт-Петербург избежал участи Москвы, но дыхание войны ощутили и жители столицы. Европейцам Северная Пальмира виделась городом, далёким от военных тревог, а столичные дамы — изнеженными светскими красавицами, не способными ни на что, кроме дворцовых интриг. Но эти самые дамы («восторженница» и «в высшей степени энтузиастка» — характеризовал одну из них современник) осенью 1812 года, когда русская армия уже гнала с боями неприятеля из пределов страны, объединились, чтобы «по свойству пола своего… облегчать участь бедствующих от нашествия врага» (Сын Отечества. 1812, кн. 8, с. 53).

По официальной версии, Общество 1812 года возникло «по благотворной мысли» императрицы Елизаветы Алексеевны, дабы «по возможности облегчить бедствия пострадавших от войны русских подданных». На самом деле организацию создали петербургские «патриотические дамы», как они сами себя называли, и жительницы залечивающей раны Москвы, Ярославля, Перми, Воронежа, Саратова, Астрахани, Томска Тверской, Киевской, Полтавской и других губерний. Все они «уделили от своих избытков в пользу нуждающихся соотечественников».

Поскольку организация оказалась всероссийской, то для статуса необходимо было, чтобы возглавляла её особа царской крови. Как правило, это «первая леди» страны, но, по мнению Александра I, его жена — «тихая императрица», «кроткая Елизавета» — не обладала качествами лидера. А вот сестра государя Екатерина была именно таковой — волевой, харизматичной. О ней говорили: «Смесь Петра Великого с Екатериной II и Александром I». О том, что она отказалась выйти замуж за «безродного корсиканца» Бонапарта, было известно всей Европе.

В первые дни войны 1812 года великая княгиня призвала дворян организовать народные ополчения и сама, несмотря на беременность, лично занималась их формированием. Егерский батальон великой княгини дрался под Бородино. После падения Москвы Екатерина Павловна писала брату: «Вас обвиняют в общем разгроме и потере чести государства и Вашей лично». Хрестоматийной стала её фраза: «Всего более сожалею я в своей жизни, что не была мужчиной в 1812 году».

Александр парировал: «Дамам не место в армии» — и посоветовал заняться благотворительностью, например, Патриотическим обществом. Возможно, тем самым Александр желал отвлечь сестру от горестных переживаний: ведь в этой войне Екатерина Павловна потеряла двух своих самых дорогих мужчин. Сначала от ран, полученных при Бородино, скончался «лев русской армии» князь Пётр Иванович Багратион, с которым когда-то у юной Екатерины был страстный роман. А в декабре муж, принц Георгий Ольденбургский, осматривая солдатский госпиталь, заразился и скончался «от нервной горячки».

Великая княгиня участвовать в делах общества отказалась. Есть предположения — из-за нежелания «афишировать свою общественную активность». Думается всё же, главными были мотивы личного характера. Екатерина Павловна не любила невестку, императрицу Елизавету, ставшую покровительницей женского союза, а сотрудничать бы им пришлось. Однако Екатерина Павловна сделала очень выразительный жест: она пожаловала на нужды общества сумму, вдвое превышающую пожертвования государыни.

Фрейлины Елизаветы Алексеевны отмечали: возглавив «Общество патриотических дам», государыня точно пробудилась ото сна! Как известно, брак «Амура и Психеи» (так нарекли императорскую чету) не был счастлив. Августейших супругов называли «обречённо-обручёнными». Екатерина Великая женила любимого внука на Елизавете, когда той едва минуло 14 лет. Дочери императрицы умерли в младенчестве, император имел практически вторую семью с Марией Антоновной Нарышкиной, а «бедная Лиза» ушла в благотворительность. («Над школою надзор хранила строгий», — свидетельствовал Пушкин, который, как известно был очарован Елизаветой Алексеевной, «Я, вдохновленный Аполлоном, Елисавету втайне пел…»)

Государыню не любили родные мужа, а после смерти «сердешного друга» Алексея Охотникова и любимой фрейлины Голицыной у Елизаветы не осталось близких людей. Её единственной отрадой было призрение сирот. Возможно, поэтому так охотно взяла Елизавета Алексеевна Патриотическое общество под своё августейшее покровительство.

Учредительницами же организации стали петербургские дамы: княгиня Варвара Репнина (знаменитая тем, что после Аустерлица добровольно разделила с мужем наполеоновский плен), графиня Мария Кочубей (жена друга молодости императора), Екатерина Уварова (её муж позднее прославится на посту министра просвещения), светлейшая княгиня София Волконская (сестра будущего декабриста) и другие.

Среди членов общества были дамы самые разных настроений. Были поклонницы — даже в годы войны! — всего французского; писательница же Софья Петровна Свечина вообще уехала с иезуитами в Париж, где была «чуть ли не канонизирована». Были сторонницы «русской партии» при дворе (например, графиня Мария Алексеевна Толстая, та самая, мнением которой так дорожил Фамусов в «Горе от ума» Грибоедова: «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!»).

Из этого круга выйдут будущие друзья Пушкина («Оленины мои») и будущие ненавистники поэта. Статс-дама графиня Мария Дмитриевна Нессельроде единственная из «патриотических дам» заслужила нелестные отзывы. «Женщина ума недальнего, никем нелюбимая и не уважаемая, взяточница, сплетница и настоящая баба-яга» (Щёголев П.Е. «Дуэль и смерть Пушкина», М., 1987, с. 388-389), — писал о ней князь-эмигрант П.В. Долгоруков. Позднее членами общества станут дочери знаменитых полководцев Суворова и Кутузова (по иронии судьбы правнучка фельдмаршала выйдет замуж за правнука первой жены Бонапарта — Жозефины и станет графиней Богарне!) и внучка Петра Александровича Румянцева.

В соответствии с уставом, каждая из дам — членов общества приняла на себя попечение об определённой части Петербурга. Аристократки впервые ощутили нужды бедняков. Прежде всего, в опеке нуждались дочери ушедших на фронт воинов, и в 1813 году обществом было основано «Училище женских сирот, потерявших отцов своих». Обустроиться девочкам помогали сердобольные жители столицы: аристократки и дворяне собирали деньги, горожане несли в училище кровати, комоды, столы, посуду. Купцы гостиных дворов пожертвовали пять пудов мыла (Рогушина Л.Г. «Попечение о девочках-сиротах в царствование Александра I// История Петербурга», 2009, № 3 (49), с. 47-51). В училище (позднее — патриотический институт) принимались дочери павших штаб- и обер-офицеров.

Поскольку открытие одного заведения не могло решить проблемы призрения сирот всей столицы, в разных районах города были учреждены так называемые частные школы. В 1821 году общество имело уже в своём ведении 6 школ; в 1832-м — 10; в 1840-м — 14 и в 1848 гору – 15 («Краткий исторический очерк действий Санкт-Петербургского женского патриотического общества», СПб, 1848, с. 8). Цель их обозначалась так: сделать из воспитанниц «добрых жён, попечительных матерей, хозяек, способных трудами своими и приобретёнными искусствами доставлять себе и семейству средство к существованию».

При этом было важно «предохранить их от праздности, источника самых гибельных последствий», то есть забота о девочках-сиротах была вызвана ещё и борьбой с детской проституцией. Кроме того, общество 1812 года помогало «бедным обоего пола, удручённым дряхлою старостою»; увечным, «кои не в силах были снискивать себе пропитание и обременены при том многочисленными семействами»; вдовам и сиротам, «совершенно беспомощным», и вообще семействам, «оставшимся в бедности после вступления в ополчение 1812 года». За первые три года помощь получили около 1200 бедных семейств, пострадавших от войны (Шумигорский Е.С. Указ соч., с. 18).

Стихли залпы орудий, русские войска триумфально вошли в Париж. В послевоенные годы число патриотических дам — филантропок уменьшилось. В год основания их вступило в общество 74, в 1813-м — 48, в 1814-м — 27, в 1815-м — 12, в 1816-м — 9, в 1817-м — 6, в 1820-м — 2, в 1823-м — всего одна. Но активность самой организации не снижалась благодаря трудам императрицы. «Дотоле забытая всеми, Елизавета явилась ангелом-хранителем всех страждущих», — писала поэтесса Анна Бунина. Пожалуй, мнению Буниной стоит доверять… именно Анне Петровне принадлежат строки: «Только человеколюбивое правление монархов ведёт к бессмертию их имена» — и афоризм, актуальный во все времена: «Народа счастие есть лучший гимн царям!»

Увы, к воспетой Буниной «ангелу-хранителю всех страждущих» судьба была немилосердна. В 1816 году императрицу постигло очередное несчастье: ушла из жизни после тяжёлой болезни её воспитанница Лиза Голицына — дочь фрейлины, скончавшейся ранее. Елизавета Алексеевна пыталась найти утешение в помощи другим сиротам. И в этом же году императрицей был взят под опеку общества основанный десятью годами ранее Дом трудолюбия — будущее Елизаветинское училище. Сюда принимали девочек — сирот штаб- и обер-офицеров с 10 лет и выпускали по достижении 24 лет; уставом было введено преподавание Закона Божия, чтения, письма, арифметики и рисования.

Государыня купила Дому трудолюбия каменный двухэтажный особняк на Васильевском острове, снабжала книгами из своей библиотеки, пополняла из своих «туалетных денег» расходы воспитанниц (там же, с. 24-25). В 1822-1824 годах Елизавета достроила здание Патриотического института, в 1825-м передала попечительские дела доверенным лицам (там же, с. 26-27) — и вскоре ушла из жизни вслед за Александром I. Возможно, это ещё один довод в пользу «народной» версии, что Елизавета Алексеевна не умерла, а «молчальницей Верой» доживала свой век в монастыре?

После смерти императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Фёдоровны и Патриотический институт, и Дом трудолюбия были переведены в Ведомство учреждений императрицы Марии: общественной организации трудно было содержать воспитанниц, учебный персонал и огромные здания. Частные школы (их стали называть Патриотическими) остались в ведении Общества 1812 года.

К середине XIX века эти школы оказались в бедственном положении. В период образования общества «патриотками» владел искрений порыв, затем главным мотивом стал престиж: находиться в одной организации с самой императрицей желали многие «дамы света». Но проходили годы, и члены общества на совещаниях появлялись всё неохотнее.

Был даже придуман штраф: за пропуск заседания дамы платили по 10 рублей, а на скопившиеся за год «штрафные суммы» в пансион принималась ещё одна девочка. Кроме того, поток пожертвований иссякал; власти, опасаясь «сомнительных» западных поветрий, запретили маскарады; срывались благотворительные концерты, доход от которых передавался школам (дирекция театров не слишком охотно предоставляла помещения). Экономить приходилось на всём. Примечательно распоряжение совета общества в 1835 году: «не допускать в одежде воспитанниц роскоши, не заводить платьев из камлота, а одевать в ситец и холстинку» (там же с. 60). Девушки вместо учёбы занимались рукоделием, чтобы прокормить себя и своих воспитателей.

Трудно сказать, что стало бы с обществом, если бы во главе женского образования не оказался принц Пётр Георгиевич Ольденбургский. Сын великой княгини Екатерины Павловны, родившийся накануне Бородинского сражения, он в 22 года уже имел чин генерал-лейтенанта. Любимого племянника императора Николая Павловича ждала блистательная военная карьера. Но молодой генерал подал в отставку после того, как вынужден был командовать экзекуцией — наказанием шпицрутенами женщины. Гневно писал он министру внутренних дел: «Ни у какого народа, даже самого жестокосердного, не существовало такого» (Анненкова 3.А., Голиков Ю.П. «Принцы Ольденбургские в Петербурге», СПб, 2004, с. 166).

Дядя нашёл применение просвещённому племяннику: дал ему в ведение женское образование. В 1840-1860-е годы в России шла, выражаясь языком нынешней науки, смена образовательной парадигмы, что сопровождалось переработкой учебных программ и уставов учебных заведений. Гуманист, европейски образованный человек, Пётр Георгиевич составил подробное «Наставление для образования воспитанниц женских учебных заведений». При этом принц Ольденбургский руководствовался взглядами Ивана Ивановича Бецкого, изложенными в докладе Екатерине II «о воспитании обоего пола юношества». Цель Бецкого была — воспитать в закрытых училищах-питомниках «новую породу» — «третьего чина людей», занимающихся приращением богатств России, торговлей, промышленностью, ремёслами.

Пётр Георгиевич мечтал, чтобы ученицы «правильно говорили и писали по-русски», изучали математику — «гимнастику для ума», географию с «описанием каждой страны… и образе правления (упоминая о сём последнем предмете как можно короче)». Но первые же выезды в школы Патриотического общества показали: благие порывы выглядят нелепо, поскольку главной целью училищ значилось «образование добрых жён и полезных матерей семейства». Супруга принца Ольденбургского Александра Петровна пришла в ужас, увидев как это происходило в некоторых «учебных» заведениях.

«Шитьё белья или платьев в продолжении от 10 до 12 часов в сутки хуже и труднее всякой барщины. Барщина производится взрослыми людьми на открытом воздухе, наша работа похожа на фабричную, где также работают молодые руки в спёртом воздухе; зато они получают обыкновенное достаточное вознаграждение. Девицы в рукодельном отделении ничего не получают». Кроме того, выяснилось, что многие девушки страдают глазной болезнью, «происходящею от вышивания по тюлю». О положении дел было доложено августейшей покровительнице общества — Александре Фёдоровне, но на предложение, например, заменить «тонкие вышивки» на менее вредные для глаз, императрица отвечала, «что не следует вовсе выводить сего рода рукоделия, как весьма небезвыгодного» (там же, с.70.

Принц внёс предложения: увеличить число учебных часов; заменить в школах преподавателей на преподавательниц; увеличить помещения классов, одеть и обуть девиц «тепло по времени года» — «сделать салопы с рукавами и обувь потеплее». Некоторые меры были действительно приняты. Но тут возник новый спор: а надо ли вообще нагружать девочек учёбой? Во-первых, они «готовятся быть преимущественно горничными, помощницами нянь и жёнами простого звания людей», следовательно, математика с географией ни к чему. Во вторых, в моде была теория доктора Торбурна, о том что образование женщинам вредно чисто физиологически: у них бывают «критические дни», и, значит, «девяносто девять девиц из ста не могут заниматься в течение около четверти месяца, а, следовательно, учебного года, не рискуя ослабить умственные или физические способности».

Впрочем, принц стоял на своём и в дальнейшем добился многого. Так, в высших классах некоторых школ стали готовить учительниц, помощниц надзирательниц, «детских садовниц» — нянек в детские сады и больницы, профессионально обучать счетоводству, бухгалтерии. Существенные улучшения в школьных программах появились в ходе реформирования образования во второй половине XIX века. В начале XX столетия в столице был даже открыт «класс обучения работе на пишущих машинах», а в пригороде, «в виду близости фарфорового завода», стали преподавать рисование по фарфору.

В последующие годы Патриотическое общество развивалось достаточно стабильно, за столетие вырос статус благотворительных учреждений. Например, Дом трудолюбия превратился в Елизаветинский институт, Женские педагогические курсы — в Императорский женский педагогический институт, сиротское отделение Воспитательного дома — в Николаевский женский институт с курсами учительниц иностранных языков. К началу XX века на попечении общества было 21 заведение, в которых опекалось более 2100 детей и около 200 взрослых.

Императорское женское патриотическое общество просуществовало до свержения самодержавного строя. Весной 1917 года учреждения общества вошли в систему образованного Временным правительством Министерства общественного призрения. В 1918-м все средства, банковские счета, недвижимость и имущество общества были национализированы большевиками. Но будем помнить: заложенные в 1812 году «филантропические программы» просуществовали более века. За сто лет «количество бедных девиц, получивших образование и приют» в учебных заведениях общества достигло 150 тысяч.

Благородный порыв «патриотических дам» в 1812 году фактически стал первой женской общественной инициативой, без которых сегодня не мыслится гражданское общество. А про женщин, стоявших у его истоков, знаменитая французская писательница Жермена де Сталь, сказала: они «исполнены той патриотической гордости, которая составляет моральную мощь государства» («Война 1812 года и русская литература. Исследования и материалы», Тверь, 1993, с. 156).

Из статьи О. Чураковой «Восторженницы и энтузиастки», журнал «Родина», №7 2012 г., с. 72-74