Германское командование поскупилось, назначив за голову легендарного подводника Балтики Ивана Васильевича Травкина премию 50 тысяч марок. Подводные лодки Щ-303 и К-52, которыми он командовал в годы войны, имели на своем боевом счету 17 потопленных кораблей противника общим водоизмещением 97 тысяч тонн.

Много это или мало? Постройка транспорта водоизмещением 10 тысяч тонн стоила по тем временам 15-20 миллионов рублей. В трюмах и на палубах такого судна могло быть размещено и перевезено за один рейс 200 средних танков, или 2 тысячи солдат и офицеров с вооружением и боеприпасами, или 5-6 тысяч тонн угля, или полугодовой запас продовольствия для пехотной дивизии. Выходит, что Иван Васильевич похоронил на дне Балтийского моря почти 2 тысячи вражеских танков, или, если взять другую единицу измерения, оставил без еды и питья 10 дивизий противника.

Гвардейскую Щ-303 хорошо знали не только друзья. Это о ней гитлеровцы оповещали свои корабли, передавая по радио открытым текстом: «Внимание! В море Травкин!» К слову сказать, сегодня гвардейский флаг Щ-303 поднят на одной из самых современных подводных лодок Военно-Морского Флота, и личный состав этого корабля с честью хранит и продолжает традиции экипажа легендарной «щуки».

Однако случилось так, что кончать войну Ивану Васильевичу пришлось на лодке К-52 («катюше»). Приказы, как известно, не обсуждают, и Иван Васильевич, получив назначение, стал командиром подводного крейсера. Экипаж лодки еще ни разу не был в боях, и его выучку пришлось начинать заново. Люди рвались в бой, но слаженности не хватало. В первом же боевом походе при срочном погружении мотористы запоздали перекрыть забортный клапан соляровой цистерны, и ее разорвало давлением воды. Авария… Тяжело было возвращаться на базу, смотреть в глаза товарищам, но что было, то было.

Ремонт закончили в январе 1945 года. И с этого времени начались «урожайные» походы К-52. Ледовая обстановка в Финском заливе особенно тяжела с февраля по апрель. Нагромождения льда достигали порой трехметровой высоты. Из Кронштадта на чистую воду «катюшу» выводили два мощных ледокола. Это был поистине ледовый поход. Иногда за день удавалось продвинуться вперед всего на несколько километров. Четверо суток пробивался маленький караван через ледяные торосы. На пятые показалась чистая вода…

21 февраля К-52 пришла на боевую позицию, сменив подводную лодку С-13 капитана 3-го ранга А. И. Маринеско. Незадолго до этого С-13 потопила здесь немецкий суперлайнер «Вильгельм Густлов», на борту которого было почти 9 тысяч вражеских солдат, матросов, офицеров и несколько генералов. Среди них более 2 тысяч специалистов-подводников, эвакуировавшихся из Данцига. Такое «наследство» окрылило экипаж К-52, и он приступил к решению своих задач с отличным настроением. В ночь на 24 февраля «катюша» открыла свой боевой счет: на дно пошел двухтрубный транспорт водоизмещением 9 тысяч тонн и один из сопровождавших его миноносцев.

Сколько их было, этих отчаянно смелых торпедных атак, когда, подводя черту слаженной работе всего экипажа, командир заканчивал свои хитроумные расчеты волнующей командой: «Аппараты, пли!» И смертоносные сигары, с шипением покидая подводную лодку, устремлялись к цели… Взрыв, возвещавший о точном попадании во вражеский корабль, был победой экипажа. Промах переживал один командир. Он промахнулся…

С выходом Финляндии из воины база советских подлодок (речь идет о дивизионе из четырех подводных крейсеров типа «К», одним из которых — К-52  — командовал Травкин) переместилась из Кронштадта в Хельсинки. С одной стороны, это было хорошо: не нужно рисковать людьми и кораблями, прорываясь на боевые позиции через напичканный стальными сетями и минами Финский залив. С другой стороны, изгнанный с севера Балтики враг сосредоточил у южного побережья на морской дороге, связывающей Либаву с портами Данцигской бухты, огромное количество миноносцев, противолодочных кораблей, тральщиков и торпедных катеров. Противник создал здесь три линии противолодочных дозоров. Кроме того, пути сообщений непрерывно контролировались поисковыми группами кораблей, в задачу которых входило уничтожение наших подводных лодок. Добавьте сюда авиацию с прибрежных аэродромов, и станет ясно, что действовать в таких условиях советским подводникам было чрезвычайно сложно.

Через несколько месяцев, когда война уже закончится, пленный немецкий адмирал, разложив на столе карту, будет объяснять принципы построения фашистской противолодочной обороны в юго-восточной части Балтийского моря, удивляясь, отчего так активен в расспросах какой-то русский, одетый в строгий черный штатский костюм.
— А вот здесь, — скажет адмирал торжествующе, — мы потопили вашего аса Травкина. Я получил за его голову пятьдесят тысяч…
— Да, — задумчиво покачает головой русский, — печально, деньги придется вернуть… Впрочем, кому их теперь возвращать? — И усмехнется загадочно.
Где же было знать гитлеровскому вояке, что разговаривал он с «потопленным» им Иваном Васильевичем Травкиным.

Но это будет потом. А пока в салоне плавбазы в порту Хельсинки Травкин получал боевой приказ от комбрига Курникова:
— Учти, командир, вся курляндская и восточно-прусская группировки противника снабжаются морем. И награбленное все вывозят в рейх этим же путем. Поэтому главная твоя задача — транспорты противника. Сам понимаешь, лучше их бить на подходе к нашим берегам, а не на обратном пути…

Это Травкин понимал. Но, глядя на карту, он понимал и другое. Дни Кенигсберга, крупнейшей военно-морской базы фашистов, блокированной нашими войсками с суши, сочтены. Отступать врагу было некуда: позади бушевало Балтийское море, в котором еще болтались корабли под фашистским флагом. И эту единственную кровеносную артерию врага должны были перерезать капитан 3-го ранга Травкин и его боевые товарищи.

Прикинули боевую позицию. Хорошо бы брать врага поближе к цели его следования. Но глубины маловато: всего 30-40 метров под килем. На «щуке» в такое «мелководье» еще можно было бы сунуться. А на «катюше», длина которой все 100 метров, рискованно. Сделаешь дифферент в 5 градусов и… носом в дно упрешься. Решили ловить врага на переходе, у Данцигской бухты.

Самое главное в морском бою, пожалуй, своевременно обнаружить вражеский корабль. Иван Васильевич хорошо помнил один из предыдущих походов. Морозной ночью лодка шла в надводном положении. В рубке было холодно. Очередная волна залила сапоги, и Травкин решил спуститься на минуту вниз. Переодеться и согреться горячим кофе. Спустился в отсек, оставив наверху командира БЧ-3 Бузина. Минуты, наверное, не прошло, только успел кофе в стакан налить, как вахтенный передал: «Командира наверх!» Поднялся Иван Васильевич из освещенного отсека в ночную тьму и пожалел, что покидал мостик. Стоит с открытыми глазами и ничего не видит.

А вахтенный докладывает:
— Прямо по корме видел огонь. Такое впечатление, товарищ командир, будто кто-то с палубы во внутренние помещения шмыгнул и, открыв дверь, нарушил светомаскировку…

Освоившись с темнотой, командир взял бинокль, всмотрелся и скорее угадал, чем увидел, еле заметные очертания палубных надстроек вражеского миноносца. По всему было видно, что тот лодку еще не обнаружил. Травкин быстро вызвал на связь механика Крастелева. Классный был специалист, опытный. Пришел на лодку в 1944 году, а до этого воевал на «Ленинце».
— Михаил Андронович, — сказал Травкин, — надо увеличить скорость узла на четыре. Но если у тебя из выхлопной трубы хоть одна искра вылетит, считай, что мы покойники…
— Есть, товарищ командир!

Задрожав, лодка прибавила хода. Отвернув с курса миноносца на 90 градусов, Травкин решил атаковать кормовыми аппаратами. А связь с торпедистами какая была? Дежурит кто-нибудь из офицеров внизу, у рубочного люка, и дублирует по отсекам команды, которые ему передают сверху. В этот раз дежурил доктор, человек еще не очень искушенный в морском деле.

Рассчитав угол атаки, Травкин скомандовал вниз:
— Кормовые, товсь!
А доктор по-своему соображает: как же так, на переднем ходу, да задние аппараты. Чушь какая-то. И скорректировал: «Носовые, товсь!»
Ничего не подозревая, Иван Васильевич выждал момент и скомандовал:
— Аппараты, пли!
А в ответ:
— Одна носовая вышла! Вторая…

«Что за ерунда! Почему носовая?» — подумал Травкин. Но разбираться некогда, идет бой. Иван Васильевич развернул лодку и дал новый залп. Опять из носовых. Грохнул взрыв… Травкин улыбнулся, вспомнив, как расстроился доктор, когда узнал о своей ошибке при дублировании команды…

Ровно стучали дизели. Лодка приближалась к своей боевой позиции. И тут… Иван Васильевич не поверил глазам. Светится что-то в предрассветной мгле посреди моря, будто маленькое солнце. И не двигается. Подошли поближе — покачивается на волнах 3-метровый буй. Круглый, наверху еще шар, газовое освещение. Стоит на якорях, и никакая волна ему не страшна. Это была находка!

Ясно, что плавучий маяк помогал вражеским кораблям уточнять курс к нашим берегам. В это время гитлеровцы уже не рисковали водить свои караваны средь бела дня, старались укрыть их под покровом ночи, и буй, конечно же, служил им ориентиром в непроглядной тьме. Теперь обнаруженный Травкиным фашистский маяк стал союзником и советским подводникам. Важно только, чтобы об этом не узнал враг.

Определившись на месте, Травкин нанес координаты на карту и стал поджидать противника. Ждать пришлось недолго. Акустик Козловский встревоженно доложил: «Слышу шум множества винтов…» Это была добыча: шло шесть транспортов и 12 кораблей охранения — четыре миноносца и восемь противолодочных кораблей. Столь «почетный» эскорт говорил о том, что в трюмах транспортов важные грузы. Как выяснилось позже, это был караван с войсками и боеприпасами для Кенигсберга.

Тревожно забилось сердце. Азарт предстоящего боя передался каждому члену экипажа. На К-52 не было гидролокатора. Дистанцию до цели можно взять только перископом. Дав ход, лодка пошла на сближение с противником. Одна против 18.

Прижав к глазам окуляры перископа, Травкин в уме прикидывал плюсы и минусы предстоящего боя. Лодка имеет отличные ходовые качества: скорость ее позволяет в надводном положении уйти даже от миноносца. Это плюс. Вражеские акустики не в состоянии услышать подводный крейсер из-за шума своих винтов. Еще один плюс. Армада противника идет со скоростью 10-12 узлов и не может маневрировать по курсу. Это тоже на руку атакующим. Но охранение… Вот тут и начнется настоящее искусство морского боя. Кто кого. «Ладно, — подумал командир, — посмотрим, у кого нервы крепче…»

Первую атаку Травкин провел в надводном положении, используя внезапность и преимущество в скорости. Грохнул взрыв, самый большой транспорт загорелся и, накренившись на корму, стал быстро погружаться в воду. В то же время лодка сошла с боевого курса и, описав крутую дугу, легко оторвалась от бросившихся к ней противолодочных кораблей. Теперь задача усложнялась. Враг знал, что его преследует советская подводная лодка, и будет настороже. Но все равно атаковать надо.

Что испытывает командир, организуя вторую атаку на караван, зная, что враг готов встретить лодку во всеоружии? Людей, не ведающих страха, не бывает. Инстинкт самосохранения так же свойствен человеческому характеру, как любое другое чувство — любовь, ненависть, долг. Бесстрашны те, кто преодолевает страх, не давая овладеть ему душой и сердцем. Преодоление ведет к подвигу. Догнав караван, Травкин повел свой крейсер во вторую атаку под водой. Вот расчетная точка. Залп. Еще один транспорт никогда не дойдет до Кенигсберга. Но и лодку засекли. Начался неравный поединок.

Был у Ивана Васильевича свой тактический ход. Чтобы оторваться от кораблей преследования, он не уходил в сторону, а смело шел под водой им навстречу. Шумы винтов лодки, смешиваясь с собственными шумами противолодочных кораблей, затрудняли противнику «установку контакта» с подводным крейсером, и он терял лодку, сбрасывая тонны глубинных бомб в пустое море. Боевой опыт наших подводников был не слишком велик, до многого приходилось доходить собственной головой в момент наивысшего напряжения боя. И наши командиры показали удивительное умение выходить из самых сложных, самых безнадежных, казалось бы, ситуаций.

Так произошло и сейчас. Корабли противника «утюжили» морскую гладь, а К-52 «отдыхала» на грунте. Третья атака началась, когда почти совсем рассвело. Только собрался Травкин положить корабль на боевой курс, как гидроакустик Козловский обнаружил вражескую подводную лодку. Судя по шуму, она выходила в атаку на К-52. Вот тут стало страшновато. Иван Васильевич резко менял курс по вертикали и горизонтали, не забывая одновременно сближаться с караваном. «А что, если…» — мелькнула у командира шальная мысль, и он принял единственно правильное, может быть, решение в тот момент: уйти внутрь охранения каравана. Тогда можно и залп поточнее дать, и фашистская субмарина откажется от атаки, опасаясь торпедировать собственные корабли. Перископ подняли, когда до цели оставалось 4-5 кабельтовых. Травкин стрелял почти в упор. Третий за эту ночь взрыв прокатился над морем…

Когда мы говорим или пишем о героях, нас интересует все, что связано с их жизнью. Героями не рождаются — ими становятся, и познать процесс становления — значит, увидеть путь к подвигу, к готовности его совершить. Об Иване Васильевиче Травкине написано не очень много. Но среди этих публикаций есть его собственная книжка «Всем смертям назло», вышедшая в серии военных мемуаров. Полторы странички воспоминаний Ивана Васильевича о его довоенной жизни дают яркое и точное представление о том, где и как начинается дорога к подвигу.

«Я знал нужду, — пишет он, — у моего отца, простого рабочего, было восемь детей. Таких многосемейных освобождали от службы. Но в 1916 году его как участника забастовки текстильщиков забрали в солдаты и отправили на фронт. И вовсе голодно стало нам. Мать, ткачиха, работала по двенадцать часов, а получала гроши. Окончив пять классов, пошел на Наро-Фоминскую текстильную фабрику, где работали все родичи. Вступил в комсомол. Как и все мои сверстники, боролся с последками проклятого прошлого — бандитами, неграмотностью и невежеством. В двадцать девятом году был уже коммунистом, ездил по селам, помогал сельской бедноте объединяться в колхозы, отбиваться от кулаков и их подпевал, а бывало, и слышал за спиной лай обрезов.

Потом армия. Мечтал о флоте, попал в пехоту. Но командование учло мое заветное желание, направило в военно-морское училище. Было очень трудно: не хватало знаний. Помогли командиры, преподаватели, товарищи. В 1936 году окончил учебу, послали на подводную лодку Щ-303 штурманом… Путь многих — от рабочего или крестьянского парня до командира. Я познал счастье от сознания, что мне доверяют, что живу полной жизнью, что есть мне что защищать — своих детей, свои мечты…»

…Во второй половине апреля 1945 года К-52 вышла в свой последний поход. То, что война кончается, чувствовали все, но какая атака подводного крейсера окажется последней? Для экипажа «катюши» она была 27 апреля. Уже в море, на подходе к боевой позиции, радист принял радиограмму для командира, переданную с родного берега открытым текстом: поздравляем с присвоением высокого звания Героя Советского Союза. И подпись: командующий Балтийским флотом Трибуц.

И хотя высокое звание присвоили Травкину за предыдущие походы, последняя атака легендарного подводника была не менее отважна. Вот как рассказывает о ней сегодня сам Иван Васильевич.
— На этот караван судов я выходил раз пять. Только всплывешь под перископ — налетает авиация. Лодка ведь просматривается с самолета на глубине до двадцати пяти метров. А чтобы перископ высунуть, надо подвсплыть на семнадцать-восемнадцать метров. Ну, конечно, летчики сразу нас обнаруживают и начинают бомбить. А без перископа дистанции не возьмешь и расчетов на залп не сделаешь. И так повторялось раз пять: только всплывем — бомбы с двух бортов. К счастью, не попали. Чувствую, со стороны моря атаковать не дадут, и принимаю решение: пройти под караваном и ударить со стороны берега. Как оказалось, противник такого маневра не ожидал, и я без помех потопил свой последний транспорт… Тридцатого апреля мы уже были на базе, а скоро и война кончилась…

Статья написана по материалам книги «Победный 45-й. Сборник» сост.: А.М. Бурмасов, А.Е. Данилов, В.Н. Овсянников, М.: Московский рабочий, 1985, с. 74-82, использован одноименный рассказ В. Денисова.