В конце июля 1944 г. войска 11-й гвардейской армии вышли к границе Восточной Пруссии. Её командир генерал-полковник Кузьма Никитович Галицкий знал, что ожидает здесь его армию: несколько линий сильно укрепленных оборонительных рубежей, зацепившиеся за них фашистские части, которые он с боями преследовал почти две недели, и свежие войска, подтянутые сюда гитлеровским командованием из Норвегии и глубины Восточной Пруссии. В принципе мощные оборонительные рубежи гитлеровцев, которые они укрепляли в течение нескольких лет, были не в новинку командарму и его войскам.

Но знал Галицкий и другое: его армия с тяжелыми боями и за короткий срок прошла более 500 километров, дивизии нуждались в пополнении и отдыхе, боеприпасов осталось мало. Кроме того, можно было предполагать, да что там предполагать — можно не сомневаться, что с такими мощными оборонительными сооружениями, какие ждут их здесь, в Восточной Пруссии, ни ему, ни другим советским военачальникам сталкиваться еще не приходилось.

Впереди воинов ждала застывшая в холодной неприступности сверхмощная, глубоко эшелонированная система полевых и долговременных укреплений глубиной уже не несколько десятков километров, а, пожалуй, километров на 150. Армии было необходимо время для отдыха и подготовки к штурму укреплений небывалой мощности. Наступила оперативная пауза. Она продолжалась до середины октября…

Утро 16 октября выдалось по-осеннему хмуро и туманно. Молочная пелена стлалась над позициями противника, низкие, заболоченные места курились серым туманом, он расползался по окрестностям, скрывая намеченные со вчерашнего дня ориентиры. В таких условиях начинать артподготовку было затруднительно. И хотя Галицкий хорошо знал это, но и выжидать тоже не имело смысла: ночные бомбардировщики уже проделали изрядную работу, нанеся по позициям противника и артиллерии бомбовые удары. Теперь надо было не дать ему оправиться и подавить его.

Артподготовка началась в половине десятого. Ровно в одиннадцать гул самолетов, скрытых низкими тучами, оповестил, что в небо поднялась наша авиация. С наблюдательного пункта, где находились командующий армией, член Военного совета и начальник штаба, было видно, как на переднем крае фашистов к небу взметнулись тонны земли, обломки инженерных укреплений. Передовые линии траншей противника удалось взять сравнительно быстро.

Как обычно бывало в особенно напряженные, решающие моменты ответственных операций, Галицкий не выпускал из своего поля зрения ни одной детали. Не подавляя инициативы своих командиров, он в то же время с неослабевающим вниманием следил за всем, что происходило в обширной полосе наступления армии, в любой момент готовый вмешаться, чтобы не допустить ошибки или мгновенно исправить уже допущенную. Он не только давал указания и распоряжения, но и проверял их исполнение. Наступило как раз то время, когда мозг командарма работал с предельным напряжением, когда решения принимались мгновенно.

Днем и ночью продолжались тяжелые бои. Уже остались позади пограничные столбы, некогда отделявшие Советский Союз от Восточной Пруссии. На одном из них бойцы 11-й гвардейской армии укрепили алый советский флаг. Уже форсирована река Писса, что позволило войскам армии Галицкого на главном направлении выйти к тыловому рубежу гитлеровцев, обеспечив тем самым благоприятные условия для овладения городом Гумбинненом. 22 октября левофланговые соединения армии обошли с севера Гольдап и продолжали успешно продвигаться вперед, на запад, готовясь штурмовать Гумбиннен с юга. Фронт армии к этому времени достиг 75 километров. Но в середине этого же дня над выдвинувшимися клином войсками 11-й армии нависла серьезная угроза быть отрезанными от других армий фронта.

Гитлеровцы нанесли по вклинившимся соединениям мощный удар с севера и юга, вдоль реки Роминте. В этом контрударе фашистов участвовали две танковые дивизии и бригада, располагавшие более чем 200 танками, моторизованные и пехотные дивизии, несколько дивизионов штурмовых орудий. Это не были потрепанные и деморализованные предшествующими неудачами войска. Гитлеровцы бросили в бой ударные группировки, созданные из отборных частей: 2-ю парашютно-моторизованную дивизию «Герман Геринг», моторизованную бригаду «Фюрер», которая, в свою очередь, была сформирована из частей танковой дивизии «Великая Германия».

На них и делало ставку гитлеровское командование. Но вряд ли учли фашисты, что им будут противостоять гвардейские части, отличающиеся боевой выучкой, глубоким чувством патриотизма и мужеством, и в их числе — 11-я гвардейская стрелковая дивизия. Эта дивизия была сформирована в суровом 1941 году в Москве из ополченцев Ленинградского района. Они грудью стояли за родную столицу, победили под Москвой, гнали фашистов до рубежей своей страны и уже били их здесь, на территории Восточной Пруссии, неудержимо стремясь к логову фашистов.

Получив донесение, что южная группировка гитлеровцев начала довольно быстро продвигаться на север, Галицкий без промедления решительно ввел в сражение 5-ю гвардейскую дивизию. При этом командир дивизии полковник Н.Л. Волков получил приказ не обороняться, а нанести удар по прорвавшемуся противнику. Командарм же поддержал удар авиацией. На правый фланг были направлены противотанковые части, снятые с центрального направления, и саперные батальоны с минами.

Вскоре стало ясно, что отрезать и окружить вклинившиеся в немецкую оборону соединения 11-й гвардейской армии фашистам не удалось. Убедившись в этом, Галицкий решил продолжать наступление на Гумбиннен. Танковый корпус и стрелковая дивизия, поддержанные авиацией, овладели его южными пригородами. Две бригады танкового корпуса обошли Гумбиннен и ворвались на его западную окраину. Примерно в это же время части армии, наступавшие на левом фланге, после упорных, ожесточенных боев овладели Гольдапом.

Галицкий был глубоко убежден, что для полного успеха необходимо дополнительно ввести войска через вбитый им большой клин и продолжать наступление вглубь и вширь, не теряя темпа. Только так врага можно сломить окончательно. Но своих резервов у командарма уже не было. Решение мог принять лишь командующий фронтом.

Черняховский приехал на командный пункт 11-й гвардейской армии в тот же день, 22 октября, поздно вечером, и пробыл здесь до полуночи. Докладывал ему о сложившейся обстановке генерал-полковник Галицкий кратко, но с такой глубокой убежденностью и решимостью, что Черняховский, молодой генерал, сам обладавший незаурядной личной храбростью, поразился смелости мысли этого с виду сурового и немногословного человека, готового пойти на риск и взять на себя за это ответственность. Командующий фронтом долго и внимательно смотрел на карту, взвешивая все «за» и «против» плана Галицкого. Порою Кузьме Никитовичу казалось, что вот сейчас Черняховский поднимет глаза и скажет: «Согласен». Но время шло, а командующий фронтом все скользил по карте глазами и покусывал нижнюю губу. Потом он вздохнул и мягко сказал Галицкому:
— Видимо, вам, Кузьма Никитович, придется перейти к обороне. — Галицкий ничего не возразил, только смуглое лицо его еще больше потемнело, а Черняховский поспешно продолжил:
— Немцы подтянули в район Гумбиннена три дивизии, в том числе одну танковую, в район восточнее Даркемена — до одной танковой дивизии. Танковый корпус генерала Бурдейного контратакуют более двухсот танков и штурмовых орудий, с юга туда подтягиваются еще до ста вражеских танков, а у него самого никак не более ста танков и тридцати самоходных орудий. Ваши соседи — двадцать восьмая и тридцать первая армии — по-прежнему значительно отстают…

Под гладкой смуглой кожей на лице командарма проступили упрямые желваки. Не поднимая глаз на командующего фронтом, он с жестким упорством негромко сказал:
— Я абсолютно убежден: за ближайшие сутки мы сумеем восстановить положение в полосе армии. Враг потерял сегодня девяносто танков. За ночь мы произведем перегруппировку и нарастим удар на Гумбиннен.
— Хорошо, — после минутного молчания ответил Черняховский. — Наступайте. Но это надо сделать в первую очередь на флангах. В районе Гумбиннена пока перейдите к обороне.

Проводив командующего фронтом, Галицкий, не теряя ни минуты, занялся подготовкой к продолжению наступления. Время летело с невероятной быстротой, и ему показалось, что Черняховский только что уехал, когда через несколько часов Иван Данилович вызвал его по телефону закрытой связи. Голос командующего фронтом звучал официально:
— Генеральный штаб решения о наступлении не утвердил. Приказываю перейти к обороне и быть готовым к отражению новых контратак противника на флангах. Танковый корпус и три вырвавшиеся вперед дивизии отвести на восточный берег Роминте.

Галицкий молчал. Трудно было сказать, обдумывал ли он приказ, ждал ли дополнительных указаний или боролся с желанием и теперь отстаивать свою точку зрения. Когда он заговорил, голос его звучал угрюмо и глухо:
— Войскам в центре придется отойти километров на пятнадцать — восемнадцать.
— Зато положение будет устойчивым, — ответил Черняховский и поспешно попрощался.
К утру 24 октября войска 11-й гвардейской армии были отведены на предусмотренные приказом рубежи. Так закончился для нее первый удар по Восточной Пруссии.

В декабре 1944 года шла подготовка ко второму и последнему удару по врагу в Восточной Пруссии. Общий замысел сводился к тому, чтобы отрезать ее от центральных районов Германии, нанести удар на Кенигсберг и, расчленив всю группировку фашистских войск на части, окружить и уничтожить их порознь. Наступление было назначено на 13 января 1945 года. Накануне с вечера вдоль всех исходных позиций войск 3-го Белорусского фронта заплясала, закружилась пурга. Метеослужба не утешала: на следующее утро ожидался туман. Другими словами, поддержка авиации могла сорваться.

За последующие четыре дня войска фронта на правом крыле прорвали оборону противника на глубину 12-15 километров. Однако наступление шло медленнее, чем это планировалось. В центре же успеха практически не было. Непогода сковала авиацию. Снегопады скрывали дороги, и только пунктирные ниточки деревьев, аккуратным строем высаженных вдоль всех магистралей, показывали их направление. Продвигаться по дорогам было почти так же трудно, как и по занесенным снегом полям. 11-я гвардейская по-прежнему находилась во втором эшелоне. Но Галицкий понимал, что приближается момент, когда армия будет введена в сражение.

Ранним утром 17 января Черняховский вызвал Кузьму Никитовича к себе на командный пункт. К удовольствию Галицкого, мнение командующего фронтом о месте ввода 11-й гвардейской армии полностью совпало с тем, о чем думал он сам. А сам он, как всегда, считал главным козырем в наступлении неожиданность и высокий темп. Было решено ввести 11-ю в сражение именно на правом фланге фронта, чтобы закрепить уже достигнутый здесь успех. Правда, для рокировки некоторым соединениям армии пришлось за 30-35 часов совершить марш на добрые полсотни километров.

Метель по-прежнему не унималась, хотя холодно не было. Тяжелые серые облака низко нависли над землей, вываливая на нее густой, мокрый снег. Ранние сумерки и ненастье позволили дивизиям 11-й армии во второй половине 19 января скрытно выйти к реке Инстер, на рубеж ввода войск в сражение. Внезапно, без артиллерийской подготовки, специально обученные подвижные передовые отряды атаковали врага. Используя его замешательство и успех действующего впереди 1-го танкового корпуса генерала В.В. Буткова, они с ходу прорвали оборонительные рубежи мощно укрепленного района, прикрывавшего город Инстербург. Вечером 21 января соединения 11-й гвардейской армии вышли к его окраинам.

Галицкий мог чувствовать себя удовлетворенным: все, что было им тщательно продумано, все, чему он обучал своих бойцов и командиров, уже принесло плоды. Но, чтобы остаться верным своей тактике и использовать возможности, умение подготовленных им войск, следовало ни в коем случае не останавливаться. Надо было брать город сразу, пусть даже ночью. В 22 часа после сильной артподготовки части 11-й гвардейской армии ворвались в город с севера.

Надежно укрывшийся в долговременных сооружениях и превращенных в крепости каменных домах, противник остановил наступающих мощным огнем. Галицкий, ни на минуту не покидавший наблюдательного пункта командира 36-го гвардейского корпуса генерал-лейтенанта П.К. Кошевого, дивизии которого вели наступление, немедленно передал ему из резерва свежую дивизию. Обойдя город с запада, это соединение нанесло по фашистам сильный удар. Опасаясь окружения, противник к утру оставил город и начал поспешное отступление.

Войска 11-й гвардейской вместе с 1-м танковым корпусом, не теряя темпа, преследовали противника и вскоре подошли к самой могучей цитадели Восточной Пруссии — городу Кенигсбергу, опоясанному стеной бетона и огня и обороняемому 130-тысячным гарнизоном. Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала план штурма цитадели фашистов, падение которой означало бы разгром всей группировки войск противника в Восточной Пруссии. Было решено объединить все силы, выделенные для штурма Кенигсберга, под одним командованием. Вместе с 39-й и 43-й армиями 11-я гвардейская 10 февраля была переведена в состав 1-го Прибалтийского фронта, которым по-прежнему командовал генерал армии И.X. Баграмян.

Утром следующего дня Галицкий прибыл к командующему фронтом с докладом. Много лет спустя Иван Христофорович в своих воспоминаниях напишет об этой встрече: «Я с интересом вглядывался в сутуловатую фигуру Кузьмы Никитовича, в бледное лицо его, в прищур светлых глаз, выражавших сосредоточенность и целеустремленность, и не увидел в нем особых перемен за прошедшие почти полтора года ни во внешности (если не считать сильно поредевших светлых волос), ни в манере держаться. Он был, как обычно, сдержан, суховат и уверен в себе». Однако сердечное приветствие Баграмяна, уважавшего Галицкого за ум и энергию, ценившего его за исключительную, железную настойчивость в достижении цели, вызвало ответную улыбку на суровом лице Галицкого, и они разговорились о судьбе знакомых, о составе и состоянии армии.

Все, что касалось 11-й гвардейской, задевало не только ум, но и сердце, душу командующего фронтом: это была его родная армия — он командовал ею в 1942- 1943 годах, при нем она стала гвардейской, при нем летом 1943 года нанесла мощный удар в тыл гитлеровским войскам, наступавшим с севера на Курск, и разгромила их. Уезжая отсюда командовать Прибалтийским фронтом, Баграмян порекомендовал в Ставке именно Галицкого назначить его преемником. На все вопросы Ивана Христофоровича Галицкий отвечал четко и кратко, а на вопрос о подготовке к штурму с каким-то воодушевлением ответил:
— Будем стараться!

День 18 февраля принес горькую весть: погиб командующий 3-м Белорусским фронтом Иван Данилович Черняховский. Человек большой личной храбрости, он принадлежал к числу тех военачальников, которые, как и Галицкий, не представляли себе руководства военными действиями без тесной связи с войсками, ведущими бой, и их командирами. Как говорил о нем один из офицеров штаба 11-й армии, Черняховский любил «держать руку на пульсе событий». Галицкий знал, что Иван Данилович постоянно выезжал непосредственно на передний край, чем вызывал любовь и уважение своих воинов. Это было понятно Галицкому, потому что он сам тоже не упускал возможности лично оценить обстановку в передовых частях. Командующим 3-м Белорусским фронтом был назначен Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский.

Войска 11-й гвардейской армии, заняв исходные рубежи, ждали сигнала к штурму. В 9 часов утра 6 апреля 1945 г. раздался такой мощный грохот орудий, что, казалось, сама Земля, взорванная неведомой силой, вот-вот разлетится на куски. Тысячи орудий и минометов ударили по городу-крепости. Сдерживая внутреннюю дрожь нечеловеческого напряжения, Галицкий со своего наблюдательного пункта видел в стереотрубу, как снаряды наших тяжелых орудий сносят земляные покрытия с укреплений фортов, как, словно соломинки, поднимаются на воздух огромные бревна, тяжелые металлические балки, громадные куски железобетона. А сила огня все нарастала и нарастала, могуче сотрясая землю.

Вскоре отдаленные, но грозные раскаты послышались с противоположной, северной стороны города. Галицкий и командующий артиллерией армии П.С. Семенов молча, торжествующе переглянулись: это заговорила артиллерия наших 43-й и 50-й армий. Однако авиация бездействовала: с моря на восток без малейшего просвета плыли низкие, тяжелые тучи.

В 12 часов дня над наблюдательным пунктом командарма Галицкого взлетели ракеты. По всем средствам связи грозно прозвучало: «На штурм!». На левом фланге первые атаки не имели успеха. Могучей волной накатывались дивизии на оборонительные рубежи противника и, словно разбившись о холодный, неприступный бетон, откатывались обратно, оставляя на поле боя казавшиеся с наблюдательного пункта командарма маленькими неподвижные фигурки. Но вот одной из дивизий удалось прорвать полевые укрепления и продвинуться в направлении пригорода Праппельна. И снова — стоп! На пути, ощерившись пустыми глазницами бойниц, встал дышащий огнем, выплевывающий свинец фашистский форт. Галицкий взглянул на карту: форт номер 8.

Уже около часа билась дивизия генерал-майора Щербины о неприступные стены проклятого форта, прикрывавшего дорогу на город, когда на дивизионном КП появился нахмуренный командарм. И через минуту — короткий приказ:
— Блокировать форт номер восемь одним, максимум двумя батальонами. Главные силы перегруппировать к правому флангу, прорвать здесь промежуточный рубеж и овладеть Праппельном!

Совершив указанный маневр, гвардейцы генерала Щербины после короткого ожесточенного боя ворвались на южную окраину Праппельна и, несмотря на яростное сопротивление переброшенных сюда для подкрепления двух батальонов фольксштурмовцев, начали дом за домом очищать пригород Кенигсберга от фашистов.

Однако мысль командарма упорно искала выхода: чтобы создать перелом, сломить врага, надо нанести быстрый, сокрушительный удар. Но где? Какими силами? И опять приказ, на этот раз начальнику штаба армии И.И. Семенову:
— На главном направлении, а также на правом фланге тридцать шестого корпуса ввести в сражение дивизии второго эшелона!
— Но, товарищ командарм,— счел своим долгом напомнить генерал Семенов, — ввод этих дивизий в первый день операции не предусмотрен планом.
Галицкий ответил:
— Э-э, Иван Иосифович, без трезвого риска на войне не обойтись. Говорят, смелость города берет.

Смелость оперативного мышления Галицкого, мужество и стойкость бойцов и командиров его армии принесли успех: непреодолимое, казалось, сопротивление врага было сломлено — части 11-й гвардейской армии начали уверенно продвигаться вперед. За второй день операции гвардейцы штурмом взяли несколько фортов, железобетонных убежищ, значительную часть южных кварталов города. Наибольший успех был достигнут на левом фланге армии, и Галицкий предложил прибывшему на ее командный пункт маршалу Василевскому развить наступление именно здесь, идя навстречу наступающим с севера войскам 43-й армии, соединиться с ними и окружить гитлеровцев в Кенигсберге. Предложение было принято.
— Ваша задача — выйти в городе к реке Прегель с юга, — сказал Василевский. — С севера к реке выйдут дивизии сорок третьей армии. Здесь мы не только окружим, но и расчленим вражеский гарнизон. Наступление вести непрерывно.

И бой не затихал круглые сутки. Командарм все время поддерживал массированным огнем армейской артиллерии левофланговые дивизии. Через коммутатор штаба фронта он связался по телефону с генералом А.П. Белобородовым. Вести были неутешительные: войска 43-й армии продвигались медленно. Но тут начальник штаба принес радостное сообщение: две левофланговые дивизии вышли к реке Прегель.
— Задача маршала выполнена, товарищ командующий, — радостно закончил он.

Галицкий внимательно посмотрел на него, чуть-чуть подумал и медленно сказал:
— Нет, задача не выполнена, враг не окружен. Немедленно передайте приказ дивизиям форсировать Прегель и наступать на север навстречу сорок третьей армии.
Берега реки, одетые в камень, возвышались над водой на 1,5-2 метра; многоэтажные здания на противоположном берегу, превращенные фашистами в крепости, вели многоярусный огонь.
Новый приказ командарма:
— Начальнику инженерных войск армии полковнику Григоренко выдвинуть к реке два саперных батальона для помощи частям, форсирующим реку.

Григоренко сам повел свои батальоны. С северного берега по гвардейцам били орудия прямой наводки, танки, строчили пулеметы. Кажется, даже камень набережных полыхал огнем. Трещали и рушились крыши домов, оседали и рассыпались стены. А внизу, по темной стремнине реки, преодолевая течение, на лодках, плотах, бочках, бревнах плыли к северному берегу бойцы с пулеметами, минометами.

Вот первые небольшие группы зацепились за противоположный берег, за ними другие, еще… еще… Затем начали штурмовать. Враг стал отступать! Есть чему радоваться и чем гордиться Галицкому: предложенное им перенесение главных усилий на левый фланг армии оправдало себя, его бойцы и командиры проявили максимум доблести и геройства. А к 14 часам 8 апреля войска левого фланга 11-й гвардейской армии соединились севернее реки Прегель с частями 43-й армии.

Об этом нашему современнику рассказывает мемориальная доска на здании кинотеатра «Победа» в Калининграде: «В этом районе города 8 апреля 1945 г. войска генерал-полковника Галицкого К.Н., наступавшие с юга, соединились с войсками генерал-лейтенанта Белобородова А. П., наступавшими с северо-запада, и завершили окружение кенигсбергской группировки немецких войск».

Но это все еще не была победа. Ожесточенные бои продолжались в ночь на 9 апреля и весь этот день. Наиболее успешно наступали воины гвардейского корпуса генерал-майора С.С. Гурьева. В 13 часов прославленная 1-я Московско-Минская дивизия полковника П.Ф. Толстикова завязала бои за Королевский замок. Резиденция прусских королей по указанию гаулейтера Восточной Пруссии Э. Коха была особенно сильно укреплена и защищалась специально сформированными офицерскими отрядами и подразделениями, укомплектованными нацистами. Но Московско-Минская дивизия штурмом овладела замком. Для гарнизона Кенигсберга создалось безвыходное положение. Разрушенный город горел, убежища были повреждены, запасы продовольствия и боеприпасов уничтожены, связь нарушена.

Вечером 9 апреля в расположение 11-й гвардейской дивизии прибыли два немецких офицера. Из их сообщения Галицкий узнал, что комендант крепости генерал Лаш просит прислать к нему парламентеров. Было решено прекратить огонь и направить с текстом ультиматума о безоговорочной капитуляции начальника штаба 11-й гвардейской дивизии подполковника П.Г. Яновского и капитанов А. Е. Федоренко и В. М. Шпитальника. Штаб коменданта Кенигсберга оказался в глубоком подземном железобетонном укрытии, куда, как в могилу, не доходило ни одного звука. Длинный коридор, отсеки и помещения с наглухо запирающимися тяжелыми дверями, испуганные, словно пришибленные солдаты, бледные до желтизны офицеры — вот что предстало глазам парламентеров. Лаш безоговорочно принял условия ультиматума и тут же отдал приказ о прекращении всякого сопротивления. Это было в 22 часа 45 минут 9 апреля 1945 года.

После обращения Лаша к немецким солдатам и офицерам по радио они большими группами начали сдаваться в плен. Нацисты еще некоторое время пытались сопротивляться, но к утру 10 апреля были подавлены ударами наших войск.

Победа далась нелегко: более тысячи славных сынов советского народа отдали за нее свои жизни. Но это была смерть ради жизни и свободы миллионов советских людей, навеки сохранивших в сердцах память о подвиге героев сражения за Кенигсберг. В боях за город-крепость войсками 11-й гвардейской армии было взято в плен 57 640 фашистских солдат и офицеров, захвачено до 2 тысяч орудий и минометов, более 40 танков и штурмовых орудий, множество автомобилей, паровозов, вагонов, речных судов. В гавани оказался затопленным вражеский тяжелый крейсер.

Подвиг гвардейцев, штурмовавших Кенигсберг, был высоко оценен Родиной. Все участники боев удостоились медали «За взятие Кенигсберга», учрежденной Президиумом Верховного Совета СССР. Тысячи генералов и офицеров, сержантов и солдат за проявленные мужество и стойкость, доблесть и геройство были награждены орденами и медалями Советского Союза. 17 воинов 11-й гвардейской армии, особо отличившиеся в этих боях, стали Героями Советского Союза. В их числе был и выдающийся военачальник Кузьма Никитович Галицкий, чьи мужество и воля вели войска его прославленной 11-й гвардейской армии к Великой Победе.

Статья написана по материалам книги Свердлов Ф.Д. «Дорога мужества», М., «Московский рабочий», 1984.