Герой Советского Союза Кузьма Никитович Галицкий воевал на фронтах Великой Отечественной войны с первого до последнего дня, проявив незаурядное воинское мастерство, находчивость и мужество в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Кузьма Никитович — участник Первой мировой войны, опытный командир, военачальник, прошедший через огонь Гражданской войны. Автор мемуаров «Годы суровых испытаний» и «В боях за Восточную Пруссию».

Великую Отечественную войну 43-летний генерал-майор Галицкий встретил командиром 24-й Железной Самаро-Ульяновской Краснознаменной стрелковой дивизии. Дивизия двигалась по лесным дорогам в двухстах километрах от линии фронта, в сущности, в окружении. Из Минска, и из штаба округа пришел приказ двигаться в направлении Лиды на соединение с частями 21-го корпуса генерал-майора Борисова. Это был не просто форсированный марш, это был марш-бросок, выполненный с невероятной скоростью: за сутки дивизия продвинулась вперед до ста километров. Бойцы Галицкого шли навстречу врагу почти без отдыха, превозмогая усталость, а может быть, и не замечая ее, шли, чтобы остановить фашистов, защитить родную землю.

На следующий день были получены нерадостные сообщения от высланных вперед разведгрупп: фашисты уже заняли Ошмяны и Лиду. Их танковые колонны двигались на восток. Продолжать идти вперед было бессмысленно. Единственно правильное решение — немедленно развернуть дивизию и здесь создать хорошо укрепленный рубеж обороны. Это решение и принял командир 24-й Железной дивизии… Окопы и ходы сообщения протянулись по лесистым холмам у двух небольших рек — Клева и Гавья, севернее маленького, неприметного городка Юратишки. Выбранная позиция для обороны — великолепная. Конечно, при условии хотя бы относительного равенства сил противника. К этому времени враг уже захватил Гродно.

Разведка доложила, что на дороге остановилось около сотни немецких танков по причине отсутствия горючего. Это было утром 25 июня. Фронт дивизии составлял в тот день более десяти километров, но огонь артиллерии был точно направлен по грунтовым и шоссейным дорогам, где застряли не только танки врага, но и сотни автомашин с пехотой, мотоциклы — все не обеспеченные горючим. Шквальный огонь накрыл всю эту массу людей и техники, взметнул в небо тонны земли и металла, рваные клубы густого черного дыма окутали все окрестности.

В первые минуты фашистов охватила паника, они просто не могли понять, откуда обрушился на них этот удар, потому что, как выяснилось потом из допроса пленных, командование уверило их, что перед ними советских войск нет на многие десятки километров. Целый день стоял непрерывающийся грохот, и весь день стекались к Галицкому ручейки и реки донесений, а от него шли приказы, распоряжения, вопросы. В этот день было подбито и сожжено более 30 танков, около 50 автомашин, разбиты десятки мотоциклов, взята в плен почти сотня гитлеровцев.

К утру следующего дня немцы несколько оправились от удара и, хотя советский артналет продолжался, начали сливать остатки горючего из всех машин в головные танки, чтобы бросить их на позиции дивизии. Такая возможность была предусмотрена комдивом: на шоссе еще накануне для стрельбы прямой наводкой был поставлен заслон — батарея гаубиц. Ею командовал старший лейтенант В.С. Попов, человек редкостного мужества и решительности. На его долю выпала тяжелая задача: остановить два десятка стальных машин, брошенных противником на прорыв линии обороны и шедших по шоссе с большой скоростью. В ожесточённом бою были уничтожены 18 фашистских танков.

Утро следующего дня началось налетом вражеской авиации. Более получаса она бомбила позиции дивизии. Запасы смертельного груза казались неистощимыми, бомбы всех размеров вываливались и вываливались из чрев тяжелых машин, не позволяя людям поднять головы от земли. Затем начался массированный артиллерийский налет. Цель фашистов была очевидной: они не просто хотели деморализовать наши войска, они решили истребить, уничтожить все живое и способное оказать сопротивление. Однако, когда за огнем артиллерии волнами хлынули танки, дивизия продолжала сопротивление. Били по танкам прямой наводкой орудия, летели под гусеницы связки гранат, превращая вражеские машины в факелы, чадящие жирной черной копотью.

Галицкий сделал все возможное, чтобы остановить врага: за день части дивизии отбили пять ожесточенных танковых атак, подбив 97 машин. Дороги, по которым двигались фашистские танки, были заминированы; в бой брошены резервы, все до последнего. Каждый командир, каждый боец ощущал разумную, несгибаемую и неистощимую волю своего железного комдива. Они хотели быть достойными его и дрались до последнего вздоха. Каждое распоряжение, каждый приказ Галицкого выполнялся мгновенно и неукоснительно, потому что все были уверены: комдив знает, что надо делать.

Но враг уже ворвался в Минск… Дивизия находилась в окружении, почти в двухстах километрах от линии фронта. Противник готовился с двух сторон нанести удар по дивизии Галицкого. Весь день 29 июня заняла подготовка к отходу, который начался в час ночи. Чтобы скрыть отход, арьергард — это был полк подполковника Портнова, усиленный артиллерией и сохранившимися десятью танками — по приказу Галицкого ночью атаковал противника, создавая видимость начатого дивизией наступления. Гитлеровцы попались на удочку: в их частях возникла паника, воспользовавшись которой обе колонны оторвались от противника. Дивизия пробивалась на восток. Пройдя 40 км дивизия вышла к Березине.

Железная дивизия перешла на положение партизанского соединения: укрывалась в светлое время дня в густых белорусских лесах и скрытно передвигалась ночами. С 30 июня прекратилось снабжение частей боеприпасами, продовольствием, фуражом, горючим. В силу вступили жесткие правила, сформулированные самим комдивом, которые тут же окрестили «законами генерала Галицкого»: «Никто не имеет права употреблять слово «говорят», а только — «сам видел»; «Все и каждый должны беспощадно бороться с болтовней и паникерскими настроениями»; «Кормить в первую очередь раненых и разведчиков»; «За курение ночью под открытым небом — полевой суд»; «Бить фашистов везде, где можно»; «Патроны экономить, стрелять только по хорошо видимым целям и в упор».

Переправа через Березину была тяжелой. Едва передовые части ступили на мост, как из-за леса вылетели «юнкерсы». С ревом они начали проноситься вдоль реки, пикируя и вновь взмывая ввысь. Они били из пушек, заливали реку пулеметным огнем, сбрасывали сотни бомб. Несколькими прямыми попаданиями был взорван мост. На берегу пылали подожженные автомашины. Гибли люди, сотни людей. Но переправа продолжалась, ибо в ней был единственный шанс вырваться из окружения, соединиться с Красной Армией.

Галицкий уверенно руководил боем, делая все, чтобы спасти дивизию. По вражеской авиации били счетверенные пулеметные установки зенитного дивизиона капитана Б.К. Мочульского. Саперный батальон капитана Н.И. Башкирова наводил легкий понтонный мост. Артиллеристы на стальных тросах по дну перетаскивали на восточный берег орудия и автомашины, используя тракторы гаубичного полка. Солдаты вброд, вплавь, на бревнах и досках, помогая друг другу и высоко держа над головой винтовки, упрямо безостановочно переправлялись через реку и занимали позиции на восточном берегу.

После переправы Кузьма Никитович приказал все замаскировать с предельной тщательностью, предполагая, что немцы постараются расквитаться с дивизией с воздуха. Приказ генерал-майора Галицкого был выполнен точно. Ровно через полтора часа в лесу воцарился безмятежный покой. В безветренном воздухе застыли молодые березки, выросшие над батареями. Еловые лапы шатром накрывали окопы и щели.

А еще через полчаса тихое небо над лагерем было разбужено урчанием 32 бомбардировщиков. Они шли на большой высоте, казалось, не проявляя никакого интереса к замершей в укрытиях дивизии. И вдруг, разбившись на группы, фашистские машины ринулись вниз. Вой пикирующих самолетов, неистовый свист бомб, стрельба авиапушек, сплошная трескотня пулеметов, грохот взрывов — казалось, никто и ничто не может спастись от этого яростного штурма сверху. По окончании налёта поступили донесения о потерях, но поверить им было трудно, почти невозможно: несколько убитых, около двух десятков раненых. Дивизию спасло то, что быстро и хорошо были выкопаны убежища, что дивизия действительно ушла под землю…

В течение следующих трех суток дивизия с боями продвигалась на восток по сильно заболоченным лесам Налибокской пущи. И хотя ничего подобного тому, что было на переправе через Березину, в эти дни не случилось, в стычках с отрядами фашистов по-прежнему лилась кровь, гибли солдаты и командиры. Утром 3 июля на пути дивизии Галицкого возникло серьёзное препятствие – мощный минометный и артиллерийский обстрел из укреплений, захваченных врагом, на бывшей государственной границе СССР. Одна, вторая, третья атака… Как в стену бились волны бойцов дивизии, неся значительные потери. Свои собственные укрепления оказались неприступными. От прорыва в этот день пришлось отказаться.

К вечеру комдив получил разведданные: перед ним находились части 17-й танковой дивизии противника. На 4 июля Галицкий назначил наступление. На следующий день сначала отрезанная от танков пехота залегла, подавляемая бешеным артиллерийским огнем. Но затем бойцы-пехотинцы поднялись в атаку и прорвали оборону противника. 24-я Железная дивизия с ожесточенными боями  продвинулась вперед на 16 километров, выбив немцев из города Узда…

Однако до соединения с войсками Красной Армии было еще далеко. Выйдя из первого кольца окружения, дивизия Галицкого должна была пройти с боями кружным путем через Полесье по тылам противника не мене 400 километров почти параллельно линии фронта. Это был единственно возможный маневр. Выбирать не приходилось, и, приведя себя в порядок, пополнившись группами солдат и офицеров из других частей, которые пробивались из окружения, перевооружившись трофейным оружием и слегка передохнув, 24-я Железная начала свой многокилометровый и многодневный рейд…

Сначала двигались почти круглосуточно, стремясь уйти как можно дальше от места прорыва. При этом приходилось все время быть начеку, ежечасно и ежеминутно сохраняя готовность к бою либо с преследователями, либо с войсками следующего кольца окружения, либо с гарнизонами, оставленными врагом в тылу для наведения «нового порядка». Войска изнемогали от жары и постоянного напряжения. Видя это, Галицкий приказал сделать дневку. Соблюдая необходимую осторожность, бойцы начали готовить горячую пищу, стирать пропотевшие, полуистлевшие гимнастерки. Многие сразу заснули, кто где присел или прилег, как обычно засыпают вконец измученные люди.

Вскоре началась непосредственная подготовка к прорыву. Галицкий принял решение прорываться через Полесье, в направлении Слуцк — Мозырь. Избранное направление сулило огромные трудности: дивизии предстояло двигаться по бездорожью, глухими лесными тропами и черной болотной топью. Но зато при таком варианте не придется прорываться через мощную линию обороны, организованную немцами вдоль шоссе Минск — Слуцк. Кроме того, не надо будет переправляться через реки, что представлялось делом почти безнадежным при отсутствии переправочных средств.

И было еще несколько доводов за то, чтобы идти через Полесье. Во-первых, в этих глухих партизанских местах силы фашистов были не столь значительны, как, например, в направлении Минск — Борисов и Слуцк — Бобруйск, где по шоссейным дорогам почти непрерывным потоком двигались танковые и моторизованные войска противника. А во-вторых, Кузьме Никитовичу полесские места были знакомы: в конце 20-х годов он, будучи преподавателем Военной академии имени М.В. Фрунзе, совершал сюда полевые поездки со слушателями.

Дивизия начала продвигаться на юго-восток тремя отрядами. Несколько раз вступала в бои с встречающимися вражескими частями, громила их и 10 июля приблизилась к линии фронта километров на 20. Отсюда явственно была слышна артиллерийская канонада, в небе гудели сновавшие к линии фронта и обратно фашистские бомбардировщики. И без того напряженное состояние личного состава, казалось, достигло предела: вот они, совсем рядом родные, советские войска! И как они далеко! Как труден будет последний рывок!

В последний переход колонны тронулись глубокой ночью. Было тихо, пахло прогретой за день землей и чуть привядшей от жары листвой. Потом потянуло сыростью болот и предутренней свежестью. Дивизия почти бесшумно двигалась в сторону линии фронта. В глухом, лесном и болотистом краю Белоруссии разведчикам удалось найти окно — район, где фашистская линия фронта была разорвана, где не оказалось даже вражеского гарнизона. Таким окном стал район села Копцевичи. Более того, севернее Копцевичей одна из разведгрупп Галицкого встретила разведчиков 232-й стрелковой дивизии генерал-майора С.И. Недвигина, которая сообщила, где находится противник и каковы его силы. 14 июля 24-я Железная дивизия, не потеряв при переходе линии фронта ни одного человека, вышла в расположение наших войск в 80 километрах северо-западнее Мозыря, с боями пройдя по вражеским тылам почти 500 километров.

10 августа 1941 года газета «Правда» в передовой статье «Великое искусство, помноженное на храбрость» писала: «Соединение… одним из первых приняло на себя удар германских танковых колонн и отразило его, уничтожив огнем артиллерии 265 танков. А когда немецкие… дивизии… окружили наше соединение, генерал Галицкий… приказал пробиваться на восток. Дни и ночи шли храбрецы, нападая с тыла на вражеские части и штабы… Две трети личного состава своего соединения вывел генерал-майор Галицкий из окружения, нанеся врагу значительно большие потери, чем понес сам». За этот успех Галицкий был награжден орденом Красного Знамени.

продолжение

Статья написана по материалам книги Свердлов Ф.Д. «Дорога мужества», М., «Московский рабочий», 1984.