205 лет назад, в июне 1812 года началось вторжение Великой армии Наполеона Бонапарта в Россию. Когда всемогущий император и фактический хозяин Европы отдавал приказ о начале той войны, он не сомневался в победе. И действительно, то, что Россия смогла победить, более того — дойти до Парижа, воспринималось современниками как настоящее чудо. А как бы развивалась история, если бы планам Наполеона суждено было сбыться? Какой была бы Россия, проиграй она в 1812 году?

Когда Наполеон 22 июня (по новому стилю) 1812 года обратился к своим войскам с призывом к вторжению в Россию, он называл предстоящую кампанию второй польской войной. Он не ставил перед собой планов захватить Россию или свергнуть царя Александра I. Главной заботой Бонапарта было ослабить сильного восточного конкурента — для этого планировалось возродить независимую Польшу, отчего война и именовалась польской. Россию он хотел заставить заключить новый военный союз и с русской помощью усилить континентальную блокаду Англии (которую считал своим главным противником).

Наконец, после всего этого Наполеон мечтал о походе в Индию, опять-таки при поддержке союзной России. Надо сказать, по состоянию дел на июнь 1812 года французский император имел все шансы на успех. Будучи реалистом, Бонапарт с самого начала не хотел идти вглубь российской территории, понимая, что там против него будет всё — расстояния, климат, легендарные российские дороги и, конечно же, местное население.

Идеальной для Великой армии представлялась ситуация, если бы Александр I поддался на провокацию и сам предпринял бы атаку на Великое герцогство Варшавское, находившееся под французским протекторатом. В этой ситуации русским войскам пришлось бы сражаться на чужой территории, и они наверняка были бы быстро разбиты.

Планы по нападению на Варшавское герцогство действительно обсуждались российскими военачальниками, причем такие планы разрабатывались еще с 1810 года. Однако, к счастью, им не был дан ход, и наполеоновским солдатам в июне 1812-го пришлось самим переправляться через Неман. Однако и в тот момент Наполеон все еще не планировал длительное наступление. Незадолго до вторжения он откровенно говорил в беседе с министром иностранных дел Австрийской империи Клеменсом фон Меттернихом: «Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь».

Одно-два крупных приграничных сражения действительно могли бы поставить точку в Восточном походе, обеспечив победу Бонапарта. К счастью, это понимал не только он, но и многие русские генералы, а также сам император Александр I. Еще в мае 1811 года он признавался: «Если император Наполеон начнет против меня войну, то возможно и даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение, но это еще не даст ему мира… За нас — необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию…

Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой. Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима».

Современные историки полагают, что отступление русской армии стало для Наполеона весьма неприятным сюрпризом. Недаром славившийся своими стремительными маневрами император Франции в начале войны простоял в Вильне целых 18 дней. В конце концов, он принял решение двигаться вглубь страны, справедливо полагая, что шанс на победу все еще не потерян.

Следующим рубежом, где исход войны мог решиться не в пользу России, была, разумеется, Москва. Здесь Наполеон, наконец, получил свое генеральное сражение у Бородина. В собственных воспоминаниях французский император не решился намекнуть на свою победу под Бородино! По его словам, «французы были достойны того, чтобы победить, а русские — снискать славу непобедимых».

Один из величайших военных теоретиков немец фон Клаузевиц сам участвовал в Бородинской битве, будучи молодым офицером. Так вот, даже Клаузевиц, не питая никакой симпатии к России, когда писал в старости воспоминания, признавал, что сражение под Бородино велось «на равных». И смешно французам считать эту битву победой.

Разбить русскую армию одним ударом не удалось, хотя формально французы и одержали победу. А вот сразу после этого произошло нечто такое, к чему Наполеон оказался не вполне готов. Вместо того чтобы перегруппироваться и дать еще один бой, обороняя свою древнюю столицу, русские дали Великой армии спокойно войти в Москву.

Наполеон верно расценил, что это мощнейший психологический удар для всех русских. Поэтому, сидя в Москве, он искренне полагал себя победителем и несколько раз посылал гонцов к Александру I, предлагая заключить мир. Однако положительного ответа так и не дождался. В конце концов, ему не оставалось ничего, кроме того, как покинуть стены Москвы и двинуться дальше. Мог ли он тогда предположить, что впереди его ждут лишь поражения и позорное бегство?

А ведь все могло обернуться для России гораздо трагичнее, если бы скандальное решение Кутузова о сдаче Москвы было отвергнуто. Против него выступали многие генералы. Начальник штаба русской армии Леонтий Беннигсен был настолько уверен в необходимости дать бой, что даже успел выбрать для него позицию и настойчиво убеждал Кутузова занять ее в ожидании Великой армии.

На знаменитом совете в Филях за то, чтобы предпринять внезапную ночную атаку на Бонапарта, выступали такие видные военные деятели, как Алексей Ермолов, Петр Коновницын, Дмитрий Дохтуров, Федор Уваров. Когда Кутузов отказался принять их аргументы, на него моментально был отправлен донос Александру I. Главнокомандующего обвиняли в трусости и чуть ли не предательстве.

Стоит заметить, что большинство героев Бородинского сражения были совершенно согласны с Кутузовым в том, что нового сражения уставшая русская армия не переживет. Об этом говорили Карл Толь, Михаил Барклай-де-Толли, Николай Раевский, в храбрости которых усомниться никто не рискнул бы.

И все же, что бы вышло, прислушайся Александр I к сторонникам второго сражения на подступах к Москве? Допустим, что доводы Беннигсена показались российскому императору более убедительными. Кутузов отстранен от командования, генералы и офицеры решительно настроены «лечь костьми», но не пустить врага в Москву.

Увы, но только что выдержавшая утомительнейшее Бородинское сражение (в котором русские потеряли почти на 10 тысяч человек больше, чем французы) армия не смогла бы противостоять тоже уставшему, но гораздо более умелому противнику. Особенно гибельными были бы последствия предлагавшейся горячими головами ночной атаки. Оборонительная позиция обернулась бы меньшими жертвами, но тоже не имела шансов на успех.

В военной науке XIX века считалось, что ни одну даже самую дисциплинированную, самую организованную, самую сплоченную и подготовленную воинскую часть нельзя заставить продолжить атаку, если потери в ее личном составе превышают 20 %. Бородинская битва в какой-то мере даже опровергает это утверждение. Французы продолжали атаковать, потеряв 30 %. Русские продолжали защищаться и контратаковать, потеряв также каждого третьего солдата…

Несмотря на героизм русских солдат, вторая битва под Москвой могла бы стать роковой. Побежденная русская армия была бы рассеяна, после чего Наполеону был открыт путь не только на Москву, но и на совершенно беззащитный Петербург. И тут Александру I не осталось бы другого выхода, кроме как принять условия мира, предложенные Бонапартом. Условия, кстати, были не такими уж плохими: Россия была обязана присоединиться к континентальной блокаде Англии, а также передать Франции Литву (она должна была стать частью возрожденной независимой Польши под французским протекторатом).

Соответственно, не состоялось бы и Заграничного похода русской армии, который в реальной истории полностью перевернул весь расклад сил в Европе. Если бы Наполеон сохранил свою Великую армию, то верными ему остались бы и Австрия, и Пруссия. Могучая империя Бонапарта продолжила бы планомерно прессовать оставшуюся в полном одиночестве Англию, которая потеряла бы возможность поддерживать свою экономику за счет торговли с Россией.

Фактически  Англия осталась бы единственным абсолютно независимым государством в Европе. Все остальные (включая Россию) послушно исполняли бы волю Бонапарта. Смогла бы Англия победить в этом противостоянии? Вряд ли. Даже если бы дело не дошло до высадки десанта на Британских островах, то изоляция сделала бы свое дело. Голод, нищета, внутренние волнения и мятежи погубили бы Англию не менее надежно, чем ружья наполеоновских солдат.

Что дальше? Наполеон перекроил бы континентальную Европу по своему разумению. Скорее всего, было бы создано множество новых мелких государств, которые выполняли бы функцию буферов между крупными державами, чтобы усложнить им возможность для объединения и бунта против французской гегемонии.

Как всякая империя, наполеоновская империя смогла бы существовать только до смерти своего основателя. После этого неминуемо начались бы усобицы между его наследниками и соратниками. Крупные страны, такие как Австрия, Пруссия и Россия, воспользовались бы этим для возвращения независимости. Нетрудно предположить, что из-за всего этого Первая мировая война могла бы случиться почти на век раньше, чем в реальности.

Однако история не знает сослагательного наклонения. С наполеоновской армией случилось в 1812 году то, что случилось – она была разгромлена! Потери  Великой армии — не менее 200 тысяч убитыми и ранеными, 100 тысяч обмороженными и заболевшими и до 250 тысяч пленными, дезертирами и просто разбежавшимися. Добавлю — почти все раненые тоже попали в плен.

Фактически вся армия, все 600 тысяч, перешедших русскую границу 12 (24) июня 1812 года, были уничтожены и пленены. После катастрофической для французов переправы через Березину в ноябре 1812 года бежало из России не более 7 (по французским подсчетам — 25) тысяч человек. Уже не армия, даже не остатки ее, а толпа, кучка случайно спасшихся. Кстати, по реальным свидетельствам, знаменитые морозы наступили в европейской части России в 1812 г. лишь в конце октября. Так что Бонапарт кривил душой: русский «генерал Мороз» не победил его Великую армию, а скорее добил ее остатки.

За всю же кампанию 1812 года потери русской армии не превысили 80 тысяч человек ранеными и убитыми, 100 тысяч заболевшими и обмороженными, 5 тысяч пленными.

При написании статьи были использованы материалы В. Банева «Триуф Наполеона», журнал «Загадки истории», №25 2017, с. 26 — 27.