Сегодня закончила статью о полковнике Старинове И.Г. – «дедушке советского спецназа». Нахожусь под сильным впечатлением от его автобиографических книг «Записки диверсанта» и «Мины замедленного действия: размышления партизана-диверсанта». Предлагаю читателям познакомиться с одной из глав книги «Записки диверсанта».

Илья Григорьевич Старинов пишет не только о советских диверсантах, но и об испанских патриотах, воевавших против Гитлера в советских подразделениях, в том числе и диверсионных. Сам Старинов в 1936-1937 годах как военный советник находился в Испании в рядах республиканской армии. Сначала в разведгруппе, а потом по мере роста её численности, в 3-х тысячном партизанском корпусе под командованием Доминго Унгрии. После победы франкистов родину покинули сотни тысяч испанцев, многие из них обосновались в СССР.

Надо отметить, что в начале Великой Отечественной войны испанцев не брали в регулярную армию. Тем не менее, уже в 1941 г. в Москве была сформирована Бригада особого назначения, подчинявшаяся НКВД, в которую входили эмигранты из разных стран, в том числе и испанцы. Эта бригада под командованием Михаила Орлова минировала подходы к Москве, когда немцы рвались к столице, потом она стала базой партизанского движения. А испанцы, имевшие за плечами опыт гражданской войны и желающие воевать против фашистов, привлекались к участию в партизанско-диверсионном движении.

Многих своих бойцов-испанцев Илья Григорьевич знал ещё по 1937 году. Когда в октябре 1941 г. советские войска уходили из Харькова, в окрестностях города оставалась для ведения партизанских действий группа полковника Старинова И.Г. Среди рабочих тракторного завода он с удивления обнаружил своего старого знакомого — бывшего подполковника республиканской армии Доминго Унгриа. Так в отряд Старинова попали 22 испанца. Был среди них студент Института иностранных языков Франсиско Гульон…

Диверсанты на Северном Кавказе и в Крыму

В конце января войска Южного фронта вышли на восточные подступы к Шахтам, Новочеркасску и Ростову-на-Дону, а войска Северо-Кавказского фронта, освободив Кропоткин и Тихорецк, на южные подступы к Ростову-на-Дону, к Ейску, освободили Майкоп, теснили врага северо-восточнее Краснодара, приближались к Кубани и Усть-Лабинской.

Еще в начале операции Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам Черноморской группы овладеть Новороссийском и освободить Таманский полуостров, чтобы не дать противнику уйти в Крым через Керченский пролив.

С целью содействия главным силам Черноморской группы войск в захвате Новороссийска, считавшегося ключом ко всему Таманскому полуострову, в ночь на 4 февраля началась высадка десантов в районе Южной Озерейки и Станички — предместья Новороссийска.

А 5 февраля командующий войсками Черноморской группы войск Петров И.Е. и член Военного совета Колонин С.К. утвердили план нарушения работы коммуникаций врага перед фронтом Черноморской группы войск. В соответствии с этим планом с 7 по 15 февраля следовало перебросить в тыл врага севернее Новороссийска два отряда диверсантов численностью по тридцать человек и четыре диверсионные группы по шесть человек для минирования предполагаемых путей отхода гитлеровцев и вывода из строя железной дороги, связывающей Новороссийск с Краснодаром.

Три группы по двенадцать человек предстояло выбросить на Керченский полуостров. После вывода из строя железнодорожного узла Ростова-на-Дону основной магистралью, по которой шло снабжение фашистских войск в Краснодарском крае, стала железная дорога Джанкой — Владиславовка — Керчь. По этой‑то магистрали и должны были наносить удары диверсанты, действуя вместе с крымскими партизанами.

Радиосвязь с отрядами, выбрасываемыми на Таманский полуостров, должна была осуществляться средствами разведотдела штаба Черноморской группы войск, а с группами, выбрасываемыми в Крым, — средствами Крымского штаба партизанского движения.

При утверждении плана генерал-лейтенант Петров обратил наше внимание на особую важность разрушения керченских коммуникаций врага, указал объекты, подлежащие разрушению в первую очередь. Переброска отрядов и групп планировалась наземным, морским и воздушным путями. Мы немедленно приступили к подготовке отрядов и групп.

Сильнее всего беспокоило десантирование диверсантов в Крым. После отхода наших войск с Керченского полуострова и падения Севастополя крымские партизаны, с которыми предстояло взаимодействовать, остались один на один с армией оккупантов, обладающих самой современной техникой. Противнику удалось блокировать партизан в лесистых горах, захватить многие из заблаговременно созданных продовольственных партизанских баз. Партизаны теряли силы и даже умирали от голода. Борьбу они продолжали и в этих страшных условиях, отвлекая на себя значительные силы гитлеровцев, однако казалось сомнительным, что они смогут оказать существенную поддержку нашим диверсионным группам…

***

В первых числах февраля стали выходить из вражеского тыла, соединяться с наступающими войсками многие группы наших диверсантов. Вышла и группа майора Баскуньяно. Обветренный, охрипший, он с чисто испанским темпераментом отозвался о летчиках, выбросивших его бойцов около вражеского аэродрома.
— Против нас сразу выслали роту! — напрягая голосовые связки, хрипел майор. — Окружили! Что можно сделать? Только одно: повести солдат на прорыв! Повел. Прорвались, но разведчица Позднякова и младший сержант Базилевич пропали. Может, убиты. Не знаю. Не могли установить, ушли. А потом семь человек обморозились, и один из них ночью отстал…

Не имея, подобно Лоренте, возможность подобрать сброшенный в расположение врага груз взрывчатки и мин, Баскуньяно стал двигаться навстречу наступающим соединениям Северной группы войск. По пути нападал на отдельные группы вражеских солдат и офицеров, в одном месте удалось разобрать железнодорожный путь…
— Если бы нас десантировали в указанное место, разве бы мы потеряли столько людей?! Разве так воевали бы?! — возмущался майор.

Еще трагичней оказалась судьба групп лейтенанта Антонио Коронадо и младшего лейтенанта Фесюка С.М. Мы узнали об этом сразу же после освобождения станиц Шкуринской и Кисляковской.

Группу Коронадо выбросили рядом со Шкуринской. Гитлеровцы тут же прочесали район. Окруженные в открытой степи, парашютисты укрылись в большом стоге сена. В неравном бою часть из них погибла, а раненых, но еще живых, гитлеровцы в том стоге и сожгли. Группу Фесюка сбросили прямо на Кисляковскую. Случайно уцелел только минер Алексей Сидорович Делий…

Винить в происшедшем одних летчиков и офицеров парашютно-десантной службы не стоило. Тем более что десантирование некоторых групп они провели блестяще. Так, группа лейтенанта Риоха, выброшенная западнее станицы Варениковой и на достаточном удалении от нее, сумела спокойно собраться, разыскала грузовые парашюты, благополучно выдвинулась в заданный район, минировала тамошние мосты и дороги, добыла ценные разведывательные данные, установила связь с местными партизанами из отряда Блинова, помогла им взрывчаткой и оружием, без потерь пересекла линию фронта и вывела к своим моряка-десантника Бовта В.А. и радиста с подбитого бомбардировщика Сергеева К.С.

Сброшенная в установленном месте группа лейтенанта Санчеса действовала также успешно и также не понесла потерь. Удалось установить, что удачное десантирование проводили пилоты, которые прежде служили в гражданском воздушном флоте, летали на сложных трассах, нередко вслепую из‑за внезапных перемен погоды, или военные летчики из старослужащих, совершавшие ночные рейсы и в мирное время.

Докладывая об этом командующему Черноморской группы войск Петрову, я просил дать указание назначать на десантирование только «ночников». Сообщил также, что тревожусь за переброску диверсантов наземным путем: по данным разведки у отступающего противника скопилось на Таманском полуострове большое количество войск, ими забиты все населенные пункты, движение по дорогам не прекращается, и при отсутствии надежных естественных укрытий это представляет для наших групп очень большую опасность.

Петров обещал принять меры для подбора надежных экипажей самолетов, заметил, что войны без жертв не бывает, но бессмысленные жертвы — преступны…

Прошло седьмое, минуло восьмое, осталось позади девятое февраля. На море бушевал шторм, ветер гнул тополя и кипарисы, но не в силах был убыстрить медленное движение еле-еле ползущих, облепивших горы серых, сине-фиолетовых, иссиня-черных туч. Авиация бездействовала, флот работал, только на Малую Землю, где разгорались жестокие бои.

В ночь на десятое, пользуясь непогодой, мы пробовали переправить через линию фронта две группы, но они были обнаружены еще на подходе к переднему краю противникам, отошли. Неудачей закончилась и попытка переправить их через линию фронта на другом участке двенадцатого февраля: битые гитлеровцы проявляли предельную осторожность, оборона их была плотно насыщена пехотными частями.

Наконец, 23 февраля, в День Красной Армии, удалось перебросить морем в тыл противника первую группу диверсантов. Затем, в течение двадцати дней, еще шесть групп. Среди них группы Хуана Лоренте, Хосе Виески и Кампильо. Действовали они на Таманском полуострове. Задание выполнили все. Без потерь — группы Лоренте и Виески.

А вот на долю Кампильо выпали тяжелые испытания. Группа Кампильо состояла из пятнадцати человек. На выполнение задачи ей отводилось десять суток. Через десять суток диверсантов должен был подобрать в условленном месте катер.

Первая неудача подстерегала при высадке: группу обнаружила береговая охрана гитлеровцев. Отрываясь от преследователей, лейтенант Кампильо вынужден был скрыться в плавнях, уйти далеко от района, где предстояло нанести удар по врагу. Ценой больших усилий группа выполнила приказ, однако территория была забита войсками противника, берег и подступы к нему охранялись очень сильно, выйти к месту встречи с катером в условленное время минеры не могли, а катер, приближавшийся к месту встречи, был встречен огнем зенитной артиллерии и пулеметов фашистов.

Лежа среди прибрежных камней, бойцы Кампильо видели, как моряки, маневрируя, какое‑то время держались вблизи берега, но потом ушли в открытое море… Итак, одни. А продовольствия нет, и надеяться, что катер вернется, не имеет смысла. Тем более что гитлеровцы понимают: катер курсировал тут неспроста, вот-вот начнут прочесывать район. Надо уходить. Надо немедленно уходить!

Кампильо связался по радио с Чепаком, запросил продукты и взрывчатку и двинулся к поселку Греко-майский: там действовал партизанский отряд Блинова, про который сообщил лейтенант Риоха. Если не выручит авиация, выручат партизаны!

За время скитаний по степи и плавням, не имея иногда возможности развести на дневке огонь, чтобы не привлечь внимание оккупантов и предателей к поднявшемуся в укромном месте дыму, ночуя в непросохшей одежде на голой земле, а потом вновь совершая длительные переходы, люди устали. До района, где действовал Блинов, идти оставалось вроде бы и немного, около ста километров, но самый безопасный путь пролегал по гористой местности, по каменистым, порою крутым тропам, и группа двигалась медленно. Последнюю банку сгущенки решено было скормить единственному бойцу, которому предстоит после появления самолета найти и притащить сброшенный груз.

Самолет прилетел только на четвертый день. К счастью, сброшенные группе мешки с продовольствием и взрывчаткой упали всего в двухстах — двухстах пятидесяти метров от густого кустарника, где залегли бойцы Кампильо.

Отдохнувшие, подкрепившиеся люди повеселели. Но если у многих истрепалась обувь, а несколько человек потерли ноги — быстро не пойдешь! За ночь удавалось преодолеть всего по восемь-десять километров. Сброшенных продуктов хватило всего на два дня. Последние две ночи снова шли голодными. А вышли… на засаду карателей: незадолго до этого отряд Блинова был обнаружен, разбит, его остатки ушли в горы.

Группа Кампильо не дрогнула, приняла неравный бой. Карателям не удалось окружить наших воинов, отрезать им путь к отходу. Но в жестокой схватке погибли радист отряда лейтенант Пичкаев, бесстрашный солдат, бывший секретарь испанского союза молодежи Хусто Родригес, умелый минер, человек величайшей отваги Баутиста…

Кампильо и уцелевшие бойцы оторвались от погони. Питаясь водой и кореньями диких растений, добрались до линии фронта. Собрав остатки сил, ползком и перебежками, под огнем врага достигли наших траншей. Все, кроме Кампильо. До траншеи оставалось каких‑нибудь двадцать-тридцать шагов, когда под ногой лейтенанта рванула противопехотная мина. Упавшего командира дотащили до своих, перевязали, к счастью, сразу появились санитары, фельдшер, и все пошло чередом: полковой медицинский пункт, медико-санитарный батальон, госпиталь.

Узнав о ранении Кампильо, я приехал к нему.
— На этот раз и мне не повезло! — с горечью сказал лейтенант. — А как остальные, мой полковник? Вышли? Живы?
Судьба товарищей по-прежнему беспокоила его больше, чем собственная.

Навестил Кампильо и командующий Черноморской группой войск генерал-лейтенант Петров И.Е. Пожелал героическому минеру полного выздоровления, вручил ему орден Красного Знамени, распорядился об усиленном питании лейтенанта и на прощанье сказал, что советские люди никогда не забудут подвигов испанских друзей. Внимание командующего к офицеру-испанцу взволновало всех курсантов нашей школы, находившихся на Кавказе.

Мне остается рассказать еще об одном подвиге, о подвиге советских и испанских воинов, выполнявших в марте сорок третьего года особо важное задание командования Черноморской группы войск. Я писал уже, что главной магистралью противника, снабжающей немецко-фашистские войска в Краснодарском крае, оставалась в то время железная дорога Джанкой — Владиславовка — Керчь. Командование требовало от партизан и от наших отрядов держать ее под ударами. Вдобавок в начале марта понадобилось проверить сведения о прибытии в Крым, на один из секретных полигонов врага, новой техники. Для этого штаб Черноморской группы войск приказал создать из добровольцев небольшую, хорошо подготовленную группу минеров и разведчиков. Не было среди разведчиков и минеров человека, который не знал бы, каково приходится тем, кого забрасывают в Крым. А отбоя от добровольцев все‑таки не было!

Численный Состав группы определили в одиннадцать человек. Кандидатов отбирали очень тщательно. Учитывали физические и моральные данные, опыт действий в тылу врага, качество специальной подготовки, свойства характера, отдавая предпочтение жизнерадостным, находчивым, уживчивым людям с быстрой реакцией.

К 10 марта отбор закончили. Командиром группы назначили тридцатитрехлетнего майора Мигеля Бойсо, его заместителем — тридцатипятилетнего майора Фусиманьо, радистом — лейтенанта Вадима Андреевича Тарновского. Кроме них в группу вошли Егор Кузакин, Алексей Кубашев, Хуан Арментерос, Родригес Бара, Луис Хосе, Педро Пенчало, Хосе Пераль и Хуан Поисо.

Для десантирования группы в Крым выделили экипаж самолета Героя Советского Союза Кошуба. В ночь на 14 марта 1943 года группа Бойсо — Фусиманьо вылетела в глубокий тыл врага, выбросилась на парашютах неподалеку от села Шубина.

Несколько дней и ночей радисты разведотдела Черноморской группы войск напряженно прослушивали эфир, надеясь различить в хаосе морзянки позывные Тарновского. Он вышел на связь под вечер пятого дня.

Передал ценнейшие сведения о подходах к секретному полигону противника, сообщил об уничтожении трех эшелонов на линии Джанкой — Владиславовка и торопливо отстучал: группа обнаружена, прижата к морю, ведет неравный бой. На этом передача оборвалась. Позднее узнали: минеры и разведчики сражались с многократно превосходящим по численности врагом до последней гранаты, до последнего патрона, а кончились патроны — оставшиеся в живых пошли на гитлеровцев с ножами. Они погибли в рукопашной.

Переданные Тарновским сведения позволили следующей группе минеров и разведчиков без потерь пробраться к секретному полигону фашистов, обнаружить сосредоточенные там новые танки и самоходные артиллерийские установки, получить данные о вражеской новинке — самолете «Фокке-Вульф 190А».

Окружить и уничтожить бегущие к Ростову-на-Дону и Азову фашистские войска Северной группе войск не удалось. Не получили достаточно времени для диверсионной работы и выброшенные на пути отхода группы минеров: уже на третий-пятый день после десантирования они оказывались в полосе действия наступающих советских войск.

Не смогли войска Северо-Кавказского фронта освободить весной сорок третьего года Новороссийск, очистить от фашистов Таманский, Керченский и Крымский полуостров. Не удалось поэтому выполнить в полном объеме и план нарушения работы вражеских коммуникаций перед фронтом Черноморской группы войск. Действуя в тылу врага, группы минеров и смешанные отряды минеров и разведчиков понесли потери, а три группы погибли. Правда, в бою с разведчиками и минерами, а главным образом от взрывов мин под поездами враг понес потери, намного превысившие наши. Но гибель врагов не воскрешает друзей.

***

Старинов, по возвращении в Москву, узнал о судьбе не вернувшихся диверсионных групп. Еще зимой погибли при выполнении заданий хорошо ему знакомые Падильо, Лоренте и Хусто, а при переходе линии фронта Анхел Альберка, Хоакин Гомес и Бенито Устаррос. Франсиско Гульон скончался от полученной раны… Мужественные, справедливые люди, опытные, выносливые, ничего не требующие для себя солдаты! Альберка и Устаррос посмертно представлены к награждению орденами Отечественной войны 1 степени. Расскажу об одном из героев…

Франциско Гульон

Франциско Гульон – 1920 года рождения, родился в Мадриде, в семье учителя. После окончания средней школы Гульон попал в ряды испанской республиканской армии. Уже в семнадцать лет он командовал корпусом разведки стрелковой дивизии. Познакомился с Ильей Стариновым – человеком, которого окрестили «богом диверсии». Он стоял у истоков партизанского движения, был изобретателем многих мин, которые использовали партизаны.

После разгрома республиканцев Франциско эмигрировал в СССР. Работал штамповщиком на Челябинском тракторном заводе. Через год поступил в Харьковский институт иностранных языков на французское отделение. Но учёбе помешала Великая Отечественная война. В 1941 г. Франциско Гульон вновь встретил Старинова под Харьковым и вместе со своими товарищами влился в его группу.

Партизанским крещением для Гульона стали взрывы окруженного Харькова. До конца 1941 г. Франциско Гульон был инструктором в партизанской школе — Оперативном учебном центре Западного фронта. Следующие полгода – уже старшим инструктором на Южном фронте. Бил фашистов на северном берегу Таганрогского залива. Под руководством Старинова там организовали три партизанских базы.

Именно Гульон руководил операциями во льдах Азовского моря – партизаны перебирались по замерзшему Таганрогскому заливу с южного берега на северный, оккупированный немцами, и, установив мины, возвращались обратно. 40-50 километров по ледяным торосам под сильным ветром и снегопадом.

В июне 1942 года Гульон отправился на Калининский фронт в качестве инженера-подрывника Бригады особого назначения. Эту бригаду создал Старинов, чтобы готовить саперов, минеров и диверсантов для регулярных частей Красной Армии. Она стала прообразом спецназа ГРУ.

Вскоре на базе бригады открыли Высшую отдельную школу особого назначения. Находилась школа в подмосковном Быково и готовила партизан-диверсантов для всего фронта. В августе под Москвой собрали интернациональный партизанский отряд. В него вошли более 130 человек, из них 32 испанца. Командиром этого отряда стал 22-летний Гульон.

29 сентября 1942 г., под покровом ночи, отряд стали тремя группами сбрасывать с самолетов в Ленинградскую область. Дул сильный ветер и десантирование оказалось неудачным. В месте сбора группы встретились только через месяц. Бойцы интернационального отряда взрывали вражеские эшелоны и грузовики с немецкими солдатами и вооружением. Борьба отряда длилась 160 дней. К весне в живых осталось семнадцать человек… Партизаны Гульона влились в другой отряд. Находясь в заслоне, ведя не равный бой, бойцы потеряли ещё 10 человек. Было решено переходить линию фронта, пробиваться к своим.

Франциско Гульон получил ранение в живот. Ранение подлечили в госпитале. Но у него сильно болели ноги, трудно было ходить: как и многим партизанам, ему приходилось то по пояс быть в снегу, то по пояс в воде.

Гульон остался в Москве, работал в испанской редакции радио «Голос России». Осенью 1944 г. он заболел воспалением легких. Выздороветь Гульон так и не смог, скончался 3 ноября 1944 г. Гроб партизана несли по Москве на руках. На похороны пришли все испанцы, которые были тогда в столице.