В XII — XIII столетии феодальная раздробленность неизбежно вела к уменьшению княжеств. Московский князь имел «двор» всего из нескольких сот дружинников, а все войско вместе со вспомогательными отрядами достигало нескольких тысяч человек. Ведь в поход брали с собой и все необходимое довольствие, и вооружение. Броню и доспехи надевали перед самой битвой, а возили с собой на подводах в особых ящиках.

Поверх брони одевали для битвы торжественные одежды. Были среди них и плащи, и кафтаны, и охабни. Плащи обычно расшивались золотом. Необычайной красотой отличалось и богатейшее убранство коней военачальников. А еще полагалось и чистое белье — чтобы в случае смерти лечь в землю как положено. И стяги — знамена, по которым военачальники определяли передвижение отдельных воинских частей. Те же части можно было опознавать и по «местным одеждам» — своеобразному началу будущей военной формы. Военачальнику полагалось быть в приволоке — коротком плаще, великому князю — под огромным великокняжеским знаменем.

Военная хитрость Дмитрия Донского стоила жизни его любимому боярину Бренку. Перед самым началом Куликовской битвы великий князь одел на него свою приволоку, посадил на своего разубранного коня и приказал возить за ним великокняжеское знамя. Возможно, такой ложный командный пункт и отвлек врагов, но Бренко «под тем знаменем убиен бысть за великого князя». Даже русские воины приняли убитого за Дмитрия Ивановича: «чаяша его великим князем», тогда как Донской, сам раненый, «князь великий плакася и рече: «моего де образа Михаиле убиен еси… яко мене ради на смерть сам поехал».

Сколько бы народу ни удалось привлечь к сражению великому князю, главной оставалась его дружина — «двор», возглавляемый «дворским» и состоявший из постоянно живших при князе «отроков», «детей» и так называемых «дворных слуг». К великокняжеской дружине присоединялись отряды княжеских вассалов — бояр, совершенно так же организованные. В них входили «отроки», «паробки» и «дети боярские». Существенная же разница заключалась в худшем вооружении.

Наконец, за полвека до Куликовской битвы появляется новая группа великокняжеских служащих — «дворяне», люди, которым князь давал «поместье» на условиях обязательной военной службы. Первое четкое определение подобной взаимозависимости относится к 1339 году, когда Иван Калита пишет в своей духовной грамоте: «Село в Ростове Богородическое, а дал есмь Бориску Ворькову аже иметь сыну моему которому служити, село будет за нимь, не иметь ли служити детем моим, село отоимуть».

Непросто было стать дворянином, тем более непросто удерживать за собой свое «поместье». Размены «поместья», число крестьянских душ в нем, наконец, жалованье, которое, кроме того, полагалось дворянину, зависели целиком от того, в каких битвах он принимал участие, скольких людей с собой приводил и как его люди были вооружены. «Помещиками» становились княжеские «отроки», их станут в дальнейшем называть и «детьми боярскими» и «дворянами». Но могли ими стать и люди самого простого происхождения, лишь бы сумели показать себя в ратном деле настоящими умельцами. Чаще всего это были зависимые люди, так называемые послужильцы бояр.

Военная служба и ратное дело представляли едва ли не единственный путь к завоеванию высокого положения в обществе. Но принимать в них участие, показывать себя приходилось на протяжении всей жизни. «Помещики» твердо знали, что по первому зову князя обязаны являться «конны, людны и оружны», иначе «село отоимуть».

«Оружны» — как же много вмещало в себя это понятие! Прежде всего сюда входило защитное вооружение — щит, броня и шлем. Щит и копье составляли минимум вооружения воина. Отсюда выражение летописца, написавшего в 1371 году, что вышло оно в поход невооруженным, не взяв с собой «ни щит, ни копий, ни иного которого оружия». Русские воины пользовались тремя видами щитов: круглыми, миндалевидными и треугольными. Но к Куликовской битве предпочтение было отдано круглым щитам, уменьшившимся в размерах, так что закрывали они только четверть роста воина. С ними воины становились подвижнее, могли лучше маневрировать: благодаря улучшившемуся качеству брони весили такие щиты меньше.

Колдовали над русским оружием только русские оружейники. Было их множество во всех городах, и пользовались они особым покровительством князей и бояр. Об оружии чужеземном никто не думал по очень простой причине. Главные противники Руси монголо-татары преимущества в производстве оружия не имели и стремились получить вооружение русское. Западные же враги, главным образом немецкие рыцарские ордена, строжайшим образом следили за тем, чтобы на Русь не попадало никакое их вооружение, как и боевые кони. Уличенный в торговле ими купец лишался сразу же всего своего имущества.

В броне русские оружейники отдавали предпочтение кольчуге. Из металлических проволочных колец изготовлялась гибкая, прочная, сравнительно легкая защитная рубаха длиной до колен и с рукавами чуть выше локтя, а также сетки, прикреплявшиеся к шлемам. Гораздо реже применялся пластинчатый доспех, хотя и более надежный, но слишком тяжелый. Металлические пластины на груди и спине воина нашивались на матерчатую или кованую основу или же переплетались кольцами кольчуги.

Голову воина прикрывал шелом — высокий, вытянутый кверху шлем с кольчужной сеткой — бармицей, которая защищала затылок и уши. Но в моду перед Куликовым полем входит и иная его разновидность — шишак, или чечак, низкий, увенчанный коротким навершьем. Первое его упоминание появляется в княжеском завещании 1359 года. Вид облаченного в полный доспех воина даже современникам представлялся сказочным. Как пишет летописец о готовом к бою русском войске перед Куликовской битвой: «Доспехи же русские аки вода силная во вся ветри колебашеся, шеломы на главах их аки утренняя заря во время солнца ведреного светящеся, еловци же (султаны) шеломов их аки поломя огненное пашется».

Но к доспеху добавлялось еще и наступательное личное оружие, исключительно разнообразное, для дальнего боя использовались копья и сулицы — дрогики, для ближнего — мечи, сабли, топоры, бердыши, луки и стрелы, булавы, шестоперы, кистени.

Копьями вооружались «коневницы» и «пешцы», княжеские дворяне, поместная конница и городской полк. Копьем пытался пронзить врага нападающий всадник, но копьем противостояла всадникам пехота. В зависимости от назначения древко делалось более длинным или, наоборот, коротким. Летательное копье — сулица могло дополняться еще одним боевым его видом — рогатиной, обычно применявшейся на охоте, со сравнительно коротким древком и массивным широким наконечником.

Большое значение имел боевой топор. С ним шли в случае необходимости в бой простолюдины, но он стал и дворянским оружием, и даже символом власти военачальника. У Дмитрия Донского на Куликовом поле была железная палица, которая считалась едва ли не лучшим ударным оружием против утяжеленного доспеха.

Быстро двигаться с подобным вооружением не представлялось возможным. На юге легкие конные отряды проходили до 75 километров в сутки. Дмитрию Донскому от устья Лопасни до верховьев Дона, т. е. примерно 130-150 километров, удалось преодолеть только за 12 дней, проходя ежедневно не более двенадцати верст. И тем не менее русская сторона выигрывала за счет быстроты действий… своей разведки.

Об этом вспоминают редко специалисты и, пожалуй, ничего не знают широкие круги любителей истории. Но еще находясь в Москве, еще не тронувшись в поход к берегам Дона и Непрядвы, великий князь Дмитрий Иванович отправил далеко в степь «твердую сторожу» — отряды конных дружинников. Современники называли их «крепкими юнош». Пятьдесят — семьдесят «юнош» собирали сведения о перешедших Волгу войсках Мамая и выяснили его намерение соединиться с литовским князем Ягайло. Дальше все решали действия на опережение, и в них московский князь переиграл противников.

Дмитрий Иванович назначает сборным пунктом для всех войск, на которые может рассчитывать, Коломну, от которой одинаково легко было двинуться и на Дон, и на Волгу. Те же неутомимые «юнош» — разведчики доставляют в Коломну «языка», который сообщает, что Мамай решил дожидаться к тому же осени: «не спешит того для, яко осени ждет, хощет на русские хлебы быти». «Язык» подтверждает, что Мамай по-прежнему ожидает «Ягайла Литовского и Олга Рязанского», но главная удача заключалась в другом. Татарский военачальник «твоего же собрания не ведает» — не знает о передвижении русского войска, о его местонахождении. Этим обстоятельством нельзя было не воспользоваться: решение о битве, состоявшейся 8 сентября, принял московский князь.

Собранное в Коломне войско было «уряжено» в четыре полка, которые только для этого похода объединили двадцать местных отрядов. Перед самой битвой произошло перераспределение сил. По намеченному плану сражения было сформировано то ли пять, то ли шесть полков. Каждый имел во главе нескольких воевод, в частности, во многом решившим исход Куликова поля засадным полком командовали серпуховской князь, двоюродный брат Дмитрия Ивановича, Владимир Андреевич и великокняжеский воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский.

Главным родом русского войска была конница, причем конный воин в равной мере владел луком, копьем и саблей. Вспомогательную роль играли пехота, лучники и артиллерия. Настоящей же заслугой Дмитрия Донского и его соратников — московский князь, в отличие от многих своих предшественников и наследников, умел слушать и принимать чужие доводы — стало применение непривычных для ордынской конницы приемов. Ей был противопоставлен сомкнутый строй пехоты, хорошо защищенной природными препятствиями и поддержанной мощной конницей. Тактическими новшествами стали спрятанный «в зеленой дубраве» засадный полк и создание ложного командного пункта.

Победа состоялась. Но когда, кончив преследовать бегущего противника, русские воины вернулись «каждый под знамя свое», стали очевидными огромные потери. По словам летописца, «зде же не всех писах избиенных имена, токмо князи, бояре нарочитыи и воеводы, а прочих бояр и слуг оставих множества ради имен, мнози бо на той брани побиени быша». О рядовых участниках вообще не могло быть и речи. Между тем союзников у московского князя было в действительности не так уж и много, к Дмитрию Ивановичу не присоединились ни новгородские, ни тверские, ни нижегородские, ни рязанские, ни смоленские полки. Все они устранились от Куликовской битвы, союзниками Москвы оказались те, кто владел окраинными вотчинами — князья белозерские, ярославские, брянские, муромские, елецкие, мещерские.

И вот мнения ученых о численности этого войска. Академик Рыбаков Б.А. полагал, что русских было около 150 тысяч при вдвое превосходившем их по численности противнике. Академик Тихомиров М.Н. склоняется к тому, что русских воинов было от 100 до 150 тысяч, а всего сражавшихся на Куликовом поле около 200-300 тысяч. Но военные историки Строков А.А. и Разин И.А. сочли цифры в обоих случаях заведомо преувеличенными.

Соображения здесь очень просты. По своей территории Куликово поле не могло вместить полумиллиона воинов. Тем более в полной ратной выкладке, тем более на конях, не говоря о необходимости площади для любого военного маневра. Не могло! Отсюда появляется цифра русских войск от 50-60 до 100 тысяч. Но и она представляется непомерно завышенной, имея в виду, что битва была выиграна во многом благодаря четкому руководству всеми отрядами. При тогдашних средствах управления войском максимальным представляется войско в 36 тысяч человек.

Достаточно ли этого для восторженных слов летописца: «От начала миру такова не бывала сила русских князей и воевод местных». Одно из доказательств — то, что из Москвы благодаря своей многочисленности войско пошло тремя путями: «Но того ради не пошли одною дорогою, яко не мощно им вместишися». Но ведь русская дорога прокладывалась всего в одну колею, а восторженные слова древнего историка были написаны после казавшейся невероятной победы. Наконец, обычный оборот летописей называть войско всего лишь в пять тысяч человек «великим».

А смысл Куликова поля заключался не в количестве «побитых врагов» — русские потери были нисколько не менее тяжелыми. Не в ослаблении татаро-монгольского ига — ровно через два года при приближении Тохтамыша к Москве Дмитрий Донской вообще оставит свою столицу на произвол судьбы, потому что не сумеет после понесенных потерь собрать вассального войска: местные князья, по словам летописца, «не хотяху помогати, бе бонеодиначество и неимоверство»: стольких людей они не согласны больше терять. Главное — становилась очевидной необходимость собирать воедино все княжества, все русские земли. Перспектива на будущее.

По материалам книги Н. Молева «Подмосковные усадьбы и дачи», М., «Алгоритм», 2006, с. 41 — 48.