Война с многих смыла наносной атеизм, и люди обращались к Богу в самые трагические минуты своей жизни. Российский историк М.В. Шкаровский пишет: «Необходимо отметить не только присутствие священнослужителей в составе действующей армии или антифашистского подполья, но и обращение к вере многих солдат, офицеров, партизан, в том числе старших командиров».

Если говорить языком цифр, то можно обратиться к работе В.Н. Трухина «Религиозный подъем в Советском Союзе во время Великой Отечественной войны», где автор приводит интересные документы. Например, цитирует уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Сталинградской области. Тот констатировал, что ходатайства об открытии церквей часто подписывают молодые женщины, что «…эти гражданки стали религиозными и даже фанатиками в связи с последствиями Отечественной войны, а именно: санитарка больницы г. Урюпинска Бурова П. П., 1913 г. рождения, сказала, что она до Отечественной войны не верила в Бога, а когда она получила извещение о гибели ее мужа на фронте, то она, являясь одинокой, постигшее ее горе стала болезненно переживать, ей монашки советовали… усердно молиться Богу… С этого момента Бурова стала активным религиозником. Другие подобные Буровой стали молиться Богу за сохранением жизни своих мужей, находящихся на фронте и т. п.»

После встречи Сталина с церковными иерархами в сентябре 1943 года и прошедшего следом за этой встречей Архиерейского Собора многие уполномоченные Совета стали сетовать на «большой нажим» и на усиление движения за открытие церквей. Отмечалось также, что «… в г. Йошкар-Ола в праздничные дни церковь посещает до 1000 чел. и среди посещающих бывает даже командный состав воинских частей. Затем для этой церкви было дано разрешение в сентябре месяце привезти иконы из Цибикнурской церкви… В пути следования… проходящая публика, видя, что везут иконы, стала к ним прикладываться, в том числе и командиры воинских частей, и жертвовали соответствующие суммы, в результате было собрано около 17 000 рублей».

Уполномоченный по Куйбышевской области в отчете за 1 квартал 1945 года привел конкретные цифры, характеризующие религиозный рост: «Если за весь 1944 год в Покровской церкви г. Куйбышева было совершено 300 бракосочетаний, то только за полтора месяца 1945 года бракосочетаний было совершено 389… В январе месяце 1945 года в отделе ЗАГС зарегистрировано 596 новорожденных, а в церкви города за тот же период крещено новорожденных 356… Резко увеличилась посещаемость церкви в дни религиозных праздников гражданами в возрасте от 20 до 40 лет, посещает церковь и молодежь школьного возраста».

Другой весьма показательный в этом отношении документ — отчет Г. Карпова в СНК СССР о праздновании в Москве и области Пасхи в 1944 году. «В ночь с 15 на 16 апреля с. г. …во всех церквах было большое переполнение верующих. Общее число посетивших церкви города Москвы на первой «заутрене» ориентировочно составляет 120 000 человек, но в большинстве церквей было по две и три службы.

В 30 районах области 90 действующих церквей посетило 148 000 чел., тогда как в прошлом году — 95 000 чел. В некоторых районах… молодежь составляла 50% всех присутствующих в церквах».

В области на Пасхальной службе были и военнослужащие: например, в церкви Александра Невского (поселок Бирюлево Ленинского района) их было 275 человек, в Троицкой церкви г. Подольска — 100 человек. И так было далеко не в одной Москве и Московской области. Уполномоченный Совета по Ивановской области писал: «В г. Владимире присутствовало на Пасхальной службе в Успенском соборе свыше 8000 чел., при вместимости церкви 4000 чел. В Гаврилово-Посаде в церкви присутствовало свыше 1500 чел., вместимость церкви 200 чел., такое явление надо отметить во всех церквах области».

Бывали даже случаи, когда с фронтов приходили телеграммы с настойчивыми просьбами направить в армию материалы с проповедями православного духовенства. Например, 2 ноября 1944 года в Главное политуправление РККА с 4-го Украинского фронта поступила телеграмма, заверенная подполковником Леоновским, с просьбой «в самом срочном порядке выслать материалы Синода для произнесения проповедей». Очевидно, в данном случае армейское командование выразило настроение большинства солдат. Да и из доклада уполномоченного Совета по Удмуртской АССР за 1944 год известно, что «инициаторами открытия церквей кое-где стали инвалиды Отечественной войны. Так, например, инвалид Левашев из села Паздеры, Боткинского района, настойчиво добивается открытия церкви (часовни) в Паздерах…» (В.Н. Трухин «Религиозный подъем в Советском Союзе во время Великой Отечественной войны»).

Будущий протоиерей Борис Бартов прошел Северо-Западный, Украинский, Белорусский фронты, служил на военных аэродромах, готовил штурмовики к боевым вылетам. Все знали, что он носит крестик, но большинство командиров и однополчан хорошо относились к его вере. Солдат Бартов всегда заходил в храм, если он встречался на пути и удавалось улучить минутку. «Был такой курьезный случай в Белоруссии, под Минском, — вспоминал отец Борис. — Я стоял часовым на посту у штаба. Сдал пост и пошел на аэродром за 12 километров, а на пути храм. Ну как не зайти? Захожу, батюшка посмотрел на меня и остановил чтение враз. Певчие тоже замолчали. А ведь я прямо с боевого поста, с карабином. Они и подумали, что я батюшку арестовывать пришел… В 44-м на Украине, я встретил священника, который прямо на дороге поставил аналой, крест, Евангелие и благословлял всех солдат, идущих на фронт. Только ночью на пару часов уходил батюшка отдохнуть, и так почти трое суток. Скольких бойцов защитила его молитва, от скольких отвела беду… (В. Рогожникова «Дорога длиною в жизнь»).

Игумен Николай (Калинин), фронтовик, старший лейтенант запаса, впоследствии преподаватель Московской Духовной академии и семинарии, во время войны не скрывал свою веру. «Никакого секрета я не делал», — вспоминал он. Игумен Николай рассказал об одном случае: «Мы собрались группой офицеров, и среди нас зашел интересный разговор. Один из офицеров спросил:
— А что, товарищи, на фронте, когда шел жесточайший бой, и смерть витала над головой, о чем вы думали? Вспоминали о матери или молились Богу?

Такой серьезный вопрос он поставил. Нас было пять или шесть офицеров — и почти все сказали, что молились во время боев на войне. Так что думаю, на фронте многие солдаты и офицеры верили в Бога, хотя в открытую об этом не говорили, ведь это было все-таки советское время. Тем более офицеры — многие из них были коммунистами, комсомольцами, они даже если и были верующими, то предпочитали об этом молчать, а не высказывать свое мнение на религиозные темы…

…А вот маршала Жукова, — продолжает игумен Николай, — я видел здесь, в Троице-Сергиевой Лавре, в 1966 году. Он приезжал посмотреть храмы и лавру. Я его водил по лавре, показывал ему храмы — и в Академии мы были, и в Патриарших покоях. Тогда я увидел его впервые. В те годы ему было очень трудно: он был уволен из любимой армии, жил на даче. Совсем недавно первый секретарь партии Никита Хрущев расправился с ним — снял со всех постов, лишил всякой власти, потому что боялся его. Жуков приехал — это было его личное дело. Я так считаю, что, возможно, он все-таки был верующим человеком. Наверное, час я водил его, показывал, рассказывал. Нас было трое: я — экскурсовод, маршал Жуков и представитель Московского совета по делам религий. Жуков молчал, слушал, смотрел…» (Записал С. Архипов.)

Убежденность в том, что маршал Жуков — верующий, широко распространилась в народе. В 1945 году он вновь зажег неугасимую лампаду в Лейпцигском православном храме-памятнике, посвященном Битве народов с наполеоновской армией, восстановленном саперными бригадами по приказу маршала. «Я знаком с медсестрой, которая в последние годы жизни маршала Георгия Константиновича Жукова ухаживала за ним, — рассказывает священник Александр Ильяшенко. — Он жил под Москвой на даче, жена его к тому времени уже умерла, ему было трудно себя обслуживать, и вот назначили медсестру, фронтовичку, а она была еще и верующая вдобавок, всю войну прошла с крепкой верой.

И вот когда она помогала ему лечь спать, на прощание осеняла его крестным знамением, а он говорил: «Что ты меня крестишь? Я и сам могу перекреститься». И крестился.
— Говорят, что во время войны он возил с собой Казанскую икону Божией Матери?
— Очень может быть… Правда, он был под прессингом, под колпаком. Известно, что и его водитель, и его охранник были из КГБ. И обо всем докладывалось Лаврентию Павловичу Берии… А вот совершенно точный факт, что Георгий Константинович был воспитан в христианской семье, в христианской среде, и детские впечатления нельзя вытравить» (М. Нефедова «Патриотизм — это понятие религиозное»).

Герои Советского Союза Зоя и Александр Космодемьянские были священнических корней, их дед, протоиерей, был убит в 1918 году за «контрреволюцию». Отец героев учился в семинарии, но из-за гонений оставил ее, однако атмосфера в семье не изменилась…» (Э. Азаева «Солдат по имени Церковь»). Вера, поддерживающая воинов на фронтах, вера, помогающая выжить, не пасть духом в оккупации, вера, с которой русские, советские люди пришли к Великой Победе… Это не миф, не выдумки «церковников», как любят утверждать недобросовестные люди, это реальность, это сама жизнь.

По материалам книги В. Зоберн «Бог и Победа: Верующие в Великих войнах за Россию», М., «Эксмо», с. 464 – 476.