Причины побед и поражений при столкновении народов определяются законами истории, до сих пор человечеству еще не известными. На страницах всемирной истории мы видим смену народов и даже целых культур, как последствия борьбы, где оказавшиеся в конце победителями, по-видимому, не имели права и думать о победе.

Мог ли маленький греческий мир победить всемирную монархию Персию? Что могло произойти с Русью в ее Московский период истории, когда в течение четырех столетий она вела 250 войн и когда из 150 походов и 50 сражений, занесенных в летописи, русские проиграли 38 сражений и выиграли всего 12? По первому впечатлению готовится ответ: Русь должна была погибнуть. История же отвечает, что, напротив, Русь объединилась, окрепла и начала большую историческую работу, чтобы не отстать в культуре от народов Запада.

Нельзя оспаривать того положения, что победа зависит от какого-либо превосходства победителя над побежденными — превосходства физического, политического, экономического, умственного, нравственного; это, по крайней мере, важнейшие виды превосходств. Но исторические события крайне сложны, а приметы превосходств иногда так незаметны, что делать сравнения и окончательные выводы представляет для историка очень трудную и часто непосильную задачу.

Перед нашим судом — величественный исторический факт войны 1812 года, про которую глубокий исследователь и участник совершившихся событий Н. Окунев сказал: «В войне 1812 года все было исполинское, великость предприятия, способы, к его исполнению принятые, и последствия, от него происшедшие». Если прикинуть для оценки совершившихся событий масштаб превосходств, то кажется, что на стороне Наполеона они были все: и физическое превосходство, так как его армия была втрое многочисленнее русской; затем, он был всесильный повелитель всей Европы и ее средств, он был величайший полководец всех времен; нас, русских, до сих пор еще европейцы считают варварами, низшей расой, т. е. стоящей ниже их в умственном и нравственном отношениях. На это мы ответим только словами Спасителя: «Не судите, да не судимы будете!»

Мы думаем, что на стороне русских было несомненное нравственное превосходство, но только оно одно, выразившееся в желании всех, начиная от Государя до последнего русского человека, пожертвовать жизнью и всем своим достоянием для спасения Отечества. Наполеон готовился, как он говорил, ко второй Польской войне, а вышла первая Русская война, в которой было полное напряжение России, в которой приняли участие и армия, и народ; в двух же предыдущих войнах с Наполеоном, в 1805 г. и в 1806-1807 годах, участвовала только часть армии, да и боролась скорее за чужие, чем за свои интересы; поэтому и настроение армии, и отношение русского народа к этим войнам было далеко не то, как в 1812 году.

Наполеон этого не ожидал! Ни один из его превосходных планов не удался; русские везде давали неожиданный отпор и уходили так быстро, что вся тыловая часть, все подвозы к армии Наполеона расстроились. Он остановился в Вильне и второй раз под Витебском, чтобы наладить тыл, но ничего не вышло. А между тем, начиная с Витебска, города и села запылали, население спряталось с лошадьми и скотом; началась страшная голодовка французской армии.

Стоять на квартирах под Витебском не удалось: русская армия перешла в наступление и спугнула противника с квартир. Под твердынями Смоленска начинается исконная русская земля; кровопролитным боем напомнили русские об этом Наполеону и потянулись к Москве. Наполеон ринулся вперед, но под Бородиным, имея превосходство сил почти в полтора раза, не одержал победы; напротив, отступил с занятых с боя позиций, потеряв в сражении 30% сражавшихся. Русские потеряли почти 50%. «Битва генералов», или «могила французской кавалерии», — вот прозвища этого сражения.

Кутузов, думавший начать преследование противника, узнав о громадности потерь, начал отступление и даже отдал Наполеону Москву, приготовив в ней могилу для французской армии. Пожар Москвы показал французам, на какие жертвы способен русский народ. Вспыхнувшее восстание озлобленного народа и партизанская война сделали пребывание в Москве невыносимым. На мир император Александр I не идет, пришлось убираться назад. Известно это бедственное отступление и почти полная гибель армии Наполеона.

В чем же причина неудачи такой, по-видимому, превосходно задуманной и подготовленной войны? Причин много, мы потом их постараемся перечислить, но прежде всего надо признать — недостаточность средств для ведения войны на таком огромном театре, как Россия. «Океан земли поглотил великую армию Наполеона», — сказал наш историк Соловьев С.М. Немецкий военный ученый-философ Клаузевиц высказал, что Наполеон погиб от «стратегического истощения». В сущности, оба высказали одну и ту же верную мысль, что Наполеону не хватило сил, чтобы обеспечить жизнь и деятельность армии при глубине театра войны более тысячи верст.

Вот цифры, обрисовывающие положение главной массы его войск в различные периоды войны:
на переправе через Неман между Ковно и Гродно у него — 363 тыс. чел.;
по достижении Витебска — 229 тыс. чел.;
при начале маневра к Смоленску — 185 тыс. чел.;
при выступлении из Смоленска — 156 тыс. чел.,
на поле сражения под Бородиным — 140 тыс. чел.;
по прибытии в Москву — 95 тыс. чел.

В этот момент его тыл имел 850 верст в глубину; и защитить его от ударов оставленных нами войск на флангах, партий народного восстания и партизан оказалось невозможным. Справа, против 64 тыс. Чичагова и Тормасова, были 50 тыс. Шварценберга и Ренье. От Луцка и Острога, где были наши войска, до Торчина, где был Шварценберг, было ок. 350 верст, а до Москвы — 675. С левого фланга угрожал сообщениям Витгенштейн вначале с 20 тыс., а когда Наполеон достиг Москвы, то с 40 тыс. У С.-Сира, бывшего у Полоцка и Гамзелева, было 28 тыс., а потом уменьшилось до 17 тыс. От Борисова, на пути отступления Наполеона, Витгенштейн был в 260 верстах; Наполеон же от Борисова — в 600.Таким образом, Наполеон никогда не мог поспеть от Москвы, чтобы поддержать свои боковые корпуса против русских, имевших возможность прервать сообщения его армии с тылом. А между тем в тылу у него оставлена была половина армии; следовательно, для русского театра войны сил его армии было недостаточно; по достижении Москвы наступило для него «стратегическое истощение», и он погиб.

Поставленная им политическая цель не могла быть достигнута с имевшимися у него средствами. Остаться в Смоленске — значило признать себя побежденным; идти на Москву — рисковать окончательной неудачей всего замысла. Были промахи Наполеона и в ведении операций: погоня за двумя армиями в самом начале войны; неприбытие в Гродну для объединения действий против Багратиона; непользование случаем разбить русских под Витебском и Смоленском; лобовая атака нашей позиции в сражении под Бородиным; слишком рискованное выдвижение авангарда Мюрата к Винкову, перед Тарутиным; непользование для отступления дорогою на Ельню, открытою ему после сражения под Малоярославцем; движение от Смоленска к Орше эшелонами.

Причины успеха русских

Говорят, что русские не имели окончательно принятого плана действий; хотя император Александр, по-видимому, вполне сочувствовал плану, который был предложен ген. Фулем и основан на действиях на сообщения вторгающейся в Россию армии Наполеона. Всеобщий протест против этого плана вызвал некоторые детальные его изменения, но, по существу, и Государь, и Барклай-де-Толли, и Кутузов держались основной его идеи до конца, что и спасло Россию.

Клаузевиц, участвовавший в войне 1812 г. при штабе Витгенштейна, пишет: «Высшая мудрость не могла изобресть плана лучше того, который русские исполнили непреднамеренно (?). Желая извлечь поучение из истории, мы не должны считать невозможным, чтобы раз совершившееся не могло повториться и в будущем. Всякий, претендующий на право судить о подобных делах, согласится с нами, что никак нельзя признать рядом случайностей ту вереницу грандиозных событий, которые совершились после марша на Москву».

Кроме вышеприведенной, главнейшими причинами наших успехов, поведших к гибели армии Наполеона, были следующие:
1) удивительная выдержка во все время войны: политическая — со стороны Александра I, и военная — со стороны Кутузова;
2) высокий патриотизм русского народа, принесшего громадные жертвы на ведение войны и сформирование ополчений;
3) упорная, настойчивая народная война, в которой участвовали даже женщины;
4) удивительная доблесть русских войск, самоотвержение и умело проявленный частный почин начальников, и, наконец,
5) блестящая деятельность казаков, незаменимых для партизанских действий и нечаянных нападений.

Сколько борьбы, сколько страданий должны были вынести император Александр I, Барклай де Толли и Кутузов, чтобы вести страшно ответственное перед историей и Россией дело, когда многие, тоже честные и доблестные патриоты, смотрели на него совершенно другими глазами! Багратион, Платов, Беннигсен и др. сильные люди были сторонниками самых решительных действий; массы были на их стороне, и только некоторая вера в Кутузова еще кое-как спасала дело; но часто оно висело на волоске.

Изучение войны 1812 г., в которой погибла превосходная армия великого полководца, полезно для нас, русских, на случай повторения подобных же событий и в будущем, если, по несчастью, нам придется обороняться против превосходного в числе противника. Стратегия, спасшая наших дедов, должна быть сознательным средством борьбы в наших руках. В современной войне, при огромной численности армий и легкой уязвимости тыла, построенного на железных дорогах, действия на сообщения обещают еще более крупные последствия, чем в 1812 году.

В настоящее время расход войск на охрану железных дорог в тылу — огромный, и нельзя поручиться за верность этой охраны, что испытали немецкие армии во Франции в 1870-71 гг.: в феврале 1871 г. они имели во Франции 988 тыс. чел., причем под Парижем было всего 171 тыс. чел., 150 тыс. — на самих железных дорогах, а остальные 2/3 армии занимали тыл в 300 верст длиною и 260 верст шириною. На триста верст пошло две трети сил армии; и все-таки французы успевали производить серьезные разрушения на железных дорогах, прекращавших движение на целые недели. Современные миллионные армии будут гибнуть от подобных перерывов хуже, чем армия Наполеона в 1812 г.

Не удастся бить противника на фронте, будем бить по сообщениям, подобно главнокомандующему армией южан ген. Гуду, который в 1864 г., действуя против Шермана, командовавшего армией северян, вдвое сильнейшей, чем армия Гуда, занимал Атланту. Гуд бросился на железную дорогу, соединявшую Атланту с Чатанугой, откуда Шерман получал все запасы для своей армии, и заставил Шермана гнаться за Гудом и в конце концов отказаться и от Атланты, и от железной дороги, питавшей его армию, и уйти на другой театр войны, к Саванне.

Вспоминается этот пример потому, что он нам родной: к армии южан прибыл президент Джефферсон Дэвис и в своих речах предвещал гибель армии Шермана. Он находил положение Шермана хуже Наполеоновского в Москве в 1812 г., а р. Теннесси тою же Березиной, и «снова, — сказал президент, — победоносные знамена южан появятся на p. Orio». Он предвещал, что кавалерия Форреста заменит казаков Платова. Чужие люди восхищались действиями наших дедов и учились у них. Неужели мы не сумеем умирать и работать так же, как и они, за Веру, Царя и Отечество, вспоминая завет Суворова: «Мы русские — с нами Бог!»

По материалам статьи заслуженного профессора и почетного члена Императорской Николаевской Военной Академии, генерала от инфантерии Михневича Н.П., из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 301 – 304.