Балтийское море со времен Петра I Великого представляло собой предмет особенного внимания российских императоров: именно здесь находились кратчайшие пути к столице Российской империи — Санкт-Петербургу. После присоединения к империи Прибалтики балтийский театр военных действий стал представлять собой ряд рубежей, для последовательного взлома которых вероятному противнику требовались значительные усилия.

Непосредственно перед Санкт-Петербургом простирался Финский залив, восточная часть которого перед самой столицей прикрывалась островом Котлин с мощнейщей военно-морской крепостью Кронштадт — главной базой русского Балтийского флота. Кронштадт был последним рубежом русской обороны на Балтике. Вход в Финский залив с запада, откуда только и мог вообще появиться враг, закрывался побережьем Эстонии (Эстляндии) на юге и полуостровом Ханко (русская Финляндия) с севера. Именно в Эстонии находилась еще одна база русского флота — Ревель (Таллин).

Но передовым рубежом русского морского присутствия на Балтике являлась Латвия с громадным городом-портом Рига в самом сердце Рижского залива. В войнах XVIII-XIX веков, когда военная техника еще не достигла своего совершенства, а корабли были еще парусными, враг (англичане и французы) пытался прорваться к Санкт-Петербургу, минуя русскую Прибалтику. Однако в начале двадцатого столетия без предварительного овладения Рижским заливом нечего было и думать о прорыве к Кронштадту.

Ключом к Рижскому заливу всегда был и продолжает оставаться архипелаг Моонунд. Моонзундский архипелаг представляет собой четыре крупных острова — Эзель (Сааремаа), Даго (Хийумаа), Моон (Муху), Вормс (Вормси), а также около тысячи крошечных островов. Таким образом, свободное плавание в этих водах затруднено, и требуется хорошее знание архипелага. Протяженность островов с севера на юг — сто пятьдесят километров, а с востока на запад — сто десять.

Остров Эзель на юге отделен от материка Ирбенским проливом, выводящим непосредственно в Рижский залив, а острова Эзель и Даго разделены проливом Соэлозунд. К 1917 году вдающаяся в Ирбенский пролив материковая часть была под контролем немцев, а падение Риги в ходе Рижской операции конца августа 1917 года отдало в руки противника крупнейшую военно-морскую базу в Рижском заливе. Однако русские минные поля в Ирбенах и тяжелые батареи на мысе Церель, крайней южной точке (полуостров Сворбе на острове Эзель) в проливе, не позволяли врагу беспрепятственно ввести в Рижский залив крупные силы.

Отдельные миноносцы и подводные лодки противника проводили редкие набеги в юго-восточной части Рижского залива, но удержание русскими Моонзунда обеспечивало господство русского флота в этих водах, несмотря на то, что западный и южный берега занимал противник. Как отмечали сами немцы, «господствовать в Рижском заливе мог только тот, кто владел островами Эзель и Моон. В этом-то и состояло стратегическое значение островов для сухопутного фронта, примыкавшего одним флангом к Рижскому заливу» (Чившиц Фон. «Захват Балтийских островов Германией в 1917 году», М., 1937, с. 10).

Таким образом, ключевое значение в обороне Моонзундских островов и Рижского залива занимал остров Эзель, который стоял на пути германского вторжения в Эстонию и обеспечивал удержание Ирбенского пролива. Без занятия Эзеля и уничтожения церельской артиллерии нечего было и думать о расчистке Ирбен от русских мин. Поэтому в любом случае германский линейный флот мог войти в Рижский залив только после падения церельских батарей, то есть, следовательно, всего острова.

Ирбены заваливались минами в течение всей войны, так как русским командованием ясно сознавалось, что в открытом бою линейных сил русский Балтийский уступает противнику. Только в Ирбенском проливе в 1915 году было проведено двадцать семь минных постановок — было поставлено 2179 мин. В 1916 году – 5490 в пятидесяти постановках, в 1917 году — 1866 мин…

«Постановка всех этих заграждений и, главным образом, в Ирбенском проливе, была вызвана наступлением германцев в Курляндии и занятием ими Либавы и Виндавы. В этих условиях Рижский залив получал значение флангового района сухопутного фронта русских войск. Вход в этот залив был фактически беззащитен, и единственным средством, могущим хотя бы в некоторой степени задержать проникновение кораблей германского флота в Рижский залив, была постановка Ирбенского заграждения, которое защищалось линейным кораблем «Слава», канонерскими лодками и миноносцами» (Гончаров Л.Г., Денисов Б.А. «Использование мин в мировую империалистическую 1914-1918», М-Л., 1940, с. 17-18, 26).

Поэтому, дабы не зависеть исключительно от минных постановок в Ирбенском проливе, были сооружены тяжелые батареи Цереля. К осени 1917 года на мысе Церель стояли три четырехорудийные батареи береговой обороны: 305-миллиметровых орудий, 13-мм и 120-мм. Помимо того, на островах стояло еще тринадцать береговых батарей. Сухопутный гарнизон Эзеля состоял из трех полков 107-й пехотной дивизии генерала Иванова А.Ю. (425-й Каргопольский, 426-й Повенецкий, 472-й Масальский), а 427-й пехотный Пудожский полк занимал остров Даго. Части дивизии были укомплектованы преимущественно ополченцами; в придачу к ним острова оборонялись тремя сотнями пограничников и батальоном Гвардейского экипажа.

Штаб обороны островов — единственный здесь город Аренсбург (южный берег острова Эзель, 5000 жителей). Предполагалось, что в случае операции противника на Моонзунд гарнизон будет подкреплен войсками с материка. Самым опасным и, следовательно, уязвимым местом в оборонительной позиции Моонзундских островов являлся пролив Соэлозунд между островами Эзель и Даго. Именно здесь находился доступ к Кассарскому плесу — удобной базе расположения легких сил флота. К весне 1917 года балтийцы углубили фарватер в Соэлозунде, чтобы там могли ходить эсминцы. Это обстоятельство облегчало противнику борьбу за Моонзунд, так как давало ему возможность прорваться на Кассарский плес в тылу обороны островов…

В первую же ночь Моонзундской операции командование спохватилось и отдало распоряжение о постановке мин в Соэлозунде. Однако команда предназначенного для этой акции минного заградителя «Припять» отказалась выполнить приказ. Командующий морскими силами Рижского залива адмирал Бахирев три дня упрашивал команду «Припяти» выполнить приказ и поставить мины на возможном пути прорыва противника через Соэлозунд. Но все было тщетно: «революционная дисциплина» моряков, руководимых Центробалтом, находившимся под руководством пробольшевистски настроенных вождей, въявь показала свои «прелести» в начавшейся операции.

В итоге немцы получили лишнюю лазейку для прорыва через Моонзунд, а русским пришлось держать на Кассарском плесе часть эскадренных миноносцев и канонерских лодок, так нужных в Ирбенах. Лишь в ходе развития операции офицеры флота поставили небольшое число мин с рыбацких лодок, что, впрочем, не смогло сыграть своей роли. Помимо того, во время боя за Соэлозунд немцы сумели высадиться на подбитый и оставленный командой русский эскадренный миноносец «Гром». На корабле немцы обнаружили морскую карту с нанесенными на нее русскими минными заграждениями, в том числе противник выяснил, что на Кассарском плесе мин нет, и это облегчило ему дальнейшее продолжение боя.

Германское командование и раньше пыталось овладеть Моонзундом. Летом 1915 года, в июле и августе, когда русские армии сухопутного фронта отступали перед превосходящими силами врага, германский флот пытался пробиться в Рижский залив через Ирбены. Однако оба раза мужество балтийцев и минные поля в проливе остановили врага. Противнику удалось вытралить большую часть русских мин, прикрывавших южную часть Ирбен, и командующий Балтийским флотом вице-адмирал Канин В.А. уже отвел русские корабли из Риги в Моонзунд. Однако подрыв на мине двух эсминцев и торпедирование русской подводной лодкой линейного крейсера «Мольтке», вынудили германского командующего адмирала Шмидта повернуть обратно.

После Ирбенской операции русские и задумались о сооружении тяжелой батареи на мысе Церель, чтобы закрыть вход в Рижский залив через Ирбены. Моонзундская операция — операция «Альбион», по терминологии противника, — стала третьей и последней (но зато успешной) попыткой неприятеля занять Моонзундские острова. Командование проведением операции было вновь возложено на вице-адмирала Э. фон Шмидта, который руководил попытками прорыва в Рижский залив в 1915 году.

Под началом германского адмирала сосредоточивались значительные силы: разложение русских вооруженных сил в ходе развития революционного процесса 1917 года, давало в руки врага невиданный шанс, поэтому следовало использовать его по полной программе. Ведь во время убийства командующего флотом адмирала Непенина А.И. и ряда офицеров его штаба, со штабного корабля «Кречет» были похищены секретные кальки минных позиций, включая и данные по минным заграждениям Ирбенского пролива (Бунич И. «В огне государственного катаклизма», М., 2004, с. 68).

Впрочем, и раньше подчинение Балтийского флота в оперативном отношении штабу 6-й армии плюс невозможность использования новейших дредноутов без лично разрешения царя сводили русское преимущество в восточной части Балтики к нулю. Ничего не изменилось и после подчинения флота непосредственно Ставке, где пост Верховного Главнокомандующего занял сам император Николай II. Почему-то считалось, что немцы попытаются прорвать центральную позицию, ведущую прямиком через Финский залив к Кронштадту и Петрограду. Поэтому все четыре новейших дредноута и устаревшие додредноутные линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» всю войну простояли в Гельсингфорсе, ожидая форсирования противником центральной позиции. В итоге мощнейшие корабли Балтийского флота за всю войну ни разу не сделали ни одного выстрела по противнику.

Немцы тщательно готовились к проведению операции против Моонзунда, стараясь предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Более трехсот кораблей и судов, в том числе десять линейных кораблей, один линейный крейсер (флагман «Мольтке», на котором держал свой флаг адмирал Шмидт), девять легких крейсеров, шестьдесят восемь нефтяных эскадренных миноносцев и угольных миноносцев, шесть подводных лодок, девяносто тральщиков составили отряд вице-адмирала Шмидта.

Свыше ста самолетов и дирижаблей осуществляли воздушную поддержку силам вторжения. Девятнадцать транспортов взяли на борт двадцать пять тысяч человек десанта при сорока орудиях, восьмидесяти пяти минометах и 225 пулеметах. Командовал десантом начальник 42-й пехотной дивизии, составившей костяк десантных сил, генерал Эсторф. Общее руководство операцией осуществлял командующий 8-й армией, занявшей Ригу, генерал О. фон Гутьер.

Русские морские силы Рижского залива к началу операции состояли из устаревших линкоров «Слава» и «Гражданин», броненосных крейсеров «Адмирал Макаров» и «Диана», крейсера «Баян», двенадцати нефтяных эсминцев типа «Новик», шестнадцати угольных миноносцев, трех подводных лодок, пяти сторожевиков, тринадцати тральщиков, трех минных заградителей и трех канонерских лодок. Командовал соединением вице-адмирал Бахирев. Воздушную поддержку оказывали тридцать самолетов (Матвеев А.И. «В боях за Моонзунд», М., 1957, с. 46). Сухопутный гарнизон островов состоял из 470 офицеров, 10 тыс. штыков, 2 тыс. сабель при 60 легких орудиях и 140 пулеметах. Наличный, а не списочный состав гарнизона был еще меньше. Численность личного состава береговой артиллерии — около полутора тысяч человек. Начальником моонзундской позиции был назначен контр-адмирал Свешников Д.А., непосредственно подчинявшийся командующему Балтийским флотом.

Ключевую роль для проведения Моонзундской операции имело взятие немцам Риги во время Рижской операции во второй половине августа 1917 года. После падения Риги противник получил базу, с которой отдельные эскадренные миноносцы и подводные лодки могли производить разведку и набеги на моонзундскую позицию. О возможном вторжении на острова стали говорить уже с середины августа 1917 года. Перед решительным наступлением во Франции, которое на 1918 год уже намечалось Гинденбургом и Людендорфом, требовалось максимально обезопасить Восточный фронт. Владение Моонзундом позволяло немцам как удерживать северный фланг фронта, так и в случае необходимости ударить по Петрограду соединенными силами армии и флота.

Союзники также предупреждали русскую сторону о готовящейся операции против Моонзунда: шесть английских подводных лодок, вполне самостоятельно действовавших на Балтике, без особого координирования усилий вместе с русскими, должны были помочь контроперации. Помимо всего прочего, русские моряки не сознавали необходимости теснейшего взаимодействия флота и берега. Тяжелая батарея Цереля могла эффективно действовать по закрытию входа в Ирбенский пролив только в сочетании с действиями линкоров. Полуостров Сворбе закрывал русские линейные силы, а корректировка их огня с мыса Церель позволяла практически безнаказанно расстреливать противника. Но командующий флотом не желал рисковать линкорами типа «Севастополь», тем более что конструктивные недостатки давали основания для опасений гибели русского линкора всего лишь от одного-единственного, но зато удачно выпущенного германского тяжелого снаряда.

Помимо прочего, начальник морских сил Рижского залива адмирал Бахирев был назначен на свою должность лишь за два месяца до падения Моонзунда, и у него просто не было времени на подготовку обороны: одно дело, когда дисциплина есть, и совсем другое, когда ее нет. Создавалась своеобразная патовая ситуация: с одной стороны, командиры не могли доверять разлагавшимся судовым командам, которые вполне могли отказаться от выполнения боевого приказа («Припять»), не боясь ответственности за свой поступок; поэтому начальники боялись рисковать кораблями, ибо к осени 1917 года суда находились в гораздо худшем состоянии, нежели до революции.

С другой стороны, после корниловского выступления и падения Риги команды не доверяли своим командирам, подозревая их в намерении открыть фронт противнику для подавления революции. В результате командующий Балтийским флотом контр-адмирал Развозов А.В. не мог выполнять свой долг в соответствии с теми силами и средствами, которые теоретически находились в его распоряжении. Здесь, наверное, достаточно сказать, что Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) уже 20 сентября отказался признавать власть Временного правительства, что фактически передавало флот в руки большевистски настроенных судовых комитетов.

Дисциплина в частях и флотских командах, как то и свойственно разлагающейся  под ударами революции армии, как правило, была отвратительной. Недаром моряки считались «красой и гордостью русской революции». Офицер Балтийского флота впоследствии вспоминал: «…я должен отметить полную распущенность, недисциплинированность, а иногда и просто трусость, выказываемую как моряками, так и сухопутными командами (особенно последними). Причем нужно сказать, что эти проявления имели прямую связь с поведением немцев. То есть, если последние вели себя тихо и никакой активности не проявляли, то недисциплинированность команд увеличивалась, но стоило только немцам зашевелиться — под Ригой, у Цереля, или их летательным аппаратам появиться над Куйвосто, как команды сразу подтягивались. Они хорошо понимали, что немцы с ними не поцеремонятся, а без своих офицеров они все равно ничего поделать не могут» («Военная быль», 1973, № 125, с. 23).

В таких условиях немцы приступили к операции «Альбион», целью которой ставилось уничтожение русских морских сил в Рижском заливе, захват Моонзундского архипелага и создание условий для подготовки удара по Петрограду. Для успеха операции германцы в широком объеме использовали дезинформацию русской стороны. Распускались слухи о предстоящей высадке немецкого десанта в Кронштадте. А утром, в день высадки на острове Эзель, противник произвел демонстрацию прорыва линии сухопутного фронта в направлении на Петроград.

Для высадки десанта было использовано наиболее спокойное место. Также немцами был учтен и собственный неудачный опыт попыток прорыва в Рижский зал в кампании 1915 года. 27 сентября началась посадка немецких десантных войск на транспорты в Либаве. Ночью 29-го числа транспорты вышли в море и к утру германские корабли уже подходили к острову Эзель. Первый эшелон десанта шел на тральщиках и эсминцах, чтобы сразу же создать плацдарм вторжения. Главные силы — второй и третий эшелоны (в последнем находилась артиллерия и минометы) — были на транспортах. В шесть часов утра 29 сентября германцы начали высадку в бухте Тагалахт в северо-западной части острова Эзель.

Сопротивления практически не было: русское командование не позаботилось об укреплении обороны острова отчасти по объективным причинам. Противодесантной обороны архипелага вообще не существовало. Более того: после переезда штаба Свешникова на материк, в Гапсаль, оборону архипелага возглавили выборные солдатско-матросские комитеты береговых батарей и частей гарнизона. Разумеется, что ни о какой координации действий в таких условиях не могло быть и речи. Кстати говоря, точно так же, после заявлений Центробалта, еще до начала операции, действия морских командиров стали контролироваться большевистскими организациями Балтийского флота.

В первый же день, когда русские батареи прикрытия были подавлены, инженерные команды оборудовали плацдарм в качестве базы высадки. Немцы сразу же высадили одиннадцать пехотных батальонов и три батальона самокатчиков. Германские мотоциклисты быстро распространились по острову, внося панику и смятение в дрогнувшие русские части. Слабая сопротивляемость русских войск в бою, их моральное разложение и предпочтение сдачи в плен, нежели смерти, не были секретом для немцев. Комиссар Северного фронта Войтинский B.C. сообщает: «На Эзеле два полка сдались без выстрела чуть ли не двум мотоциклистам-разведчикам» (Войтинский B.C. «1917-й — год побед и поражений», М., 1990, с. 267).

Немцы сразу же прорвались к Орисарской дамбе, соединявшей Эзель с Мооном, то только к вечеру 1 октября немцам окончательно удалось отрезать защитников дамбы. В плен к неприятелю угодили командир 107-й пехотной дивизии со своим штабом, оба бригадных начальника, два полковника. Только небольшой группе удалось отплыть на Моон на лодках. В тот же день 1 октября германские эсминцы прорвались через пролив Соэлозунд и приняли бой с русскими легкими силами из миноносцев и канонерских лодок на Кассарском плесе. Пал и этот рубеж обороны Балтийских островов. Но все-таки первоочередной целью было обеспечение свободного прохода главных сил немецкого флота через Ирбены, поэтому главной целью противника стал мыс Церель.

1 октября начальник обороны Сворбского участка капитан 1-го ранга Кнюпфер вступил в тайные переговоры с немцами. Каперанг отлично понимал, что дни Эзеля так или иначе сочтены, а потому сразу же отказался от организации действенного сопротивления. Впрочем, Кнюпфер предпочел вообще отстраниться от участия в дальнейших событиях, отдавая противоречивые приказания гарнизону полуострова и расчетам церельских батарей. Немцы предложили гарнизону сдаться, но русские отказались. Оборона перешейка лежала на солдатах Каргопольского полка, сумевших продержаться первые дни против пока еще слабых сил немецких самокатчиков, вышедших к полуострову Сворбе.

Командование над Церелем приняли командир тяжелой батареи лейтенант Бартенев и председатель батарейного комитета большевик Савкин. Первый же обстрел мыса подошедшими германскими линкорами вызвал панику, но Бартенев и Савкин сумели навести порядок и организовали отпор. Причем интересно, что в то время как одни орудия стреляли по кораблям врага, прислуга других орудий в панике разбегалась. Жесткие меры по восстановлению дисциплины возымели свое действие: под артиллерийскими ударами русских тяжелых орудий немцы поспешили отойти. Часть батарейцев дезертировала после того, как Бартенев убедился, что драться они не станут ни в коем разе.

2 октября батарея приняла новый бой с германскими линкорами, которых поддержали самолеты, бомбившие защитников Цереля. Дело в том, что немцы не поскупились и отправили в Моонзунд две линейные эскадры. Считалось, что русское командование будет иметь возможность ввести в бой главные силы Балтийского флота — линейные бригады линкоров. Защитников полуострова Сворбе поддерживал огонь эскадренных миноносцев «Украина» и «Войсковой». Дезертирство части людей и значительные потери в артиллерийской прислуге вынудили лейтенанта Бартенева принять решение об уничтожении батареи. В это время уже почти весь остров Эзель, кроме полуострова Сворбе, был занят неприятелем: русские дрались только на Орисарской дамбе.

Адмирал Бахирев оценил падение Цереля как «изменническую сдачу», предрешившую участь Моонзунда. С формальной точки зрения адмирал был совершенно прав, однако можно поинтересоваться, а что сделал сам адмирал, чтобы помочь батарее Цереля людьми и боеприпасами. Почему обороной ключевого участка обороны Рижского залива ведал всего лишь морской лейтенант, не могший быть подготовленным к такой ответственности? Опять же, ни один русский линкор не поддержал гарнизон в его неравной борьбе с германской эскадрой: немецкие тральщики безнаказанно расчищали Ирбены от минных заграждений. В оценке Бахирева опять-таки скрывается ничем не обоснованное мнение об исключительной боеспособности открыто стоявшей 305-мм батарее церельского мыса.

С точки зрения немцев, главной причиной сдачи полуострова Сворбе стал низкий моральный дух защитников, почувствовавших свое брошенное состояние со стороны флота. В отличие от Бахирева враги понимали, что церельские орудия могут драться только при условии, что перешеек полуострова будет удержан пехотой, а этого-то как раз и не случилось: «Русские пренебрегли активной обороной Ирбенского пролива и тем самым выпустили из своих рук один из козырей по обороне Балтийских островов» (Чившиц фон. «Захват Балтийских островов Германией в 1917 году», М., 1937, с. 126). А эта оборона целиком и полностью лежала на плечах флота и, следовательно, лично адмирала Бахирева. Нисколько не обвиняя адмирала, у которого вследствие политической ситуации в стране были связаны руки, надо всё же отметить, что артиллеристы Цереля сделали все от них зависящее в создавшихся условиях.

Таким образом, 3 октября остров Эзель пал, тяжелая батарея на Цереле была уничтожена, и германские корабли адмирала Шмидта стали входить в Рижский залив. Как говорит исследователь, «опыт Ирбенской (1915 г.) и Моонзундской (1917 г.) операций показал, что даже весьма мощные минные заграждения преодолимы при отсутствии надежного прикрытия береговыми батареями, которые в свою очередь могут быть уязвимы с сухопутных направлений» (Козлов Д.Ю. «Утрата флота на Балтийском море… отзывается расстройством самого государственного организма» // Военно-исторический журнал, 2004, № 8, с. 17).

Теперь главный удар принимали на себя корабли Балтийского флота, и прежде всего линкор «Слава», всегда стоявший во главе морских сил Рижского залива. Экипаж «Славы» как бы предчувствовал судьбу корабля: еще по назначении линкора в Рижский залив команда вынесла резолюцию о «несправедливости» назначения. Моряками «Славы» предлагалось отправить на защиту Моонзунда линкоры «Республика» (бывший «Император Павел I») или «Андрей Первозванный», которые также могли пройти в залив по специально углубленному для «Славы» фарватеру в проливе Моонзунд между островом Моон и материком.

«Слава» и в 1915 году дралась с германским флотом, пытавшимся пробиться через Ирбены (тогда кайзеру было доложено об уничтожении линкора, ибо немцы обманулись потоплением большой канонерской лодки «Сивуч», сходной своим силуэтом со «Славой»), и в 1916 году успешно отражала набеги легких сил противника, став своеобразным моральным знаменем обороны Рижского залива. Так что ее назначение было предсказуемым.

Немного южнее острова Моон, у Куйваста, в морском сражении 4 октября линейный корабль «Слава» принял свой последний бой. Пока германские тральщики пытались уничтожить минные заграждения, батарея Моона и три русских корабля — линкоры «Слава» и «Гражданин», а также крейсер «Баян» — повели огонь по тральщикам и прикрывавшим их германским линкорам. Орудия «Славы» стреляли ближе, чем орудия противника, поэтому командир корабля Антонов Л.В. затопил бортовые отсеки правого борта, чтобы орудийные башни получили больший угол возвышения. Теперь «Слава» не уступала врагу по своей дальнобойности, но возможности маневра резко сужались. Тем не менее, ни миноносцы, ни линкоры немцев не смогли отбросить русских с позиции.

Однако превосходство противника в числе кораблей и мощи бортового залпа (восемь русских 305-мм орудий «Славы» и «Гражданина» против двадцати германских) в конечном счете все же сказалось, да и носовая башня «Славы» в самом разгаре боя, на пятом залпе, вышла из строя. Немецкие тральщики сумели расчистить часть вод, и германские линкоры пошли в повторную атаку. Два тяжелых снаряда получил линкор «Гражданин» и семь — «Слава», причем три из них пробили борт ниже ватерлинии. Теперь русский линкор, принявший внутрь себя массу воды, не смог бы уйти из Рижского залива по фарватеру Моонзундского пролива в Кронштадт. Командир корабля капитан первого ранга Антонов и комиссары Центробалта отдали приказ о затоплении героического линкора на фарватере, чтобы им не смог воспользоваться враг. «Гражданин», «Баян», эсминцы и канонерские лодки уходили в Финский залив мимо обреченного корабля, который должен был послужить защите родины и после своей гибели.

Эсминцы торпедировали корабль, но «Слава» горела всю ночь, не желая сдаваться: линкор, служивший оплотом и костяком обороны Рижского залива, не мог потонуть просто так. Утром над водой остались только верхушки мачт, но зато подступы к Финскому заливу и Петрограду со стороны Риги были закрыты (помимо «Славы», которую немного снесло в сторону, на фарватерах были затоплены несколько больших пароходов и поставлены дополнительные минные заграждения).

5 октября пал отрезанный от материка и обреченный остров Моон. Ряд войск успели снять, но большая их часть сложила оружие перед торжествующим противником. В тот же день командующий Балтийским флотом адмирал Развозов А.В. отдал приказ об эвакуации Моонзунда. Вечером 6-го числа, заградив Моонзунд минами, русский флот ушел в Лапвик. Последние русские части с острова Даго были сняты лишь 7 октября. Немцы не стали продвигаться в глубь Финского залива, опасаясь новых потерь кораблей на русских минных полях. После занятия врагом Моонзунда на островах было образовано губернаторство Эзель во главе с губернатором генералом Г. фон Зекендорфом.

Трофеями противника стали около 20 тысяч пленных, 141 орудие, том числе 47 тяжелых, 130 пулеметов, 15 минометов, 10 самолетов. Сами же немцы понесли смехотворные потери: около 200 человек из десанта и почти столько же во флоте. Кроме линкора «Слава», русский флот потерял еще миноносец «Гром»; повреждения получили семь кораблей, в том числе линкор «Гражданин». Зато потери в составе немецкого флота были куда более существенными. Русские минные позиции и корабельная артиллерия нанесли врагу немалые потери. Немцы потеряли на море десять миноносцев и шесть тральщиков; три линкора, легкий крейсер и тринадцать эсминцев получили значительные повреждения. Столь высокие потери заставили германское руководство отказаться от мысли вторжения в Финский залив и далее, через крепость Кронштадт, к российской столице — Петрограду.

Финский залив был еще более укреплен, в его глубине стояли четыре русских линейных корабля типа «Севастополь», а потому потери даже в случае победы обещал быть куда более существенными, а сама победа — безусловно, «пирровой». Действия на суше были гораздо выгоднее: ведь впереди предстояла схватка на Французском фронте, а то и новое после Ютланда сражение с британским Гранд-Флитом.

Таким образом, Моонзундская операция закончилась впечатляющей победой немецкого оружия, сполна воспользовавшегося разложением русских вооруженных сил в ходе нарастания революционного процесса в России. Верно, что «немцы всего за одну неделю овладели теоретически неприступной Моонзундской позицией и буквально вышвырнули из Рижского залива русский флот, наглядно продемонстрировав, что ждало бы русский флот на центральной позиции в 1914 году, не будь немецкий флот связан англичанами в Северном море.

Все источники о Моонзундском бое любят говорить о неравенстве сил, но нельзя забывать, что довольно крупное соединение русского флота опиралось на мощнейшую систему минной и береговой обороны в сложнейших условиях узких акваторий архипелага, где каждый квадратный метр простреливался батареями или был завален минами. Другое дело, что русская армия и флот к этому времени были уже деморализованы политическими событиями в стране и не желали воевать, чем и воспользовался противник» (Бунич И. «В огне государственного катаклизма», М., 2004, с. 76).

Владение Рижским заливом обнажило с моря крайний правый фланг русского сухопутного фронта, что поставило под угрозу оборону Западной Латвии и Эстонии, коммуникации Северного фронта, а в перспективе и военно-морскую базу Ревель (Таллин). Но уже не за горами был октябрьский переворот, переход власти в стране к большевикам и выход России из войны.

Моонзундская операция, как и предшествовавшие ей Июньское наступление и поражение под Ригой, наглядно выявила неспособность буржуазно-социалистических деятелей к управлению страной и ведению войны, за что ими столь гнусно-жестоко порицалось царское правительство и лично император, потерявший в конечном счете престол. Очередное поражение стало свидетельством прогрессирующего паралича политической революционной власти страны.

Историк справедливо говорит: «Тогда как веком ранее пришедшая к власти во Франции молодая буржуазия сумела в короткий срок создать новую, высокобоеспособную армию, смело выдвинув из своей среды новых талантливых полководцев, и добилась блестящих побед в вооруженной борьбе против всей феодальной Европы, наша отечественная буржуазия проявила в этой области минимум талантов. Она оказалась способной лишь к дрейфу в кильватере политики западных союзников, да к потугам на соблюдение верности союзническим обязательствам — при полном пренебрежении к национальным интересам своей страны» (Михалев С.Н. «Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени», М., 2003, с. 620).

Как и после поражений в ходе Июньского наступления, а также в Рижской операции, внешними обстоятельствами в полной мере спешили воспользоваться радикальные партии. Во время сражения за Моонзунд Временное правительство объявило о возможном переезде правительства в Москву и эвакуации столичной промышленности в глубь страны. Такое мероприятие ставило под удар ленинские планы по захвату власти, возможные лишь в Петрограде: достаточно напомнить о московских боях в конце октября, сразу после большевистского переворота. В итоге большевики обвинили правительство в намерении сдать столицу противнику, а находившийся под большевистским контролем Петросовет (с 3 сентября председателем Петроградского Совета стал Л.Д. Троцкий) встал грудью на пути реализации такого переезда. Малодушное правительство Керенского А.Ф. капитулировало и отказалось от данной идеи, позволив тем самым радикалам подготовить государственный переворот.

Практически тут же правительство объявило о выводе большей части столичного гарнизона на фронт. Разумеется, что ни один солдат Петроградского гарнизона воевать не желал: теперь гарнизон столицы занял если еще и не пробольшевистскую, то явно антиправительственную позицию. 26 октября части столичного гарнизона займут позицию «нейтралитета», что также сыграет на руку ленинцам.

По материалам книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 463-478.