В соответствии со взглядами императора Павла I, а также ввиду его намерения держаться мирной политики и желания приблизить русскую армию к прусскому образцу, прежде всего было решено уменьшить численность армии. К концу его царствования армия состояла из полевой пехоты в количестве 204 тыс., кавалерии в составе 45 тыс. артиллерии — 25 тыс. и инженерных войск — ок. 3 тыс., всего 277 полевых войск, а с гарнизонными — 355 тыс., в то время как при Екатерине II численность армии определялась в 500 тыс. чел. Наибольшему сокращению подверглась конница, а именно на 1/3 своего прежнего состава.

В пехоте сокращение получается за счет наиболее ценных элементов, а именно егерей, число которых уменьшается на 2/3; трехбатальонные полки переформированы в двухбатальонные. Организация конницы подчиняется иноземным образцам. Карабинеры, конноегеря и легкоконные полки исчезают, а на место их являются кирасиры по прусскому образцу. Артиллерия ставится на один уровень с прочими родами войск, чем обеспечивается ей полная возможность дальнейшего усовершенствования как в организации, так и в боевой подготовке.

Положено прочное начало инженерным войскам сформированием двух понтонных рот и пионерного полка. Существовавшие при Екатерине дивизии были уничтожены. Вместо дивизий установлены были инспекции, которые представляли собою территориальные округа, включающие все роды полевых войск и войска гарнизонные. Власть над инспекцией находилась в руках трех инспекторов; один из инспекторов был для пехоты, другой — для кавалерии и третий — для артиллерии.

Устав 1796 г. указывал, что при назначении инспекторов чин не должен играть никакой роли. Это было сделано исключительно для того, чтобы не имевших пока высоких чинов гатчинцев выдвинуть на должности инспекторов и тем лишить влияния старых боевых екатерининских генералов. Инспектора, под страхом лишения чинов, отвечали за состояние во всех отношениях полков, находившихся в их инспекции, но при этом прав и власти не имели никаких. Тем не менее, инспектора на судьбу армии и отдельных частей ее имели громадное влияние. Это зависело от того, что Павел слепо доверял докладам инспекторов и по одному слову их исключал со службы как младших офицеров, так и шефов полков, не давая им даже права объясняться и оправдываться.

Еще в большей мере умалению значения старших войсковых начальников способствовало учреждение шефов полков. В каждый полк были назначены шефы из числа генералов, не получивших назначения инспекторов. Обязанности шефов были совершенно те же, что и прежних командиров полков; права же их были значительно меньше прежних командирских. Наряду с шефами полков были и командиры полков, которые совершенно не имели никакой власти и никаких прав.

В связи с установлением шефов была принята еще одна неудачная мера, а именно: полки, не исключая и гвардейских, начиная с 1796 г., взамен петровских территориальных названий, постепенно стали называться по фамилиям шефов. Эта реформа имела два крупных неудобства: во-первых, в отношении организационном, так как постоянная перемена наименования полков порождала сильную путаницу, и, во-вторых, в отношении нравственной стороны, так как при этом боевые заслуги полка и вся его доблестная служба при перемене названия как бы забывались, и поддержание славных традиций полка делалось затруднительным.

Впрочем, на нравственную сторону в то печальное время обращали мало внимания. Недаром Аракчеев позволял себе перед строем старых заслуженных полков их покрытые славою победоносные знамена называть «екатерининскими юбками». Та же система наименования полков по шефам в 1798 г. была перенесена и на роты и эскадроны, которые приказано было называть не по номерам, как это было до сих пор, а по фамилиям их командиров. Этим только усугублялись недостатки наименования полков по шефам.

Реформой того же порядка, т. е. стремящейся к централизации в управлении войсками и к тому, чтобы подорвать значение и влияние местных начальников, явилось уничтожение дежурств, которые представляли собой подобие штаба при старших начальниках. Последовательно развивая основную мысль этой реформы, Павел уничтожил даже канцелярии в полках. Эта мера крайне неблагоприятно отразилась на управлении войсками, особенно в военное время. Таким образом, все реформы по управлению войсками в царствование Павла были проникнуты недоверием, что совершенно противоречило идеям Екатерины II, были проникнуты стремлением никому не давать никаких прав, нарушали связь начальствующих лиц всех степеней с войсками, не признавали работы штаба и, в конечном результате, привели к полному расстройству управления войсками даже в обычное мирное время.

Этими же особенностями отличаются реформы и центрального управления армии. При Екатерине в этом отношении была полная децентрализация. Главнокомандующие армиями пользовались большими правами по устройству войск, обучению, хозяйству, квартированию, производству в чины (до полковника), увольнению в отпуск, в отставку и по переводам. Император Павел такие права главнокомандующих считал началом всего зла и все это уничтожил в первые же дни своего царствования.

Его система в этом отношении была совершенною противоположностью системе Екатерины. У него начальники наблюдают, инспектируют, отвечают, но прав и власти никаких не имеют. Павел хотел все знать и решать сам. К нему поступают все донесения непосредственно от полков, и он лично распоряжается по всем крупным и мелким делам. Все управление армией, в сущности говоря, сосредоточивается в кабинете у Павла; генерал-адъютант, его секретари, он сам, все посылают приказания непосредственно инспекторам, шефам, командирам полков, даже начальникам отдельных небольших команд, — и все это потому, что он считал возможным всей армией управлять так, как Гатчинским отрядом.

Ближайшим результатом установления такой системы является увеличение переписки и увлечение бюрократическим началом. Да иначе и быть не могло: к Павлу поступают и от него исходят все назначения, даже самые мелкие; он сам следит за вакансиями, сам увольняет в отпуск свыше, чем на 8 дней, — сам разрешает вступление в брак, сам же перемещает младших офицеров из роты в роту и т. д., и т. д.

В общем, чрезмерная централизация; начальствующий состав обезличивается; начинают бояться пользоваться своими ничтожными правами и стремятся только угодить стоящим выше. Отсюда — все внимание обращается на мелочи, а за ними упускается общее направление; да, кроме того, все стараются выполнить эти мелочи, не стремясь достигнуть наилучших результатов в важнейшем — в боевой подготовке войск.

К органам центрального управления при Павле необходимо присоединить также и Военно-походную канцелярию Его Императорского Величества, которая была образована в 1797 г., и во главе которой стоял Ростопчин Ф.В. (будущий Московский главнокомандующий в Отечественную войну 1812 г.). Обязанности начальника этой канцелярии состояли в том, что он должен был обо всем докладывать Государю и всем передавать его повеления.

При общем направлении реформ Павла, конечно, не мог оставаться без перемены Генеральный штаб, тем более что он к началу царствования Павла был в расстройстве. Действительно, уже через неделю по восшествии на престол, а именно 13 ноября, Генеральный штаб был уничтожен; чины его переведены в строй, а карты, планы и все дела переданы генерал-адъютанту Кушелеву, под начальством которого постепенно образовалась Свита Е. И. В. по квартирмейстерской части.

Положение Свиты по квартирмейстерской части при этом было крайне неопределенное: никаких постановлений относительно обязанностей, круга деятельности, комплектования, прохождения службы не было издано во все время царствования Павла. Пополнялась Свита офицерами из строя, а иногда даже людьми из других родов службы. Офицеры Свиты занимались больше черчением и съемками, к службе же собственно генерального штаба вовсе не подготовлялись.

У Суворова в 1799 г., вследствие этого, по необходимости был австрийский генеральный штаб, хотя в армии находились чины Свиты по квартирмейстерской части. Император Павел держался мнения, что корпус офицеров, для однородности и по тому характеру, каким он должен обладать, необходимо комплектовать преимущественно из потомственных дворян. Лица других сословий производились в офицеры как редкое исключение, и то только после продолжительной проверки.

Кроме производства дворян из унтер-офицеров, корпус офицеров пополнялся еще воспитанниками специальных для этой цели учебных заведений. К существовавшим в Петербурге двум Кадетским корпусам при Павле прибавилось еще два таких учебных заведения, которые выпускали своих питомцев прямо в офицеры: во-первых, Императорский военно-сиротский дом для сыновей неимущих дворян и офицеров, преимущественно сирот, и, во-вторых, Гродненский кадетский корпус.

Одно из первых распоряжений императора Павла после вступления его на престол касалось перемены в армии прежнего, как он говорил, «мужицкого», обмундирования. По поводу обмундирования, вновь введенного императором Павлом и скопированного с прусского, Суворов говорил: «Нет вшивее пруссаков: в шильтгаузе и возле будки без заразы не пройдешь, а головной их убор вонью своею вам подарит обморок. Мы от гадости были чисты, а она первая докука ныне солдат. Стиблеты — гной ногам».

Вооружение пехоты состояло из шпаги и ружья со штыком, но унтер-офицеры вместо ружей имели алебарды, что уменьшало число стрелков в полку на 100 человек. Егеря имели на вооружении короткий нарезной штуцер, к которому можно было примыкать кортик, обычно носимый отдельно в особых ножнах. Кортиком можно было действовать и не примыкая к штуцеру. Вооружение кавалериста состояло из палаша, мушкета или карабина, двух пистолетов. Седло и вся остальная конская сбруя были немецкие.

29 ноября 1796 г. предложением, данным Военной коллегии от ее президента, графа Салтыкова, было, во исполнение высочайшего соизволения, предписано немедленно ввести в действие вновь изданные уставы: 1) воинский устав о полевой пехотной службе; 2) воинский устав о полевой кавалерийской службе; 3) воинский устав о полевой гусарской службе и 4) о кавалерийской службе. Эти уставы разработаны без всякой связи с духом времени и потребностями жизни, в гатчинском уединении, при помощи различных штукмейстеров.

Все уставы проникнуты стремлением ввести во всем решительно строгую регламентацию, дать указание на каждый частный случай при условии, что за малейшее отступление от устава строго, а часто и жестоко взыскивалось.
В общем, павловские уставы положили у нас начало крайне мелочным требованиям в обучении армии, выдвинув на первый план не боевую подготовку, а подготовку к вахтпараду. Проникаясь с течением времени все больше и больше духом уставов, войска вскоре стали видеть венец своей подготовки в том, чтобы на смотру не сбиться с ноги, чтобы линия фронта не изогнулась, чтобы интервалы и дистанции были в точности соблюдены, чтобы общий вид части при прохождении церемониальным маршем был блестящ.

Нужно признать, что армия времен императора Павла как боевое орудие была несравненно хуже подготовлена, чем армия эпохи императрицы Екатерины II. Воспитание войск в царствование императора Павла было еще в худших условиях, чем обучение, так как ему не придавали никакого значения, да для него не оставалось и времени. В армии закон не уважался, властью никто не пользовался, каждый опасался принять на свой страх то или другое решение, если только оно не подсказывалось уставом. В противоположность предшествующей эпохе, в армии развились грубость и унижение личности. Обращение старших с младшими, особенно с нижними чинами, стало жестоким. Наложение взысканий не регулировалось никаким законом.

При таких условиях лучшее достояние екатерининской армии, давшее столько блестящих и искусных побед, — частный почин, самостоятельность и самодеятельность — были сведены на нет. Взамен их укоренилось требование слепого, не рассуждающего повиновения и безусловного исполнения, без малейшего нарушения устава, который несомненно, однако, не мог предусмотреть всю бесконечно разнообразную обстановку деятельности. Все это приводило к тому, что здоровые духовные основы в армии подрывались, высокий дух армии мало-помалу исчезал.
Умалялись выдающиеся заслуги славных боевых деятелей предшествовавшего царствования, и выдвигали в первые ряды военачальников, людей бездарных, непросвещенных, не имеющих за собой никаких заслуг.

В первый же год царствования императора Павла I, во время глубокого мира, семь генералов были произведены в фельдмаршалы. Желание дать каждому полку шефа в генеральском чине повело за собой большое производство в этот чин. Массе лиц из гатчинцев были пожалованы ордена без всяких видимых заслуг с их стороны. Наказание арестом даже генералов применялось крайне широко за малейшие чисто формальные нарушения в несении службы. Нередко за ничтожные провинности офицеры и генералы исключались со службы, причем соответствующие приказы редактировались в крайне обидных и даже оскорбительных для увольняемых выражениях. Все это подрывало уважение к наградам, роняло чинопочитание, расшатывало дисциплину, ставило в первые ряды людей, совершенно не заслуживающих этого, и в то же время обесценивало людей, действительно выдающихся…

Смерть одних сподвижников Суворова, уклонение, под давлением личных интересов, от его заветов ради других, продолжительный мир после почти непрерывных до 1814 года войн, изменение душевного настроения державного вождя армии, наличность военных деятелей, желавших использовать для своих целей новое настроение носителя верховной власти, — таковы те обстоятельства, которые создали благодатную почву для развития, а затем и окончательного утверждения начал военной системы императора Павла, заставив забыть заветы Екатерины, Суворова, Румянцева, Потемкина и других наших талантливых генералов славного царствования.

Значение это тем более велико, что начала павловской системы, логически развиваясь, привели в конце концов Россию к Севастополю в 1854 — 55 гг. и жестоко откликнулись в войне с Японией в 1904 — 1905 гг.

Очерк ординарного профессора Императорской Николаевской Военной Академии Тенерального штаба полковника А. К. Байова, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 165 – 170.