Россия являлась не изолированным участником Первой мировой войны, а членом одного из военно-политических блоков — Антанты, где главную роль играли Британская и Российская империи и Французская республика. При этом Франция играла роль «души» и «вдохновителя» коалиции, так как именно во Франции стояла большая часть войск главного врага — Германии.

Великобритания являлась, по выражению историка Сидорова А.Л., «главной экономической и финансовой силой коалиции», «банкиром союзников». Россия же явилась основным поставщиком «пушечного мяса», в одиночку сковавшим львиную долю австро-венгров, две пятых германцев и более половины турок.

Соответственно, каждая из трех великих держав Антанты, помимо общих интересов — разгром Германии и ее союзников, как главного агрессора в Европе, намеревающегося разрешить клубок межевропейских противоречий исключительно силой, — имела и свои собственные. Так, французы намеревались стать главной политической силой на континенте Европа, распространив сферу своего влияния и на Восточную Европу, которая образовалась бы на месте разваленной Австро-Венгрии. Это, конечно, помимо возвращения в состав Франции провинций Эльзас и Лотарингия (вместе с Саарским угольным районом).

В свою очередь и русские имели свои виды на Восточную Европу, намереваясь распространить влияние Российской империи на все освобожденные из-под австрийского владычества славянские народы и народности. Разумеется, что при успехе быстротечной войны в России и не думали ни о польской независимости (максимум расширение автономии, но вряд ли до уровня Финляндии) в каких бы то ни было границах, ни о полном суверенитете освобождаемых народов. И дело здесь не в жадности, а в простой политике, где великие державы считают себя вправе решать судьбы малых наций.

Точно так же и Франция не собиралась предоставлять независимости ни Чехии, ни Хорватии, ни Венгрии, ни, возможно, Польше. Только русский нажим на независимость был более вещественен — посредством военной силы, а французский более, как принято сейчас говорить, политкорректен — путем экономического порабощения.

В ходе войны для России появляется и новая цель, постепенно ставшая приоритетной: приобретение Черноморских проливов Босфора и Дарданелл (максимум) или хотя бы только военно-морской базы, закрывающей выход в Черное море из Босфора (минимум). Но эта цель появилась не сразу, а только после того, как Турция вступи в войну на стороне Германии.

Несколько особняком стоит Великобритания. Известен постулат, что у Великобритании нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы. Тем не менее именно англичане стали главным упорным, бескомпромиссным противником Германии в ходе мирового противостояния первой половины двадцатого столетия (то есть в ходе обеих мировых войн), хотя в конечном счете и проиграли, уступив в 1945 году пальму первенства США.

В начале двадцатого века Англия постепенно теряла не только роль «мастерских мира», но и «мирового перевозчика». Если с первым еще можно было бы как-то смириться, видя успех развития тяжелой промышленности на континенте, то со вторым ни в коем случае. Именно англичане вскормили и выпестовали Японию, остановившую рывок России к Тихому океану (иными словами — к выходу в Мировой океан) в 1905 году. Теперь же следовало любой ценой остановить Германию, претендовавшую и на «мастерскую», и на «перевозчика». Для этого в 1907 году даже было форсировано достижение соглашений с вчерашним врагом — Россией — по принципиальным вопросам мировой политики.

Английское военно-политическое руководство не рассчитывало, что ее сухопутная армия станет на уровень континентальных, и придется активно участвовать в войне не только на море, но и на суше. Просто германская военная мощь оказалась столь велика, а момент выбора удара был столь верен, что и англичанам пришлось волей-неволей практически с нуля создавать сухопутную армию, перебрасывать ее во Францию, и драться с врагом так, как то должны были, как предполагалось, делать французы и русские. И англичане выполнили свою задачу с честью.

В ходе войны, по мере ее затягивания, все четче обозначались противоречия между союзниками. При этом свою роль играли очень многие факторы — это и геополитическое положение страны, и политический строй каждой из союзных держав, и экономическое развитие, и вклад в борьбу с врагом, и многое другое.

В блоке Центральных держав с самого начала не было равновесия, и потому Германия, которая, несомненно, играла ведущую роль, постепенно подчинила своему влиянию всех своих союзников — Австро-Венгрию, Болгарию, Турцию.

Надо отметить, что западных союзников по Антанте совершенно не устранила сильная Российская империя по окончании мировой войны. Причем ни в каком варианте — ни с монархической властью, ни даже с буржуазией во главе страны. Ослабленная Россия, даже и не будь революции, наверняка не могла рассчитывать на выполнение союзниками тех статей секретных договоров, что касались нашей страны. Прежде всего — контроля России над Черноморскими проливами. И понятно, что внешний долг, сделанный Российской империей во время войны, должен был бы выплачиваться неуклонно и в обязательном порядке (кровь русских солдат была, разумеется, бесплатной).

Основным кредитором России явилась Англия, одни только проценты по военным займам должны были бы поглотить около половины довоенного бюджета нашей страны. Сознавая зависимое положение России в коалиции, союзники различными путями влияли на стратегию и внешнюю политику Российской империи. «Военные кредиты союзники использовали в целях давления на русское правительство, понуждая его к более активным военным операциям. Размер военных кредитов России находился в прямой зависимости от характера и масштаба военных усилий царской армии» (Сидоров A.Л. «Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914 — 1917), М., I960, с. 224).

Взаимодействие Российской империи и ее западных союзников с самого начала войны было обречено на непонимание. Союзники действовали совместно друг с другом и в то же время — довольно-таки отдельно от России. Конечно, и между французами и англичанами существовали существенные расхождения, так как никто из них не желал усиления своего соперника, но вместе они не хотели видеть Россию равной себе, не говоря уже о русском превосходстве.

Между тем потенциал Российской империи, явственно обозначившийся еще перед войной в ходе модернизационных реформ, даже в том половинчатом (как это испокон веков характерно для России) варианте, уже пугал и союзников и противников. Слишком уж нависал русский колосс над Европой, слишком уж молодо было его многочисленное (180 млн.) население (чуть ли не 75 % россиян — люди до 35 лет), слишком уж на большой кусок «пирога» претендовали русские — от покровительства всему славянству Европы до приобретения Черноморских проливов и выхода на океанские просторы (строительство линейных крейсеров типа «Измаил»).

Все изменилось в 1914 году. Война предоставила Западу выгодное положение: пользуясь изолированностью России, навязанной ей военной стратегией и слабостью русской промышленности, союзники получили возможность влиять на русских в с собственную пользу. И здесь главным виновником является само русское военно-политическое руководство, не сумевшее ни выиграть в Восточно-Прусской операции, ни вывести из войны Австро-Венгрию, ни даже вовремя обратить внимание на собственную военную промышленность.

Выгодной ситуацией следует пользоваться до конца. И действительно, союзники не спешили с оказанием помощи ни с наступательными операциями, ни с передачей технических средств ведения боя для русской армии. Такая позиция основывалась на признании Западного фронта главным фронтом мировой войны, а потому с русскими, как правило, не считались.

Своей кульминации политика англо-французских союзников в отношении России достигла к моменту падения монархии: по окончании кампании 1916 года, требуя от русских все новых и новых усилий, англичане и французы уже очень и очень тщательно дозировали помощь своему русскому союзнику. Причина этому — не столько промышленно-финансовая слабость Российской империи (это было ясно и до войны) сколько, напротив, усиление русской военной мощи после, казалось бы, роковой кампании 1915 года…

Русской армии отводилась второстепенная задача истощения войск противника. Выработанная англо-французскими союзниками стратегия подчеркивала неравноправное положение русской армии в Антанте. Это проявлялось в том, что из военного арсенала союзников русской армии предоставлялось главным образом стрелковое вооружение и лишь минимальное количество артиллерии, боеприпасов и современных видов вооружений, якобы менее необходимых в условиях Восточного фронта.

Союзники назвали Брусиловский прорыв «операцией местного значения». В Брусиловском прорыве русские, потеряв полтора миллиона человек при примерно таких же потерях противника, за четыре месяца опрокинули врага на фронте в триста шестьдесят километров на шестьдесят — девяносто километров в глубину. Как же тогда можем мы назвать битву на Сомме, где за те же четыре месяца англо-французы, потеряв почти восемьсот тысяч человек, вывели из строя пятьсот сорок тысяч немцев, вклинившись при этом в неприятельский фронт на тридцать пять километров в ширину и десять километров в глубину?

И, наконец, вопрос о технике… вернее, о соотнесении результатов боевых действий с их техническим обеспечением. Известно, что в условиях войны 1914 -1918 годов главным средством прорыва обороны противника являлась тяжелая артиллерия. У генерала Брусилова в четырех армиях Юго-Западного фронта насчитывалось сто шестьдесят восемь тяжелых орудий; в трех англо-французских армиях на Сомме — тысяча семьсот тяжелых орудий. Сравните: 168 и 1700 — десятикратная разница. Зато какова была реклама боев под Верденом и на Сомме при мизерных результатах. Надо учитывать и отставание русских от противника в военно-техническом отношении, в то время как англо-французы не уступали немцам в вооружении.

Если англо-французы так рьяно настаивали на приоритете Французского фронта, то, быть может, следовало на востоке ограничиться какими-то локальными задачами, оставив продвижение к Берлину для «главного фронта» — для французов и англичан. Однако ничего этого не произошло. Русское военно-политическое руководство принимало интересы союзников как свои собственные, а союзники всегда ставили свои собственные интересы гораздо выше русских, что и привело к неравенству в коалиции.

Яростные атаки русских армий в 1914 году, спасшие Францию от разгрома и поставившие Австро-Венгрию на грань поражения, вынудили немцев в 1915 году перенести свои главные усилия на восток. Борьба с технологически мощным врагом один на один оказалась для русских не по силам, и пришлось оставить полтора десятка западных губерний, потеряв более двух миллионов человек, прежде чем англо-французы попытались в сентябре провести широкомасштабное наступление, чтобы хоть немного облегчить положение своих русских союзников.

Отчетливо понимая, что борьба должна быть общекоалиционной и следует ограничиваться тактикой меньшей крови, нанося удары по более слабому по сравнению с собой противнику, Австро-Венгрии, русские, тем не менее, не следовали этой естественной цели. Как будто бы в насмешку над собственными национальными интересами, вплоть до 1917 года, когда Ставка словно бы «прозрела», русские армии старались бить по немцам, хотя такая борьба была русской стороне явно не по плечу ввиду разницы в техническом оснащении.

Результаты были плачевны для Российской империи, но зато как нельзя более выгодны для ее союзников: с каждым новым годом войны русские все больше и больше выдыхались, в то время как западные союзники, имея за спиной поддержку колоний и США, только укрепляли свои позиции. Одновременно с этим русские тщательно изматывали противника, отвлекая на себя, не меньше половины личного состава армий противоборствующей коалиции.

Наглядным примером является ситуация с военнопленными. Львиную долю пленных военнослужащих держав Антанты составляли русские, вынесшие на себе тяжесть беспримерной по своим трагическим последствиям кампании 1915 года. Русские  военнопленные к сентябрю 1915 года составляли 72,8 % всех пленных, расположенных только в Германии, а ведь до миллиона русских солдат и офицеров находилось в концентрационных лагерях на территории Австро-Венгрии. Так вот, англичане пытались облегчить участь своих военнопленных не только посылкой продуктов и прочих вещей, но и чисто физически — обменом на немецких пленных, переводом англичан в лагеря с улучшенным содержанием, интернированием в нейтральных странах (Швейцария, Дания). В то же самое время англичане всячески препятствовали отправке продовольствия русским военнопленным и, тем более, обмену русских пленных на германских.

Тем не менее, англо-французы, быстро осознавшие, что война будет длительной и тяжелой, на грани выживания, спешили еще больше привязать Россию к Антанте. По предложению правительства Великобритании, более всего опасавшегося нетрадиционного хода со стороны партнеров по коалиции, уже менее чем через месяц после начала войны в Лондоне было подписано соглашение с обязательством «не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны», а также подвергнуть обсуждение условий мира предварительному соглашению всех союзников.

Разумеется, что участие Российской империи в войне фактически целиком и полностью зависело от ее императора, на которого замыкались все нити, державшие Россию в войне… Императрица неизменно выступала против чрезмерных претензий союзников. Конечно, решающего влияния царица не могла иметь. Александра Федоровна вообще не могла играть самостоятельной роли, так как за ней не было никакой силы, кроме статуса императрицы.

Как говорит Мальков В.Л.: «На уровне чувствований императрица верно угадывала намерение западных союзников России насесть на нее, после того как война будет выиграна и, используя умножающиеся немощи страны, лишить ее главных плодов победы. Этот мотив многократно возникал в разных сегментах государственной власти России, где, несмотря на временные успехи на фронтах, рождалась неуверенность во внутренней стабильности, предчувствие революции и зависимое положение от расположения и помощи союзников» («Война и общество в XX веке. Кн. 1: Война и общество накануне и в период Первой мировой войны», М., 2008, с. 552). Именно поэтому клевета оппозиции была направлена против царицы.

Самым парадоксальным образом заинтересованность держав Запада в русском перевороте, долженствовавшем закончиться низложением императора Николая II и переходом реальной власти к оппозиционной буржуазии, совпадала с интересами немцев. Именно в это время германское военно-политическое руководство также активно готовило в России смену власти, преследуя, разумеется, отличные от Франции и Великобритании цели — заключение сепаратного мира. Эмигрант Н. Гранберг впоследствии так характеризовал данный парадокс: «Интересно, однако, отметить неоспоримый факт благоприятного отношения к русскому перевороту не только германского правительства и главного командования, но и союзников. Каждая из сторон рассчитывала получить выгоды от этого переворота, не отдавая себе отчета от могущих произойти от этого последствий…» (Военно-исторический вестник, 1966, № 27, с. 15).

Действительно, нельзя сказать, что союзники рьяно готовили русскую революцию. Конечно, нет. Это делали немцы, отлично понимавшие, что любая революция на начальном своем этапе обязательно примет характер хаоса, общего расстройства и Гражданской войны в той или иной степени. За это время можно было бы перевести усилия на Французский фронт и одержать победу в затянувшейся войне. Но союзники в максимальной степени способствовали консолидации оппозиционных сил с целью совершения верхушечного переворота — замены императора Николая II на удобную для Запада кандидатуру (конечно, лучше в форме конституционной монархии).

Николай II, исключительно верный союзу с Великобританией и Францией, перестал устраивать союзников по одной простой причине — он имел моральные принципы, заключавшиеся в укреплении российской государственности. Получалось это у последнего русского царя из рук вон плохо (достаточно вспомнить войну с Японией и Первую русскую революцию), но объективные данные к 1917 году были на его стороне. Это и переход инициативы на Восточном фронте в руки русских, это и секретные договоры, это и готовившаяся на 1917 год Босфорская десантная экспедиция. Наконец, это простое и неизбежное усиление Российской империи по итогам войны (большие человеческие потери в два-три миллиона человек для молодой 180-миллионной нации не играли существенной роли).

В годы Первой мировой войны продолжала увеличиваться численность населения страны. По самому минимальному расчету, с 1 января 1914 (139,9 млн. чел.) по 1 января 1917 года (142,5 млн. чел.) население России выросло на 1,9 %, что в абсолютных цифрах дает 2,6 млн. человек. По ряду оценок, «естественный прирост населения Российской империи в течение 1914 — 1916 годов был столь значителен, что количественно не только компенсировал, но даже перекрывал гибель солдат и офицеров в ходе боевых действий» (Исупов В.А. «Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерки», Новосибирск, 2000, с. 47 — 48).

И, тем не менее, британцы нуждались в союзе с Россией до разгрома Германии. Вот это-то объективное противоречие — необходимость военного партнерства с русскими до поражения немцев и осознание неминуемой вражды с русскими по окончании войны, — и побудило англичан действовать на всех направлениях глобальной политики. Ставка на подконтрольную Западной Антанте оппозицию предполагала, что буржуазно-демократическая Россия будет послушно следовать в фарватере английского влияния, при этом оставаясь в экономической зависимости от британского капитала и не выказывая своих империалистических тенденций.

Было очевидно, что сильная Россия по окончании войны станет реальным противовесом гегемонии Запада не только в Европе, но и в мире. Поэтому теперь традиционная русская монархия так же, как и Германия, становилась препятствием. Так, например, 2 февраля 1916 года в беседе с великой княгиней Марией Павловной французский посол подчеркнул, что после поражений 1915 года вес России внутри коалиции пошатнулся. При этом М. Палеолог (а следовательно, и давшие ему такие инструкции верховные власти Франции) не задумался о том, что англо-французы фактически бросили Россию и Сербию на произвол судьбы в 1915 году.

По материалам книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 206-224.