Императорский орден св. Великомученицы Екатерины или Свобождения (Освобождения) был учреждён в 1714 году Петром I в память спасения его самого и всей русской армии от неминуемого плена после кровопролитного и неудачного сражения у реки Прут. Прутский поход 1711 года едва не закончился катастрофой: малочисленную русскую армию окружили превосходящие силы османов.

Но Екатерина Алексеевна — находящаяся на седьмом месяце беременности, супруга царя Петра и будущая императрица Екатерина I — пожертвовала все свои драгоценности для подкупа турецкого главнокомандующего Мехмед-паши, и русская армия смогла заключить перемирие и выйти из окружения. В память этих событий царь Пётр учредил новый орден и наградил им супругу. Этот женский знак отличия справедливо почитался очень высокой наградой.

5 апреля 1797 года Павел I повелел: Екатерининский орден отныне «имеет два разделения или степени: первая — дам большого креста; вторая — дам меньшого креста или кавалерственных». Павел же установил, что дам большого креста, «сею почестию украшаемых, имеет быть» 12 (не считая особ Российского Императорского Дома или других владетельных домов), а кавалерственных дам — 94. Знак ордена св. Екатерины 2-й степени, на банте из красной с серебряною каймою орденской ленты с девизом ордена («За любовь и Отечество»), прикреплялся к платью дамы.

Преемники Павла I никогда не покушались на отмену августейшего установления и весьма скупо жаловали обе степени Екатерининского ордена. Вплоть до февраля 1917-го как число дам большого креста, так и число кавалерственных дам всегда было значительно меньше тех абсолютных величин, которые определил Павел. Хотя по своей значимости в иерархии российских орденов этот знак отличия занял второе место, орден св. Екатерины жаловался гораздо реже, чем учреждённый ранее орден св. Андрея Первозванного, считавшийся высшей наградой Российской империи.

Портрет Е.П. Балашовой, худ. Дж. Доу (со знаком ордена св. Екатерины 2-й степени)

Портрет Е.П. Балашовой, худ. Дж. Доу (со знаком ордена св. Екатерины 2-й степени)

Все великие княжны получали Екатерининскую ленту (ордена св. Екатерины 1-й степени) при крещении, а княжны императорской крови — по достижении совершеннолетия. Хорошо известный обычай перевязывать новорождённых девочек красной лентой, а новорождённых мальчиков голубой лентой восходит к указу Павла I награждать каждого родившегося великого князя при крещении орденом св. апостола Андрея Первозванного, а великих княжон — орденом св. Екатерины. Супруги великих князей из Дома Романовых обретали ленту накануне бракосочетания.

Ну, а тем честолюбивым дамам, которые не принадлежали к царствующему или владетельному дому, но очень хотели украситься дамским орденом, оставалось уповать на августейшую милость. Наряду с орденами св. апостола Андрея Первозванного и св. Владимира 1-й степени орден св. Екатерины относился к тем регалиям, «которые жалуются не иначе, как по непосредственному Его Императорского Величества усмотрению». В отличие от других императорских и царских орденов, к этому знаку отличия нельзя было представлять, его нельзя было испрашивать.

Портрет генерал-адъютанта А.Д. Балашова, худ. Дж. Доу

Портрет генерал-адъютанта А.Д. Балашова, худ. Дж. Доу

Высший дамский орден жаловался за заслуги мужа или (гораздо реже) сына и был вещественным свидетельством монаршей милости. Кавалерственными дамами были супруги полководцев: светлейшая княгиня Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова, княгиня Елена Павловна Барклай де Толли, графиня Антуанетта Станиславовна Витгенштейн. Достойно упоминания, что все эти дамы довольствовались орденом св. Екатерины 2-й степени. Ни одна из них не удостоилась получить 1-ю степень ордена.

Князь Пётр Иванович Багратион был до глубины души оскорблён тем, что его супругу, княгиню Екатерину Павловну, урождённую графиню Скавронскую, не пожаловали в кавалерственные дамы одновременно с женой Барклая де Толли. Екатерина Павловна находилась в отдалённом родстве с императорской фамилией, но о легкомыслии и любовных похождениях княгини злословила вся аристократическая Европа. Все знали об её интимной связи с князем Меттернихом, от которого княгиня родила дочь. Вероятно, именно это обстоятельство и помешало княгине Багратион стать кавалерственной дамой. Однако прославленный полководец был возмущён: «Есть ли бы и был кто недоволен моею женою — это я. Какая кому нужда входить в домашние мои дела. Её надо наградить отлично, ибо она — жена моя… Она, кто бы ни была, но жена моя, и кровь моя всё же вступится за неё…»

Стать кавалерственной дамой было заветной мечтой многих честолюбивых великосветских дам, а уж получить ленту ордена св. Екатерины 1-й степени могли лишь единицы, да и то лишь на закате жизни. Княгиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова (1792-1880), ставшая кавалерственной дамой в июле 1823 года, ленту удостоилась получить лишь в декабре 1850-го. Фрейлина Александра Осиповна Россет, пушкинская «черноокая Россети», по её собственному красноречивому признанию, готова была выйти замуж за похотливого старика, князя Сергея Михайловича Голицына, лишь бы обрести статус кавалерственной дамы.

Князь, прозванный современниками «последним московским вельможей», был старше фрейлины на 35 лет, но эта разница с лихвой компенсировалась его баснословным состоянием: 25 тысяч крепостных душ, заводы, соляные варницы, ценные бриллианты и масса движимого и недвижимого имущества. (Только в Первопрестольной и её окрестностях князю принадлежали подмосковные Кузьминки, большая усадьба на Волхонке и дом на углу Тверской и Камергерского переулка.) Ещё при Павле I получивший придворное звание действительного камергера, Сергей Михайлович пользовался неизменной милостью императорской фамилии и в конце жизни был удостоен чина действительного тайного советника 1-го класса, который соответствовал чинам генерал-фельдмаршала и канцлера.

Имевший красную Александровскую ленту — внешне так схожую с Екатерининской, — он вёл себя в Зимнем дворце без особых церемоний и любил сидеть на диване рядом с обворожительной фрейлиной. «Он снимал свою ленту, и я раз её надела, как вдруг этот старик мне сказал: «Если вы выйдете за меня замуж, у вас будет Екатерининская лента». — «Я согласна», — отвечала я. … Всё сказанное в шутку сделалось скоро для меня горькой истиной». Старый сластолюбец имел существенный изъян — он был «немножко женат», и жена, княгиня Авдотья Ивановна, более четверти века жившая в разъезде с мужем, отказалась дать ему развод. Так и не довелось Александре Осиповне украситься Екатерининской лентой — которая, не будем скрывать, очень пошла бы этой неотразимой жгучей брюнетке, с красотой и умом которой могло соперничать лишь её же честолюбие.

Статут ордена гласил: «Пожалование всех дам, как большого креста, так и кавалерственных, зависит от Начальницы Ордена, а в небытность оной от Наместницы». Начальницей (Орденсмейстером) ордена св. Екатерины с момента его основания всегда была императрица (царствующая или вдовствующая), причём вдовствующая императрица сохраняла за собой орденсмейстерское звание пожизненно. Лишь после её смерти супруга царствующего императора могла стать Начальницей ордена — а до той поры оставалась Наместницей (Диаконисой) ордена. Формально именно Начальница Екатерининского ордена единолично должна была принимать решение о пожаловании его знаков той или иной даме, однако, вне всякого сомнения, такое награждение не могло состояться вопреки воле царствующего императора.

На представленном портрете Балашовой Е.П., кисти Дж. Доу, виден знак ордена св. Екатерины 2-й степени. Уроженец Лондона Джордж Доу (1781-1829) прибыл в Петербург летом 1819 года и несколько лет напряжённо и продуктивно работал над написанием портретов полководцев и военачальников для Военной галереи Зимнего дворца. Летом 1828-го он уехал из России в Италию, в феврале 1829-го на короткое время возвратился в Петербург, однако летом того же года, в связи с резким ухудшением здоровья, отправился на лечение в Германию. Лечение не помогло, и в конце августа живописец через Голландию отплыл на родину, а 15 октября 1829 года скоропостижно скончался в Лондоне.

Уже с начала 1820-х годов, параллельно с работой над портретами для галереи, Доу начал получать частные заказы от этих же моделей и членов их семей. Художник одновременно создавал романтические образы военных, парадные и более камерные изображения их жён, эффектные портреты великосветских красавиц, групповые сцены. Так были исполнены портреты супругов Закревских, Пирх, портреты большой семьи Нарышкиных, фамильные изображения Влодек, Балашовых, Строгановых и многие другие.

Все эти лица принадлежали к сливкам великосветского Петербурга. За каждый портрет, написанный для Военной галереи Зимнего дворца, британский живописец получал от казны 1000 рублей ассигнациями, то есть примерно 250 рублей серебром или 75-80 фунтов стерлингов. Аналогичную цену художник назначал и за другие работы среднего формата, выполнявшиеся им по заказам частных лиц. Наиболее известным русским художникам за портрет такого формата платили в три — четыре раза меньше».

Следовательно, только весьма состоятельный военачальник мог позволить себе роскошь портретироваться у модного британского живописца: 2000 рублей ассигнациями, которые следовало заплатить ему за два парных портрета, были по тем временам суммой весьма значительной. Это было годовое жалованье государственного историографа Николая Михайловича Карамзина, на которое он ухитрялся содержать большое семейство. Примерно столько же получал генерал-майор, командир бригады.

Сложившаяся практика была такова, что сначала супруга сановника получала дамский орден 2-й степени и лишь через несколько лет после этого могла удостоиться звания статс-дамы. Светлейшая княгиня Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова обрела это звание лишь после Бородинской битвы, одновременно с пожалованием её супругу чина генерал-фельдмаршала. Но не всякой кавалерственной даме было суждено со временем стать «портретной дамой». Обладательниц Особого знака отличия — медальона с портретом императрицы, украшенного бриллиантами и носившегося на Андреевской ленте, в быту и называли «портретными дамами». Во время придворных церемоний августейший портрет на женском платье обращал на себя всеобщее внимание.

Генерал от инфантерии и генерал-адъютант Балашов (Балашёв) в особых рекомендациях не нуждается. Его фамилия, скорее всего, происходит от одного из тюркских слов — «бала» (ребёнок) или «балас» (камень). Генерал Балашов пользовался доверием и расположением императора Александра I, генерал-адъюантом которого он состоял с 1809 года. Он был также первым и последним министром полиции Российской империи. По пристрастному отзыву одного из современников, пострадавших от его рвения, Балашов превратил своё министерство в «общее и повсеместное шпионство».

Министр «хотел всё ведать, всего доискаться и всё замучить». Он действовал с большим размахом и неустанным радением. «Все губернаторы с их полицейскими чинами вошли в его команду, и министр внутренних дел сделался почти нулём в таблице государственных чинов. … Мало-помалу служба обратилась в инквизицию и розыск. По губерниям появились везде потаённые фискалы. Всякий вздор доходил до сведения министра и прямым путём, и кривыми дорогами. Не было преступления выше того, чтобы скрыть какое-либо и самое пустое обстоятельство от сведения государева».

Именно он в качестве министра полиции в марте 1812 года участвовал в аресте Михаила Михайловича Сперанского, а затем занимался разбором его бумаг. 13 июня 1812 года, после перехода Великой армии через Неман, именно Балашов был послан Александром I с личным письмом к императору Наполеону I. Эта миссия позволила Александру Дмитриевичу прочно связать своё имя с «грозой двенадцатого года», попасть не только на скрижали Истории, но и на страницы толстовской эпопеи «Война и мир».

На вопрос Наполеона, какой лучше идти дорогой, чтобы добраться до Москвы, Балашов ответил: «Карл XII шёл через Полтаву». Вместе с адмиралом Шишковым и графом Аракчеевым генерал-адъютант Балашов подписал прошение к императору оставить армию, а затем сопровождал государя в Москву и Петербург, где присутствовал на совете, предложившем назначить главнокомандующим всеми действующими армиями Кутузова М.И.

В 1819 году Министерство полиции ликвидировали, и Балашов стал генерал-губернатором обширного округа из пяти губерний: Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской. Именно в это время Балашов и его супруга Елена Петровна портретировались у Доу. Судя по всему, их парные портреты были выполнены британским живописцем в 1822 году. Супруги могли себе это позволить. Балашов был очень состоятельным человеком, владельцем почти тысячи крепостных крестьян и двух каменных домов в Петербурге. Его вторая жена Елена Петровна, урождённая Бекетова (1779 — конец 1823), принесла мужу колоссальное состояние — 260 600 десятин земли в Симско-Маньярском горнозаводском округе Уфимской губернии. Её мать Ирина Ивановна, урождённая Мясникова, была старшей дочерью крупного владельца уральских заводов, миллионера купца Мясникова; лично Ирине Ивановне принадлежали два завода и 19 тысяч крепостных крестьян. Со временем всё это баснословное богатство перешло в род Балашовых.

Елена Петровна Балашова, так и не ставшая «портретной дамой», любила портретироваться у именитых живописцев: в коллекции Государственного Русского музея хранится её портрет кисти Владимира Лукича Боровиковского. На этой картине генеральша изображена с пасынком Дмитрием, падчерицей Анной и старшим сыном Петром. Елена Петровна родила троих сыновей: Петра, Александра и Ивана (с которым её и запечатлел Доу). Родившийся в июне 1815-го Иван Александрович Балашов 9 мая 1841 года, будучи штабс-ротмистром Кавалергардского полка, погиб на Кавказе…

Из статьи С. Экштута «Кавалерственная дама», журнал «Родина» №12 2014, с. 128-134.