С ноября 1861 года Военное министерство возглавлял генерал Дмитрий Алексеевич Милютин, который провёл ряд реформ, полностью изменивших систему комплектования и управления русской армией. Финальным и, пожалуй, самым известным эпизодом этой колоссальной работы стало введение 1 января 1874 года всесословной воинской повинности, то есть переход от рекрутских наборов к всесословной воинской повинности.

1 января 1874 года император Александр II утвердил Устав о воинской повинности, статья 1 которого гласила: «Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности». В солдаты или матросы призывали теперь по достижении 21 года. Для армии устанавливался 6-летний срок действительной службы и 9 лет пребывания в запасе, для флота — 7 лет службы и 3 года в запасе.

Устав запрещал практиковавшиеся ранее откуп от службы (путём приобретения рекрутских квитанций) и замену призываемого охотником (добровольцем). Правда, предусматривались многочисленные льготы и освобождение от службы по состоянию здоровья, по семейному положению и по роду занятий (так, не подлежали призыву деятели науки и искусства и преподаватели учебных заведений). В мирное время потребность в пополнении армии была значительно меньше числа призывников, поэтому Устав предусматривал призыв по жребию. Каждый год 700-800 тысяч молодых людей заносили в призывные списки. За правильность составления списков, определения «прав каждого призываемого» и медицинского освидетельствования отвечали уездные, окружные и (в крупных городах) городские по воинской повинности присутствия.

Согласно докладу министра внутренних дел, в тот первый призыв более 50 процентов призывников были освобождены от службы в войсках по семейному положению, а ещё 49 442 человека — «по болезням и телесным недостаткам» и из-за маленького роста (минимальный рост новобранца должен был составлять 2 аршина и 2,5 вершка, т. е. чуть более 153 сантиметров). В дальнейшем из-за физической непригодности от службы освобождалось около 15-20 процентов призывников.

Каковы же были итоги 15-летнего пребывания Дмитрия Милютина на посту военного министра? Их естественной проверкой стала война 1877-1878 годов. Тогда уже стали очевидными достижения и недостатки системы, созданной этим выдающимся тружеником, убежденным в незыблемой правоте собственных конструкций.

Мобилизация войск Киевского, Одесского, Харьковского, а также частично Московского и Кавказского военных округов началась 2 ноября 1876 года — всего было переведено на штаты военного времени 20 пехотных дивизий, 7 кавалерийских, Донская казачья с соответствующей артиллерией, то есть около 460 тысяч человек и 1154 орудия. Таким образом, была мобилизована почти половина всей пехоты русской армии (40 пехотных, 4 гренадерских, 3 гвардейских дивизии).

К 1 января 1877 года численность армии выросла до 1 005 825 человек. С одной стороны, это была сила, с которой невозможно было не считаться. В разгар переговоров с Лондоном весной 1877-го австрийский император Франц-Иосиф отправил Александру II письмо, в котором говорилось: «Что бы ни случилось, и какой бы оборот эта война не приняла — ничто не может заставить меня отступить от данного мною слова. Англии было в самой решительной форме сообщено, что она ни при каких обстоятельствах не может рассчитывать на союз с Австрией».

На самом деле от обстоятельств зависело очень многое. Ситуация была предельно ясной. Командир IV армейского корпуса генерал-лейтенант Павел Дмитриевич Зотов (1824-1879), получив распоряжение о мобилизации, удивительно точно отметил в своём дневнике от 10 апреля 1877 года основные направления будущих событий: «При отсутствии нашего Черноморского флота и при господстве (турок) на Чёрном море и Дунае, операционною нашею линию уже не может быть береговая восточная полоса Турции; переправу через Дунай придётся провести выше Силистрии, а может быть, и выше Рущука; коммуникационная линия вдоль Дуная, усеянного турецкими крепостями, будет тянуться вёрст на триста и более, нужно её прикрыть; затем, после переправы через Дунай мы врезываемся в середину расположения неприятельской армии, следовательно, сообщения наши нужно будет прикрывать с обеих флангов, как же тут обернуться 6 корпусами, особенно при настоящем их слабом составе.

Мне кажется, что в момент переправы через Дунай нужно иметь под рукой минимум 8 корпусов: один временно оставить на левом берегу, по два корпуса бросить направо и налево после переправы, а с остальными тремя ломить прямо за Балканы. По всей вероятности в этом деле важную роль играет экономический вопрос; но наша экономическая система всегда основывалась на фальшивом фундаменте; мы всегда стремимся в настоящем сэкономить хоть несколько тысчёнок, не соображая, что впоследствии приплатим за это десятки миллионов. Если мы сразу поставим на европейском театре войны 350 т., а в Азии 150 т., а всего 500 т., и положим, что ежедневный расход, кроме обыкновенного военного расхода, будет 1 000 000 р., то, имея шансы окончить кампанию в 3 месяца, война обойдётся России в 100 миллионов; ежели же неудачное начало затянет войну на целый год, и мы, в конце концов, всё-таки должны будем поставить против турок полмиллиона бойцов, то война нам обойдётся со временем вчетверо дороже, а как вдруг, к довершению всех невзгод, время сделается нашим врагом, благоприятные политические условия для нас в Европе изменятся, и Турция приобретёт в Англии и Австрии вместо тайных явных союзников, — ведь дело будет совсем скверно».

Только молниеносная и решительная победа давала России возможность избежать вмешательства Европы. Казалось, возможность достичь подобного успеха была предоставлена. Ни в одной из Русско-турецких войн фактор времени не играл столь значительную роль. Турция возлагала все свои надежды на успешную оборону. Русские планы были основаны на расчётах проведения войны в одну кампанию, что требовало высокого уровня подготовки армии и её руководства. «У нас подготовлены войска и материальные средства, — отмечал 27 июля 1876 года Милютин, — но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры». На самом деле состояние армии было далеко не блестящим, что не замедлило сказаться на её действиях.

Вооружение

«Что касается боевой готовности выставленных войск, — писал один из самых первых историков этой войны, — то она оставляла желать многого: линейная пехота была вооружена несовершенным оружием — винтовками Крнка; стрелковые батальоны, хотя имели малокалиберные винтовки Бердана, но образца № 1, а не окончательного; артиллерия была вооружена 4-х и 9-ти фунтовыми медными пушками, которые по своей малой начальной скорости (около 1000 ф. в секунду) должны быть отнесены к первоначальному типу нарезной артиллерии; кавалерия была недостаточно подготовлена к выполнению главного своего назначения — разведывательной службе; новые тактические приёмы, вызванные быстрым усовершенствованием огнестрельного оружия, ещё не успели привиться в войсках; особенно сильно сказывалось отсутствие связи при совместных действиях трёх родов оружия. Все эти недостатки искупались одним неизменным достоинством — мужеством и выносливостью солдата».

Постоянная экономия на нуждах армии привела к тому, что в 1877 году она была вооружена винтовками нескольких образцов, не обладая преимуществом единообразия вооружения. Из 48 пехотных дивизий русской армии только 16 имели на вооружении современные для того периода винтовки системы Бердана с прицельной дальностью стрельбы до 1200 шагов. 5 дивизий на Кавказе имели игольчатые винтовки Карле с бумажным патроном, 27 — винтовки системы Крнка. Обе винтовки имели прицельную дальность стрельбы до 600 шагов в линейных ротах и до 1200 у унтер-офицеров и у всех в стрелковых ротах. Поскольку серийный выпуск малокалиберных берданок начался с 1874 года, в ходе перевооружения в течение 1877-го новым оружием могли быть снабжены лишь войска, находившиеся в пределах империи и не участвовавшие в военных действиях, а также вновь формируемые войска.

Пехота Киевского, Одесского, Харьковского и Московского военных округов отправилась на Балканы с модернизированным в 1857-1859 годах оружием армии Николая I — устаревшими винтовками системы Крнка, и её перевооружение происходило частично в ходе боевых действий, в 1878 году. Кавалерия к началу 1877 года была перевооружена полностью. Перевооружение армии винтовками Бердана № 1 и Бердана № 2 продолжалось и закончилось лишь в 1884 году.

Реформы у противника

Всеобщая воинская повинность (для мусульманского населения) в Османской империи также была введена в 1874 году, переход к ней занял гораздо меньше времени, так как турки приступили к реформированию своей военной системы в 1869-м. Призывной возраст вводился с 20 лет, после 4 лет службы «под знамёнами» (низам), 2 лет в резерве 1-го класса (ихтият), в 26 лет отслужившие солдаты пехоты и артиллерии последовательно переходили в 1-й, 2-й, 3-й и 4-й классы резерва 2-го класса (редиф). В кавалерии служба «под знамёнами» продолжалась на 1 год дольше, но в резерве 1-го класса кавалеристы находились всего год, после чего переходили в редиф.

Кроме того, существовала и иррегулярная кавалерия — башибузуки, однако, по свидетельству иностранных наблюдателей, в ходе войны она проявила себя абсолютно бесполезной. Эти отряды слабо контролировались командованием и вместо разведки и действий на коммуникациях противника в основном занимались грабежами и резнёй мирного населения.

В 1876 году, несмотря на тяжелейшее финансовое положение, Турция закупила для своей пехоты в США около 600 тысяч винтовок Пибоди-Мартини, превосходивших по дальности стрельбы винтовки Крнка и Карле, которыми в основном были вооружены воевавшие на Балканах и на Кавказе русские пехотинцы. Прицельная дальность стрельбы этого оружия доходила до 1800 шагов, скорострельность также существенно превосходила таковую Крнка и Карле. Что касается турецкой кавалерии, то она была вооружена 11- или 15-зарядными карабинами Винчестера, гораздо более скорострельными, чем оружие русской кавалерии.

Не лучшим образом дело обстояло и с артиллерией. В ходе боевых действий обнаружилось значительное превосходство новых стальных турецких орудий (германского и английского производства) над русскими бронзовыми образца 1867 года. В 1877-м пришлось срочно выработать и принять на вооружение образцы новых стальных орудий. Таким образом, русская армия вступала в войну, имея устаревшее и явно уступающее противнику по качеству оружие.

Боевое применение

В боях под Плевной как нигде ярко сказалось преимущество скорострельной и дальнобойной винтовки Пибоди-Мартини, которой была вооружена турецкая пехота, включая и благоразумно приобретённый запас патронов, доходивший до 1000 на ствол. Русская пехота, как и пехота французов, австрийцев, англичан, немцев, да и турок, наступала в устаревших сомкнутых строях, представлявших собой удобную цель, а запас патронов, который нёс с собой солдат, ограничивался 60. Запас патронов к винтовкам Крнка, снимавшимся с вооружения, был достаточно велик, в 1877 году их поставили в Дунайскую армию в количестве 43,47 млн. штук, но поначалу всё же требовали экономить.

Под Плевной при атаках солдаты весьма скромно расходовали боеприпасы. Например, 62-й пехотный Суздальский полк за 9 часов боя 19 августа 1877-го использовал 51 188 патронов, по 17 патронов на винтовку, соседний 63-й пехотный Углицкий — по 20 патронов. У подходивших вплотную к турецким позициям солдат иногда заканчивались патроны, и тогда положение атакующих становилось трагическим. Норма в 60 патронов очень быстро продемонстрировала свою недостаточность и в боях на Шипке. Здесь в самый разгар боёв приходилось под огнем собирать патронные сумки у убитых перед русскими позициями турок — благо патроны к винтовке Снайдерса подходили и к Крнка. В результате в 1877 году, в ходе основных столкновений с турками на Балканах, было израсходовано только 5,443 млн. патронов к винтовкам Крнка.

Русская артиллерия была в изобилии снабжена снарядами, однако существенно уступала по качеству турецкой. В результате при атаках укреплений она оказалась не в состоянии разрушить их или заставить оборонявшуюся пехоту прекратить огонь. С 25 августа по 28 ноября, то есть фактически за всё время осады и блокады, по плевненским укреплениям и городу было выпущено более 110 тысяч снарядов, из них 18 тысяч осадных. Результат был мизерный, действие же артиллерии против турецких окопов и редутов оказалось практически равно нулю. Качество боеприпасов было удручающе низким. Редуты остались неразрушенными, город и поля перед укреплениями были завалены сотнями неразорвавшихся русских снарядов. В ряде случаев обстрел не помешал противнику приводить в порядок укрепления и даже строить новые — это было серьёзное моральное поражение. Таким образом, русская армия расплачивалась за предвоенную экономию на её нуждах.

Резервы

Несколько лучше дело обстояло с обученными резервами. Их было больше, чем у Турции, но всё же явно недостаточно для того, чтобы принять вызов войны с коалицией. Перед мобилизацией 1876 года в армии считалось 722 тысячи человек, а в обученном резерве — всего 752 тысячи. После мобилизации 1877 года в запасе состояло 850 тысяч человек (с учётом необученного призыва 1877-го, записанных в ополчение льготников, также не обученных, и льготных казаков). Весной 1877-го турецкая регулярная армия насчитывала 276 тысяч человек, из которых 186 тысяч были направлены на Балканы, фронтом к линии Дуная, а 90 тысяч расположены на русско-турецкой границе в Закавказье.

В 1875 году была проведена мобилизация ихтията и первого класса редифа, которые, собственно, и составили костяк армий, действовавших против Сербии и Черногории и повстанцев в Боснии, Герцеговине и Болгарии. В 1877-м турецкие сухопутные силы были разделены на 7 армий: 1-я гвардейская армия занимала позиции у столицы, 2-я находилась на Дунае, 3-я — на границе с Сербией и в Македонии, 4-я — в Закавказье и Малой Азии, 5-я — в Сирии, 6-я — в Месопотамии, 7-я — на Аравийском полуострове. Лучшие силы были собраны в 1-й и 2-й армиях, остальные в основном состояли из ихтията и редифа.

В начале Русско-турецкой войны мобилизационные возможности русской армии были далеко не исчерпаны (во всяком случае, в отношении рядового состава), что позволило к началу 1878 года удвоить списочный состав армии (по сравнению с уровнем ноября 1876-го) — с 722 до 1511 тысяч, а состав полевых войск увеличить в 1,5 раза, то есть более чем на 300 тысяч. Полевые войска на этот момент составили 56 процентов сухопутных сил — 850 тысяч человек.

Солдат было достаточно, чего никак нельзя было сказать о командирах. Унтер-офицеров не хватало уже перед войной. Из 32 тысяч требуемых сверхсрочных налицо было 5730 (17% штата), из них строевых — только 2048 фельдфебелей (38% штата) и 1790 старших унтер-офицеров (8% штата) — всего 3838 человек.

В 1877 году в армии состояло по списку 21189 офицеров и генералов, а по штату полагалось 22 952. Разница составила 1763 человека, и боевые потери её увеличили. Запаса офицеров для новой мобилизации не было. Даже в 1881 году разница между штатами мирного и военного времени составила 13,5 тысяч человек.

Высшее управление

Гораздо более тяжёлым по последствиям для судеб армии и войны было отсутствие в России независимого Генерального штаба. Большие числа были созданы, а система эффективного управления ими — нет. Этот недостаток проявился уже на этапе планирования военных действий. Первый вариант плана войны против Турции был составлен в октябре 1876 года генералом Николаем Николаевичем Обручевым (1830-1904). Он был основан на идее молниеносной войны, для чего армия должна была избежать ошибок прошлых Русско-турецких войн: медленной переправы через Дунай и осады крепостей, под стенами которых русская армия всегда несла большие потери.

Обручев предлагал не штурмовать, а блокировать турецкие крепости в низовьях Дуная. В марте 1877 года был завершён окончательный вариант его плана, основанный на тех же принципах. Основные силы турецкой армии — около 93 тысяч человек — были растянуты вдоль Дуная, и ещё 65 тысяч человек были разбросаны от Ниша до Варны и от Софии до Константинополя. Генерал предлагал использовать это обстоятельство и сосредоточить в Румынии 303 тысячи человек при 774 орудиях. Армия должна была перейти Дунай не в его низовьях, в болотистой и угрожавшей эпидемиями Добрудже, у Силистрии или Рущука, как это было раньше, а выше по течению реки, где у турок не было крепостей, в районе, преимущественно населённом дружественными к России болгарами.

После переправы предполагалось развернуть армию в так называемый «стратегический веер», фактически разделив её на три приблизительно равные по силам самостоятельные группировки, одна из которых должна была блокировать турецкие крепости в низовьях Дуная, вторая — действовать против турецких сил в направлении Видина, и третья — численностью в 114 тысяч человек — перейти через Балканы и двинуться на Константинополь. Таким образом, наступление на турецкую столицу было бы обеспечено с флангов, а на каждом из направлений русские войска существенно превосходили бы противника, что позволяло надеяться на окончание войны к исходу лета, в одну кампанию. План был принят за основу, после чего переработан.

В отличие от Германии, он составлялся не независимым от военного министра Генеральным штабом, а всего лишь одним из сотрудников Милютина, и поэтому никоим образом не был обязательным к исполнению. В исправлении проекта приняли участие сам император, военный министр, главнокомандующий великий князь Николай Николаевич-старший, его начальник штаба генерал Непокойчицкий А.А., помощник начальника штаба генерал-майор Левицкий К.В.

В результате от первоначальных предложений Обручева не осталось практически камня на камне. «Если бы кампания началась (как она закончилась) с 375 000 чел. вместо 200 000, — отмечал американский военный наблюдатель при русском штабе лейтенант Грин, — вполне возможно, что этот план был бы выполнен с весьма незначительными отклонениями (пока его не остановило бы иностранное вмешательство); но с незначительными силами, оставшимися под рукой после перехода Дуная, захвата перевала на Балканах и выделения чувствительной части войск на каждый из флангов, было нечего отправить за Балканы; и ко времени, когда подошли подкрепления, дела приняли совершенно другой оборот». Весьма критически отнёсся к недооценке противника и выделению незначительного числа войск для действий за Дунаем Тотлебен Э.И. Единственной частью плана Обручева, не подвергшейся переработке, была оценка Закавказского направления как второстепенного.

Прежде всего численность Дунайской армии из соображений экономии сил и средств была сокращена до 258 573 человек. К 1 января 1878 года её пришлось увеличить до 410 882 человек, и это несмотря на потери под Плевной, Горным Дубняком и на Шипке. Основные силы армии после переправы через Дунай должны были быть направлены против турецких крепостей в низовьях реки, за Балканы вместо 114-тысячной армии направлялся 12-тысячный отряд, правый фланг армии оказался совершенно оголённым, резервов на случай непредвиденных обстоятельств не было.

Этот план оставлял без наблюдения корпус Осман-паши в Видине, что сделало неизбежным самое трагическое для русской армии развитие событий. Последствия же его для исхода войны не поддаются переоценке, тем более, что даже в мае 1877-го, то есть в начале кампании на Дунае в окружении императора и Николая Николаевича-старшего рассчитывали на молниеносную войну, которая должна была закончиться за Балканами уже в конце июля.

Как известно, этого не произошло. По меткому замечанию крупного американского исследователя русской военной силы Брюса Меннинга — не так важно иметь силы, как уметь рационально их использовать. Многие недостатки системы Дмитрия Милютина будут исправлены, за исключением одной — слабости системы управления, которая переживёт своего создателя и проявит себя в полную силу в Русско-японскую и Первую мировую войны.

По материалам статьи О. Айрапетова «Из соображений экономии», журнал «Родина» №4 2014, с. 16-19.