Первая мировая война стала для российских немцев первым из целой череды суровых испытаний, выпавших на их долю в XX веке. В Поволжье, в Саратовской и Самарской губерниях, к 1914 году проживало свыше 400 тыс. немцев, переселившихся сюда еще в 1760-е годы, насчитывалось более 200 немецких поселений. И вот страна, гражданами которой они являлись, вступила в противоборство с их исторической родиной – Германией…

С началом войны во всех лютеранских и католических храмах были отслужены молебны о ниспослании победы русскому оружию. В немецкоязычных газетах печатались воззвания к немецкому населению о верном служении царю и Отечеству, призывы заботиться о семьях ушедших на фронт, раненых и убитых на войне.

Поволжские немцы приняли активное участие в благотворительных акциях, направленных на помощь фронту, на организацию излечения раненых воинов. К 1 июня 1915 года ими было пожертвовано для фронта свыше 100 тысяч рублей, собрано большое количество продовольствия, одежды и обуви. Немцы открыли и содержали на свои средства семь довольно крупных лазаретов. В местной русскоязычной прессе сохранилось немало благодарных откликов на деятельность этих лазаретов.

Манифестация на Тверской 28 мая 1915 г., позднее переросшая в антинемецкий погром

Приведём лишь один из них: «Мы, раненые нижние чины, находившиеся на излечении в лазарете № 2, в доме Евангелическом, приносим глубокую признательность доктору Петру Карловичу Галлеру с супругой за их заботы и доброе отношение к нам. А также искренняя благодарность медицинскому персоналу, сёстрам милосердия и всем служащим за внимательное отношение и вообще за их труд. Каждый из нас будет долго вспоминать этот тёплый уголок. За всех, ротный к-р Николай Савин».

Однако после первых неудач русских войск на фронте даже патриотические действия немецкого населения Поволжья и других регионов России не могли помешать быстрому развитию в российском обществе антинемецких настроений. Особо широкий размах они приобрели в 1915 году, переходя в ряде случаев в антинемецкую истерию. 27-29 мая 1915-го в Москве произошёл антинемецкий погром. Было разгромлено 759 торговых заведений и квартир, причинён ущерб в размере 29 млн. рублей золотом, трое немцев были убиты и 40 ранены. В Петрограде громили квартиры и конторы учреждений, принадлежавших немцам.

Яков Герман, участник боёв на турецком фронте

Новейшее оборудование типографии издательства И.Н. Кнебеля, позволявшее издавать книги на высочайшем художественном и полиграфическом уровне, было сброшено со второго этажа на улицу и разбито. Пострадали мастерские художников, особенно Я.Я. Вебера, у которого были похищены все произведения. Погромы прошли в Нижнем Новгороде, Астрахани, Одессе, Екатеринославе и некоторых других городах. В сельской местности нередкими стали самовольные захваты, грабежи и поджоги собственности колонистов. Психологическое давление, моральный, а порой и физический террор заставлял многих немцев, в том числе и занимавших высокое положение в обществе, менять свои фамилии на русские. Так, военный губернатор Семиреченской области М.А. Фольбаум сменил свою фамилию на Соколов-Соколинский.

Продолжением антинемецкой кампании стал ряд мер по ликвидации крупного имущества российских немцев (земельных владений, предприятий), переименование населённых пунктов, имевших немецкие названия (первым шагом стало переименование Санкт-Петербурга в Петроград), запреты на использование немецкого языка. Фронтовое командование осуществило депортацию немецкого населения из западных губерний (практически со всей территории западнее Днепра).

Исключением на этом мрачном фоне довольно долгое время оставались поволжские губернии – Саратовская и Самарская. Более чем полуторавековое совместное проживание там русских и немцев сформировали толерантные взаимоотношения между ними, на которые какое-то время не могла повлиять даже антинемецкая кампания. Так, в Саратове не было погромов. Дважды, в 1914 и 1915 годах, часть домовладельцев и гласных городской думы при содействии саратовского губернатора ставили вопрос о переименовании Немецкой улицы – одной из главных улиц Саратова (ныне – проспект имени Кирова С.М.). Однако оба раза эти предложения отклонялись, Официально Немецкая улица сменила свое название лишь в 1917 году.

6 февраля 1917 года законы о ликвидации немецкого землевладения в России были распространены и на поволжских немцев, a на весну планировалась их депортация. Это решение встретило неоднозначную реакцию местного не немецкого населения. 23 февраля 1917 года на общем собрании членов городских дум, биржевых комитетов и земств Саратова и Покровска его участники выразили свой протест и солидарность с немецким населением региона. В принятом решении говорилось: «Живущие среди нас немцы-колонисты – суть такие же русские граждане, как и мы. В нашем краю колонисты являются незаменимыми сельскими хозяевами. Мы обязаны настойчиво, определенно заявить, что ликвидация немецких земель… является мерой гибельной как для самих колонистов, так и для всего края. Она окажется чувствительной и для всей России».

И всё же, со временем, антинемецкие настроения распространились и в Поволжье. В июле 1915 года газета «Новое время» обвинила саратовских немцев в пособничестве Германии, в частности, мукомолу Э.И. Борелю ставилось в вину то, что незадолго до захвата Либавы германскими войсками он отправил туда «громадные запасы хлеба для неизвестных целей». Хлеб этот якобы не продавался и полностью достался неприятелю. Проведённая по указанию правительства жандармская проверка не подтвердила эти обвинения. В прогерманских симпатиях и прямом шпионстве обвинялся католический епископ И.А. Кесслер.

Развивалась травля местных чиновников-немцев. Их вынуждали покидать свои посты. Большую роль в хозяйственной жизни Саратова в период войны играл К.Н. Гримм – уполномоченный министерства земледелия по закупке хлеба для армии в Саратовской губернии и Уральской области. В 1915 году местная пресса не сомневалась в его патриотических настроениях, приводя его речь на заседании Государственного совета. Но в 1916 году отношение к нему поменялось: он назывался прямым виновником повышения цен на хлеб, сообщалось о его отставке.

Первая мировая война привела к беспрецедентной тотальной мобилизации немцев Поволжья на военную службу. Всего за годы войны было мобилизовано свыше 50 тыс. человек – почти всё мужское немецкое население призывного возраста. В то же время царившие в стране антинемецкие настроения, подозрительность, глубоко пустившая корни в государственном руководстве и военном командовании, привели к тому, что практически все немцы-призывники подвергались унизительной дискриминации.

Уже с осени 1914 года их прекратили посылать на западные фронты. Распоряжением мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба от 22 октября 1914 года начальнику штаба Казанского военного округа было предписано: «Всех немцев-колонистов не высылать с ротами на западный фронт, а отправлять Вашим распоряжением по согласованию с начальником штаба Кавказского военного округа в запасные батальоны Кавказа». Тех же, кто попадал на западные фронты раньше, переводили на Кавказский фронт. Всего в течение 1914-1915 годов с западных фронтов на Кавказский было отправлено свыше 17 тысяч немцев-военнослужащих.

После того, как немецкое население, проживавшее в западных губерниях России, было объявлено «неприятельским» и началась его депортация в восточные районы страны, призыв на военную службу немцев этой категории практически прекратился. В дальнейшем призывали главным образом немцев Поволжья и Сибири. За редким исключением они тоже оказывались на Кавказском фронте. Но даже и там им оружие, как правило, не доверяли. «Главнокомандующий не признал желательным назначать немцев для обслуживания тыловых учреждений и возможным вливать их в части войск других родов оружия, желая избавить эти части от лишних пытливых, зорких глаз людей хотя и русскоподданных, но немцев по духу».

В боевые части было направлено всего около 4000 немцев, главным образом, в пехоту, не более чем по 10 человек в роту (что в среднем составляло около 5 процентов численности роты, причём немцы ещё и распределялись по разным взводам и отделениям). Просьбы некоторых командиров об увеличении в ротах числа немцев до 15 человек главнокомандующим были «категорично отклонены». Часть военнослужащих-немцев была прикомандирована к казачьим войскам: по 15 человек к конным и по 25 человек к пластунским и другим пешим сотням. Там их использовали как рабочую силу при оборудовании биваков и позиций. Однако казачье начальство неоднократно выражало сомнения по поводу целесообразности такого использования немцев-колонистов. Оно отмечало резко враждебное отношение к ним казаков и риск самочинных расправ. Отдельные такие факты, к сожалению, имели место.

Между тем, как становится ясно из документов наградного отделения штаба Кавказской армии, опасения командования по «немецкому вопросу» были в подавляющем большинстве случаев беспочвенны. Оказавшиеся в боевых частях немцы-военнослужащие воевали честно и мужественно. Так, в списке из 124 нижних чинов 1-го Кавказского сапёрного батальона, награждённых главнокомандующим Кавказской армией великим князем Николаем Николаевичем-младшим за боевые отличия в Эрзерумской операции зимой 1915/16 года, среди прочих, значились получившие Георгиевский крест 4-й степени младшие унтер-офицеры Карл Вебер и Рудольф Келлер, сапёры Густав Борман, Карл Кренц, Лейзер Зенгер и другие немцы.

Ещё один участник этой операции – ефрейтор 155-го пехотного Кубинского полка Эрентраут Фридрих Фридрихович – был награждён за то, что «30 декабря 1915 года под Азап-Кёем за убылью всех унтер-офицеров взвода принял командование взводом. При переходе турок в контратаку он под ураганным огнём артиллерийским, пулемётным и ружейным удерживал занятую позицию и умелым управлением огня отразил контратаку». А старший унтер-офицер того же полка Кремер Эдуард Иоганнович «в бою 30 декабря 1915 года, командуя взводом, выбил противника из укреплённого места способствуя этим занятию кольцевого окопа у сел. Азапкёй…»

Лишь небольшому количеству поволжских немцев удалось избежать дискриминации на военной службе. Как правило, это были офицеры. Так, сын колониста из Саратовской губернии, прапорщик-артиллерист, был награждён орденами св. Станислава 2-й степени с мечами, св. Анны 2-й степени с мечами, св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом и в феврале 1917 года произведён в поручики.

Особо следует отметить немца из Поволжья полковника И.А. Михаэлиса, ветерана Русско-японской войны, командовавшего 15-м Сибирским стрелковым полком. В мае 1915 года он был произведён в генерал-майоры, получил за войну четыре ордена, стал начальником штаба армейского корпуса и в январе 1917 года скончался на фронте от сердечной недостаточности.

И всё же основная масса немцев на Кавказском фронте проходила службу в запасных и ополченческих бригадах, а также в ополченческих рабочих ротах, находившихся в распоряжении начальника военных сообщений и окружного интенданта.

По мере продвижения в глубь турецкой территории, командование Кавказской армии всё больше внимания вынуждено было уделять восстановлению разрушенной в боях инфраструктуры: дорогам, мостам, портам, станциям. Основная тяжесть по выполнению этих работ ложилась на запасные батальоны и рабочие ополченческие команды, в которых значительную часть личного состава составляли немцы. Масштаб работ оказался столь внушителен, что имевшихся в распоряжении командования рабочих рук не хватало, поэтому по решению Военного министерства на Кавказский фронт была произведена дополнительная отправка этнических немцев из запасных полков Казанского и Омского военного округов.

Все вновь поступившие военнослужащие-немцы (свыше 8000 человек) были разделены на три группы. Первая (около 3000 человек) поступила в распоряжение начальника Кавказского округа путей сообщения генерала-лейтенанта Порошина Я.А., в качестве рабочих для 6-й дружины Земгора, на ремонт Сарыкамышского шоссе. Ещё одна группа (около 2500 человек) была передана в подчинение начальника Трапезундского укрепрайона генерал-майора Шварца А.В. Остальных направили на строительство укреплений Эрзерумской крепости. Ещё раньше по этим же группам были распределены немцы, уже находившиеся в тыловых частях фронта. На всех этих работах российские немцы использовались совместно с турецкими военнопленными, что вызывало у них обиду, протест и возмущение.

Дискриминация призывников-немцев, фактическое приравнивание их к военнопленным стали вызывать ответную реакцию. Ранее всегда стремившиеся к законопослушанию, немцы стали легко поддаваться на большевистскую агитацию, быстро революционизироваться. После Февральской революции процесс революционизации и разложения в среде военнослужащих – немцев принял особенно широкий характер. Росло их дезертирство с фронта.

Немцы-фронтовики привозили с собой домой винтовки, наганы, патроны, гранаты, другие виды оружия и боеприпасов. Именно они, становились в немецких сёлах опорой большевиков: создавали Советы, формировали Красную гвардию и взламывали традиционный образ жизни колонистов.

Статья А Германа “Подвиг ефрейтора Эрентгаута”, журнал “Родина” №8 2014, с. 118-120.