Словно Божьей карой за те грехи, которые совершались на Русской земле, стало нашествие на Москву в 1571 году крымского хана Девлет-Гирея. В апреле-мае татары подступили к Туле, сожгли посады и переправились у Серпухова через Оку. Опричное войско не смогло оказать им сопротивления.

«Царь и великий князь Иван Васильевич пошёл было в Серпухов, да услышал, что царь (крымский хан) к Оке-реке подошёл, и побежал в Слободу, а из Слободы побежал было к Кириллову…», — сообщает летописец. 23 мая Девлет-Гирей занял подмосковные сёла Коломенское и Воробьёво, передовые части татар подошли к стенам Москвы.

«Грехов ради наших начали татары к острогу (укрепление) подступать, и взорвали острог за Неглинной от Ваганькова, и Посад подожгли. И началась великая буря, и срывало горящие крыши с домов, и разносило их по всем улицам. И оттого загорелся весь Посад. И загорелась церковь святого Петра на Арбате, и сорвало с неё верх, и забросило в Кремль. И в Кремле все дворы погорели, и церкви деревянные погорели, а у каменных церквей купола погорели, и двор государев сгорел. А с Пушечной избы крышу сорвало и забросило в Китай-город, и оттого погорел весь Китай-город и церкви Божии, и многое множество людей сгорело…

А церкви каменные от жара распадались, и люди в каменных церквах и погребах горели и задыхались от дыма, и мало кто смерти избежал… В ту пору взорвало две стены городских: у Кремля, пониже Фроловского моста, против Троицы (Покровский собор, «что на рву»), а другую в Китае, против Земского двора. А был под ними порох, и поубивало оттого многих людей…»

Иван Грозный. Парсуна. (Слово «парсуна» — искажённое «персона». Так называли точный, достоверный портрет какого-либо человека, как правило, государя)

Девлет-Гирей, потрясённый видом пылающей Москвы, не решился вступать в город и вскоре ушёл восвояси. За собою он вёл громадный полон — около 60 тысяч человек. Об ужасающих последствиях пожара рассказывают иностранцы, которых немало было тогда в Москве.

Из Послания Иоганна Таубе и Элерта Крузе, состоявших на службе у Ивана Грозного: «В три дня Москва так выгорела, что не осталось ничего деревянного, даже шеста или столба, к которому можно было бы привязать коня. И в том сильном огне сгорело более 120 тысяч людей, считая одних только именитых, без простых… Люди большей частью задохнулись, а не сгорели, так что за удесятерённую сумму нельзя было найти людей для их погребения. Тиран (так называли в Европе Ивана Грозного) приказал бросить все тела в Московский ручей (реку Москву) и предоставить их течению. Когда они начали делать это, от многочисленности тел поднялась плотина, так что река должна была изменить своё обычное течение».

Большая государственная печать Ивана Грозного. На ней изображён государственный герб России в окружении гербов отдельных областей, подвластных московскому царю, а также полный титул государя

Из Записок о России Джерома Горсея: «Распространившийся огонь в течение шести часов обратил в пепел все церкви, дома, палаты, построенные почти полностью из сосны и дуба, как в городе, так и в округе на 30 миль… Сгорело и утонуло так много людей, что реку нельзя было очистить от трупов в течение двенадцати последующих месяцев, несмотря на все предпринятые усилия… Улицы города, церкви, погреба и подвалы были до того забиты умершими, что долго потом ни один человек не мог пройти мимо из-за отравленного воздуха и смрада».

Иван Грозный не пожелал въезжать в уничтоженную пламенем Москву. Большую часть времени он проводил тогда в Вологде или Александровой слободе. Однако государь отрядил в столицу множество ремесленников и крестьян, которые должны были отстраивать город, на несколько лет освободил москвичей от уплаты налогов и пошлин.

Летом 1572 года Девлет-Гирей вновь привёл на Русь татарское войско и вновь двинулся к Москве. По словам летописца, он заранее расписал все московские улицы — на какой улице стоять какому своему мурзе. Однако русское земское войско во главе с князем Михаилом Ивановичем Воротынским сначала остановило врага, а затем наголову разбило его около селения Молоди, в 45 километрах от Москвы (в нынешнем Чеховском районе Московской области). По случаю этой блестящей победы в Москве была великая радость.

Вскоре царь отменил опричнину и восстановил единство страны. Даже само это слово было запрещено произносить под страхом смерти. Но в жизни Москвы изменилось немногое. Террор и казни продолжались. В мае 1573 года были казнены видные военачальники — а среди них и спаситель Москвы князь Михаил Иванович Воротынский.

Вот ещё несколько вех страшного конца царствования Ивана Грозного, ещё несколько событий, отмеченных в истории Москвы. В 1575 году был разыгран очередной фарс: государь снова отказался от великокняжеского престола. «В том же году, произволением царя и великого князя Ивана Васильевича, посажен был на царство Московское царь Симеон Бекбулатович, и венчали его царским венцом в Москве, в Успенском соборе. А жил Симеон в Кремле, во дворце царском. Сам же великий князь Иван Васильевич жил за Неглинной, на Арбате, а звался «Иван Московский», и челобитные ему писали так же. Ездил же запросто, как бояре, а как приедет к Симеону, так сядет вдалеке, вместе с боярами, а Симеон — на царском месте. А говорили так: для того-де Симеона царём посадил, что сказали ему волхвы, будто случится в том году в Москве перемена: московскому царю смерть. А иные по-другому говорили: будто людей искушал — какая-де молва среди людей про него пойдёт?»

Саин-Булат, сын Бекбулата, троюродного брата бывшего казанского хана Шигалея, был правителем так называемого Касимовского «царства» — удельного княжества на реке Оке с центром в городе Касимове (в нынешней Рязанской области); оно было образовано московскими великими князьями в XV веке специально для татарских «царей» и «царевичей», переходивших на русскую службу. Имя Симеон татарин Саин-Булат получил при крещении всего за несколько лет до своего удивительного восхождения на русский престол — в 1572 или 1573 году.

Царствование Симеона Бекбулатовича продлилось всего год с небольшим. В августе 1576 года Иван вернул себе скипетр царской власти; Симеону же «за труды» подарил города Тверь и Торжок с титулом «великого князя Тверского». Впоследствии, уже после смерти Ивана, Симеон лишится этих владений, насильно будет пострижен в монахи и окончит жизнь иноком Кирилло-Белозерского монастыря.

9 ноября 1581 года в Александровой слободе, в приступе ярости, Иван Грозный убил своего старшего сына Ивана. Известие об этом произвело тяжкое впечатление на москвичей. Позднее, уже во времена Смуты, один из московских летописцев записывал: «За грехи христианские, а Русской земле на погибель конечную, начало пресечению царского рода — преставление царевича Ивана Ивановича…»

Рассказывали, что Иван Грозный был в страшном отчаянии. Он произнёс покаянную речь перед боярами, обвинил себя во всех смертных грехах и заявил о том, что хочет оставить престол и уйти в монастырь. Царь предложил боярам самим выбрать себе нового государя. Но запуганные и наученные горьким опытом бояре поспешили упросить Ивана не покидать их. Наследником же престола был объявлен второй сын Ивана Васильевича — болезненный и слабый умом Фёдор.

К тому времени Ивану Грозному было за пятьдесят. Но выглядел он значительно старше. Болезнь — и физическая, и, главное, нравственная — наложила на него неизгладимый отпечаток. Вот как впоследствии описывал внешность царя князь-писатель Семён Иванович Шаховской: «Был же царь Иван лицом не красив: глаза серы, нос продолговат и покляп (обвислый или кривой); ростом высок, сухопар, плечи высокие, грудь широкая, руки толсты. Был он весьма разумен и искусен в книжной премудрости, красноречив, в бою храбр и отечеству своему заступник.

С подданными же своими, порученными ему от Бога, жесток и немилостив и на кровопролитие скор; множество людей, и малых, и великих, погубил в царствование своё; многие города в земле своей разорил, и многих священников заточил и жестокой смерти предал, многих жён и девиц блудом осквернил. К воинам же своим был добр и щедро раздавал им из своей казны всё, что необходимо».

Иван Грозный скончался 18 марта 1584 года. О его последних днях (точнее, даже о последнем дне) подробно рассказал английский дипломат и коммерсант Джером Горсей, проживший долгие годы в Москве и допущенный к царскому двору. Всё, что происходило там, он видел своими глазами. Незадолго до смерти царь повелел доставить в Москву с севера шестьдесят лучших кудесников и колдуний. Они должны были предсказать царю день его кончины. Изучив расположение звёзд и планет на небе, волхвы назвали этот день — увы, слишком близкий.

«Узнав об этом, царь впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в этот день все они будут сожжены… В полдень он пересмотрел завещание, не думая, впрочем, о смерти. Он приказал приготовить всё необходимое для его развлечения и бани. Желая узнать о предзнаменовании созвездий, он вновь послал к колдуньям своего любимца (Богдан Бельский); тот пришёл к ним и сказал, что царь велит их зарыть или сжечь живьём за их ложные предсказания: день наступил, а он в полном здравии, как никогда.
— Господин, не гневайся. Ты знаешь, день окончится только когда сядет солнце.

Около третьего часа дня царь пошёл в баню, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать. Вышел около семи, хорошо освежённый. Его перенесли в другую комнату, посадили на постель; он позвал Родиона Биркина, дворянина, своего любимца, и приказал принести шахматы… Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки; он вдруг ослабел и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие — в аптеку за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями. Тем временем царя охватил приступ удушья, и он окоченел». Вскоре по Москве распространились слухи, что царя отравили. Думали также, будто царедворцы воспользовались предсказаниями волхвов и выбрали именно тот день, который был назван как день государевой смерти…

По материалам книги А. Карпов «Русь Московская», М., «Молодая гвардия», 1998, с. 208 – 214.