Печальная статистика прошлых войн убедительно показывала, что в большинстве своем солдаты умирали не на поле битвы, а на госпитальных койках, пораженные массовыми эпидемиями. Историки подтверждают, что из почти 4,5 миллионов рекрутированных солдат французской армии в сражениях во время наполеоновских войн, с 1792 по 1815 годы, было убито около 150 тысяч человек, а два с лишним миллиона солдат и офицеров умерло в госпиталях.

По данным Мольтке, Жомини и других, из 115 тысяч солдат русской армии, перешедших границы Турции в войне 1828-1829 годов, возвратилось обратно не более 15 тысяч. В сражениях погибло только 20 тысяч солдат, а 80 тысяч воинов стали жертвами лихорадки, тифа и других болезней. Во время Крымской войны 1853-1856 годов в английской армии, насчитывавшей 98 тысяч человек, в сражениях полегло около 3 тысяч. В госпиталях же от эпидемических болезней скончалось более 16 тысяч человек.

В войне с Турцией (1877-1878 годы) крайне неблагоприятный климат, порождавший лихорадку, тиф и другие эпидемические болезни, отсутствие приемлемых путей сообщения и непроходимая грязь в осенне-зимний период, стужа, а иногда и голод способствовали огромным людским потерям.

По мнению известного врача Боткина С.П., в Балканской армии налицо было, помимо объективных причин, «истребление людей вследствие неряшества и злоупотреблений». По его данным, на Балканах умерло 49 104 человека, из которых от полученных в бою ран погибли всего лишь 4673 человека — остальных унесли эпидемии. Аналогичная картина приводится и по Кавказской армии: скончалось на войне 37 471 человек, от ран умерло лишь 1839.

Учитывая горький опыт предыдущих войн и в первую очередь Крымской, российское правительство перед началом войны 1877 года поручило известным профессорам медицины составить специальную инструкцию по военной гигиене. Над ней работали Пирогов Н.И., Остроумов А.А., Боткин С.П., Корсаков Д.А., Бобров А.А. и др. Инструкцию распространили по всем частям войск для руководства. Однако в критические минуты роль «ангелов-хранителей» российских солдат брали на себя, как и раньше, сестры милосердия с их заботливыми руками.

Замечательным подвижничеством отмечена судьба княгини Наталии Борисовны Шаховской. Особого внимания и восхищения заслуживает деятельность сестер общины, основанной ею в 1876 году во время сербско-турецкой войны. Первый отряд из 36 сестер общины возглавила сама княгиня. Только в сражении под Парчанами, работая на стороне сербов в полевых лазаретах, они принимали и обрабатывали до 500 раненых в сутки. Княгиня не раз сама отправлялась на поле боя, разыскивая раненых.

В своем историческом очерке «Утоли моя печали», опубликованном в № 10 журнала «Наука и религия» за 1991 год, Ю. Бураков приводит интересный факт: «Не обошлось и без курьезов — однажды княгиня с сестрой Бушман, разыскивая раненых на поле боя под Джунисом, увлекшись, не заметили, как подошли вплотную к расположению турок… Но, к счастью, все обошлось благополучно. Шаховскую тогда наградили сербским орденом «Большой крест Такова», а Бушман — золотой медалью «За храбрость»».

Позднее, на Балканах, в русско-турецкую войну, находясь в составе Дунайской армии, княгиня Шаховская Н.Б. самоотверженно трудилась вместе со 118 сестрами милосердия, прибывшими из Москвы, во временных военных госпиталях, облегчая страдания тысячам раненых и больных воинов — своим соотечественникам и славянским братьям по оружию. В ту войну шесть сестер милосердия погибли на поле брани, о чем скорбели и медики, и солдаты…

В мае 1877 года оставшиеся в Москве сестры милосердия развернули на базе своей больницы временный госпиталь на 300 коек и в течение пяти месяцев приняли около 3700 раненых воинов. В годы русско-турецкой войны отличились и ветераны сестринского движения, участники Крымской кампании. С началом войны Великая княгиня Екатерина Михайловна, дочь Великой княгини Елены Павловны и продолжательница благотворительных дел своей добродетельной матери, обратилась к Бакуниной Е.М. с просьбой возглавить отряд сестер милосердия, отправляющийся на Кавказ. Из любви и сострадания к русским воинам, разделяя боль защитников Отечества, шестидесятилетняя Бакунина Е.М., ветеран Крестовоздвиженской общины, за плечами которой была уже Крымская война, с радостью приступила к организации отряда.

На Кавказе Бакунина возглавила руководство всеми военными госпиталями от Тифлиса до Александрополя и одновременно как простая сиделка выхаживала не только раненых воинов, но и сестер милосердия, ставших жертвами разгулявшейся тогда эпидемии сыпного тифа. По окончании войны Бакуниной Е.М. в знак ее выдающихся заслуг был преподнесен адрес. Текст его воспроизвел священник Сергий Махаев в книге «Подвижницы милосердия», вышедшей в 1914 году:

«Мы затрудняемся, всеми нами уважаемая сестра, определить, какому из Ваших душевных качеств отдать предпочтение. Во всех отношениях Вы явили себя достойной имени святой русской веры. Ни жар лета, ни осенние ненастья, ни зимний холод, ни дальность расстояния того места, куда Вас звала нужда больных, — ничто и никогда не удерживало Вас от исполнения своего долга».

Возвратившись в родные места, Бакунина приступила, несмотря на свой уже преклонный возраст, к обычным занятиям. В августе 1894 года Екатерина Михайловна Бакунина скончалась в возрасте 80 лет и была погребена в родном имении, оплаканная облагодетельствованными ею крестьянами.

Елизавету Петровну Карцову русско-турецкая война застала на посту настоятельницы Георгиевской общины. Верная долгу милосердия к воину, она в короткий срок сформировала отряд из нескольких десятков сестер милосердия своей общины и совершила во главе его опасный и изнурительный переход через Балканские горы к Александрополю, а потом — от Плевны до Сан-Стефано. Великой труженицей предстала перед ранеными и больными воинами эта уже немолодая, хрупкая на вид женщина, протянувшая руку помощи тысячам нуждавшимся в уходе.

Имя Елизаветы Петровны Карцовой стало священным для российского воина, милосердие ее носило легендарный характер. Скончалась Елизавета Петровна Карцова 24 октября 1898 года на посту бессменной настоятельницы Георгиевской общины. Рядом с Елизаветой Карцовой в русско-турецкую войну трудилась и баронесса Юлия Петровна Вревская, вдова погибшего на Кавказе генерал-лейтенанта Ипполита Александровича Вревского. На фронте она находилась в составе Свято-Троицкой общины сестер милосердия.

Великий русский прозаик  Тургенев И.С., хорошо знавший баронессу, писал Юлии Петровне из Парижа: «Мое самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжелом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным». К сожалению, добрые пожелания писателя не сбылись. В октябре 1877 года баронесса Вревская прибыла в Яссы для работы в военном госпитале, но вскоре ее направили в Болгарию, поближе к театру военных действий. На передовых позициях сестра милосердия перевязывала раненых, ассистировала хирургам при операциях, выхаживала больных. Однако через два месяца баронесса заболела сыпным тифом. Болезнь протекала тяжело. По словам очевидцев, почти все время Юлия Петровна была в беспамятстве и вскоре, так и не приходя в сознание, скончалась.

«Она получила тот мученический венец, к которому стремилась ее душа, жаждая жертвы. Ее смерть меня глубоко огорчает. Это было прекрасное, неописанно доброе существо», — писал Тургенев И.С. другу. В сентябре 1878 года он вновь вспомнил о баронессе: «Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на нее, больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались со своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка».

Раненые, за которыми совсем недавно ухаживала сестра милосердия, вырыли могилу и проводили ее в последний путь. В болгарском городе Плевне сохранилась могила легендарной сестры милосердия, а в городском музее экспонируется портрет неизвестного художника, на котором изображена баронесса Вревская Ю.П. Глубокое уважение к памяти Юлии Петровны звучит в посвященном ей стихотворении Я. Полонского «Под Красным Крестом»:

И вот я на родине! Те же невзгоды…
Но нет, не забыть мне сестрицы святой!
Рубашку ее сохраню я до гроба…
И пусть наших недругов тешится злоба…
Я верю, что зло отзовется добром:
Любовь мне сказалась под Красным Крестом!

В тыловых и общинных госпиталях самоотверженно трудились сотни сестер милосердия, выхаживая эвакуированных с поля боя больных и раненых воинов. Во время сербско-турецкой и русско-турецкой войн 65 сестер Покровской общины работали во временном госпитале, устроенном на территории общины, в Лефортовском и других госпиталях Москвы, в санитарных поездах и полевых лазаретах действующей армии.

Представляют исключительный интерес воспоминания одной из сестер милосердия, опубликованные в № 7 журнала «Русская старина» за 1887 год. «Госпиталь, — пишет она, — это машина, где всякое колесо знает свое дело и идет как его поставили и пустили. Каждый служащий знает и исполняет свои обязанности: фельдшер обязан каждое утро перевязывать больных, дать им лекарство, доктор обязан каждый день навестить больных, старший врач контролирует ординара; старшего же врача контролирует всевозможное начальство, налетающее с таким громом и молнией, что кажется, все разнесет, — но в большинстве случаев все предвидится и все оказывается благополучным».

Однако, как отмечала она, несмотря на общие цели оба медицинских ведомства — военное и Красного Креста — вечно не ладили между собой, особенно если военный госпиталь и лазарет Красного Креста находились недалеко друг от друга. В лазаретах Красного Креста раненые и больные воины находили больше комфорта и удобств, а главное — чуткое отношение к ним со стороны медицинского персонала. Вспоминая свое пребывание в лазарете, сестра милосердия пишет:

«…Я скоро привыкла и привязалась к своим больным: мне стали дороги более других эти беспомощные, наиболее нуждающиеся во мне люди. Я полюбила их: и вырванных от смерти, и борющихся с ней. Я была счастлива и невольно внутренне гордилась, когда доктор говорил: «Это только благодаря уходу и вашим заботам». Меня иногда поражало то чувство наслаждения, гордости, которое доставляли пожалованные значки, благодарности и ордена некоторым из председательниц, личностям, выдающимся своею деятельностью и умом, женщинам далеко не пустым и, по-видимому, не тщеславным». Кстати, как отмечала сама сестра милосердия, тщеславие было слишком безвредной вещью, чтобы его можно было ставить в укор некоторым из этих дам.

Гораздо большего укора заслуживали те из уполномоченных Красного Креста, которые в отличие от бескорыстных, светлых личностей, искренне сочувствовавших великой идее милосердия к воину и отдававших свои средства и силы на доброе дело, использовали свое положение в корыстных целях. Особенно этим отличались, как утверждали очевидцы, некоторые из помощников уполномоченных, привыкшие заискиванием и лестью пробивать себе дорогу. К счастью, таких было мало. Многие же люди личным примером подтверждали, что милосердие — это не только сострадание, которое порой растворяется в пустых словах, а в первую очередь — реальная помощь нуждающемуся в ней. И на фронте, и в тылу таких людей было достаточно.

Ярким примером тому является Александра Николаевна Стрекалова, по инициативе которой было устроено Александровское убежище для увечных, престарелых и неизлечимо больных воинов. В 1878 году она создала дом воспитания сирот, где находились дети воинов, погибших во время войны на Балканах. Близ Остоженки, в Зачатьевском переулке, откуда хорошо был виден величественный храм Христа-Спасителя, построили двухэтажный дом, в котором разместился приют для дочерей убитых и тяжело раненных офицеров.

К благотворительной деятельности был привлечен и известный пианист Рубинштейн Н.Г. Он согласился совершить благотворительное турне с концертами в пользу Российского Общества Красного Креста. Вырученные деньги в сумме 9 тысяч рублей пошли на строительство нового детского приюта.

По дорогам войны курсировали 24 санитарных поезда, в том числе по российским железным дорогам — 18 и по дорогам Румынии — 6 поездов. Незадолго до войны медицинское ведомство обратилось с Высочайшей просьбой обязать 300 вольнопрактикующих врачей гражданских учреждений отправиться в действующую армию, на что Император Александр II дал следующую резолюцию: «И без новых обязательных правил для врачей, те из них, которые могут посвятить свои труды на службу по военно-медицинскому ведомству, добровольно, по собственному патриотическому побуждению, предложат свои услуги». Надежды монарха оправдались, и вместо требуемых 300 свои услуги предложили 432 врача. К 1 января 1878 года на Дунайском и Кавказском фронтах насчитывалось уже 3105 врачей.

В госпитали, расположенные в Болгарии, Румынии и Бессарабии, РОКК (Российское Общество Красного Креста) направило свыше 600 сестер милосердия. Открылись склады медицинских материалов в Кишиневе, Яссах, Бухаресте, Зимнице и других городах, которые постоянно пополнялись из центральных складов С.-Петербурга и Москвы. На театры войны направили специальный транспорт для перевозки больных по горным дорогам. По дорогам войны до российской границы курсировали поезда Государыни Императрицы Марии Александровны, Великой княгини Александры Петровны, генерал-адъютанта князя Долгорукова…

Согласно отчету Главного управления РОКК к 30 сентября 1877 года в кассу Общества от частных лиц поступило 3 704 647 рублей; авансовая сумма, выделенная Военным министерством на продовольствие больным, составила 350 000 руб.; Московская Городская Дума пожертвовала 200 000 руб.; из этих сумм израсходовано было 3 373 843 рубля. В кассы местных организаций РОКК ежемесячно от частных жертвователей поступало 150-200 тысяч рублей, но когда стало понятно, что война затягивается, суммы пожертвований заметно сократились.

По материалам книги Ю. Хечинов «Война и милосердие. Страницы истории Отечества», М., «Открытое Решение», 2009, с. 20 — 37.