30-31 августа 1914 года в ходе Первой мировой войны немцы завершили разгром 2-й русской армии. Часть отступавших из мешка колонн была уничтожена, часть сдалась, часть была блокирована в лесах, где вынуждена была сложить оружие. Два русских корпуса перестали существовать, их командиры попали в плен. Сразу же после поражения в Восточной Пруссии остатки XIII и XV корпусов, потерявших под Танненбергом своих командиров, штабы и артиллерию, были выведены в Лиду и Гомель, где были свободные казармы.

Принявший остатки XIII корпуса генерал-лейтенант В.Е. фон Флуг отметил: «Представившиеся мне в Лиде на смотр люди корпуса не являли ничего похожего на бывшие строевые воинские части. Это были действительно лишь жалкие остатки, собранные в команды численностью от 100 до 200 человек от каждого из 8 полков корпуса и его артиллерии, почти без вооружения, и, что было прискорбнее всего, без своих полковых знамён, которые, в большинстве, перед сдачей войск в плен, были зарыты в землю, в тайных местах Восточной Пруссии» (Флуг В. «Из воспоминаний о первой Великой войне//Военная быль», Париж, 1957, № 26, с. 20.)

Организованно из всего XIII корпуса из окружения вышло только две роты 142-го Звенигородского пехотного полка — 15 офицеров и порядка 150 солдат. Корпус потерял 656 офицеров и 37 744 солдата, всю артиллерию и почти все знамёна, не имея при этом, как отмечала правительственная комиссия, «каких-либо серьёзных столкновений с противником».

Немногим лучше было положение в XV корпусе. От полков 6-й дивизии осталось по 500-600 человек, от 8-й — по 400-500, от артиллерийских бригад — почти ничего (Прокопович «Трагедия 2-й армии в 1914 году//Часовой», Париж, 1936, № 160-161, с. 11.). П.К. Кондзеровский (дежурный генерала при Верховном Главнокомандующем), посещавший разбитые части, вспоминал: «…какими-то беспомощными, беззащитными показались мне эти люди; видно было, что среди них нет никого, кто бы их объединил, подбодрил, о них позаботился».

Специально для проверяющего был устроен смотр. Перед генералом проходили остатки частей корпуса, стоявший рядом командир называл их. Вся 8-я артиллерийская бригада была представлена одним офицером — это был поручик, отдавший при прохождении честь принимавшему смотр командованию. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич решил полностью восстановить XV корпус, до начала 1915 года он оставался в Гомеле. Остатки XIII корпуса были переведены в Ригу, где на их основе была сформирована отдельная стрелковая бригада в составе 4-х двухбатальонных полков. Каждый батальон носил имя бывшего полка корпуса (Прокопович, указ. соч., с. 11).

Командующий 2-й армией генерал Александр Васильевич Самсонов (1859-1914) оказался в трагическом положении. Ещё 23 июля, обращаясь в приказе к своим подчинённым, он заявил: «Попадать в плен позорно. Лишь тяжело раненый может найти оправдание. Разъяснить во всех частях» («Восточно-Прусская операция. Сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917)», М., 1939, с. 79). Теперь он видел разгром и массовую сдачу в плен своих подчинённых, опасность оказаться в плену была реальной и для него самого.

Страдавший от приступов астмы генерал шёл по лесу с остатками своего штаба и повторял: «Император доверял мне. Как я смогу снова посмотреть ему в лицо после такого несчастья?» Офицеры выходили из окружения, пробираясь лесом, в стороне от дороги. Ночью 17 августа они внезапно потеряли командующего. «Все чины штаба, — писал в отчёте 18 августа начальник штаба армии генерал-лейтенант П.И. Постовский, — подозревали, что ген. Самсонов отстал сознательно, пользуясь темнотой и лесом. Не раз в течение 15 и 16 августа он говорил мне, что его жизнь, как деятеля, кончена. Все мы следили за ним и не давали возможности отделить свою судьбу от нашей. Подозрение, что ген. Самсонов достиг своего, отстав от нас в лесу, стало превращаться в уверенность, когда среди ночи послышался выстрел» (Восточно-Прусская операция… с. 318).

«Все поняли, — вспоминал Постовский уже после войны, — что этим выстрелом покончил свою жизнь благородный командующий армией, не пожелавший пережить постигшего его армию несчастья». Вернувшись, отступавшие начали искать тело своего командира, но не нашли его. Группу возглавил начальник штаба армии.

Местный житель — старый поляк, знавший о поражении русской армии, несмотря на запрет властей оказывать помощь выходившим из окружения, помог группе из 10-12 офицеров и показал им дорогу к русской границе (Лясковский А. «Трагедия генерала Самсонова//Часовой», 1934). С помощью местных жителей — поляков на следующий день она вышла на патрули лейб-гвардии Кексгольмского полка (Восточно-Прусская операция… с. 318). Указавший окруженцам дорогу старик обнаружил в лесу тело застрелившегося старшего русского офицера, которое было предано земле (Лясковский А., указ. соч., с. 11). Это свидетельство в скором времени поможет отыскать тело генерала.

19 августа Ставка издала официальное сообщение о поражении в Восточной Пруссии: «Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта, благодаря широко развитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы, около двух корпусов, подвергшихся самому сильному обстрелу тяжёлой артиллерии, от которой мы понесли большие потери. По имеющимся сведениям, войска дрались геройски.

Генералы Самсонов, Мартос, Пестич и некоторые чины штаба погибли. Для парирования этого прискорбного события принимаются с полной энергией и настойчивостью все необходимые меры. Верховный Главнокомандующий продолжает твёрдо верить, что Бог поможет их успешно выполнить» (Русский инвалид, 1914). Об окружении ничего не говорилось, крупные потери объяснялись калибром и дальнобойностью артиллерии противника (Голос Москвы, 1914, 21 августа (3 сентября), с. 2).

Из сообщения Ставки даже нельзя было сделать вывод, где произошли эти события. В русской прессе возникли предположения, что они имели место в юго-западной части Восточной Пруссии, куда легче было подвезти по железным дорогам крепостную артиллерию. Ясно было одно — произошло нечто серьёзное (Русские Ведомости, 1914, 20 августа, с. 2). Эта новость, естественно, произвела весьма тяжёлое впечатление на фронте (Верцинский Э.А. «Год революции. Воспоминания офицера Генерального Штаба за 1917-1918 годы», Таллин, 1929, с. 12).

Впрочем, в тылу обстановка была ничуть не лучше. «Обстановка боя, во время которого произошла катастрофа, повлекшая за собой смерть генералов А. В. Самсонова, Мартоса и Пестича, — сообщало «Утро России», — до сих пор остаётся невыясненной, хотя вся Россия жаждет знать подробности. За отсутствием последних обычно родятся всевозможные слухи, не имеющие решительно никакой цены. Из осведомлённых кругов передают, что, не смотря на понесённые потери, наше положение в Восточной Пруссии продолжает оставаться прочным. Два корпуса, подвергшиеся обстрелу тяжёлыми орудиями германцев (по-видимому, взятыми из крепостей Торна и Грауденца), пострадали только от артиллерийского боя, который происходил на дальнем (не менее 7 вёрст расстоянии) (Утро России, 1914, 20 августа, с. 2).

Та же газета позже убеждала своих читателей, что наши войска отошли из-под Сольдау «в полном порядке», что свидетельствовало о том, что противник не решился преследовать их вне пределов досягаемости своей крепостной артиллерии (Там же). Очевидно было, что после побед и обещаний дальнейших успехов произошло нечто непредвиденное, и это не могло не беспокоить людей. В интервью, данном 19 августа (1 сентября) «Утру России», председатель Государственной думы М.В. Родзянко пытался успокоить общественность: «Меня лично почти более, чем неудача, огорчает та нервозность, которую проявляет общество при таких известиях. Не следует преувеличивать тяжесть событий. Мы имеем дело с сильным врагом… Нет ничего хуже, если в действующую армию проникнут известия, что оставшиеся дома слишком волнуются и падают духом при неудаче. Важны не неудачи; важен конечный итог войны» (Там же, с. 3). Доверие к Ставке со стороны органов печати оставалось пока демонстративно единодушным.

«Кто не боится сказать правду, как бы горька она не была — тот силён, — заявляли «Биржевые Ведомости». — Лгут слабые! И то обстоятельство, что наш полководец не скрыл неудачи, не пожелал, как это делают немцы, утаить её, имеет огромное нравственное значение. Пусть немцы поддерживают дух своего народа ложью о взятии Петрограда, о победах, не существующих! Мы сильны — и не боимся поэтому правды, какова бы она не была» («Биржевые Ведомости», вечерний выпуск. 1914, 19 августа (1 сентября), с. 1).

В целом сомнений в том, каким будет этот итог, в тылу пока что не было. «Событие, о котором сообщает штаб, — заключала передовица «Речи», — не может существенно отразиться на наших операциях в Восточной Пруссии, оно не может ослабить нашей армии и оно не должно поэтому морально угнетать сражающуюся армию и нас, наблюдающих за ходом операции. В каждой войне потери неизбежны» («Речь», 1914, 19 августа (1 сентября), с. 1). «Как ни прискорбна эта неудача, — гласило военное обозрение «Русских Ведомостей», — она всё-таки является лишь отдельным фактом, который сам по себе не может изменить общего положения дел в Восточной Пруссии» («Русские Ведомости», 1914, 20 августа, с. 2).

На самом деле точных сведений о судьбах старших командиров в России не было. Так, в частности, названный убитым командир XV армейского корпуса генерал Н.Н. Мартос на самом деле попал в плен, внезапно нарвавшись в лесу на немцев. Генерал был доставлен к Э. Людендорфу и П. Гинденбургу (оба они владели русским языком), и они признали в нём «достойного противника».

Командующий 8-й армией Гинденбург даже приказал вернуть Мартосу золотое оружие. Последнее распоряжение, впрочем, так и не было выполнено, зато позже Берлин попытался организовать суд над ним, инкриминируя генералу насилия над гражданским населением, в особенности над женщинами и детьми. Комедия была прекращена после того, как Петроград официально заявил о том, что в случае насилия над русским пленным офицером такой же участи подвергнутся и немцы в русском плену.

Неясной оставалась судьба Самсонова: никто не видел его мёртвым. Вдова генерала вместе с двумя другими сёстрами милосердия в ноябре 1915 года совершила поездку в Германию для оказания помощи русским военнопленным. Сопровождаемые датскими офицерами, они осмотрели ряд лагерей. Екатерина Александровна Самсонова посетила Западную и Восточную Пруссию, Бранденбург и Саксонию («Правительственный вестник», 1915, 25 октября (7 ноября), с. 4).

Во время этой поездки, посетив место сражения, она и опознала останки мужа. Он был похоронен в лесу у Каролиненгофа, недалеко от станции Пивниц (Борисов В.Е. «Краткий стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Русский Фронт», вып. 1. события с 19 июля по 1 сентября 1914 г., М., 1918, с. 107). Немцы эксгумировали тело с воинскими почестями, на месте гибели генерала был установлен памятный знак. В специально выделенном траурном вагоне прах Самсонова был перевезён через Швецию в Петроград (Лясковский А. Указ. соч. С. 11).

Сколько-нибудь надёжных известий о судьбе генерала общество не получило, что стало причиной всевозможных слухов и домыслов. Только после поездки его вдовы в Германию всем стало ясно, что генерал мёртв. «Самсонова нет, — сообщало «Новое Время». — Умер он от ран, или был убит — безразлично. После 15 месяцев неизвестности, его тело было найдено женой на поле сражения» («Новое Время», 1915, 16 (29) ноября, с.4; 18 ноября (1 декабря), с. 6).

18 ноября поезд с траурным вагоном прибыл на Финляндский вокзал русской столицы. В тот же день была организована траурная процессия: гроб Самсонова с воинскими почестями был перенесён на Николаевский вокзал, откуда он отбыл в Херсонскую губернию для погребения в имении генерала («Правительственный вестник», 1915, 19 ноября (2 декабря), с. 3; «Речь», 1915, 19 ноября (2 декабря), с. 5). Информация о самоубийстве по-прежнему была скрыта: его предпочитали называть «умершим» («Новое Время», 1915, 18 ноября (1 декабря), с. 6). Такова была последняя страница в истории первого наступления в Восточную Пруссию…

О. Айрапетов «После августа четырнадцатого», журнал «Родина», №1 2011 г., с. 114-115.