Зимой 1917 г. во время Февральской революции император Николай II назначил Корнилова Л.Г. командующим Петроградским военным округом. Но по иронии судьбы генерал, призванный усмирить революцию сам оказался на её стороне. Именно он объявил царской семье, что отныне она находится под арестом.

Генерал Корнилов, как и многие офицеры в то время, искренно полагал, что демократические реформы повысят боеспособность русской армии и положат конец затянувшемуся политическому кризису в стране. Однако на деле всё случилось строго наоборот. Уже первые распоряжения новой власти привели к развалу и деградации русской армии, фактически упразднив воинскую дисциплину.

В июле 1917 г. Корнилов Л.Г. был назначен Верховным Главнокомандующим русской армией. Соглашаясь принять этот пост, Лавр Георгиевич поставил жёсткие условия Керенскому: для восстановления дисциплины, прекращения убийств офицеров и мирных жителей он потребовал принятия чрезвычайных мер, вплоть до введения смертной казни. На словах Керенский поддержал Корнилова. В этот момент у Корнилова был шанс изменить ситуацию в армии, но не хватило политической воли…

Однако у Керенского были свои наполеоновские планы. С 12 по 15 августа в Москве состоялось Государственное совещание по выработке путей преодоления нарастающей анархии в стране и армии. Корнилов на это совещание даже не был приглашён. Он приехал на второй день и был встречен восторженными овациями военных. Многие открыто называли его «будущим спасителем Отечества». Этот стремительный рост популярности генерала серьёзно напугал Керенского. После Государственного совещания он стал смотреть на Корнилова, как на опасного политического конкурента.

Керенский планировал с помощью Корнилова разогнать Совет рабочих депутатов, утихомирить не в меру радикальных демократов-большевиков и дальше проводить свою собственную программу демократизации, либерализации России. На Государственном совещании Керенский не просто услышал доклад Верховного Главнокомандующего, а программу реорганизации России на консервативных началах, на началах сохранения, а не разложения русской государственности и это испугало Керенского.

21 августа 1917 г. германские войска прорвали фронт, захватили Ригу и стали угрожать Петрограду. Временное правительство объявило столицу на военном положении. 23 августа в Ставку Главнокомандующего, находящуюся в Могилеве прибыл Управляющий Военным министерством Временного правительства Борис Савинков.

Для Керенского, как и для Савинкова, фактически заместителя премьера по военным делам, Корнилов и корниловцы были инструментом, с помощью которого можно было отгородиться от давления слева, а то и покончить с советской демократией. Савинков и Филоненко (комиссар при Верховном главнокомандующем), выступая от имени правительства в отношениях с главковерхом Корниловым и шантажируя Керенского Корниловым, продвигали свою концепцию «сильной революционной власти». Для начала планировалось ввести в столице военное положение.

Однако введение военного положения с возможным ограничением политических свобод, не говоря уж о такой непопулярной мере, как смертная казнь в тылу за политические преступления, — это был верный путь к волнениям похлеще июльских. В этой обстановке Керенский запросил в своё подчинение конную часть, для того чтобы не дать повторить «июльские дни». Интересно, что выдвижение к столице конного корпуса Крымова началось ещё до того, как это решение было согласовано с Керенским, — в начале августа.

Лавр Георгиевич Корнилов «по своему глубокому убеждению» считал, что «единственным исходом из тяжёлого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении» («Дело генерала Л. Г. Корнилова», т. 1, с. 240). Речь шла не о коллективной диктатуре, а о передаче власти диктатору.

По плану Савинкова необходимо было подтянуть войска к Петрограду, а когда это будет сделано — опубликовать новый закон о введении смертной казни в тылу, в том числе в столице. Очевидно, что это вызвало бы там волнения, что стало бы предлогом для введения осадного положения и разгрома левых сил, разгона Советов, установления «коллективной диктатуры». Поэтому «надо, чтобы генерал Корнилов точно телеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда подойдёт корпус к Петрограду».

По словам Деникина А.И., Корнилов ставил свои планы в зависимость от договорённости с Керенским, но, если бы её достигнуть не удалось, «предстояло насильственное устранение представителей верховной власти, и в результате потрясения рисовалась одна перспектива — личная диктатура» (Деникин А.И. «Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. — апрель 1918 г.», М., 1991 г., с. 36).

Около ста офицеров, направленных Корниловым в столицу под предлогом обучения бомбометанию, инструктировались о возможности их участия в установлении военного контроля над Петроградом в связи с угрозой большевистского восстания («Дело генерала Л. Г. Корнилова», т. 1, с. 198). Эта группа так и не вступила в дело — или потому, что офицеры не хотели действовать против Временного правительства, или потому, что штурм Петрограда Крымовым не состоялся.

26 августа руководители этой организации, Сидорин и Дюсиметьер, явились к Путилову и предъявили письмо с просьбой Корнилова выдать им средства: офицерской «пятой колонне» нужно было на что-то жить в Петрограде. Путилов выдал первую партию средств и принялся собирать остальное. Правда, «переворотная команда» оказалась ненадёжной, но само наличие группы, нуждавшейся в неофициальном финансировании, говорит о наличии заговора.

Накануне корниловского выступления не дремали и георгиевские кавалеры. Один из руководителей их союза рассказывал генералу Половцову П.А., что они «установили такое наблюдение за Советом, что в случае каких-нибудь происшествий в столице никто из Смольного не уйдёт живым» (Половцов П. А. «Дни затмения», М., 1999 г., с. 192).

Однако в самом корпусе Крымова всё было не так «оптимистично». Солдаты были готовы подавить восстание большевиков, но не горели желанием разгонять Совет. Поэтому эти войска приходилось использовать втёмную под предлогом мифического грядущего восстания большевиков.

Савинков опасался, что Крымов может выйти из-под контроля, а участие кавказцев в жестоком «наведении порядка» в Петрограде скомпрометирует новую революционную диктатуру. Он попросил Корнилова назначить командиром корпуса кого-то другого и заменить Туземную дивизию регулярной частью. На словах Корнилов согласился, но эти обещания выполнены не были. Корнилов вполне сознавал, что такую ценную по её решимости часть, как Дикая дивизия, нельзя в последнюю минуту устранить без ущерба для всей задуманной операции…

Кроме этого, кандидатура Крымова была принципиально важна для успеха той операции, которую Корнилов задумал уже в середине августа. Корнилов был уверен, что Крымов «не задумается в случае, если это понадобится, перевешать весь состав рабочих и солдатских депутатов» (Лукомский А. С. «Из воспоминаний. Архив русской революции», т. 2, М., 1992 г., с. 108). В разговоре с Корниловым Савинков поддержал генерала в главном — необходимости изменения состава правительства, чтобы «советские социалисты были заменены не советскими». Корнилов настаивал: «Нужно, чтобы Керенский не вмешивался в дела» («Дело генерала Л. Г. Корнилова», т. 1, с. 188), то есть стал чисто номинальной фигурой, если уж сейчас его нельзя убрать из правительства.

К покорению столицы готовились тщательно. 25 августа Крымов написал приказ главнокомандующего Особой армией, который распечатал в семи экземплярах. Вопреки приказу Керенского в сферу её действия включался Петроград. С момента вступления в силу приказ вводил в столице осадное положение. Запрещались митинги, вводились комендантский час, предварительная цензура и военно-полевые суды из трёх офицеров (Там же, с. 275).

О том, что «восстание большевиков» было не более чем пропагандистским прикрытием, говорит и такое положение приказа: «разоружить все войска (кроме училищ) нынешнего Петроградского гарнизона» (Там же, с. 304). Командирам частей были выданы приготовленные заранее детальные карты столицы с обозначением частей гарнизона и заводов.

Вечером 25 августа 1917 г., получив последние наставления от Корнилова, Крымов выехал к частям. 26 августа Корнилов издал приказ о создании «Отдельной Петроградской армии» на территории, включающей весь округ, за исключением Петрограда. То есть Корнилов до времени маскировал планы действий Особой армии в столице…

26 августа по просьбе Керенского Львов В.Н. — недавний член Временного правительства, глава Святейшего синода — составил записку о требованиях главнокомандующего, в которой говорилось: «Генерал Корнилов предлагает: 1) объявить Петроград на военном положении и 2) передать всю власть военную и гражданскую в руки Верховного главнокомандующего, 3) отставки всех министров, не исключая и министра-председателя, и передачи временного управления министерств товарищам министров впредь до образования Кабинета Верховным главнокомандующим».

По мнению главковерха новой властью должен был стать Совет национальной обороны во главе с Корниловым и заместителем Керенским. Совету должно было подчиняться новое правительство, которое включало бы и правых социалистов Плеханова и Церетели, но в основном опиралось на ещё более правый политический спектр и «деловых людей» Путилова и Третьякова («Дело генерала Л. Г. Корнилова», т. 1, с. 197, 230).

Владимир Львов сообщил премьеру, что в Ставке готовится военный переворот, а отправленные в Петроград войска должны свергнуть не только Совет, но само Временное правительство. Львов написал Ультиматум генерала Корнилова фактически под диктовку Керенского и позже трижды менял свои показания комиссии по расследованию мятежа Корнилова. Через два часа после разговора со Львовым Керенский вызвал по прямому проводу Корнилова, и уточнил, принимает ли главковерх меры, изложенные в записке Львовым.

Корнилов, не зная о содержании записки, ответил утвердительно. В ту же ночь, созвав правительство на экстренное заседание, Керенский объявил Корнилова изменником, потребовал его ареста и предания суду за мятеж. В качестве главного доказательства была предъявлена записка, составленная Львовым и Керенским, которую назвали Ультиматумом Корнилова. После этого премьер потребовал исключительных полномочий и отправил ошеломлённое правительство в отставку. Это была плохо продуманная и спланированная на скорую руку политическая интрига.

Корнилов поначалу отказался верить в предательство Керенского, позже стало ясно, что Керенский избавляется от неугодных ему военных ради сохранения собственной власти. Корнилов возмутился. 27 августа Корнилов обвинил правительство в измене и отказался уйти в отставку. Он сделал обращение к народу и армии, которым фактически предложил соотечественникам сделать выбор между ним и Керенским. Корнилову нужно было без промедления брать власть в свои руки, но он этого не сделал.

Надо отметить, что большинство командующих фронтами предпочли сохранить нейтралитет в конфликте между правительством и Ставкой, как и большинство кадровых военных, на чью помощь Корнилов рассчитывал. Только командующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин открыто заявил, что порывает с Временным правительством, поскольку его решения ведут страну и армию к окончательной гибели. Корнилов не получил помощь ни от атамана Каледина, ни от союза офицеров. В революционной России не оказалось людей, готовых поддержать Корнилова – ни среди политиков, ни среди военных. По справедливому мнению генерала Головина, 26 августа 1917 г. спровоцировало события 26 октября 1917 г.

Первыми на призыв Керенского спасти революцию от корниловщины откликнулись большевики. Примечательно, что одновременно с приказом об аресте Корнилова премьер распорядился освободить из тюрем большевистских лидеров июльских событий. Он же распорядился выдать оружие сторонникам Ленина и Троцкого. А в левой печати началась травля Корнилова. Его называли «демоном контрреволюции» и «отпетым врагом трудового народа».

В ночь на 27 августа Корнилов послал телеграмму Савинкову о том, что 28-го числа корпус будет сосредоточен в окрестностях Петрограда. Теперь Савинкову нужно было продавить принятие «закона Корнилова» о смертной казни и военно-полевых судах в тылу. Керенский несколько раз откладывал его рассмотрение. Львов, встретив случайно в Петрограде штабного офицера В. Вырубова, сказал, что Керенский оказался «бабой» и его нужно заменить на более сильного человека (Там же, с. 165).

Львов пытался добиться утверждения премьером проекта, который поддерживал сам и с которым согласился Корнилов. Чтобы нажать на «бабу Керенского», он приписал Корнилову ультимативность его требований, хотя главковерх формально не выдвигал ультиматума. Когда Керенский заявил, что не собирается «быть министром юстиции при Корнилове», Львов надеялся его напугать и заставить бежать, исчезнув с политической арены. Он был уверен, что «баба» испугается. Но Керенский был человек совсем другого склада, и если и «бабой» — то актрисой, привычной к эпическим ролям. Столкнувшись с заговором, Керенский стал действовать, как герой Шекспира, выманивая сведения о заговорщиках, дабы нанести по ним неотвратимый удар.

Керенский готов был проводить политику умиротворения Корнилова, пока сохранялось разделение полномочий между военными и гражданскими руководителями, при которых верховное руководство остаётся за гражданскими. Откровения Львова при всей их путаности и неточности показали премьеру, что главковерх не смирится с ролью второго в тандеме.

Своей нелепой активностью Львов сорвал планы Савинкова по введению правой диктатуры под революционными знамёнами. Наивность Савинкова заключалась в том, что он рассчитывал удержать Корнилова под контролем. Корнилов и его сторонники готовили военную операцию, направленную на изменение существующей государственно-политической системы, то есть переворот.

Ночью Керенский отправил телеграмму № 4153 Корнилову: «Приказываю Вам немедленно сдать должность генералу Лукомскому, которому впредь до прибытия нового верховного главнокомандующего вступить во временное исполнение обязанностей главковерха. Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград.
Керенский».

В Ставке заметили, что телеграмма не оформлена по правилам. Для Корнилова это был скорее формальный повод не уходить в отставку, внешне сохраняя легитимность и выигрывая время, пока Крымов подойдёт к Петрограду. Но, когда подлинность телеграммы подтвердилась, Лавр Георгиевич, разумеется, не подчинился. Под утро 28 августа Корнилов подписал пафосное обращение, в котором сообщал, что отказался подчиниться приказу Временного правительства, которое «кидает в народ призрачный страх контрреволюции, которую оно само своим неумением к управлению, своею слабостью во власти, своею нерешительностью в действиях вызывает к скорейшему воплощению» («Дело генерала Л. Г. Корнилова», т. 2, с. 493).

Это уже было начало переворота против политической системы, которая существовала тогда в России. Но при том соотношении сил он не мог кончиться удачей: получился не переворот, а мятеж (27-31 августа 1917 г.). Генералы и политики, сторонники «твёрдой власти», видели главную угрозу в хаосе, идущем от низов общества. Они не понимали объективных причин движения масс и считали, что первопричина этого бедствия — немецко-большевистская интрига. Они думали, что только волевая «сила», направленная сверху вниз, может остановить проснувшийся плебс. Они видели этой силой себя.

Качнув неустойчивую конструкцию Временного правительства вправо, генералы и их политические партнёры снова пробудили массы, не имея даже твёрдой поддержки солдат. Мятеж нарушил равновесие, которое затем стало неудержимо смещаться влево…

Из статьи А. Шубина «Мятежный Корнилов», журнал «Родина», №2 2013 г., с. 126-130