Несмотря на твердую убежденность немецкого командования и лично А. Гитлера в том, что с окончанием периода распутицы Красная Армия перейдет в наступление, советское верховное командование не спешило оправдывать ожидания. Харьковская неудача была подобна ледяному душу.

Начиналось все действительно после Харькова. Для стабилизации ситуации после сдачи Харькова под Курск был отправлен генерал Жуков Г.К. 8 апреля он как представитель Ставки направил Сталину свои соображения относительно планов противника на весну-лето 1943 г. Жуков обоснованно считал, что крупных резервов для операции, подобной походу на Кавказ за нефтью в 1942 г., у немцев нет. Как более реалистичный план действий противника он предполагал следующее:

«Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13-15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. Вспомогательный удар с целью разрезания нашего фронта надо ожидать с запада из района Ворожбы, что между реками Сейм и Псёл, на Курск с юго-запада. Этим наступлением противник будет стремиться разгромить и окружить наши 13, 70, 65, 38, 40 и 21-ю армии» («Русский архив: Великая Отечественная: Курская битва. Документы и материалы 27 марта — 23 августа 1943 г.», т. 15 (4-4), М., «TEPPA», 1997 г., с. 17).

Георгий Константинович Жуков довольно точно предугадал общий замысел «Цитадели» — удар по сходящимся направлениям по северному и южному фасу Курской дуги. Интересно, что это описание появилось ровно за неделю до появления директивы Гитлера на проведение операции «Цитадель». Соотнеся вероятные планы противника с возможностями войск, Жуков делал вывод: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей стороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника» (Там же, с. 18).

Важнейшим фактором принятия решений советским командованием стали данные разведки. В отличие от многих других оборонительных операций, летом 1943 г. у советского верховного командования были действительно весомые данные разведки относительно планов противника. Они были получены задолго до начала «Цитадели» — весной 1943 г. Важнейшее сообщение было получено 7 мая 1943 г. В этот день в Государственный Комитет Обороны (ГКО) НКГБ СССР за № 136/М было направлено сообщение Лондонской резидентуры, в котором приводился текст перехваченной английской разведкой телеграммы от 25 апреля генерал-фельдмаршала Вейхса в адрес оперативного отдела штаба верховного командования.

Эта информация была получена через разведывательную сеть в Англии. Документ передал известному впоследствии советскому разведчику Киму Филби один из членов «кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, работавший в дешифровальной службе Блетчли-парк. Одновременно Кернкросс был агентом советской разведки с 1935 г. Он оставался неизвестным до 1990 г. В перехваченной и дешифрованной англичанами телеграмме Вейхса подробно излагался план операции «Цитадель» и оценка состояния советских войск на этот момент. Через двадцать дней в Генштаб поступило спецсообщение 1-го Управления НКГБ СССР, в нем указывались направления ударов германских войск на линии Курск-Белгород-Малоархангельск.

Вечером 8 мая последовала директива Ставки ВГК № 30123, предупреждающая фронты о возможном наступлении противника: «По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10-12 мая на орловско-курском или белгородско-обоянском направлении либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий — завоевать господство в воздухе» (Там же, с. 26).

Как мы знаем, никакого наступления в мае не последовало — Модель уговорил Гитлера не начинать операцию. Теоретически в середине мая мог произойти поворот в советской стратегии. Войска в значительной мере восстановили силы, и можно было готовиться к активным действиям. Однако к тому моменту стратегия «преднамеренной обороны» уже пустила глубокие корни. Василевский A.M. вспоминал:

«Как же выглядела вся наша полоса преднамеренной обороны? Накануне вражеского наступления картина была следующей. По Дону, от Лебедяни через Задонск, Хлевное, Семилуки, Лиски и Павловск к Верхнему Мамону, шла линия укреплений «государственного рубежа обороны» (ГРО). Перед ней располагались стратегические резервы советских войск. Севернее, в тылу левого крыла Западного, а также Брянского фронта, они охватывали 11-ю (у Калуги), 4-ю гвардейскую (у Тулы) и 3-ю гвардейскую танковую (у Верхоупья) армии и помимо того ряд соединений возле Мосальска, Мещовска, Плавска и Ефремова. Западнее ГРО находился Степной фронт (между Красной Зарей и Ливнами — 27-я армия, у Касторного — 53-я армия, между Средней Апочкой и Гнилым — 5-я гвардейская армия, а также ряд соединений западнее Воронежа и у Старого Оскола)» (Василевский A.M. «Дело всей жизни». М., «Политиздат», 1978 г., с. 306).

Одновременно шла подготовка к наступательным операциям, позднее получившим кодовое наименование «Румянцев» и «Кутузов». Идея снизить ударные возможности немецких танковых войск в обороне была очень заманчивой. Ожидание удара противника продолжилось. Это томительное ожидание изматывало нервы, но одновременно у обороняющегося было более чем достаточно времени на подготовку оборонительных рубежей в инженерном отношении. Проблема была только в том, что усилия обороны распылялись на большом пространстве. Однако данные разведки не давали исчерпывающего ответа на вопрос о месте нанесения ударов.

Более того, не было даже точных сведений о силах противника для наступления на северном и южном фасах Курской дуги. Жуков Г.К. вспоминал: «Ставка и Генштаб считали, что наиболее сильную группировку противник создает в районе Орла для действий против Центрального фронта. На самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта, где действовали 8 танковых, одна моторизованная дивизии, 2 отдельных батальона тяжелых танков и дивизион штурмовых орудий. В них было до 1500 танков и штурмовых орудий.

Танковая группировка противника, действовавшая против Центрального фронта, насчитывала лишь 1200 танков и штурмовых орудий. Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче справится с отражением наступления противника, чем Воронежский фронт» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», в 2-х т., М., «Олма-Пресс», 2002 г., т. 2, с. 147).

На основании оценки обстановки командующий войсками Центрального фронта считал, что противник перейдет в наступление против войск правого крыла фронта, нанося главный удар на Поныри, Золотухино, Курск и вспомогательные удары от Змиевки на Дросково и от Троены вдоль правого берега р. Тускарь на Курск. В соответствии с этим командующий Центральным фронтом Рокоссовский К.К. решил сосредоточить основные силы фронта на своем правом крыле, на участке от Туровец до Рождественское протяжением 95 км. В первом эшелоне намечалось иметь все три общевойсковые армии, во втором эшелоне — 2-ю танковую армию и в резерве — два танковых корпуса (9-й и 19-й).

Контрудары вторым эшелоном и резервами с привлечением сил и средств первого эшелона планировалось нанести на всех трех направлениях возможных действий противника. В центре оборонительной группировки на фронте 32 км была развернута 13-я армия генерал-лейтенанта Пухова Н.П. В состав армии входили двенадцать стрелковых дивизий. Правее занимала оборону на фронте 38 км 48-я армия под командованием генерал-лейтенанта Романенко П.Л. в составе семи стрелковых дивизий. Левее 13-й армии, до Рождественского, находились войска правого крыла 70-й армии генерал-лейтенанта Галанина И.В. в составе пяти дивизий.

Всего, таким образом, на 95-километровом участке, где ожидалось наступление противника, были развернуты двадцать четыре стрелковые дивизии из сорока одной дивизии и четырех бригад, которыми располагал Центральный фронт, или 58% всех стрелковых дивизий фронта. При этом десять стрелковых дивизий обороняли главную полосу. Ширина их полос колебалась от 6 до 12 км, за исключением правофланговой дивизии 48-й армии, оборонявшей участок протяжением 18 км. Девять стрелковых дивизий были развернуты на второй оборонительной полосе, здесь ширина полос дивизий была 8-14 км. Наконец, пять стрелковых дивизий 13-й армии располагались в районе армейской оборонительной полосы.

Для обороны остального участка фронта протяжением свыше 200 км командующий фронтом выделил только семнадцать стрелковых дивизий и четыре стрелковые бригады. Его занимали левофланговый корпус 70-й армии в составе трех дивизий, 65-я армия, состоявшая из девяти стрелковых дивизий и одной стрелковой бригады, и 60-я армия в составе пяти стрелковых дивизий и трех стрелковых бригад. Левофланговый корпус 70-й армии на своем участке протяжением 38 км развернул на главной полосе обороны две дивизии и на второй полосе обороны — одну дивизию.

Войсками 65-й армии генерал-лейтенанта Батова П.И. и 60-й армии генерал-лейтенанта Черняховского И.Д. была занята только главная полоса обороны. Для этого были задействованы 2/3 сил этих армий — девять стрелковых дивизий и три стрелковые бригады. Остальные стрелковые соединения (пять дивизий и одна бригада) располагались вблизи от второй полосы обороны, составляя второй эшелон стрелковых корпусов и армейский резерв.

Общая численность войск Центрального фронта на 1 июля 1943 г. составляла 711 575 человек, 5359 орудий (в том числе противотанковых), 5792 миномета (82-мм и 120-мм), 1897 танков и САУ.

Исходя из общей оценки обстановки, командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин Н.Ф. считал возможным наступление противника в трех направлениях: из района западнее Белгорода на Обоянь, от Белгорода на Корочу или из района западнее Волчанска на Нов. Оскол, причем первые два направления он считал наиболее вероятными для главного удара врага. Исходя из такой оценки вероятных действий немецких войск, командующий фронтом сосредоточил свои основные силы в центре и на левом крыле фронта, на участке в 164 км, что составляло 2/3 общей протяженности фронта. На всех трех вероятных направлениях наступления противника были подготовлены контрудары вторыми эшелонами и резервами с привлечением сил и средств первого эшелона.

В первом эшелоне фронта занимали оборону четыре общевойсковые армии. В центре и на левом крыле фронта оборонялись три армии в составе семи стрелковых дивизий каждая: 40-я армия Москаленко К.С. от Краснополья до Трефиловки на участке протяжением в 50 км; 6-я гвардейская армия Чистякова И.М. от Трефиловки до Белгорода на участке в 64 км; 7-я гвардейская армия Шумилова М.С. от Белгорода до Волчанска на участке в 50 км.

Всего, таким образом, на 164-километровом участке, где ожидалось наступление противника, в первом эшелоне фронта была развернута двадцать одна стрелковая дивизия. Двенадцать дивизий (по четыре дивизии в каждой армии) занимали главную полосу обороны, восемь дивизий были развернуты на второй полосе обороны и одна дивизия — на армейской полосе обороны за левым крылом 40-й армии.

На правом крыле Воронежского фронта против правого фланга 2-й немецкой армии, в полосе протяжением в 80 км, занимала оборону 38-я армия в составе шести стрелковых дивизий, из которых пять дивизий занимали главную полосу обороны и только одна дивизия находилась во втором эшелоне правофлангового корпуса и располагалась в районе второй полосы обороны.

Во втором эшелоне Воронежского фронта находились: 1-я танковая армия (31-й и 6-й танковые и 3-й механизированный корпуса), прикрывавшая направление Обоянь, Курск; 69-я армия (пять стрелковых дивизий, развернутых на армейской полосе обороны 6-й и 7-й гвардейских армий), прикрывавшая направления Белгород, Короча и Волчанск, Нов. Оскол. Наконец, в резерве Воронежского фронта находились 35-й гвардейский стрелковый корпус (три дивизии), развернутый на левом фланге первого оборонительного рубежа, а также 5-й и 2-й гвардейские танковые корпуса.

Несколько месяцев затишья позволили советскому командованию восстановить силы после кровопролитной зимней кампании 1942/43 г. К 1 апреля 1943 г. из 29 дивизий, входивших в состав Воронежского фронта: 7 стрелковых дивизий имели от 1500 до 2200 человек; 5 стрелковых дивизий имели от 3500 до 4500 человек; 2 стрелковых дивизии имели от 4500 до 5000 человек; 4 стрелковых дивизии имели от 5000 до 6000 человек; 7 стрелковых дивизии имели от 6000 до 7500 человек; 4 стрелковых дивизии имели от 8000 до 10 000 человек.

Последние были в значительной мере колоссами на глиняных ногах. В дивизиях, насчитывавших от 8 тыс. до 10 тыс. человек, значительная часть бойцов были из числа мобилизованных на освобожденной территории. Требовалось обучить их и подготовить, а также пополнить дивизии-инвалиды до приемлемой численности. Несмотря на потери, понесенные Воронежским фронтом с 1 апреля по 1 июля 1943 г. в количестве 36 500 человек, за этот период удалось восстановить стрелковые дивизии в численности от 8500 до 9000 человек, за исключением дивизий 69-й армии, которые к началу немецкого наступления насчитывали до 8000 человек.

Ошибка с определением направления главного удара немцев на Курской дуге усугублялась спецификой полосы обороны Центрального и Воронежского фронтов. На северном фасе задача обороняющегося была проще, полоса местности, пригодная для действий крупных масс танков, на Центральном фронте Рокоссовского К.К. была достаточно узкая. Ее ширина составляла 95 км, то есть 31% полосы фронта.

Напротив, на южном фасе местность была открытая, на многих направлениях пригодная для наступления танковых объединений. 67% полосы Воронежского фронта (164 км) могло быть использовано для наступления танков. Это заставило Ватутина Н.Ф. «размазать» подчиненные ему войска на широком фронте, со значительным снижением плотности войск на реальном направлении удара немцев.

Надо отметить, что 40-я армия Москаленко К.С., которая оказалась в стороне от направления главного удара 4-й танковой армии Г. Гота, превосходила по силам и средствам 6-й и 7-й гвардейские армии. Среди войск Воронежского фронта 40-я армия была абсолютным лидером по числу 45-мм противотанковых пушек (445 единиц), 76,2-мм полковых пушек (105 единиц), 120-мм и 82-мм минометов (277 и 284 единицы соответственно). Это привело к тому, что 40-я армия имела наибольшую плотность артиллерии на километр фронта, 35,4 единицы. Общий фронт армии составлял 50 км.

Для сравнения, 6-я гвардейская армия, оказавшаяся в июле 1943 г. под ударом главных сил группы армий «Юг», имела плотность 24,4 орудия на километр фронта. Гвардейцы Чистякова И.М. занимали при этом на 14 км больший фронт. Аналогичная ситуация была и с танками. 40-я армия была лидером по числу танков среди армий Воронежского фронта, 237 единиц. В 6-й гвардейской армии танков было едва ли не вдвое меньше, 135 единиц. Получалось, что из трех армий на южном фасе выступа 6-я гвардейская армия была наименее подготовленной к отражению удара противника. Но именно по ней был нанесен удар главных сил Манштейна…

Общая численность войск Воронежского фронта на 1 июля 1943 г. составляла 625 590 человек, 4155 орудий всех типов (включая противотанковые), 4596 минометов, 1701 танк и САУ. Пытка ожиданием казалась невыносимой. Нет ничего удивительного, что командующий Воронежским фронтом Ватутин Н.Ф. был не в восторге от идеи «преднамеренной обороны». Его силы были разбросаны на широком фронте, и при неблагоприятном стечении обстоятельств «преднамеренная оборона» могла привести к обвалу фронта и катастрофе.

Перейти в наступление, пусть даже с риском получить щелчок по носу, аналогичный весеннему Харькову, казалось Николаю Федоровичу меньшим злом. Тем более, как уже было сказано выше, Воронежскому фронту удалось восстановить силы и войска были готовы к активным действиям. Начальник Генерального штаба Красной Армии Василевский A.M. вспоминал:

«В результате непрерывного и самого тщательного войскового наблюдения за противником, как на Воронежском, так и на Центральном фронтах, а также по данным, поступавшим от всех видов разведки, нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению. Но наступления почему-то не начинали. Вот это «почему-то» немало беспокоило нас, а некоторых даже выводило из равновесия. Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин. Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление будет безусловно выгодно лишь противнику, его не убеждали» (Указанное соч. Василевского А.М., с. 311).

Верховный с интересом отнесся к предложению командующего Воронежским фронтом отнюдь не в силу ветрености и непостоянства. Сомнения о целесообразности «преднамеренной обороны» были не только у Ватутина Н.Ф., но и у Сталина И.В. Жуков Г.К. свидетельствует: «Верховный сам все еще колебался — встретить ли противника обороной наших войск или нанести упреждающий удар. Сталин И.В. говорил, что наша оборона может не выдержать удара немецких войск, как не раз это бывало в 1941 и 1942 годах. В то же время он не был уверен в том, что наши войска в состоянии разгромить противника своими наступательными действиями. Это колебание продолжалось, как я помню, почти до середины мая» (Указанное соч. Жукова Г.К., с. 143).

Расчет Моделя на то, что советское командование потеряет терпение и начнет наступательные операции, был, несомненно, обоснованным. Задержка с переходом немцев в наступление заставила нервничать самого Сталина. При определенных условиях решение перейти в наступление могло быть принято, и Модель получил бы повод торжествовать. Что интересно, условия местности разделили военачальников Красной Армии и вермахта на «остроконечников» и «тупоконечников», т.е. на сторонников наступательной и оборонительной стратегии в летней кампании 1943 г.

Командовавший войсками в южном секторе советско-германского фронта Э. фон Манштейн был сторонником наступательной стратегии, т.к. понимал трудности обороны на больших пространствах. Точно так же понимал трудности обороны к югу от лесистых центральных районов Ватутин Н.Ф. Оппозицией к ним были люди, имевшие печальный (советская сторона) и позитивный (немцы) опыт боев в центральном секторе фронта. Как показали дальнейшие события, западное направление до весны 1944 г. было «крепким орешком» для советских войск.

Попытки взломать оборону немецких войск длительное время не приносили весомого результата. Перелом произошел только летом 1944 г. Даже долгое ожидание не могло быть бесконечным. В два часа ночи 2 июля 1943 г. в адрес командующих войсками Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов была отправлена директива Ставки № 30144, начинавшаяся словами: «По имеющимся сведениям немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3-6 июля». Командующим фронтами приказывалось быть в готовности к отражению удара противника и усилить наблюдение за противником.

Отметим, что директива была направлена на все фронты западного и юго-западного направлений, т.е. советское Верховное командование до последнего не было уверено в действительном направлении немецкого наступления. Вскоре простой немецкий сапер развеял последние сомнения…

Статья написана с использованием материалов книги А. Исаев «Освобождение 1943», М., «Яуза», «Эксмо», 2013 г., с. 188-201.