Первое непосредственное соприкосновение с войной для жителей Москвы произошло утром 24 июня 1941 г. На ближних под­ступах к столице появились неопознанные самолеты. Сирены и соба­ки завыли на улицах города. Истребители полковника Климова И.Д. были подняты в воз­дух для перехвата нарушителя. Небо уже было ясным, и, когда проти­вовоздушная артиллерия открыла огонь, высоко в небе над головой появились многочисленные белые облачка от разрывов снарядов. Стрельба продолжалась более часа. Никто не объяснил, что случи­лось. И людям оставалось лишь догадываться. Согласно официальной версии, это была практическая проверка готовности ПВО — противовоздушной обороны — системы, защищаю­щей Москву от полетов вражеской авиации.

По мере того, как воздушные атаки на Москву усилились, Сталин И.В. регулярно посещал штаб ПВО во время налетов, а затем приглашал Громадина М.С., командующего войсками ПВО, и Климова, командира 6-го истребительного авиакорпуса, в Кремль или в свой боевой штаб, находивший­ся глубоко под землей, на станции метро «Кировская», для обсуждения действий службы ПВО во время вражеских полетов.

Подготовка к воздушным налетам на столицу стала проводиться еще за девять лет до начала войны, когда в 1932 г. было учреждено МПВО (местная противовоздушная оборона Москвы). В следующем году началось строительство бомбоубежищ. С 1938 г. часть новых жилых и административных зданий проектировалась с бомбоубежищами. Под бомбоубежища приспосабливались подвалы и погреба.

Сталин обязал Щербакова А.С., первого секретаря МГК ВКП(б), рассмотреть положение дел в этой области, и на совещании в Кремле в первый день войны Щербаков доложил, что противовоздушная оборона Москвы состоит из серии оборонитель­ных кольцевых рубежей. Внешнее кольцо отстоит от центра города на двести километров, и в нем действуют сотрудники ВНОС (Службы воздушного наблюдения, предупреждения и связи). Их задача — фиксировать все самолеты, пролетающие в данной местности днем и ночью, определять их тип, курс и высоту и передавать эту информа­цию в Москву.

Полки 6-го истребительного авиакорпуса под командованием пол­ковника Климова И.Д. несли патрульную службу на расстоянии ста двадцати километров от города. Они имели 600 истребителей, из которых более половины — самолеты новейшего типа, двухмоторные пикирую­щие бомбардировщики Пе-2, которые также эффективно использова­лись как ночные истребители.

Подходы к Москве были защищены примерно шестью сотнями орудий противовоздушной артиллерии. Свыше шестисот крупных про­жекторов, размещенных на кольце, находившихся в 64 километрах от Москвы, давали возможность зенитной артиллерии и истребителям работать ночью. Более мелкие прожектора были размещены и в самом городе. Внутреннее кольцо обороны включало свыше сотни загради­тельных аэростатов, вынуждавших немецкие самолеты набирать высо­ту и затруднявших прицельные бомбардировки.

Зенитные орудия и пулеметы были размещены в самом городе, многие на крышах зданий. По всему городу размещались также и «слухачи» — акустические устрой­ства, улавливающие шумы немецких бомбардировщиков, похожие на большие граммофонные трубы. Конечно, действия истребителей затруднялись в ночных условиях. Зенитные орудия могли только поставить заградительный огонь для немецких самолетов, которые они видели только тогда, когда те случайно попадали в лучи прожекторов. Расход боеприпасов поэтому был чрезвычайно высок — в среднем более 20 тыс. снарядов на один сбитый самолет. В отсутствие эффективного оборудования радарного отслеживания зенитчики мало что могли сде­лать помимо этого.

Москву было трудно защитить от воздушного нападения еще по одной причине. Несмотря на большие программы строительства 30-х годов, семьдесят процентов жилых зданий города были деревянными. Крыши заводских цехов были покрыты легковоспламеняющимися материалами. Даже в центре города, в таких местах, как улица Горько­го, были штабеля дров, деревянные сараи и другие опасные в пожар­ном отношении постройки. Москва походила на бочку с горючим.

Поэтому главной задачей московской противовоздушной обороны было не допустить пожаров. Весьма показательно, что первым решени­ем, принятым ГКО в первый же день его существования 1 июля, стал приказ увеличить производство пожарных машин для городской про­тивопожарной службы. Пожарным, в форме и без формы, были выда­ны асбестовые рукавицы и металлические щипцы, чтобы хватать зажигательные бомбы, и ведра с водой и песком, в которых их можно было гасить. Наблюдатели располагались на крышах каждого большо­го здания. Они оставались на своих постах, даже когда начинали падать бомбы, поэтому в их рядах были значительные потери, но многие люди и здания были благодаря этому спасены.

Отдельные батальоны противовоздушной обороны были сформированы в каждом из двадцати пяти районов города, чтобы спасать раненых во время бомбежек и расчи­щать завалы. Каждый такой батальон имел от пяти до восьми рот — в зависимости от размеров района. Они проводили тренировки в пар­ках, на бульварах и скверах, во дворах домов, где сами жили. Ими командовали инженеры, архитекторы и другие специалисты, большей частью из строительных организаций, в которых бойцы работали в мир­ное время. Отряды самообороны создавались в жилых кварталах, чтобы поддерживать общественный порядок во время воздушных налетов и принимать меры по ликвидации их последствий. Их бойцы носили красные повязки на рукавах с буквами: «МПВО».

У командиров секций на повяз­ке была одна синяя полоса, у командира группы — две. Домоуправы были ответственны за состояние бомбоубежищ. К тому времени, когда немецкие воздушные налеты заметно уси­лились, более шестисот тысяч москвичей состояли в отрядах противо­воздушной обороны.

В газетах печаталась полезная информация, и давались советы. «Вечерняя Москва» опубликовала серию статей о том, как построить убежище. Профессор Покровский в своей статье объяснял, что звук падающей бомбы слышен за две-четыре секунды до взрыва — время, достаточное для того, чтобы прыгнуть в яму или канаву или просто лечь на землю. Шансы на выживание в этом случае повышаются вдвое. Очень важно было уметь различать звук от зенитных снарядов, летевших с земли, от звука бомб, падавших на землю: звук от бомбы становился все более высоким, а звук от снаряда, напротив, все более низким.

В центре Москвы в качестве убежищ можно было использовать подвальные помещения. Но в других районах города они были лишь в немногих зданиях, и большинство домов были деревянные. Сараи и хозяйственные постройки сносились из-за опасности распростране­ния пожаров. Там, где невозможно было создать настоящие убежища, устраивали щели и блиндажи. К августу в них уже могла укрыться почти четверть миллиона людей. А к концу 1941 г. убежищ уже было вполне достаточно для большинства жителей, оставшихся в городе.

Самыми надежными местами укрытия во время воздушных нале­тов были подземные станции метрополитена. Надо отметить, что московское метро с самого начала проектировалось как убежище во время войны. Когда начались систематические налеты, быстро сложилась четкая, постоянно действующая система. Ночью перевозки прекращались. В дневное время, когда метро функционировало нормально, поезда останавливались на ближайшей к ним станции, где их заставало объя­вление тревоги.

Части МПВО устанавливали на рельсах деревянные щиты и закрывали все отверстия и проемы, через которые в туннель могла пройти взрывная волна. Вся эта процедура занимала лишь пару минут. Инвалиды, дети и старики могли размещаться в вагонах поезда и на станциях. Все остальные шли в туннели. Станции были сравни­тельно хорошо освещены. Питьевая вода подавалась через фонтанчи­ки, устроенные на перронах, и из кранов в туннелях. На станциях были устроены библиотеки и установлены громко­говорители.

Райкомы привлекали своих активистов в бригады агита­торов, занимавшихся организацией лекций, выступлений фронтовиков. Устраивались выставки и просмотры фильмов, выступления концертных бригад, передвижные библиотеки, киоски, в которых продавались книги и журналы. Специальные заня­тия проводились с детьми — им читали рассказы и сказки, их учили рисовать, шить, делать модели. Во время воздушных налетов в метро родилось более двухсот детей.

5 августа немецкий самолет сбросил тяжелую бомбу на Арбатскую площадь недалеко от здания Генерального штаба. Тревога на этот раз не была объявлена. Люди в панике бросились к ближайшей станции метро. Кто-то поскользнулся и упал на ступеньках лестницы. Идущие сверху падали друг на друга. Многие погибли в образовавшейся давке…

В первый же день войны была введена светомаскировка, улицы Москвы стали темными, и затемнение оставалось в силе до апреля 1945 г. Перед войной на московских улицах было 26 тысяч фона­рей (теперь их более 260 тысяч). Они включались и выключались из столь многочисленных пунктов, что требовалось не менее полутора часов, чтобы включить или выключить освещение. Поэтому горсовет централизовал систему, и стало возможным отключить сразу все уличное освещение в Москве. Начали выпускать плотную черную бумагу для светомаски­ровки стеклянных крыш, стен и окон городских предприятий и жилых домов. Стеклянная крыша ГУМа была закрашена черной краской так основательно, что после войны пришлось просто менять всю кро­влю.

Все эти меры нарушали естественную вентиляцию помещений и осложняли условия работы. Специальные заслонки были изготовлены для доменных печей, работа которых не могла быть прекращена и которые излучали красное сияние, видимое ночью. Фары машин и освещение дорог также были затемнены так, что их можно было видеть лишь с близкого расстояния. Движение на дорогах сильно замедлилось и вообще приостанавливалось в ночное время, если объявлялась воздушная тревога. Все наружное освещение немедленно выключалось.

Соблюдение режима светомаскировки контролирова­лось дежурными на предприятиях, отрядами ПВО и самообороны, конной милицией и военными патрулями. Власти приняли самые решительные меры, чтобы замаскировать город и осложнить немцам прицельное бомбометание. Были мобилизованы архитекторы и сту­денты, которые рисовали деревья и крыши на улицах и скверах города. Золотые купола кремлевских соборов были закрашены в камуфляжные тона, а светящиеся красные звезды на башнях Кремля были закрыты брезентом. Целые здания закрывались камуфляжными сетками. На стенах Кремля появились контрастные полосы, придавая им вид обычных жилых домов.

Другие крупные здания — Центральный телеграф, гости­ница «Москва», Большой театр и театр Советской Армии были замаски­рованы таким же способом. Но нарисованные здания не давали тени, когда немецкие самолеты во время полетов сбрасывали осветительные ракеты. Поэтому архитекторы и художники начали менять силуэты настоящих зданий, дополняя их деталями, сделанными из фанеры. Мавзолей Ленина на Красной площади был закрыт щитами и сетками, придававшими ему вид двухэтажного здания. Платформы с макетами зданий стояли на Москве-реке, закрепленные якорями.

В окрестностях Москвы были созданы девять фиктивных аэродромов, фальшивое неф­техранилище, семь фиктивных промышленных комплексов, чтобы запутать немецких летчиков и отвести их от настоящих целей.

В первые дни войны немцы предпринимали над Москвой частые полеты самолетов-разведчиков. Один из них, «Хейнкель-111», был сбит, когда 23 июля лейтенант Гошко протаранил его своим самолетом. Первый налет на город пришелся на 22 июля. В ту ночь в соответствии с директивой Гитлера № 33 превратить Москву в груду развалин бомбардировщики Кессельринга совершили налет на столицу. Это было началом авиационной кампании, продолжавшейся до апреля 1942 г.

Около двухсот самолетов заходили на город четырьмя волнами: 127 достигли цели и сбросили 104 тонны тяжелых бомб и 46 тысяч зажигательных. Немцы проводили ночной налет, потому что их истребительная авиация не могла эскортировать бомбардировщики на большое расстояние. Десять бомбардировщи­ков были сбиты зенитным огнем и двенадцатью ночными истребителя­ми, взаимодействовавшими с прожекторными установками.

Капитан Тимошков и его прожекторная установка занимал пози­цию в Можайске, в 96 километрах от Москвы. В течение целого месяца у них не было случая участвовать в военных действиях. Солдаты, шед­шие на фронт и возвращающиеся с передовой, подшучивали над ними и переводили русскую аббревиатуру ПВО — противовоздушная оборо­на по-своему: «Пока война, отдохнем».

Вечером того немецкого нале­та Тимошков и его команда уже занимали места у четырех прожектор­ных установок и двух батарей зенитных орудий, когда около 9.45 вече­ра они увидели первый немецкий самолет, силуэт которого возник на фоне заходящего солнца. Самолеты шли плотными формированиями вдоль Можайского шоссе курсом на Москву. Тимошков и его подразде­ления вели непрерывный огонь большую часть ночи, но не было заметно, чтобы это существенным образом отразилось на идущих волнами бомбардировщиках.

Как только сообщение о приближении немецких самолетов посту­пило в штаб МПВО в Москве, майор Лапиров, начальник штаба МПВО, включил систему город­ского оповещения. Голос диктора зазвучал в громкоговорителях, висев­ших на каждом углу, в каждом московском предприятии: «Граждане! Воз­душная тревога!» Завыли сирены, сопровождаемые свистками парово­зов на железнодорожных вокзалах и гудками московских предприятий и фабрик. Люди торопливо шли в метро с узлами и чемоданами. С запад­ной стороны города, где небо еще было светлым, вспыхивали и гасли сотни маленьких звездочек. Казалось, что между землей и небом возни­кла какая-то невидимая сеть. Зажигательные бомбы падали сразу десят­ками с шипением и треском, дежурные гражданской обороны засыпали их песком или хватали щипцами и бросали в ведра с водой.

Загорелась Книжная палата, главный библиографический центр страны, находившийся в здании XIX века на берегу Москвы-реки. Основные каталоги и другие бесценные библиографические материалы погибли в огне. Сильные пожары возникли на Белорусском вокзале, на Трехгорке, в японском посольстве. Четыре тяжелых бомбы упали вокруг Кремля. Одна из них пробила крышу Большого Кремлевского дворца и попала в Георгиев­ский зал. Но она не взорвалась, оставив лишь большую дыру в полу зала.

Вокруг Кремля были сброшены 76 зажигательных бомб, но все они были потушены. Серьезно пострадал театр Вахтангова. Зажигалки попали также в Московский зоопарк, и во время бомбардировки пришлось переводить в более безопасные клетки львов, тигров, леопардов и ягуаров.

Этот первый налет продолжался пять часов. В ту ночь было убито 130 человек, 241 получили серьезные ране­ния, 421 — легкие ранения. Было разрушено 37 зданий и возникло 1166 пожаров. Между 22 июля и 17 августа немецкая авиация предприняла еще семнадцать налетов на Москву. Одной из главных целей для немецких бомбардировщиков была электростанция «Могэс», снаб­жавшая Москву электричеством, и прилегавшие к ней кварталы под­верглись сильной бомбардировке. 27 июля произошло прямое попадание мощной фугасной бомбы в только что построенное здание школы на Земской линии, которое было полностью разрушено. Более трехсот человек, находив­шихся в убежище, устроенном в подвальном помещении, оказались похороненными заживо. Несмотря на пожар, охвативший здание, спа­сатели сумели извлечь их оттуда.

В здание напротив Библиотеки им. В.И. Ленина попала бомба, пробившая четыре этажа и взорвавшаяся на перекрытии подвала. Находившиеся в убежище люди были завалены обломками, развалины здания были охвачены огнем. С огромными трудностями спасатели смогли пробиться внутрь. Потребовалось три­надцать часов, чтобы спасти тридцать человек, оставшихся в живых.

5 августа фугасная бомба весом в одну тонну взорвалась напротив памятника выдающемуся ученому-естествоиспытателю Тимирязеву у Никитских ворот. Образовалась воронка диаметром в двадцать семь метров и глубиной в десять метров, была изуродована трамвайная линия, нарушены подземные коммуникации и расположенные поблизости зда­ния. Статуя была сорвана с постамента и смята. В момент взрыва на пло­щади остановился грузовой трамвай, перевозивший мешки с мукой. Мешки разлетелись в разные стороны, и мука стояла в воздухе, постепен­но оседая на землю, площадь казалась посыпанной снегом.

По мере того как немцы подходили ближе к Москве, воздушные налеты становились более частыми. Москвичи пришли к заключению, что спускаться в бомбоубежище так же опасно, как и оставаться дома в постели. Через некоторое время многие из них уже не покидали своих домов.

Самый большой ущерб был нанесен 28 октября 1941 г. В зда­ние Центрального Комитета партии на Старой площади попала тяже­лая бомба. Одним из погибших был известный писатель Афиногенов. Другой бомбой было разрушено несколько домов на набережной Москвы-реки и убито несколько человек из отряда самообороны. Бомба пробила крышу Большого театра и нанесла зданию повреждения. Другая бомба взорвалась на улице Горького, напротив Центрального телегра­фа. В очереди, стоявшей у продовольственного магазина, было много убитых и раненых. Все это случилось до того, как была объявлена воз­душная тревога.

На следующий день бомба взорвалась перед зданием горкома, в то время как Щербаков проводил совещание. Осколки стекла и штукатур­ки осыпали его участников, сброшенных со своих мест взрывной вол­ной. Пострадавших не было, но сам Щербаков получил контузию. В этот день он получил ещё и вторую контузию…

В разное время пострадали от немецких бомб и ряд других кру­пных зданий Москвы, включая Московский университет, Музей изящ­ных искусств имени Пушкина, Ленинскую библиотеку, консервато­рию, здания издательств, газет «Правда», «Известия», журналов «Московский большевик» и «Огонек». В ноябре немцы уже были так близко от Москвы, что могли эскортировать свои бомбардировщики истребителями и осуществлять не только ночные, но и дневные рейды. 14 ноября 180 самолетов участвовали в дневном налете. В официальном сообщении советской стороны отмечалось, что было сбито 48 самолетов. Но предупреждение о налете для того, чтобы люди могли спуститься в убежище, теперь сокращалось практически до пяти минут.

К ноябрю сирены в Москве гудели по нескольку раз в день. Заня­тия в школах, которые практически уже не проводились, теперь были официально прекращены. Два крупных налёта были предприняты накануне и после офи­циального окончания битвы за Москву 20 апреля 1942 г. А послед­ний массовый налет произошел 16 июня 1942 г. Были также нале­ты небольших групп самолетов, прорвавшихся в августе и октябре. Но к 1943 г. над столицей лишь изредка пролетали отдельные высо­ко летевшие самолеты-разведчики Ю-88-Р.

Согласно советским данным, опубликованным после войны, во время налетов на Москву погибло более двух тысяч человек, а число раненых было примерно в три раза больше; было повреждено или разрушено 5584 жилых здания, девяносто госпиталей, 253 школы и 19 театров и дворцов культуры.

Советский успех в воздушной войне над Москвой был достигнут высокой ценой. Для защиты столицы были отвлечены силы с других участков фронта. В первую неделю июня Севастополь в Крыму был почти стерт с лица земли воздушными бомбардировками. Первый опустошительный дневной налет на Сталинград 23 августа 1942 г. практически не встретил отпора. В обоих городах в течение часов или дней были убиты десятки тысяч людей.

Статья написана по материалам книги Р. Бретвейт «Москва 1941. Город и его люди на войне», М., «Голден-Би», 2006 г., с. 168-213.