Обычно наиболее остро тема родины встает в лите­ратуре в периоды войн, революций и т. п., то есть тогда, когда человеку необходимо совершить свой нравствен­ный выбор. В русской литературе эта проблема стала наиболее актуальной в начале XX века, чему способст­вовали несколько революций, Гражданская и Первая мировая войны.

Новая идеология, которую принесла с собой рево­люция, была неприемлема для многих людей, как старо­го, так и нового поколений русской интеллигенции. Анна Ахматова с самого начала не приняла революцию и никогда не меняла своего отношения к ней. Вполне закономерно, что при таких политических событиях возникает проблема эмиграции, которая дей­ствительно сильно коснулась России в первой половине XX века. Многие поэты, писатели, художники и музы­канты, близкие Ахматовой, уехали за границу, навсегда покинув родину.


Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их мести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой… (1922)

Ахматова не осуждает тех, кто уехал, но и четко оп­ределяет свой выбор, т. к. для нее эмиграция невозможна.

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил; «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда…»
…Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух.
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух. (1917)

Но родиной в стихах Ахматовой является не только Россия, но и Царское Село, Петербург, Слепнево. Она описывает места, дорогие прежде всего ей самой, свою родину; но тем не менее эти автобиографические черты не вырываются из общего контекста проблем, затрагиваемых поэтессой. Она рассматривает свои личные впе­чатления и переживания, сопоставляя их с общечелове­ческими.

У Ахматовой много стихов, посвященных Петер­бургу-Петрограду-Ленинграду, городу, с которым так тесно была связана ее судьба.

И мы забыли навсегда,
Заключены в столице Дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Фонит жестокая истома…
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду…

В стихотворениях А. Ахматовой, посвященных Петер­бургу, Петербург — это не символ чего-то, это сам город. Хотя в некоторых стихотворениях он может быть и символом России в конкретный момент времени, когда на примере одного города показывается судьба целой страны или эпохи. Строки из того же стихотворения «Петроград, 1919»:

Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но наш священный град Петра
Невольным памятником будет. (1920)

Анна Андреевна Ахматова рассматривает события в России не толь­ко как политические, но и придает им вселенское значе­ние. И если у А. Блока в поэме «Двенадцать» револю­ция — это разгул стихий, вселенских сил, то у Ахмато­вой это кара божья. Поэтесса обращается к библейским источникам. Например, стихотворение «Лотова жена» (1922-1924 гг.):

И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила…

Ахматова оправдывает ее поступок:

Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

Это не просто библейская притча, переложенная на стихи, Ахматова сравнивает судьбу своей родины с Содомом, как позже с Парижем в стихотворении «В сороковом году»: «Когда погребают эпоху…» Это не смерть Петербурга или России, это смерть эпохи; и Рос­сия не единственное государство, которое постигла эта участь. Все закономерно: у всего есть свой конец и свое начало. Ведь любая новая эпоха начинается обязатель­но с крушения старой. Возможно, поэтому в стихах Ах­матовой есть и светлые ноты, предвещающие рождение нового времени.

Лев Гумилев, Ахматова А.А., Гумилева А.И. (мать Гумилева Н.С.), Ленинград, 1927 г.

Лев Гумилев, Ахматова А.А., Гумилева А.И. (мать Гумилева Н.С.), Ленинград, 1927 г.

…Но с любопытством иностранки,
Плененной каждой новизной,
Глядела я, как мчатся санки,
И слушала язык родной.
И дикой свежестью и силой
Мне счастье веяло в лицо,
Как будто друг от века милый
Всходил со мною на крыльцо. (1929)

В поэме «Реквием» Ахматова продолжает свой поэ­тический прием, встраивая свои автобиографические переживания в контекст целой современной эпохи. Поэма так и начинается:

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим пародом,
Там, где мой народ, к несчастью, был. (1961)

Опять же она возвращается к проблеме эмиграции и указывает на то, что для нее нет и не было другого выхода, как только остаться на родине вместе со всем народом.

Поэма посвящена трагедии матери, потерявшей сы­на. И опять Ахматова решает ее характерными для себя художественными средствами. Она описывает себя и свою трагедию, но сопоставляя ее с трагедией всех мате­рей, как стоящих с ней сейчас в этой очереди, так и ма­терей всех времен. Во «Вступлении» она приводит несколь­ко исторических картин, создавая тем самым собира­тельный образ:

Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки.
Под кремлевскими башнями выть.

Ахматова сравнивает также себя и всех женщин с Богоматерью, потерявшей сына:

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

Сама композиция поэмы говорит о евангельском подтексте: Посвящение, Вступление, Приговор, К смер­ти, Распятии, Эпилог.

И опять, уже в 60-е годы, Ахматова возвращается к теме родины. Вновь появляются стихи о дорогих и памятных местах: «Царскосельская ода» (1961) и др., звучащие как ностальгия но ушедшей эпохе.

В стихотворении «Родная земля», которое начина­ется строками из стихотворения 1922 г.:

И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас…

Ахматова продолжает тему родины. Это не Петер­бург 1913 года или уже Ленинград; это не революци­онная Россия; это Россия вообще, такая, какая она есть сама по себе и какая она для каждого, родившегося в ней.

Но ложимся в нее и становимся ею.
Оттого и зовем так свободно — своею. (1961)