Сразу после Березины, уже 1 декабря, Кутузов сообщил Александру I, Чичагову и Витген­штейну свой новый «генеральный план» с целью ис­требить остатки бегущего неприятеля. План преду­сматривал скоординированное наступление всех рус­ских войск по четырем направлениям.

Чичагов дол­жен был преследовать самого Наполеона; Витген­штейн — наступать правее Чичагова и «стараться пре­сечь Макдональду путь к соединению с Наполеоном»; сам Кутузов М.И. с Главной армией — следовать левее Чи­чагова и «воспретить соединению Шварценберга с На­полеоном»; Милорадович М.А. — идти между Чичаго­вым и Кутузовым в готовности «содействовать по об­стоятельствам» тому или другому. Кроме того, Платов М.И. с казаками получил задание «стараться, вы­играв марш над неприятелем… атаковать его в голове и во фланге колонн».

Тем временем неприятель бежал к Вильно. Большая часть его нестроевых, так затруднявших своей хаотичностью движение армии, осталась на Березине. Но ещё и боеспособные части («combattants») таяли с каждым днем, отделяя от себя «новые банды отставших». Условия отступления стали еще более губительными для фран­цузов.

После Березины ударили и уже не прекраща­лись особенно жестокие морозы. Кстати, Березина, по­глотившая в своих водах десятки тысяч французов, сразу после их переправы замерзла. По записям очевидцев, 5 декабря в Сморгони было 25° мороза, 7-го в Ошмянах — 27°, 9-го и 10-го в Вильно – 27-28°. Обессилен­ные «дети Парижа», пришельцы из дали далей Лазур­ного берега и солнечного Неаполя гибли от холода и на привалах, и прямо на ходу. «Оставляемый нами би­вак походил на поле сражения, — свидетельствовали французы. — Он бывал покрыт трупами так же, как и дороги, по которым мы проходили». «Перед Вильно в течение одной ночи замерзла целая бригада неаполитанцев», — вспоминал генерал Д. Хлаповский.

Остановиться, передохнуть, подкрепить силы бег­лецы не могли. Впереди у них до самого Вильно не было опорных баз. Между тем отовсюду (случалось, даже спереди, в лоб) их атаковали казаки и партизаны, а сзади, следуя «генеральному плану» Кутузова, на­стигали регулярные полки русской армии. Настигали и уничтожали главным образом «некомбаттантов», но били и «combattants».

3 декабря у с. Латыголичи Чича­гов рассеял арьергард противника, взяв больше 1500 пленных, в числе которых оказался один генерал. 7 декабря под Сморгонью авангард Чичагова захватил еще 3 тыс. пленных и 25 орудий, а с 8 по 13 декабря, по данным штаба Кутузова, русские войска взяли в плен 9730 человек и отбили у противника 168 пушек. «Наполеон, пришедши тигром, бежит зайцем», — писал в те дни Карамзин Н.М.

Сам Наполеон видел, что кампания безнадежно проиграна, а его «Великая армия» почти уничтоже­на. Он решил подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его ка­тастрофы. 3 декабря в Молодечно император составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень — как бы надгробное слово о «Великой армии».

Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы, а заключил бюллетень фразой, которая шокировала даже его верноподданных: «Здоровье его величества никогда не было лучшим». «Лев получил тяжелые ра­нения, — читаем у историка Манфреда А.З., — но он не мертв, он еще сохранил силы, и он опасен. Берегитесь! В этом был смысл последней фразы 29-го бюллетеня, пока­завшейся современникам столь мало уместной и стран­ной. То было предостережение».

Вечером 5 декабря в м. Сморгонь Наполеон покинул армию. Он торопился в Париж, чтобы опередить толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное — собрать новую армию. Для него, по выражению академика Тарле Е.В., «рус­ский поход был только проигранной партией. Он был уже поглощен новой, готовившейся партией и обду­мывал, как лучше ее выиграть». Взяв с собой А. Коленкура, М. Дюрока, Ж- Мутона, А. Фэна, несколько слуг и — только до русской грани­цы — кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для него западни и к полуночи 18 декабря уже был в Париже.

Командовать остатками армии Наполеон поручил И. Мюрату — только потому, что король Неаполя был старшим по монархической иерархии. Тот, однако, проявил себя в роли главно­командующего хуже, чем это мог сделать «капитан вольтижеров», как признал позже сам Наполеон, и 17 января самовольно уехал к себе в Неаполь, сдав командование вице-королю Италии Е. Богарне.

Вообще, пока сам император шел во главе своих войск, его присутствие «все же поддерживало хотя бы тень организации, спаивало их в «армию Наполеона»… Когда же Наполеон бросил армию, объединяющий ее центр исчез, а вместе с ним исчез и последний нравственный ресурс», после чего дезор­ганизация и деморализация остатков армии приняли «чудовищные размеры».

Только гвардия да еще группы солдат и офицеров, сплотивших­ся вокруг своих маршалов, сохраняли достоинство и боеспособность. Все остальное воинство бежало от Сморгони к Вильно в таком беспорядке, что Глин­ка Ф.Н. написал в те дни о французах: «Их можно ловить легче раков».

Удивительно, как в таких условиях французы могли вести с собой русских пленных: всего из Москвы их вы­вели, по разным данным, от 2 до 3 тыс. и какое-то число, пусть даже крайне малое, довели до Франции. В этом числе оказались гр. Перовский В.А. — будущий фаворит Николая I с любопытной родословной (двоюродный внук морга­натического супруга императрицы Елизаветы Пет­ровны Разумовского А.Г. и двоюродный же дед «царе­убийцы» Софьи Перовской) и рядовой Семенов — по семейной легенде, предок всемирно известного мастера детективного жанра в литературе Жоржа Сименона.

8 декабря французы вступили в Вильно, где они очень рассчитывали на местные склады продоволь­ствия и фуража. Мюрат, однако, не смог наладить порядок, и многотысячные толпы мародеров, ворвав­шись в город, разграбили склады так, что одни полу­чили все, другие — ничего. Пока французы грабили Вильно, 10 декабря к городу подошли казаки Платова М.И. и авангард Чи­чагова П.В. Противник бежал из города, бросая награб­ленную добычу, а 5139 больных и раненых, оставших­ся (может быть, еще с лета) в госпиталях, были взяты в плен.

В их числе оказался бригад­ный генерал М. Лефевр, сын командующего Старой гвардией маршала Ф.-Ж. Лефевра, герцога Данцигского. Маршал оставил раненого сына и при нем — письмо на имя Аракчеева А.А. с просьбой проявить к раненому «лояльность». Прибывший в город 11 де­кабря Кутузов занял комнаты, которые были подготовлены для Бонапарта.

Три следующих дня остатки «Великой армии» брели от Вильно до Немана. 13 декабря они достигли Ковно. Здесь маршал М. Ней дал русским последний бой, за­держав их на несколько часов перед Неманом. К Неману французы вышли в том самом месте, где 24-27 июня гордо и радостно, упиваясь собственной мощью и красотой, вторглась на русскую землю полумиллионная «Великая армия» Наполеона. Теперь, 14 декабря, возвращались через Неман с русской земли несколько тысяч «горемык, одетых в рубище, с опущенными головами, потухшими взорами, мертвенно-землистыми лицами и длинными, всклокоченными от мороза бородами… Это и была вся «Великая армия»!»

То не были бойцы, идущие походом,
То плыли призраки под черным небосводом,
Бредущая во тьме процессия теней, – написал Виктор Гюго в поэме «Искупление».

О размерах катастрофы, которую Наполеон потер­пел в России, легче всего, конечно, судить по цифрам. Численность центральной группировки, которая собра­лась за Неманом после 14 декабря 1812 г., Ж. Шамбре определял в 14266 человек, а штаб Кутузова — в 20 тыс. К ней надо прибавить остатки фланговых войск — Ж.-Э. Макдональда и Ж.-Л. Ренье.

Наполеон еще до начала своего отступления разу­верился в своих союзниках. «Австрийцы и пруссаки… — говорил он в Москве А. Коленкуру, — сделаются наши­ми самыми опасными врагами при малейших наших неудачах». Этот мрачный для завоевателя прогноз оправдался. Шварценберг, уклонившись от помощи Наполеону, принял предложение Кутузова о пе­ремирии и увел 24-тысячный австрийский корпус в Га­лицию, а генерал Г. Йорк, который командовал 19-тысячным прусским корпусом, составлявшим почти 4/5 корпуса Макдональда, подписал с русскими дого­вор о нейтралитете. Измена австрийцев и пруссаков усугубила катастрофу «Вели­кой армии».

Макдональд остался с одной дивизией в 5 тыс. человек, которую он и вывел из России в район Кенигсберга. От 5 до 7 тыс. человек привел в Польшу Ренье. Еще тысяч 5-6 уходили за Неман разрозненно. Всего из почти 600-тысячной (даже если не считать корпуса Йорка и Шварценберга) «Великой армии» выбрались из России едва ли больше 30 тыс. человек. Кутузов имел все основания рапортовать царю 19 декабря 1812 г.: «Неприятель почти истреблен».

Во Франции известие о гибели «Великой армии» вызвало общее потрясение, тем более сильное, что стра­на не была к нему подготовлена. Казалось, еще недавно французские газеты прославляли вступление Наполеона в Москву как нечто «выходящее за пределы всего, что давала нам доселе его полная чудес история». Правда, отступление из Москвы, как ни приукрашивалось оно в 27-м и 28-м бюллетенях Наполеона, встревожило Францию. «Мы начали про­буждаться от сна», — вспоминала герцогиня Л. д’Абрантес. И все-таки окончательное пробуждение «было ужасно».

Опубликованный 16 декабря в парижском официозе «Moniteur» 29-й бюллетень ошеломил французов. Одна фраза о том, что-де из-за морозов «армия, столь блестящая еще 6 ноября, 14-го имела уже иной вид, почти без кавалерии, без орудий, без транспор­та», сказала почти все — остальное дори­совывалось воображением. Вся страна была повергнута в траур. Повсюду, с верхов до самого низа социаль­ной лестницы, начался ропот.

Зато в России каждый день русского контрнаступ­ления стимулировал подъем национального духа. «Все­му живо сочувствовалось у нас, — вспоминал о тог­дашних настроениях своих товарищей по Царско­сельскому лицею друг Пушкина А.С. Иван Пущин. — Опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему».

Кутузов М.И. в те декабрьские дни 1812 г., когда вся Россия торжествовала победу, радовался, естест­венно, более других. «Я почитаю себя щастливейшим из подданных… вашего величества»,  — написал он Александру I 19 декабря. Но фельд­маршал лучше, чем кто-либо, знал о дорогой цене победы, одержанной, на взгляд со стороны, быстро и легко.

Выступив из Тарутина во главе 120 тыс. чело­век при 622 орудиях, Кутузов привел к Неману лишь 40 тыс. войска с 200 орудиями. «Главная армия… — рапортовал он царю из Вильно, — пришла в такое состояние, что слабость ее в числе людей должно было утаить не только от неприятеля, но и от самих чиновников, в армии служащих». Ослабевшая на две трети по своему составу, ар­мия к тому же «потеряла вид», она больше походила на крестьянское ополчение, чем на регулярное войско, что и вызвало у вел. кн. Константина Павловича на параде в Вильно возмущенный выкрик: «Эти люди умеют только драться!»

Учитывая состояние Главной армии, Кутузов в ра­портах царю от 13, 14 и 21 декабря настойчиво пред­лагал дать ей отдых «до двух недель», «ибо, если про­должать дальнейшее наступательное движение, под­вергнется она в непродолжительном времени совер­шенному уничтожению». Его декабрьские рапорты царю предусматривали необходимый отдых только для Главной армии, тогда как менее изнуренным войс­кам Чичагова П.В. и Витгенштейна П.X., а также казакам Платова М.И. предписывалось безостано­вочно «следовать за неприятелем до самой Вислы».

Если Кутузов считал, что Главная армия должна отдохнуть перед заграничным походом, подтянуть к себе 20 тыс. «выздоровевших и отставших людей», а также 15 резервных батальонов, то император Александр I требовал, не останавливаясь, преследовать неприятеля. Однако по прибытии к армии государь во­очию убедился в том, что солдатам необходим от­дых и подкрепления. Только 13 января 1813 г. Главная ар­мия под командованием Кутузова и в присутствии царя перешла Неман. Военные рассказы помогают глубже понять истоки героизма русских солдат и офицеров, сражавшихся на полях Отечественной войны 1812 г. и в других войнах.

К тому времени войска Чичагова, Витгенштейна и Платова уже почти месяц преследовали французов за Неманом, т. е. фактически начали заграничный поход русской армии. Наполеон к тому времени уже собрал новую армию в 200 тыс. человек и спешил во главе ее к Эльбе. 2 мая он дал русско-прусской армии сра­жение при Лютцене. Началась новая военная кампа­ния…

Статья написана по материалам книги Троицкого Н.А. «1812 Великий год России», М., «Мысль», 1988 г., с. 296 — 306.

Согласно данным современных исследователей войска, участвовавшие в походе на Россию, насчитывали около 560 тысяч человек. Но, несмотря на все преимущества противника, за шесть месяцев противоборства судьба Великой армии была решена. Границы России покинуло, по самым оптимистическим подсчётам, примерно 100 тысяч человек. В плену оказалось более 110 тысяч человек, из них к началу 1813 года осталось в живых около 50 тысяч человек. Следовательно, только убитыми и умершими Великая армия в ходе войны 1812 года потеряла порядка 410 тысяч человек (Бессонов В.А. «Не считая шаромыжников: Численность военнопленных 1812 г. в России» журнал «Родина», № 8 2002 г.).

На просторах России исчезли лучшие войска, а вместе с ними растаяли и надежды императора французов на гегемонию в Европе. Такой исход войны, до сих пор воспринимающийся во Франции как необъяснимая, мистическая катастрофа, был во многом связан с цепью судьбоносных событий, разыгравшихся в сентябре — октябре 1812 г. на пространстве от Москвы до Полотняного Завода: это оставление русскими войсками Первопрестольной, совершение флангового манёвра, пребывание в Красной Пахре, переход к селу Тарутино Калужской губернии, Тарутинский лагерь, ведение «малой войны», Тарутинское сражение, битва за Малоярославец, бой под Медынью, движение к Полотняному Заводу — последнему пункту отхода русских войск, совет Наполеона в Городне, начало отступления Великой армии из России и переход к её преследованию русской армией.