К войне 1812 г., в которой практически никто не сомне­вался, Россия готовилась загодя. Русское командование своевременно по­лучало данные от своих разведчиков о стратегических планах Наполеона. Более того, сейчас уже давно ни для кого не секрет, что в русских штабах задолго до войны знали о дне ее начала. В результате были существенно увеличены военные расходы.

«В 1807 году эти расходы составляли 43 млн. руб­лей, в 1808 году — 53 млн. рублей, в 1809 году — 64,7 млн. рублей, а в 1810 году — 92 млн. рублей. Как видим, за три года военные расходы России увеличились в два с небольшим раза. А вот в 1811 году они составили уже 113,7 млн. рублей, причем только на сухопутные войска.

Как это обычно происходит в странах, где поли­тика доминирует над экономикой, все закончи­лось серьезным кризисом. Кстати сказать, грянул он задолго до начала войны 1812 года… Собственно, государственный канцлер Ру­мянцев Н.П. в докладе императору Александру I так пря­мо и написал, что «главная причина финансового кризиса отнюдь не в разрыве с Англией, а в неверо­ятных военных расходах».

А это значит, что дело было вовсе не в Континен­тальной блокаде, направленной Наполеоном против Англии, к которой Россия вынуждена была присое­диниться по условиям Тильзитского мира. Более то­го, в отчете Департамента экономии Государствен­ного совета от 20 сентября 1810 года четко было на­писано: «Россия более несет вреда от превратного выполнения Континентальной системы, нежели от самого принятия системы сея». (Е. Гречена «Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах», М., «Астрель», 2012 г., с. 4).

Граф Сперанский М.М.

Гораздо более серьезной проблемой была начатая в 1808 г. война со Швецией. В период с конца 1805 г., по­сле вступления России в первую войну с наполео­новской Францией, по конец 1809 г. курс ассигнаций упал по отношению к серебру в два раза, а к концу 1811 г. – в три. В связи с этим бы­ло объявлено о прекращении допечатки ничем не обеспеченных ассигнаций, выпущены облигации государственного займа, сокращены расходы, по­вышены налоги, в частные руки продана часть ка­зенного имущества.

Все это происходило под руководством выдаю­щегося русского экономиста Сперанского М.М. В 1802 г. была начата министерская ре­форма и вместо прежних коллегий — детищ Петра Ве­ликого — было утверждено 8 министерств: ино­странных дел, военных сухопутных сил, морских сил, внутренних дел, финансов, юстиции, коммер­ции и народного просвещения.

После издания манифеста «Об учреждении ми­нистерств» все дела стали решаться единолично министрами, отчетными перед императором. При этом каждый министр имел заместителя (так назы­ваемого «товарища министра») и канцелярию. Ми­нистерства подразделялись на департаменты, де­партаменты — на отделения, отделения — на столы во главе со столоначальниками. Для совместного обсуждения неотложных дел был учрежден Коми­тет министров. Сперанский стал первым государственным секретарем и фактиче­ски вторым после императора лицом в государстве, а первым министром финансов — граф Васильев А.И.

Но вернёмся к бюджету страны. «Доходная часть бюджета России на 1810 год со­ставляла 125 млн. рублей, а расходная — 230 млн. Кроме того, на стране висел огромный долг в 577 млн. рублей, а золотовалютные резервы были практически равны нулю. Отметим, что в 1810 году император Александр фактически отказался от Континентальной блока­ды, но, как видим, России это не помогло. Помогли реформы Сперанского М.М.

В результате предпринятых им мер уже в 1811 го­ду дефицит государственного бюджета сократился до 6 млн. рублей (в 1809 году 105 млн.!), доходы возросли до 300 млн. И это при том, что расходы Сперанскому все-таки существенно сократить не удалось из-за подготовки Александра к очередной войне с Наполеоном.

К сожалению, предложенный и осуществленный Сперанским комплекс мер стабилизировал ситуа­цию, но погубил самого Сперанского. Реформаторы не выживают в России». (Там же с.10).

Сперанский М.М. писал об этом так: «Каждый член правительства в течение двадцати лет хотел сложить с себя бремя сей укоризны, надлежало, од­нако же, чтобы кто-нибудь ее нес». Естественно, неся на себе «бремя сей укоризны», Сперанский вызывал бурю недовольства со стороны консервативной части «высшего света», то есть тех, чьи интересы были затронуты более всего. В итоге была разработана мощная интрига, ставившая це­лью регулярно сообщать мнительному императору Александру I разные дерзкие отзывы, якобы исходив­шие из уст его первого госсекретаря.

Более того, Сперанского стали обвинять в подрыве государст­венных устоев России, называли изменником и фран­цузским шпионом. Развязка наступила в марте 1812 г., когда им­ператор Александр I объявил «французскому шпио­ну» о прекращении его служебных полномочий. Тог­да же он был отправлен в далекую ссылку, не успев сделать и малой доли того, что намечал.

Современники назвали это «падением Сперан­ского». На самом же деле произошло не просто па­дение высокопоставленного сановника, а падение видного либерала-реформатора со всеми вытекаю­щими отсюда последствиями. Даже граф Аракчеев А.А., человек обидчивый и весьма ревни­вый к царской милости, говорил о Михаиле Михай­ловиче так: «Будь у меня хоть треть ума Сперанско­го, я был бы великим человеком!»

Разумеется, реформы Сперанского затрагивали весь бюрократический аппарат России, всех тех, кто использовал государственный бюджет для личного обогащения. Такие люди в России были всегда. Они-то и «убрали» Сперанского. После этого Россия вновь приняла обычный для нее вид.

«По смете 1812 г. расходы на армию и флот бы­ли увеличены на 43 млн. рублей по сравнению с бю­джетом предыдущего года. Как видим, прирост во­енных расходов России увеличился за год на сумму, равную всему военному бюджету 1807 года. Общая же расходная часть бюджета на 1812 год выразилась в огромной по тому времени сумме в 342,2 млн. рублей… Общие рас­ходы на войну 1812 года, по самым скромным под­счетам, составили 155 млн. рублей». (Там же с.12).

Очень быстро шло и укрепление русской армии. По данным генерала Богдановича М.И., на конец 1810 г. она насчитывала — 400-420 тыс. чело­век с 1552 орудиями. К июню 1812 г. число войск было доведено до 480 тыс. человек с 1600 орудиями. Формировались также сильные резервы. Высочай­шим указом от 16 сентября 1811 г. предписан был рекрутский набор, «по 4 человека с 500 душ мужес­кого пола», который послужил к составлению многочисленных рекрутских депо, расположенных во внутренних губерниях, ближайших к тем, в которых собирались армии.

Однако страна к войне все же оказалась не готова, хо­тя с 1810 г. полным ходом шло перевооружение армии, укрепление западных границ, строительство крепостей, устройство складов боеприпасов, фура­жа и продовольствия. К сожалению, тяжелое финан­совое положение России не дало возможности до конца выполнить эту программу.

Сказывалась и слабость промышленной базы, неповоротливость казенных ведомств, безалаберность частных заводчиков сры­вала выполнение военных заказов. Часть офицерского состава была «ленива, малограмотна, не имела нужных навыков и предавалась пьянству и азартным играм». Да и окружение импера­тора Александра I, который взял на себя Верховное главнокомандование, несмотря на то, что никогда не служил в действующей армии, оставляло желать лучшего. Достаточно напомнить, что формированием русской стратегии в 1812 г. занимался генерал Фуль, которого военный историк Д. Чандлер совер­шенно справедливо называл «последним по стар­шинству и по способностям».

Об этом человеке известный военный специа­лист Карл фон Клаузевиц отзывался так: «Он не знал языка, не знал людей, не знал ни уч­реждений страны, ни организации войск, у него не было определенной должности, не было никакого подобия авторитета, не было адъютанта, не было канцелярии; он не получал рапортов, донесений, не имел ни малейшей связи ни с Барклаем, ни с кем-либо из других генералов и даже ни разу не сказал с ними ни единого слова.

Все, что ему было извест­но о численности и расположении войск, он узнал лишь от императора; он не располагал ни одним полным боевым расписанием, ни какими-либо доку­ментами, постоянно справляться с которыми необ­ходимо при подготовительных мероприятиях к по­ходу. В подаваемых им докладных записках нередко отсутствовали фамилии старших начальников, о ко­торых он хотел говорить, и ему приходилось выхо­дить из положения, расписывая различные должно­сти, занимаемые ими».