Читателям предлагается два отрывка из воспоминаний генерала Петра Николаевича Врангеля. Вышли в свет они в 1928 г. в Берлине ничтожным даже по тому времени тиражом. В тогдашнюю Россию книги эти попали буквально в нескольких экземплярах, для крупнейших библиотек, но их надежно вплоть до нашего времени заперли в мрачных «спецхранах», за железными дверьми. Долгое время доступ к ним был строго ограничен, даже в специальных трудах, предназначенных для узкого круга, цитировать подобное возбранялось.
Врангель П.Н. — отпрыск родовитой русской семьи, его предки, шведские дворяне, несколько веков верой и правдой служили России. Род был известный и заслуженный. Любой наш школьник знает про остров Врангеля в Ледовитом океане — это дядя Петра Николаевича, известный полярный исследователь. Знатоки истории искусства знакомы с трудами Николая Николаевича Врангеля — родного брата генерала, видного русского искусствоведа, скончавшегося в 1916 г.
Врангель П.Н. остался известен как профессиональный военный, хотя в юности окончил Петербургский горный институт — весьма престижное заведение в те годы. Выпускник Академии Генерального штаба, он отличился во время Первой мировой войны, стал генерал-лейтенантом, когда ему еще не миновало сорока лет. В ходе Гражданской войны в войсках Деникина А.И. он командовал различными армиями, отличался храбростью, воинской смекалкой и суровостью действий и решений. После разгрома Деникина остатки белогвардейских частей переправились в Крым.
Врангель — смел и честолюбив, стать главой вооруженных сил национальной России после отставки Деникина не могло не льстить его самолюбию. Но… армия в распаде, флота нет даже для перевозки будущих беженцев к другим берегам Черного моря, военное и гражданское управление расстроены, казна пуста, хлеба, угля и боеприпасов нет. Маленький Крым был обречен. На что надеяться? Как связать свою судьбу политика и главкома с делом, которое, казалось бы, уже полностью проиграно?
«В Крым переброшено было, включая тыл, около двадцати пяти тысяч добровольцев и до десяти донцов. Последние прибыли без лошадей и без оружия. Даже большая часть винтовок была при посадке брошена. Казачьи полки были совершенно деморализованы. Настроение их было таково, что генерал Деникин, по соглашению с донским атаманом генералом Богаевским и командующим Донской армией генералом Сидориным, отказался от первоначального намерения поручить донским частям оборону Керченского пролива и побережья Азовского моря и решил немедленно грузить их на пароходы и перебросить в район Евпатории, отобрав от полков последнее оружие.
Добровольческие полки прибыли также в полном расстройстве. Конница без лошадей, все части без обозов артиллерии и пулеметов. Люди были оборваны и озлоблены, в значительной степени вышли из повиновения начальникам. При этих условиях и Добровольческий корпус боевой силы в настоящее время не представлял.
Фронт удерживался частями генерала Слащева, сведенными в Крымский корпус. Корпус состоял из бесчисленного количества обрывков войсковых частей, зачастую еще в зародыше, отдельных штабов и нестроевых команд. Всего до 50 отдельных пехотных и кавалерийских частей. При этом боевой состав корпуса не превышал 3500 штыков и 2000 шашек.
Общая численность противника на фронте генерала Слащева — XIII советской армии была до 6000 штыков и 3000 шашек. При этих условиях сил у генерала Слащева для обороны перешейков было достаточно, однако сборный состав его частей и их слабая подготовка, отмеченное нашей разведкой постоянное усиление противника заставляли считать наше положение далеко не устойчивым…»
Врангель совершил в Крыму, казалось бы, невозможное. Жесткими мерами он восстановил в войсках дисциплину, поднял боевой дух, вселил надежду на успех, наладил какое-то подобие гражданского управления, поручив его давнему соратнику Столыпина П.А. — Кривошеину А.И. Отсиживаться за Турецким валом на Перекопе? Нет, вперед, снова на Москву!
С далеко идущими целями был подготовлен закон о земле, где крестьянам предоставлялись большие преимущества (Деникин в пору своих успехов на такое не смог решиться). И наступление белых началось. Было занято нижнее течение Днепра, вот-вот должен был пасть Донбасс, врангелевские десанты высаживались на Дону и Кубани, и хоть без успеха, но заставляли растягивать оборону Красной Армии. Казалось, еще одно усилие, и…
Но чуда не произошло. Советское правительство срочно заключило мир с поляками, пойдя на большие уступки. Основные силы Западного фронта, включая знаменитую Первую Конную армию, были брошены в Северную Таврию. Численное и материально-техническое преимущество над белыми стало теперь преобладающим.
В конце октября произошли решающие бои в украинских степях на подступах к Крыму. Обе стороны ставили решительные цели. Красные: фланговыми ударами Первой и Второй конных армий отрезать отступление врангелевских войск от Перекопа и, окружив их, уничтожить до отхода за укрепленный Турецкий вал. Белые: используя лучшую подготовку личного состава и более умелое ведение маневренной войны, обескровить красные войска. Ни тем, ни другим выполнить поставленные задачи не удалось, но Красная Армия ценой огромных потерь вытеснила врангелевские войска за Перекоп.
Советским Южным фронтом командовал Фрунзе М.В. — не только самый одаренный из числа красных полководцев, но и человек гуманный, не имевший ничего общего с жестокостями Троцкого или Дзержинского. 7 ноября, накануне решающего штурма, Фрунзе по радио предложил Врангелю прекратить безнадежное сопротивление, обещая почетные условия сдачи. Врангель не ответил, а Ленин В.И. телеграфно запретил Фрунзе вести переговоры: «Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий… Нельзя больше повторять их и расправиться беспощадно» (Ленин В.И. ПСС. Т. 52. С. 6).
Кровопролитное сражение в «гнилых морях» у Перекопа началось. «Решительная битва в Северной Таврии закончилась. Противник овладел всей территорией, захваченной у него в средине лета. В руки его досталась большая добыча: 5 бронепоездов, 18 орудий, около 100 вагонов со снарядами, 10 миллионов патронов, 25 паровозов, составы с продовольствием и интендантским имуществом и около 2 миллионов пудов хлеба в Мелитополе и Геническе.
Наши части понесли жестокие потери убитыми, ранеными и обмороженными. Значительное число было оставлено пленными и отставшими, главным образом из числа бывших красноармейцев, поставленных разновременно в строй. Были отдельные случаи и массовых сдач в плен. Так, сдался целиком один из батальонов Дроздовской дивизии.
Однако армия осталась цела и наши части, в свою очередь, захватили 15 орудий, около 2000 пленных, много оружия и пулеметов. Армия осталась цела, но боеспособность ее не была уже прежней. Могла ли эта армия, опираясь на укрепленную позицию, устоять под ударами врага. За шесть месяцев напряженной работы были созданы укрепления, делающие доступ врагу в Крым чрезвычайно трудным: рылись окопы, плелась проволока, устанавливались тяжелые орудия, строились пулеметные гнезда. Все технические средства Севастопольской крепости были использованы.
Законченная железнодорожная ветка на Юшунь давала возможность обстреливать подступы бронепоездами. Недостаток рабочих рук и отсутствие лесных материалов тормозили работу. Наступившие небывало рано морозы создавали особенно неблагоприятные условия, так как линия обороны лежала в местности мало населенной и жилищный вопрос для войск оставался особенно острым.
Еще в первые дни по заключении мира поляками, решив принять бой в Северной Таврии, я учитывал возможность его неблагоприятного для нас исхода и того, что противник, одержав победу, на плечах наших войск ворвется в Крым. Как бы ни сильна была позиция, но она неминуемо падет, если дух обороняющих ее войск подорван.
Я тогда же приказал генералу Шатилову проверить составленный штабом совместно с командующим флотом план эвакуации. Последний был рассчитан на эвакуацию 60 000 человек. Я отдал распоряжение, чтобы расчеты были сделаны на 75 000; распорядился о срочной доставке из Константинополя недостающего запаса угля и масла.
Как только выяснилась неизбежность отхода нашего в Крым, я отдал распоряжение о срочной подготовке судов в портах Керчи, Феодосии и Ялты на 13 000 человек и 4000 коней. Задание объяснялось предполагаемым десантом в районе Одессы для установления связи с действующими на Украине русскими частями…
В течение 23,24 и 25 октября (по старому стилю) противник безуспешно атаковал наши части в районе Чонгарского моста. Наши войска заканчивали перегруппировку. Жестокий мороз сковал болотистый соленый Сиваш льдом, наша линия обороны значительно удлинилась; благодаря отсутствию жилья и недостатку топлива количество обмороженных росло. Я приказал выдать весь имеющийся на складе запас обмундирования. В эти дни пришел, наконец, большой транспорт «Рион» с зимней одеждой для войск, но было уже поздно…
26 октября вечером я присутствовал на заседании правительства, когда вошедший ординарец вручил генералу Шатилову переданную по коду телеграмму генерала Кутепова… Генерал Кутепов доносил, что ввиду создавшейся обстановки, прорыва противником позиций на Перекопе и угрозы обхода, он отдал приказ в ночь на 27-е войскам отходить на укрепленную позицию к озерам Киянское — Красное — Старое –Карт-Казак. Необходимо было срочно принимать меры к спасению армии и населения. Я вызвал из зала заседания адмирала Кедрова и вкратце ознакомил его с обстановкой. Сам я решил ехать на фронт, дабы на месте отдать себе отчет в обстановке…
Немедленно по прибытии в Джанкой я принял генерала Кутепова, доложившего мне общую обстановку. В ночь на 26 октября пехота красных атаковала северную оконечность Чувашского полуострова («Турецкие батареи»), но была остановлена огнем у проволоки. Пользуясь туманом, противник большими силами пехоты, поддержанный конницей, обошел «Турецкие батареи» с запада и повел наступление на Старый Чуваш.
С утра 20 октября обнаружилось наступление противника против Перекопского вала, особенно интенсивное на флангах. Сосредоточив на Чувашском полуострове до двух пехотных дивизий с конницей, красные 26 октября продолжали движение из Старого Чуваша на юго-запад…
Ввиду создавшейся обстановки, угрожавшей обходом Перекопского вала и прорывом позиции на Перекопском валу вследствие разрушений проволочных заграждений, частям 1-го армейского корпуса приказано было в ночь на 27 октября отойти на укрепленную позицию по северо-западным окраинам озер Киянское — Красное — Старое — Карт-Казак. Отход был совершен без особого давления со стороны противника. Одновременно к Карповой балке был подтянут для контрудара конный корпус генерала Барбовича (1-я и 2-я кавалерийские и Кубанская казачья дивизия); 1-я и 2-я Донские дивизии были направлены из района Богемки на Чирик.
На рассвете 27 октября 1-я кавалерийская дивизия произвела успешную атаку и отбросила красных к Чувашскому полуострову, но вследствие тяжелых потерь от мощного артиллерийского огня развить успеха не смогла, и красные вновь распространились к хутору Тихоновка. Для восстановления положения были двинуты 2-я кавалерийская и 1-я Кубанская казачья дивизии. В дальнейшем обнаружилось наступление больших сил красных на перешеек между озерами Красным и Старым. Наши части вынуждены были отходить на последнюю укрепленную позицию — юшуньскую.
Генерал Кутепов предлагал с утра перейти в наступление с целью обратного захвата уже утерянных позиций, однако сам мало надеялся на успех. По его словам, дух войск был значительно подорван. Лучшие старые начальники выбыли из строя, и рассчитывать на удачу было трудно. Я сам это прекрасно понимал, однако настаивал на необходимости удерживать позиции во что бы то ни стало, дабы выиграть по крайней мере пять-шесть дней, необходимых для погрузки угля, распределения судов по портам и погрузки на суда тыловых учреждений, раненых, больных из лазаретов и т. п. Генерал Кутепов пообещал сделать все возможное, но по ответам его мне было ясно, что он сам не надеется удержать позиции своими войсками.
Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех душевных и умственных сил. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все. Прежде всего, необходимо было обеспечить порядок в Севастополе. Войск там почти не было. Несущий охранную службу мой конвой был незадолго перед тем выслан в район Ялты для окончательного разгрома загнанных в горы «зеленых» — «товарища» Мокроусова…
В 10 часов утра 28 октября я в сопровождении юнкеров прибыл в Севастополь. С вокзала я поехал во дворец, пригласил А.В. Кривошеина, генерала Шатилова, адмирала Кедрова и генерала Скалона и отдал последние распоряжения: приказал занять войсками главнейшие учреждения, почту и телеграф, выставить караулы на пристанях и на вокзале. Окончательно распределил по портам тоннаж, по расчету: Керчь — 20 тысяч, Феодосия — 13 тысяч, Ялта — 10 тысяч, Севастополь — 20 тысяч, Евпатория — 4 тысячи. Дал указания разработать порядок погрузки тыловых учреждений, раненых, больных, продовольственных запасов, наиболее ценного имущества, дабы по отдаче приказа погрузка могла начаться немедленно…
Поздно вечером были получены сведения с фронта: наши части с утра перешли в контратаку, временно овладели оставленной накануне укрепленной позицией, но удержаться на ней не смогли и под натиском превосходящих сил противника откатились на прежнюю позицию. Правый участок последней заняли спешенные части подошедших донцов. Наши резервы были исчерпаны. Красные в течение дня, вводя свежие силы, продолжали наступление и к вечеру сбили наши части с последней укрепленной позиции у Юшуни.
Наутро 29 октября коннице генерала Барбовича при поддержке донцов была дана задача: ударом во фланг опрокинуть дебушировавшие из Перекопского перешейка части противника, но наша конная группа сама была атакована крупными силами красной кавалерии с севера в районе Воинки, и контрманевр нашей конницы не удался. Одновременно противник продвинулся по Арабатской стрелке южнее хутора Счастливцева. На Тюп-Джанкойском полуострове (юго-восточнее Чонгарского) шли бои в районе Абуз-Крка. У Сивашского моста противник подготовлял переправу.
Положение становилось грозным, оставшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены. Работа кипела. Днем и ночью шла погрузка угля; в помощь рабочим-грузчикам были сформированы команды из чинов нестроевых частей, тыловых управлений и т. п. Спешно готовились провианты и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела работа в штабе и в управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела…
Теснимые противником, наши части продолжали отходить. К вечеру части конного и Донского корпусов с Дроздовской дивизией отошли в район Богемки. Прочие части 1-го армейского корпуса сосредоточились на ночлег в районе села Тукулчак.
Я отдал директиву: войскам приказывалось, оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки. 1-му и 2-му армейским корпусам — на Евпаторию, Севастополь; конному корпусу генерала Барбовича — на Ялту; кубанцам генерала Фостикова — на Феодосию; донцам и Терско-Астраханской бригаде во главе с генералом Абрамовым — на Керчь. Тяжести оставить. Пехоту посадить на повозки, коннице прикрывать отход. Вместе с тем мною был подписан приказ, предупреждающий население об оставлении нами родной земли…»
В 10 часов вечера 7 ноября 1920 года в полной тишине части Красной Армии начали атаку через Сиваш. Тяжелый осенний мрак окутал болотистые берега «гнилого моря». Ночь и туман надежно скрывали атакующих. Цепи красноармейцев молча шли по грудь в воде. И вдруг тишина взорвалась пулеметными очередями, грохотом орудийной канонады. Битва за Перекоп началась. Это было ровно три года спустя после штурма Зимнего дворца.
Тяжелым и кровавым было это сражение. Красная Армия потеряла около 10 тысяч убитых и раненых. Но поредевшие части сменялись новыми, и штурм, продолжавшийся днем и ночью в течение четырех долгих суток, все нарастал. Малочисленные силы белых иссякали. К исходу 11 ноября стало ясно: Перекоп пал.
Отметим, что свою последнюю задачу перед армией и населением Врангель выполнил достойно: 14 ноября 1920 года из Севастополя и других крымских портов потянулся печальный караван судов, увозивший в неведомое 145 тысяч русских офицеров, солдат, казаков и множество беженцев, включая женщин и детей. Почти все они никогда более не увидели своей родины.
Эвакуация была организована хорошо, поэтому уехали почти все, кто хотел. Многие военнослужащие добровольно остались, бросив оружие. Судьба большинства из них оказалась ужасной. Великодушный Фрунзе покинул Крым, судьбой оставшихся занялись бывший военнопленный австро-венгерской армии, сын корчмаря Бела Кун и суровая комиссарша Розалия Землячка (Залкинд). На роскошных крымских берегах начались бесконечные казни. Общая жуткая картина хорошо выражена в стихах очевидца — поэта Максимилиана Волошина:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Быта и речи оттенки.
«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлепку»,
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Нашу кровавую трепку…
По материалам статьи С. Семанова «Последняя пядь», из книги «Вся Россия. Сборник», выпуск 1, М., «Московский писатель», 1993 г., с. 415-428.
Оставить комментарий