Читателям предла­гается два отрывка из воспоминаний генерала Петра Николаевича Вранге­ля. Вышли в свет они в 1928 г. в Бер­лине ничтожным даже по тому време­ни тиражом. В тогдашнюю Россию книги эти попали буквально в не­скольких экземплярах, для крупней­ших библиотек, но их надежно вплоть до нашего времени заперли в мрач­ных «спецхранах», за железными дверьми. Долгое время доступ к ним был строго ограничен, даже в специальных тру­дах, предназначенных для узкого кру­га, цитировать подобное возбраня­лось.

Врангель П.Н. — отпрыск родо­витой русской семьи, его предки, шведские дворяне, несколько веков верой и правдой служили России. Род был известный и заслуженный. Любой наш школьник знает про ост­ров Врангеля в Ледовитом океане — это дядя Петра Николаевича, извест­ный полярный исследователь. Знато­ки истории искусства знакомы с тру­дами Николая Николаевича Вранге­ля — родного брата генерала, видно­го русского искусствоведа, скончавшегося в 1916 г.

Врангель П.Н. остался известен как профессиональный военный, хотя в юности окончил Петербургс­кий горный институт — весьма пре­стижное заведение в те годы. Выпус­кник Академии Генерального штаба, он отличился во время Первой миро­вой войны, стал генерал-лейтенантом, когда ему еще не миновало сорока лет. В ходе Гражданской войны в войсках Деникина А.И. он коман­довал различными армиями, отличал­ся храбростью, воинской смекалкой и суровостью действий и решений. После разгрома Деникина остатки белогвардейских частей переправились в Крым.

Врангель — смел и честолюбив, стать главой вооруженных сил наци­ональной России после отставки Деникина не могло не льстить его самолюбию. Но… армия в распа­де, флота нет даже для перевозки бу­дущих беженцев к другим берегам Черного моря, военное и гражданское управление расстроены, казна пуста, хлеба, угля и боеприпасов нет. Маленький Крым был обречен. На что надеяться? Как связать свою судьбу политика и главкома с делом, кото­рое, казалось бы, уже полностью про­играно?

Генерал Врангель П.Н.

Генерал Врангель П.Н.

«В Крым переброшено было, вклю­чая тыл, около двадцати пяти тысяч добровольцев и до десяти донцов. Последние прибыли без лошадей и без оружия. Даже большая часть вин­товок была при посадке брошена. Казачьи полки были совершенно де­морализованы. Настроение их было таково, что генерал Деникин, по со­глашению с донским атаманом гене­ралом Богаевским и командующим Донской армией генералом Сидориным, отказался от первоначального намерения поручить донским частям оборону Керченского пролива и по­бережья Азовского моря и решил не­медленно грузить их на пароходы и перебросить в район Евпатории, ото­брав от полков последнее оружие.

Добровольческие полки прибыли также в полном расстройстве. Конница без лошадей, все части без обозов артиллерии и пулеметов. Люди были оборваны и озлоблены, в значительной степени вышли из повиновения на­чальникам. При этих условиях и Добро­вольческий корпус боевой силы в на­стоящее время не представлял.

Фронт удерживался частями гене­рала Слащева, сведенными в Крымс­кий корпус. Корпус состоял из бес­численного количества обрывков во­йсковых частей, зачастую еще в заро­дыше, отдельных штабов и нестрое­вых команд. Всего до 50 отдельных пехотных и кавалерийских частей. При этом боевой состав корпуса не превышал 3500 штыков и 2000 ша­шек.

Общая численность противни­ка на фронте генерала Слащева — XIII советской армии была до 6000 штыков и 3000 шашек. При этих ус­ловиях сил у генерала Слащева для обороны перешейков было достаточ­но, однако сборный состав его частей и их слабая подготовка, отмеченное нашей разведкой постоянное усиле­ние противника заставляли считать наше положение далеко не устойчи­вым…»

Врангель совершил в Крыму, ка­залось бы, невозможное. Жесткими мерами он восстановил в войсках дисциплину, поднял боевой дух, все­лил надежду на успех, наладил какое-то подобие гражданского управления, поручив его давнему соратнику Столыпина П.А. — Кривошеину А.И. Отсиживаться за Турецким валом на Перекопе? Нет, вперед, снова на Москву!

С далеко идущими целями был подготовлен закон о земле, где крестьянам предоставлялись большие преимущества (Деникин в пору сво­их успехов на такое не смог решить­ся). И наступление белых началось. Было занято нижнее течение Днепра, вот-вот должен был пасть Донбасс, врангелевские десанты высаживались на Дону и Кубани, и хоть без успеха, но заставляли растягивать оборону Красной Армии. Казалось, еще одно усилие, и…

Но чуда не произошло. Советское правительство срочно заключило мир с поляками, пойдя на большие уступ­ки. Основные силы Западного фронта, включая знаменитую Первую Конную армию, были брошены в Северную Таврию. Численное и материально-тех­ническое преимущество над белыми стало теперь преобладающим.

В конце октября произошли реша­ющие бои в украинских степях на подступах к Крыму. Обе стороны ста­вили решительные цели. Красные: фланговыми ударами Первой и Вто­рой конных армий отрезать отступле­ние врангелевских войск от Переко­па и, окружив их, уничтожить до от­хода за укрепленный Турецкий вал. Белые: используя лучшую подготов­ку личного состава и более умелое ведение маневренной войны, обес­кровить красные войска. Ни тем, ни другим выполнить поставленные за­дачи не удалось, но Красная Армия ценой огромных потерь вытеснила врангелевские войска за Перекоп.

Советским Южным фронтом командовал Фрунзе М.В. — не только самый одаренный из числа красных полководцев, но и человек гуманный, не имевший ничего общего с жестокостями Троцкого или Дзержинско­го. 7 ноября, накануне решающего штурма, Фрунзе по радио предложил Врангелю прекратить безнадежное сопротивление, обещая почетные ус­ловия сдачи. Врангель не ответил, а Ленин В.И. телеграфно запретил Фрунзе вести переговоры: «Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий… Нельзя больше повторять их и расправиться беспощадно» (Ленин В.И. ПСС. Т. 52. С. 6).

Кровопролитное сражение в «гни­лых морях» у Перекопа началось. «Решительная битва в Северной Таврии закончилась. Противник ов­ладел всей территорией, захваченной у него в средине лета. В руки его до­сталась большая добыча: 5 бронепо­ездов, 18 орудий, около 100 вагонов со снарядами, 10 миллионов патро­нов, 25 паровозов, составы с продо­вольствием и интендантским имущес­твом и около 2 миллионов пудов хле­ба в Мелитополе и Геническе.

Наши части понесли жестокие потери уби­тыми, ранеными и обмороженными. Значительное число было оставлено пленными и отставшими, главным образом из числа бывших красноар­мейцев, поставленных разновремен­но в строй. Были отдельные случаи и массовых сдач в плен. Так, сдался це­ликом один из батальонов Дроздовской дивизии.

Однако армия осталась цела и наши части, в свою очередь, захватили 15 орудий, около 2000 пленных, много оружия и пулеметов. Армия осталась цела, но бо­еспособность ее не была уже пре­жней. Могла ли эта армия, опираясь на укрепленную позицию, устоять под ударами врага. За шесть месяцев на­пряженной работы были созданы ук­репления, делающие доступ врагу в Крым чрезвычайно трудным: рылись окопы, плелась проволока, устанав­ливались тяжелые орудия, строились пулеметные гнезда. Все технические средства Севастопольской крепости были использованы.

Законченная железнодорожная ветка на Юшунь давала возможность обстреливать подступы бронепоездами. Недостаток рабочих рук и отсутствие лесных ма­териалов тормозили работу. Насту­пившие небывало рано морозы созда­вали особенно неблагоприятные ус­ловия, так как линия обороны лежа­ла в местности мало населенной и жилищный вопрос для войск оставал­ся особенно острым.

Еще в первые дни по заключении мира поляками, решив принять бой в Северной Таврии, я учитывал возмож­ность его неблагоприятного для нас исхода и того, что противник, одержав победу, на плечах наших войск ворвет­ся в Крым. Как бы ни сильна была по­зиция, но она неминуемо падет, если дух обороняющих ее войск подорван.

Я тогда же приказал генералу Шатилову проверить составленный штабом совместно с командующим флотом план эвакуации. Последний был рассчитан на эвакуацию 60 000 человек. Я отдал распоряжение, что­бы расчеты были сделаны на 75 000; распорядился о срочной доставке из Константинополя недостающего за­паса угля и масла.

Как только выяснилась неизбеж­ность отхода нашего в Крым, я отдал распоряжение о срочной подготовке судов в портах Керчи, Феодосии и Ялты на 13 000 человек и 4000 коней. Задание объяснялось предполагае­мым десантом в районе Одессы для установления связи с действующими на Украине русскими частями…

В течение 23,24 и 25 октября (по старому стилю) про­тивник безуспешно атаковал наши части в районе Чонгарского моста. Наши войска заканчивали перегруп­пировку. Жестокий мороз сковал бо­лотистый соленый Сиваш льдом, наша линия обороны значительно удлинилась; благодаря отсутствию жилья и недостатку топлива количес­тво обмороженных росло. Я приказал выдать весь имеющийся на складе запас обмундирования. В эти дни пришел, наконец, боль­шой транспорт «Рион» с зимней одеж­дой для войск, но было уже поздно…

26 октября вечером я присутство­вал на заседании правительства, когда вошедший ординарец вручил генералу Шатилову переданную по коду телег­рамму генерала Кутепова… Генерал Кутепов доносил, что ввиду создавшейся обстановки, проры­ва противником позиций на Перекопе и угрозы обхода, он отдал приказ в ночь на 27-е войскам отходить на укреплен­ную позицию к озерам Киянское — Красное — Старое –Карт-Казак. Необходимо было срочно прини­мать меры к спасению армии и насе­ления. Я вызвал из зала заседания ад­мирала Кедрова и вкратце ознакомил его с обстановкой. Сам я решил ехать на фронт, дабы на месте отдать себе отчет в об­становке…

Немедленно по прибытии в Джан­кой я принял генерала Кутепова, до­ложившего мне общую обстановку. В ночь на 26 октября пехота крас­ных атаковала северную оконечность Чувашского полуострова («Турецкие батареи»), но была остановлена огнем у проволоки. Пользуясь туманом, противник большими силами пехоты, поддержанный конницей, обошел  «Турецкие батареи» с запада и повел наступление на Старый Чуваш.

С утра 20 октября обнаружилось на­ступление противника против Пере­копского вала, особенно интенсив­ное на флангах. Сосредоточив на Чу­вашском полуострове до двух пехот­ных дивизий с конницей, красные 26 октября продолжали движение из Старого Чуваша на юго-запад…

Ввиду создавшейся обстановки, угрожавшей обходом Перекопского вала и прорывом позиции на Перекопском валу вследствие разрушений про­волочных заграждений, частям 1-го армейского корпуса приказано было в ночь на 27 октября отойти на укреп­ленную позицию по северо-западным окраинам озер Киянское — Крас­ное — Старое — Карт-Казак. Отход был совершен без особого давления со стороны противника. Одновременно к Карповой балке был подтянут для кон­трудара конный корпус генерала Барбовича (1-я и 2-я кавалерийские и Кубанская казачья дивизия); 1-я и 2-я Донские дивизии были направлены из района Богемки на Чирик.

На рассвете 27 октября 1-я кава­лерийская дивизия произвела успеш­ную атаку и отбросила красных к Чувашскому полуострову, но вследст­вие тяжелых потерь от мощного ар­тиллерийского огня развить успеха не смогла, и красные вновь распростра­нились к хутору Тихоновка. Для вос­становления положения были двину­ты 2-я кавалерийская и 1-я Кубанс­кая казачья дивизии. В дальнейшем обнаружилось наступление больших сил красных на перешеек между озе­рами Красным и Старым. Наши час­ти вынуждены были отходить на пос­леднюю укрепленную позицию — юшуньскую.

Генерал Кутепов предлагал с утра перейти в наступление с целью обрат­ного захвата уже утерянных позиций, однако сам мало надеялся на успех. По его словам, дух войск был значи­тельно подорван. Лучшие старые на­чальники выбыли из строя, и рассчи­тывать на удачу было трудно. Я сам это прекрасно понимал, однако на­стаивал на необходимости удержи­вать позиции во что бы то ни стало, дабы выиграть по крайней мере пять-шесть дней, необходимых для погруз­ки угля, распределения судов по пор­там и погрузки на суда тыловых уч­реждений, раненых, больных из лаза­ретов и т. п.  Генерал Кутепов пообе­щал сделать все возможное, но по ответам его мне было ясно, что он сам не надеется удержать позиции свои­ми войсками.

Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех душевных и ум­ственных сил. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все. Прежде всего, необходимо было обес­печить порядок в Севастополе. Войск там почти не было. Несущий охран­ную службу мой конвой был незадо­лго перед тем выслан в район Ялты для окончательного разгрома загнан­ных в горы «зеленых» — «товарища» Мокроусова…

В 10 часов утра 28 октября я в со­провождении юнкеров прибыл в Се­вастополь. С вокзала я поехал во дво­рец, пригласил А.В. Кривошеина, генерала Шатилова, адмирала Кедро­ва и генерала Скалона и отдал пос­ледние распоряжения: приказал за­нять войсками главнейшие учрежде­ния, почту и телеграф, выставить ка­раулы на пристанях и на вокзале. Окончательно распределил по портам тоннаж, по расчету: Керчь — 20 ты­сяч, Феодосия — 13 тысяч, Ялта — 10 тысяч, Севастополь — 20 тысяч, Евпатория — 4 тысячи. Дал указания разработать порядок погрузки тыло­вых учреждений, раненых, больных, продовольственных запасов, наибо­лее ценного имущества, дабы по от­даче приказа погрузка могла начать­ся немедленно…

Поздно вечером были получены сведения с фронта: наши части с утра перешли в контратаку, временно ов­ладели оставленной накануне укреп­ленной позицией, но удержаться на ней не смогли и под натиском превос­ходящих сил противника откатились на прежнюю позицию. Правый учас­ток последней заняли спешенные час­ти подошедших донцов. Наши резер­вы были исчерпаны. Красные в тече­ние дня, вводя свежие силы, продол­жали наступление и к вечеру сбили наши части с последней укрепленной позиции у Юшуни.

Наутро 29 октября коннице генера­ла Барбовича при поддержке донцов была дана задача: ударом во фланг оп­рокинуть дебушировавшие из Пере­копского перешейка части противни­ка, но наша конная группа сама была атакована крупными силами красной кавалерии с севера в районе Воинки, и контрманевр нашей конницы не удался. Одновременно противник про­двинулся по Арабатской стрелке юж­нее хутора Счастливцева. На Тюп-Джанкойском полуострове (юго-вос­точнее Чонгарского) шли бои в районе Абуз-Крка. У Сивашского моста про­тивник подготовлял переправу.

Положение становилось грозным, оставшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены. Работа ки­пела. Днем и ночью шла погрузка угля; в помощь рабочим-грузчикам были сформированы команды из чи­нов нестроевых частей, тыловых уп­равлений и т. п. Спешно готовились провианты и вода. Транспорты разво­дились по портам. Кипела работа в штабе и в управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела…

Теснимые противником, наши части продолжали отходить. К вече­ру части конного и Донского корпусов с Дроздовской дивизией отошли в район Богемки. Прочие части 1-го армейского корпуса сосредоточились на ночлег в районе села Тукулчак.

Я отдал директиву: войскам прика­зывалось, оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки. 1-му и 2-му армейским корпусам — на Евпато­рию, Севастополь; конному корпусу генерала Барбовича — на Ялту; кубан­цам генерала Фостикова — на Феодо­сию; донцам и Терско-Астраханской бригаде во главе с генералом Абрамо­вым — на Керчь. Тяжести оставить. Пехоту посадить на повозки, коннице прикрывать отход. Вместе с тем мною был подписан приказ, предупреждающий население об оставлении нами родной земли…»

В 10 часов вечера 7 ноября 1920 года в полной тишине части Красной Ар­мии начали атаку через Сиваш. Тяже­лый осенний мрак окутал болотистые берега «гнилого моря». Ночь и туман надежно скрывали атакующих. Цепи красноармейцев молча шли по грудь в воде. И вдруг тишина взорвалась пулеметными очередями, грохотом орудийной канонады. Битва за Пере­коп началась. Это было ровно три года спустя после штурма Зимнего дворца.

Тяжелым и кровавым было это сра­жение. Красная Армия потеряла око­ло 10 тысяч убитых и раненых. Но поредевшие части сменялись новыми, и штурм, продолжавшийся днем и ночью в течение четырех долгих суток, все нарастал. Малочисленные силы белых иссякали. К исходу 11 ноября стало ясно: Перекоп пал.

Отметим, что свою последнюю задачу перед армией и населением Врангель выполнил достойно: 14 но­ября 1920 года из Севастополя и дру­гих крымских портов потянулся печальный караван судов, увозивший в неведомое 145 тысяч русских офице­ров, солдат, казаков и множество бе­женцев, включая женщин и детей. Почти все они никогда более не уви­дели своей родины.

Эвакуация была организована хо­рошо, поэтому уехали почти все, кто хотел. Многие военнослужащие добровольно остались, бросив оружие. Судьба большинства из них оказалась ужасной. Великодушный Фрунзе по­кинул Крым, судьбой оставшихся за­нялись бывший военнопленный авст­ро-венгерской армии, сын корчмаря Бела Кун и суровая комиссарша Ро­залия Землячка (Залкинд). На ро­скошных крымских берегах начались бесконечные казни. Об­щая жуткая картина хорошо выраже­на в стихах очевидца — поэта Мак­симилиана Волошина:

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Быта и речи оттенки.
«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлепку»,
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Нашу кровавую трепку…

По материалам статьи С. Семанова «Последняя пядь», из книги «Вся Россия. Сборник»,  выпуск 1, М., «Московский писатель», 1993 г., с. 415-428.