При нашествии немцев и австрийцев, которые были призваны на Украину Центральной радой, советский главковерх Антонов, боровшийся с Радой во имя сове­тов, вынужден был отступить с остатками своей армии в пределы Курской и Орловской губернии и здесь выжидать тех событий, которые тщательно подготовлял X. Раковский.

Под видом заключения мира с гетма­ном, советский дипломат вел переговоры с атаманами повстанческих отрядов, среди которых были Шинкарь, Григорьев и Махно. Переговоры дали прекрасные результаты: атаманы подчинились Москве и готовы были по первому требованию двинуть свои отряды туда, куда будет приказано, а пока разрушали тыл гет­мана.

Шта­бом главковерха Антонова-Овсеенко, который состоял исключительно из кадровых офицеров, был разработан детальный план завоевания Украины; согласно этому плану главнейшая тяжесть в предстоящей борьбе была отнесена за счет повстанцев. Нужно отдать должное советскому командова­нию — оно сумело блестяще выполнить намеченный план и так целесообразно использовало повстанческие силы, что для боевых действий Красной Армии не оста­валось места; Красная Армия победоносно двигалась по Украине, по услужливо расчищенной атаманами дороге.

Советское командование, заняв в декабре 1918 года, после отхода немцев, Харьков, почти без сопротивле­ния стало продвигать в киевском направлении, привлекая пов­станческие силы Шинкаря и других более мелких ата­манов, сочувствующих советской власти: в Одесском — Григорьева и в Екатеринославском — Махно.

Гетмана свергнул Петлюра, Петлюру — повстанческие атаманы, и в результате, за три месяца второй украинской кампа­нии советская власть получила в свое распоряжение не только чрезвычайно богатый и обширный край, но и выход к портам Черного и Азовского морей. Кроме того, советские армии получили возможность теснить казаков, а за ними и добровольцев.

Однако, блестяще выполнив основную часть своего плана, советское командование допустило ряд второ­степенных ошибок, впоследствии оказавшихся роко­выми. Советское командование, создав до начала военных действий «украинскую» армию, численностью не более 25 000 человек, не прошедшую боевого обучения и мало дисциплинированную, как, впрочем, и вообще вся Красная Армия того периода, не учло расходов этой армии на организацию комендантских команд, штабов и различных частей чисто вспомогательного харак­тера, предназначенных для укрепления тыла,  чему советская власть, в противоположность Деникину, Колчаку и Врангелю, придавала и придает первен­ствующее значение.

В результате, «украинская» армия, разбитая на ряд мелких отрядов, распылилась по всей Украине, ослабляя боевую мощь советов, и красному командованию пришлось довериться полити­чески неустойчивым и преследовавшим исключи­тельно свои цели повстанческим атаманам. В апреле 1919 г. состоялось свидание главковерха Антонова-Овсеенко с Махно. Из отрядов Махно была сформирована 45-я стрелковая советская дивизия, а из партизан Григорьева — 44-я дивизия.

Махно в это время задумывался над тем, как бы уничтожить своего опасного конкурента Григорьева. Дыбенко, прибыв в Симферополь в качестве коман­дующего 4-й Украинской советской армией, каковым до сих пор считал себя Махно, потребовал, чтобы батько явился к нему. Махно ввели к Дыбенко, который молча протянул несколько оторопевшему батько, привыкшему к поче­стям, солидную пачку приказов военного революцион­ного совета республики.

Махно сначала хотел отказаться от командования дивизией, заявив, что он не нуждается ни в каких назначениях, но, услышав о Григорьеве, назначение принял… Разгром Екатеринослава не прошел бесследно для махновцев: его богатая добыча привела к полной без­деятельности махновскую армию. Помощники Махно, как и рядовые махновцы, поза­быв обо всем, предавались безудержной, бесшабашной жизни. Без конца лилось вино, гремела музыка. Столица махновской республики Гуляй-Поле, переименованная в честь батьки в «Махноград», переполненная тысячными толпами празднично гуляющего народа, напоми­нала крикливую, пеструю ярмарку.

Деньги и драгоценности пускались по ветру как пух. Махновцы не знали счета деньгам, и не прошло трех месяцев, как махновцы прогуляли, пропили всю екатеринославскую добычу. В это время Махно все больше и больше начали раздражать те похвалы, которые расточались советской прессой атаману Григорьеву:
«Григорьев взял Херсон…», «Григорьев взял Одессу…» Махно видел, что на небе Гражданской войны взошла но­вая яркая звезда, в лучах которой меркнет его слава.

Махно задумал коварный план: спровоцировать Гри­горьева на совместное выступление против советской власти. Этим он достигал двоякой цели: уничтожал соперника и завладевал его богатой одесской добычей, о которой день и ночь бредили махновцы. И вот, Махно посылает к Григорьеву своих «дипло­матов» — Козельского и Колесниченко, с которыми передает атаману свой братский привет и вместе с тем порицание за отступничество от «подлинных заветов революции».

Они легко сговорились с легкомысленным Григорьевым, который и сам не раз, до приезда махновской делегации, заду­мывался над тем, что ему пора разойтись с большеви­ками. Началась подготовка к совместному выступлению: разрабатывался общий оперативный план, Григорьев развил среди населения деятельную агитацию и открыто заявлял, что он скоро примется за уничтоже­ние «ненавистных народу коммунистов».

Большевики, догадываясь о заговоре Григорьева и Махно, но ничего определенного не зная, накануне выступления вызвали Махно для переговоров, причем последний, конечно, поклялся в верности Москве, а на другой день, 4 мая, Григорьев, рассчитывая на Махно, открыто выступил против большевиков под лозунгом: «власть советам, но без коммунистов». Однако Григорьева предал его начальник штаба Тютюник, который перешёл на сторону Петлюры.

Поддержки от Махно Григорьев не получил, а в конце июля 1919 г. он был убит махновцами. Махно торжествовал полную победу… Дивизии Махно было поручено занять Мариуполь­ский фронт. Махновцы, влившись в большевистский фронт, быстро разложили соседние дисциплинирован­ные и, в общем, довольно стойкие советские войска. Генерал Май-Маевский медленно подвигался вперед, и махновцы, встречая организованный отпор, а в особен­ности при появлении танков, бежали с фронта, увле­кая за собою и советские войска. Южный фронт боль­шевиков зашатался. Началось стремительное насту­пление добровольческой кавалерии. Красная армия отступила к Орлу.

В это время Махно продолжал вести с советской властью такую же двойственную и коварную игру, какую вел с Григорьевым, и на все требования Москвы подтянуться он, ведя явную антисоветскую агитацию в деревнях, отвечал все более и более неприемлемыми требованиями. Махно спешно организует и вооружает за счет советского трофейного имущества новые отряды, грабит и убивает в тылу небольшие отряды красноармейцев.

Первым понял, в чем дело — Троцкий. Главнокомандующего Вацетиса сменил ген. штаба полковник Каменев, которому впоследствии суждено было закончить благоприятно для советов борьбу на всех белых фронтах. Троцкий из Харькова потребовал, чтобы Махно лично явился к нему, но хитрый Махно послал для переговоров делегацию. Тогда Троцкий приказал рас­стрелять делегацию, а Махно и Волина объявил вне закона, как изменников рабоче-крестьянской власти. Так кончилась служба Махно у большевиков.

В первых числах августа 1919 года махновская армия, значительно уменьшившаяся численно за время тяжелых боев с добровольцами и обремененная значи­тельным числом раненых, достигла линии петлюров­ского фронта Калинковичи — Казатин. Махно немедленно приступил к переговорам с пет­люровским командованием о сдаче на попечение украинского Красного креста раненых махновцев, которых он, вопреки обычаю, не смог вследствие быстроты отступления передать на попечение крес­тьян.

В результате переговоров с Махно, хотя и без санкции Петлюры, пожелавшего, очевидно, сохранить в отношении Махно свободу действий на случай удач­ных переговоров с Деникиным, были приняты не только все раненые, но и самому Махно, с остатками его армии, было предложено занять возле Умани отдельный участок на петлюровском фронте.

Вольница Махно, с ее полным отрицанием даже признаков дисциплины, которая в петлюровских войсках все же существовала хотя бы в отношении деления чинов армии на казаков и старшин (офицеров), привлекла к себе все симпатии, и скоро началось дезертирство петлюровцев к махновцам, зна­чительно пополнившее состав махновской армии.

В то время на петлюровском фронте было полное боевое затишье. Мимо фронта тянулись бесчисленные обозы отступавших из Крыма и Одесского района советских войск, перегруженных многочисленными семьями коммунистов из оставленных районов, а доб­ровольцы были еще далеко. Эти-то обозы большевиков и привлекли все внима­ние петлюровцев.

Петлюровцы, а с ними и Махно, не удаляясь слиш­ком далеко от линии своего фронта, ежедневными короткими наскоками наносили проходившим больше­викам чувствительные удары, отбивая лошадей и обозы со всевозможными грузами. Особенно свирепо усердствовали махновцы, про­изводя колоссальные разгромы колонн большевиков, часть которых они сами там недавно еще составляли.

Между тем, для советской власти события прини­мали все более и более грозный характер. Деникин взял Курск и подходил к Орлу. В первый же день занятия Киева Деникин допустил открытое столкновение с петлюровцами из-за поднятия флага над зданием городской думы. Это столкновение привело впоследствии к образова­нию нового фронта, потребовавшего оттяжки значи­тельных сил за счет главного, и, кроме того, у армии с этого момента оказался неустойчивый, часто враждеб­ный ей тыл.

Вскоре начались ожесточенные и кровопро­литные бои между добровольцами и махновцами, при­чем впервые махновцы познакомились с действием нового орудия Гражданской войны — бронепоездами, с установленной на них мощной тяжелой артиллерией. Махновцы вообще не выносили действия артилле­рии, а огонь с быстро и притом совершенно неожи­данно появляющихся бронепоездов заставлял их разбе­гаться куда глаза глядят.

Махно решил, что необходимо действовать не только быстро, но, главное, производить операции вдали от железных дорог или, как он определил, «перенести борьбу с рельс на проселки, в леса и поля». Свою пехоту он посадил на четырехколесные легкие тачанки, с установленными на них пулеметами, и, имея прекрасный конский состав, перебрасывал ездя­щую на тачанках пехоту с поразительной быстротой то в один, то в другой участок боя, появляясь преимуще­ственно там, где его меньше всего ждали.

Не ждали Махно и в тылу у Деникина, войска кото­рого победоносно двигались по московским дорогам. В то время, когда Мамонтов возвращался на отдых со своего знаменитого рейда по советским тылам, Махно со своей летучей армией совершил неожидан­ный рейд по тылам Деникина. Бросив Петлюру, стреительным натиском уничтожив бывший против него Симферопольский полк, он стал появляться там, где его никто не ждал, неся с собой панику и смерть и спу­тывая все карты Деникина.

Военные и гражданские власти растерялись нас­только, что никто и не думал о сопротивлении. При одном известии о приближении Махно добро­вольческие власти бросали все и в панике бежали в направлении Ростова и Харькова. Это был небывалый, не имевший примера в истории разгром тыла, который по своим последствиям не может быть даже сравним с рейдом Мамонтова.

Не оценивая в должной мере махновского движе­ния, генерал Деникин лишь кратко приказал генералу Слащеву: «Чтобы я больше не слышал имени Махно». Против Махно был двинут корпус Слащева, почти весь конный корпус Шкуро и все запасные части, кото­рыми в то время располагало главнокомандование.

Одним словом, для «ликвидации» Махно были сняты с фронта, быть может, лучшие части доброволь­цев, но ликвидировать Махно им так и не удалось, нес­мотря на то, что конница Шкуро в первые же 10 дней столкновений с Махно потеряла до 50% лошадей.

Но в этих боях погибло много помощников Махно, большая часть кавалерии под командой известного Долженко, почти на 75% уменьшилась пехота, частью погибшая в боях, а в большинстве рассосавшаяся по деревням, да и сам Махно лишь случайно избег плена и казни.

Случилось это, когда проливные, холодные дожди, часто смешанные со снегом, окончательно испортили дороги и далее легкие махновские тачанки стали вяз­нуть в грязи. Махно со своим штабом, конвоем и советом армии, размещенными более чем на трехстах тачанках, после тяжелого ночного перехода расположился на отдых, кажется, в с. Ходунцы. На рассвете его окружила 2-я терская казачья диви­зия, которая так неожиданно понеслась в атаку на колонны тачанок, что только с некоторых махновцы успели открыть пулеметный огонь, остановив этим полный охват колонны.

Все же терцам досталась богатая добыча — более 200 тачанок с лошадьми и награбленным добром, включая сюда и 400 женщин, служивших в разведыва­тельном отделении штаба махновской армии, доста­лась им и тачанка самого Махно, а в ней короткая из черной дубленой овчины шуба с пришитой надписью на холсте: «Батько Махно». Сам же Махно, его штаб и военно-революционный совет исчезли…

Ген. Слащев, изгнав Махно из Екатеринослава, упоенный победой, считал вопрос о Махно окончен­ным. Самоуверенный генерал сообщил об этом в ставку Деникина и торжественно прибыл в Екатеринослав со всем своим штабом. Но оказалось, что победить Махно было не так легко. Махно возвратился назад и захватил станцию, на которой находился поезд Слащева. Кругом подня­лась обычная в таких случаях паника. Махновцы насе­дали со всех сторон, казалось, что вот-вот Слащев со своим штабом попадет в плен, и только личная храб­рость молодого генерала спасла положение: Слащев со своим конвоем стремительно бросился в атаку, отбил нападение и возвратил город в свое распоряжение.

Конечно, для махновцев были не по плечу затяж­ные бои, да еще чуть ли не позиционные, где, прежде всего, требуется устойчивость и дисциплина. Махно это учитывал и в борьбе со Слащевым стал применять старую тактику, давшую ему столько успехов в войне со всеми его противниками.

На слащевские войска, которые привыкли к откры­тым столкновениям, со всех сторон посыпался целый ряд мелких, совершенно неожиданных нападений, которые беспокоили и нервировали добровольцев, не знавших, откуда ожидать удара. Махно появлялся то там, то здесь; сегодня его отряды были в одном месте, завтра они появлялись в другом. Ни днем, ни ночью не было покоя от назойливости махновцев, которые совер­шали свои налеты с необычайной смелостью, как бы щеголяя буйной удалью…

Затяжной характер борьбы с Махно выводил из себя Слащева, стремившегося как можно скорее «ликвиди­ровать» Махно, дабы отправиться добывать славу в направлении Москвы. В то время белые генералы вели спор о том, кому первому войти в Москву. Однако, борьба затягивалась, и, видя это, самолюбивый Слащев решил нанести Махно «последний» удар. Для охвата махновского фронта, по его настоянию, были стянуты все добровольческие части Крыма и Одесского района, находившиеся в распоряжении генерала Шиллинга.

Слащевцы сначала махновцев, захваченных в плен, обыкно­венно вешали, как бандитов, потом стали расстрели­вать, как храбрых солдат, и под конец их всеми спосо­бами старались переманить на свою сторону. В ноябре 1919 года начался отход добро­вольцев от Курска, общая стратегическая обстановка изменилась, и Слащев, не закончив борьбы с Махно, ушел в Крым. Несмотря на то, что крымская операция покрыла Слащева славой, он не раз, вспоминая Махно, говорил: «Моя мечта — стать вторым Махно…»

Махно понимал, что удовлетворить в то время крес­тьянство не могла ни одна власть, считающая себя государственной, поэтому он предпочитал показывать вид о желании заключить союз с Врангелем и одновре­менно вел переговоры с советской властью о своем по­ступлении вновь к ней на службу.

Врангелю он передавал, что не прочь получить гене­ральский чин, а коммунистам указывал на свои зас­луги перед революцией, обещая, как революционер, сохранить нейтралитет до окончания борьбы больше­виков с Врангелем, а под шумок грабил и тех, и дру­гих, причем его «братва» получала на этот раз жало­ванье из карманов убитых комиссаров.

Союз Махно с Врангелем, как и переговоры Махно с большевиками, были только коварной двойственной уловкой. Это был чисто-махновский союз, как раньше с Григорьевым, советской властью и Петлюрой. В союзники, кому бы то ни было, Махно не подхо­дил, а его фраза: «мы еще подурачим генералов, а с ними коммунистов» — говорила сама за себя.

Из книги Н.В. Герасименко «Батько Махно. Мемуары белогвардейца», изд. «Интеграф Сервис», М., 1990 г.