Символ — это иносказательный образ, который имеет множество интерпретаций (или, по-другому, не может быть однозначно проинтерпретирован), вызывает у читателей целую цепочку ассоциаций. В начале XX века в период расцвета русской литературы одним из самых значительных направлений литературы и искусства считался символизм.
Поэты, входившие в это движение, использовали символы как важнейший инструмент познания реальности, средство приблизиться к постижению истинной сути вещей. Большое значение в их художественном мире приобретали индивидуальные символы, которые выражали мировосприятие, итог осмысления мира отдельными поэтами.
А.А. Блок на начальном этапе своего творчества тоже принадлежал к символистам, а усомнившись в истинности творческих и идейных исканий символистов, отмежевался от них, но продолжал использовать символы в попытке передать свои ощущения и переживания, связанные с соприкосновением поэта с внешним миром.
Поэма «Двенадцать» оказалась в числе последних произведений, написанных Блоком, ее же можно считать самым неоднозначным творением поэта, из-за которого большинство современников отвернулось от Блока. Поэма была написана в 1918 году, когда поэт находился на пике воодушевленности идеей революционной борьбы, революционного преобразования мира.
В том же году он пишет статью «Интеллигенция и революция», в которой рассматривает революцию с эпохальной точки зрения, пишет, что она не могла не произойти. Статья заканчивается призывом: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте революцию».
Таким образом, поэму можно считать попыткой самого поэта вслушаться и понять, что же несет с собой революция. Сам Блок писал: «… те, кто видят в «Двенадцати» политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, — будь они враги или друзья моей поэмы».
Поэт не хотел, чтобы его произведение рассматривали как некий политический манифест. Все обстояло совсем наоборот. В поэме «Двенадцать» Блок ставил больше вопросов, волнующих в первую очередь его самого, чем отвечал на них. Поэтому употребление символов в поэме более чем оправданно: так поэт попытался отобразить неоднозначность и многогранность революционного движения, попытался понять, какие надежды связывать с «мировым пожаром».
Центральным образом-символом поэмы становится символ стихии. Им открывается поэма, сразу создается ощущение неуютности и шаткости:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер —
На всем божьем свете!
Разгул природной стихии: разыгрывается вьюга, «снег воронкой занялся», в переулочках «пылит пурга» — символизирует разгул исторической, революционной стихии, смешение и хаос в переломный момент русской истории. Со стихией ассоциируется и «мировой пожар», который «на горе всем буржуям» собираются раздуть красноармейцы. Следствием разгула стихии является свобода — свобода действий, свобода совести, освобождение от старых моральных и нравственных норм. Так и получается, что свобода революционного отряда оказывается «эх, эх, без креста!».
Свобода нарушать Христовы заповеди, то есть свобода убивать («А Катька где? — Мертва, мертва! Простреленная голова!»), блудить («Эх, эх, поблуди! Сердце екнуло в груди»), трансформируется в стихию вседозволенности («Пальнем-ка пулей в Святую Русь — В кондовую, В избяную, В толстозадую!»). Красногвардейцы из революционного отряда готовы пролить кровь, будь то изменившая своему возлюбленному Катька или буржуй: «Ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку За зазнобушку Чернобровушку».
Так разгорается в разоренном городе стихия страстей. Городское бытие обретает характер стихийности: лихач «несется вскачь», он «летит, вопит, орет», на лихаче «Ванька с Катькою летит». После убийства ожидаются новые злодейства, и непонятно, то ли грабить будет революционный дозор, то ли его «свободные» действия «развязывают руки» настоящим преступникам — «голытьбе»:
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба!
Красноармейцам кажется, что они управляют революционной стихией, но это не так. В конце поэмы ветер начинает морочить бойцов: «- Кто еще там? Выходи! Это — ветер с красным флагом Разыгрался впереди…», а вьюга «долгим смехом Заливается в снегах».
Особую роль играет в поэме цветовая символика. В «Двенадцати» Блок использует три цвета: черный, белый и красный. Россия старая и революционная Россия 1917 года ассоциировались в сознании Блока с черным, он записал в дневнике: «В России все опять черно и будет чернее прежнего?» Черный цвет в поэме связан с грехом, ненавистью, революционным отрядом: черный вечер, черное небо, черная людская злоба, названная и злобой святой, черные ремни винтовок.
Белый цвет — цвет снега — связан с вьюгой, разгулом стихии. Так поэт выражал надежду на революционное, стихийное преображение России черной в Россию белую. А возглавлять это преображение будет «Исус Христос» («в белом венчике из роз»; идет «снежной россыпью жемчужной»). Важное место в цветовой символике поэмы занимает и красный цвет.
Именно он характеризует революционную эпоху — кровь, убийства, насилия, «мировой пожар», кровавый флаг отряда двенадцати — «красной гвардии». Блок верил в преодоление кровавого греха, в исход из кровавого настоящего к гармоничному будущему, которое олицетворено в поэме образом Христа. Он писал: «Это ведь только сначала — кровь, насилие, зверство, а потом — клевер, розовая кашка».
Если разгулявшаяся стихия олицетворяет революционное начало, то символом «старого мира» выступает в поэме голодный, паршивый пес, появляющийся в поэме вместе с буржуем:
Стоит буржуй, как нес голодный,
Стоит безмолвный как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Автор поэмы, используя противоречивые, алогичные образы, показывает, что у революционного хаоса нет фиксированного итога. В финале поэмы «старый мир» в образе безродного пса следует за отрядом двенадцати, но судьба отряда также не определена, как и судьба голодного пса, эти образы противопоставляются и одновременно схожи друг с другом. Но «старый мир» все-таки «ковыляет позади»: Блок считал революцию преобразующим началом и верил, что возврата к старому уже не будет.
«Пес холодный — пес безродный», не отставая, следует за революционным отрядом, отстав от буржуя. Таким, кажется Блоку, будет выбор «старого мира»: он не останется «на перекрестке» с буржуем, а увяжется за красногвардейцами, то ли потому, что у них сила, то ли потому, что они несут с собой обновление.
Революционный отряд двенадцати сам по себе является центральным символом поэмы. Описывая их вначале, Блок сравнивает их с преступниками и каторжниками: «В зубах — цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз!» Но в них можно увидеть и христианскую символику. По ассоциации с евангельскими апостолами, которых тоже было двенадцать, дозор можно назвать «апостолами революции», ведь в конце поэмы оказывается, что перед отрядом идет «Исус Христос».
Образ-символ Христа имеет множество трактовок, каждая из которых делает свой вклад в его понимание. Иисус несет с собой чистоту, белизну, искупление, прекращение страданий. Он находится в другой плоскости, далеко от уличной стихии, вьюжной земли, по которой шествуют апостолы революции. Он выше истории, хаоса, вьюги.
Автор показывает разобщение земли и неба, Иисус остается лишь напоминанием о святости, недостижимой для тех, кто остался на земле. Этой трактовке противоречит то, что Иисус держит в руках красный флаг -налицо его приобщенность к земным, стихийным, революционным делам.
Разительно отличающуюся от других трактовку финала поэмы предложил русский поэт М. Волошин. В финальной сцене он увидел картину расстрела. Христос не идет во главе двенадцати, напротив, апостолы революции преследуют его, но не замечают — Иисус виден только автору. Таким образом, поэт считал, что поэма написана против большевиков. Сам Блок неоднократно признавался, что образ Христа в финале возник как бы помимо его воли: «Я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа».
Поэма «Двенадцать» представляет собой попытку поэта вслушаться в музыку революции, «броситься» в ее «многопенный вал». Многозначные символы, наполняющие поэму, препятствуют однозначной трактовке смысла революции. Этого и добивался Блок, предлагая своим читателям не судить однозначно революционные преобразования, а вместе с ним окунуться в «вихрь атомов космической революции». К сожалению, далеко не все его современники поняли призыв поэта.
Оставить комментарий