В годы войны в армию было мобилизовано почти 10 млн. крестьян, большинство из которых составляла сельская беднота, В армию призвали около 500 тыс. рабочих, примерно половину из которых составляли представители потомственного пролетариа­та, среди них были участники революционных событий 1905-1907 гг. Многие из мобилизованных уже являлись про­водниками большевистского влияния в армии и на флоте.

А если учесть, что сразу же после объявления воины появились больше­вистские листовки с призывом к солдатам повернуть штыки про­тив главного врага — царизма, то станет ясно, что неприятие идей войны до победного конца коснулось всей армии и флота. Больше­виками успешно велась антивоенная пропаганда, создавались ячейки большевистского влияния во многих частях Северного и Западного фронтов и на кораблях Балтийского флота.

Нарастающее стремление солдат к миру большевики исполь­зовали для разъяснения того, что прочный и демократический мир невозможен без революции. Они пропагандировали лозунг революционного пораженчества и с этой целью призывали солдат к отказу идти в наступление. Иногда это удавалось и приводило к тому, что командование вынуждено было отменять свои приказы о наступательных действиях. Так было, например, в марте 1916 г. на двинском участке Западного фронта.

В годы войны по­ложение солдат на фронте было невыносимым. Даже такие гене­ралы, как Куропаткин и Янушкевич, признавались в том, что сол­даты на фронте гибнут не только от убийственного огня немцев и австрийцев, но и от плохого продовольственного и хозяйственного обслуживания армии.

Солдатам на фронте не выдавали по неде­лям не только горячей пищи, но и хлеба. Многие военные не име­ли сапог. Среди солдат были тысячи обмороженных. Раненые мно­гие дни оставались без перевязки. Все это вызывало в армии не­довольство, порождало ненависть к российскому правительству и к вой­не, революционизировало солдат. Бунты и волнения солдат проис­ходили повсюду, они охватывали как тыловые воинские части, так и войска, непосредственно стоявшие на передовых позициях.

Призванные в солдаты и посланные или на фронт, или в тыловые части боль­шевики продолжали свою работу по укреплению сил революции. Петербургский и Московский комитеты РСДРП(б) развернули пропаганду и агитацию среди воинских гарнизонов обеих столиц.

Они посылали в полки своих агитаторов, распространяли среди солдат большевистские листовки, в которых не только разъясняли классовый смысл войны, но и призывали солдат к совместной борьбе вместе с народом против самодержавия. В большевист­ских листовках писалось: «Снова вас оторвали от ваших семей, дали в руки ружье, одели в серую шинель, послали защищать престол и отечество от врагов… Нет, если уж нужно умирать, то умрем за народное дело, а не за дело Романовых и черносотенных дво­рян. Они нам дают в руки ружья. Будем же людьми и воспользу­емся этим оружием для того, чтобы завоевать русскому рабочему классу новые условия жизни, жизни прекрасной и свободной!»

Среди солдат и матросов вели большую работу почти все гу­бернские большевистские комитеты, имевшие военные отделы. На фронте активную революционную агитацию проводили известные большевики, такие, как Фрунзе М.В., Мясников А.Ф. (Западный фронт), Рошаль С.Г., Сиверс Р.Ф., Нахимсон С.М., Садовский А.Д. (Северо-Западный фронт). Среди воинских частей, расположенных на Кавказе, вели работу: Джапаридзе П.А., Киров С.М., Ма­лыгин И.В. Среди матросов Балтики работали большевики: Ульянцев Т.И., Ховрин Н.А., Дыбенко П.Е.

Тяжелое положение солдатской массы на фронте и широкая революционная пропаганда среди неё большевистских организа­ций сделали свое дело. Армия из сильного защитника империи превращалась в силу, борющуюся против государя, помещиков и буржуазии. Николай II, русский самодержец, «стеснялся» выступать перед солдатами, зато Керенский и многие большевистские лидеры были отличными ораторами.

Чем дольше тянулась война, тем шире росло возмущение в армии. Вначале оно выливалось в сти­хийные бунты — отказы выступить на фронт, убийства ненавист­ных офицеров; солдаты сдавались в плен, совершали самострелы. Затем, по мере усиления революционной пропаганды большевиков, движение перера­стало в революционные выступления не только против войны, но и против буржуазных кругов, которые развязали эту войну.

Под влиянием большевистской пропаганды начались братания на фронтах. Впервые широкой волной братание развернулось на русском фронте в конце 1915- начале 1916 г. Русские солдаты выходили из окопов без винтовок, перелезали через проволочные загражде­ния и направлялись к окопам немцев и австрийцев. Те выходили к ним навстречу.

Русские солдаты угощали немецких и австрий­ских солдат хлебом и махоркой, а те дарили русским мыло и ром. Во время этих встреч, имевших место, как на Юго-Западном, так и на Северо-Западном фронтах, происходили беседы, во время ко­торых особенно часто слышались слова: «Долой войну! Мир! Мир!» Командование с обеих сторон неоднократно открывало огонь по солдатам — участникам братаний. Но прекратить их так и не удалось. Братание с русского Восточного фрон­та перекинулось на Западный фронт.

Массовое движение против войны имело место среди матросов, где более всего было сосредоточено рабочих. Значительный след в борьбе матросов с войной оставили восстания в октябре 1915 г. на линкоре «Гангут», а также на крейсере «Рюрик» и линкоре «Павел Первый», команды которых пытались поддержать восстав­ших гангутцев. Большие волнения матросов были и на других ко­раблях. Движением были охвачены в 1916 г. и места стоянок воен­ных судов — Кронштадт, Ревель. Матросы везде боролись не только за улучшение условий своей службы, но и против империа­листической войны.

Характерной особенностью массовых выступлений в армии в 1916 г. явилось стремление большевиков установить и укрепить связи выступлений рабочих с солдатами и матросами. «Каждый наш шаг должен быть согласован с действиями пролетариата. Только вместе с ним мы достигнем успеха в борьбе», — говорилось в прокламации большевиков Кронштадта в июле 1916 г.

Февральская революция принесла в армию много новшеств. Появились, например, комис­сары. Временное правительство назна­чало их на фронты, в армии и иные круп­ные воинские формирования. (При большевиках комиссаров стали назна­чать в каждое, даже мелкое, воинское подразделение.) Комиссаром Юго-За­падного фронта стал Линде Ф.Ф.

«Это был совсем молодой человек. Манерой говорить с ясно слышным немецким акцентом, своим отлично сшитым френчем, галифе и сапогами с обмотками, он мне напомнил самоуверенных юных немецких барончиков из прибалтийских провинций…», — вспоминал генерал Краснов П.Н.

В августе 1917 г. Линде получил со­общение о солдатских волнениях в од­ной из частей. Пехотные полки отка­зывались выполнять боевые приказы. Он решил немедленно прибыть на место событий, чтобы восстановить дисциплину. Линде приехал в расположе­ние войск вместе с командиром диви­зии генералом В. Гиршфельдтом, поте­рявшим в сражениях обе руки.

Комиссар приказал построить части, участвовавшие в беспорядках, и заявил им: «Когда наша Родина изнемогает в нечеловеческих усилиях, чтобы побе­дить врага, вы позволили себе лентяйничать и не исполнять справедливые требования своих начальников. Вы не солдаты, а сволочь, которую нужно уничтожить. Вы зазнавшиеся хамы и свиньи, недостойные свободы… Тре­бую, чтобы вы сейчас же мне выдали тех, кто подговаривал вас не исполнять приказ начальника. Иначе вы ответи­те все. И я не пощажу вас!»

Громким, исполненным гнева фразам комиссара вторило лесное эхо. Когда он закончил речь, воцарилась зловещая тишина. Очевидец происшедшего гене­рал П. Краснов писал: «Когда Лин­де замолчал, рота стояла бледная, сол­даты тяжело дышали. Видимо, они не того ожидали от «своего» комиссара». Из строя вызвали «зачинщиков волне­ний».

«Выходившие были смертельно бледны, — вспоминал Краснов, — тою зе­леноватою бледностью, которая пока­зывает, что человек уже не в себе. Их набралось 22 человека». В строю по­слышался возмущённый ропот: солда­ты не хотели выдавать товарищей. «Ве­дите этих подлецов, и при малейшей попытке к бегству — пристрелить», — скомандовал генерал В. Гиршфельдт одному из офицеров.

«Понимаю», — мрачно произнёс тот и повёл аресто­ванных прочь. Слова Гиршфельдта можно было понять как приказ рас­стрелять «бунтовщиков» под предло­гом «попытки к бегству». П. Краснов рассказывал: «Линде и Гирш­фельдт сияли счастьем от первой уда­чи; какая-то непреодолимая судьба не­сла их в самую пасть опасности». Комис­сар вновь обратился к солдатам с яркой патриотической речью.

«Это была пре­красная речь, полная страсти и страда­ния за Родину, — отмечал П. Крас­нов. — Говорил он патетически, страст­но, сильно, местами красиво, образно, но акцент портил всё. Каждый солдат по­нимал, что говорит не русский, а немец». Солдаты стали переговариваться меж­ду собой о том, что комиссар — вовсе не комиссар, а немецкий шпион, выдаю­щий себя за другого. Ф. Линде уже со­брался уезжать, когда ему сообщили, что один из полков взбунтовался и идёт с ним «разговаривать». Солдаты двига­лись шеренгами, как в атаку на немцев, и стреляли вверх. «Но ведь это же настоящий бунт! — воскликнул Линде. — Мой долг быть там».

На машине он направился к мятежным частям. Спустя несколько минут какой-то солдат выстрелил в комиссара и убил его наповал. Схватили и генерала В. Гиршфельдта; его привязали к дере­ву и убили. Этот эпизод — убийство Линде и Гиршфельдта — получил боль­шую известность и произвёл сильное впечатление в обществе. Позднее Алексей Толстой отразил его в своей трилогии «Хождение по мукам», а Бо­рис Пастернак — в романе «Доктор Живаго».