Страна устала от войны. Изнемогала от нее и армия. Мелькнувшее было летом 1916 г. воодушевление, вызванное успешным наступлением, быстро прошло и постепенно сменилось состоянием безнадежности. Все чаще слышалось в окопах: немцев нам не победить. И солдаты начинают размышлять, и размышления эти вес чаще заставляют их внимательнее прислушиваться к тем, кто говорит: а ради чего ведется война? Что даст русскому мужику овладение Константинополем? Кто выигрывает от войны, кто на ней наживается?
А тут еще и снабжение на фронте резко ухудшается. Вместо трех фунтов хлеба (фунт — 400 граммов) солдатам, находившимся в окопах, стали давать два фунта, а в тылу — полтора. Мяса раньше полагалось фунт в день, теперь же норму урезали до трех четвертей, а затем и до половины фунта. Вскоре пришлось ввести два постных дня в неделю, когда в солдатский котел вместо мяса клали рыбу, большей частью — селедку. Взамен гречневой каши в ход пошла чечевица…
В целом для конца 1916 г. утверждение о небоеспособности русской армии было бы несправедливым. Она устала, она начала подумывать о мире, но дисциплина в ней еще поддерживалась стараниями офицеров. Другое дело тыл…
В тылу положение осложнялось с каждым месяцем. Экономическая разруха, обрушившаяся на страну, стихийная тяга народных масс к миру с неумолимой последовательностью толкали массы к революции. Осенью 1916 г. напряжение нарастало. Каждая очередь за хлебом (а их было несчетное количество в России той поры) превращалась в политический клуб: женщины, старики обсуждали вести с фронта, слухи о близком и желанном мире, не стесняясь в выражениях, ругали власти…
Взволновались и буржуазные круги, так называемая «общественность». С одной стороны, нарастание революционного кризиса, отчетливо ощущаемое, грозило буржуазии катастрофой. С другой стороны — царизм не желал делиться властью с представителями русской буржуазии, а им так этого хотелось!
На конференции в Шантильи 2 (15) — 3 (16) ноября 1916 г. было принято решение, что к весне будущего года союзные армии подготовят совместные и согласованные операции. Российская империя доживала последние недели, но на фронте, не предвидя этого, готовились к наступлению. Наконец было принято решение о плане кампании. Решено было наносить главный удар Юго-Западным фронтом на Львовском направлении. Северный и Западный фронты наносили вспомогательные удары. Как видим, план учитывал опыт операции 1916 г. Наступление предполагали начать в апреле, не позже 1 мая. 24 января (6 февраля) царь утвердил план.
На этот раз главный удар наносила 7-я армия, наступая в северо-западном направлении на Львов; 11-я армия также нацеливалась на Львов, но с востока. Особая и 3-я армии вновь должны были попытаться овладеть Владимир-Волынском и Ковелем. 8-й армии давалась вспомогательная задача.
Брусилов начал подготовку самым тщательным образом. Юго-Западному фронту выделялись и резервы, и необходимые средства: ранней весной ожидалось прибытие двух армейских корпусов, фронту придавалась тяжелая артиллерия особого назначения (ТАОН), снабжение снарядами резко улучшилось.
Шёл уже тридцать первый месяц мировой войны, когда в феврале 1917 г. в России совершилась революция. К этому времени русский фронт удерживал почти половину всех военных сил противника. На первый взгляд положение на фронте обрело устойчивость. Однако в армиях уже накопилось глухое недовольство бесконечной войной, усиливалась жажда скорейшего мира. Были и другие причины для брожения в воинской среде. Так, ещё в 1915 г. для укрепления дисциплины в войсках было введено наказание розгами. Эта мера наказания, как унижающая достоинство, вызывала у солдат сильное возмущение.
Оказавшись у власти, 6 марта Временное правительство заявило, что будет продолжать войну «до победного конца». Оно обещало также «свято хранить» верность союзникам и всем заключённым с ними соглашениям. Окончательно изменило соотношение сил в пользу Антанты вступление 6 (19) апреля 1917 г. в войну США. 22 мая по радио командующий германским Восточным фронтом принц Леопольд Баварский предложил России начать мирные переговоры. Временное правительство ответило категорическим отказом…
16 апреля 1917 г. в Петрограде состоялась многотысячная демонстрация солдат — инвалидов Первой мировой войны. Гремел военный оркестр; демонстранты шли под красными знамёнами и плакатами с надписями: «Взгляните на наши раны. Они требуют победы!», «Слава павшим! Да не будет их гибель напрасной!», «Пораженцы позорят Россию!», «Ленина и компанию — обратно в Германию!», «Война за свободу до последнего издыхания!». Отдельной колонной шли ветераны сражений, потерявшие зрение. Они несли транспарант: «Ослепшие воины. Война до полной победы!».
Французский посол в России Морис Палеолог, видевший эту демонстрацию, рассказывал о ней: «Самые здоровые раненые тащатся медленно, кое-как размещённые шеренгами; большинство перенесли ампутацию. Самые слабые, обвитые перевязками, рассажены в повозках. Эта скорбная рать как бы олицетворяет весь ужас, все увечья и пытки, какие может вынести человеческая плоть, Её встречают религиозной сосредоточенностью, перед ней обнажаются головы, глаза наполняются слезами; женщина в трауре, рыдая, падает на колени».
Между тем стихийное стремление к миру нарастало. На фронте начались знаменитые братания с неприятельскими солдатами. Сражающиеся друг с другом части прекращали стрельбу, выходили из окопов. Бойцы мирно разговаривали, курили, обменивались различными мелкими вещами. Всюду в русских воинских частях избирались солдатские комитеты, которые часто отменяли приказы начальства.
«По всей Армии, — писал генерал Краснов П.Н., — пехота отказывалась выполнять боевые приказы и идти на позиции на смену другим полкам. Были случаи, когда своя пехота запрещала своей артиллерии стрелять по окопам противника под тем предлогом, что такая стрельба вызывает ответный огонь неприятеля. Война замирала по всему фронту…»
Офицеры же потеряли в солдатской среде всякий авторитет и даже непосредственную власть. Положение командиров в армии с марта 1917 г. сделалось в высшей степени сложным и необычным. Брусилов так характеризовал его: «Офицер в это время представлял собой весьма жалкое зрелище, ибо он в этом водовороте всяких страстей очень плохо разбирался и не мог понять, что ему делать. Его на митингах забивал любой оратор, умевший языком болтать и прочитавший несколько брошюр социалистического содержания.
При выступлениях на эти темы офицер был совершенно безоружен, ничего в них не понимал. Ни о какой контрпропаганде и речи не могло быть. Их никто слушать не хотел. В некоторых частях дошли до того, что выгнали начальство, выбрали себе свое, новое, и объявили, что идут домой, ибо воевать больше не желают. Просто и ясно. В других частях арестовывали начальников и сплавляли в Петроград, в Совет рабочих и солдатских депутатов; наконец, нашлись и такие части, по преимуществу на Северном фронте, где начальников убивали».
Брусилов считал, что для ограждения армии от беспорядков нужны спешные неотложные меры. В качестве такой меры он предполагал учредить при штабе фронта и в каждой из четырех армий комитеты «из общественных организаций», которые и вели бы пропаганду за войну «до победного конца». Он считал, что до момента окончания войны не должно существовать а армии никаких партийных и политических споров, которые неизбежно действуют на нее деморализующе… Но отгородить армию от событий в стране, от ее бурной политической жизни было невозможно.
24 апреля (7 мая) Брусилов А.А. доносил Гучкову: «Солдаты отрицают войну, не хотят и думать о наступлении и к офицерам относятся с явным недоверием, считая их представителями буржуазного начала. Такое состояние частей действует на соседей, как зараза. Является настоятельная необходимость скорейшего прибытия в части VII и XI армий, готовящихся к решительному удару, вдохновленных, горячо любящих родину членов Государственной думы и рабочих депутатов для самой искренней и горячей проповеди необходимости вести победоносную войну; необходимо, чтобы депутаты были демократичны и могли бы пробыть в частях более продолжительное время».
Наступать и побеждать с таким настроением солдат было сложно. Сторонники продолжения войны доказывали солдатам, что «путь к миру лежит через окопы противника». Военный министр А. Керенский говорил, выступая 12 мая перед войсками: «Вы самые свободные солдаты мира. Разве вы не должны доказать миру, что система, на которой строится ныне армия, — лучшая система.
Разве вы не докажете другим монархам, что не кулак, а совесть есть лучшая сила армии (Возбуждённые возгласы: «Докажем!»). Ваша армия при монархе совершала подвиги. Неужели она при республике окажется стадом баранов?» (Буря аплодисментов. Крики: «Нет, никогда!»).Керенский неделями объезжал войска на фронте и с пламенным красноречием призывал бойцов к наступлению на врага. Точная дата начала наступления держалась пока в тайне. Военный министр подчёркивал, что от этого наступления зависит судьба революции.
Советую прочитать:
- Заключительный этап Первой мировой войны
- Армия Наполеона в Москве
- Русское офицерское сословие
- Суворов о наступлении, обороне и отступлении войск
- Турецкая армия перед войной с Россией 1828-1829 годов
Оставить комментарий