Чтобы лучше понять, в каких условиях происходили сражения в период русско-японской войны, надо взглянуть на те далёкие события глазами очевидцев. Сегодня я хочу предложить читателям отрывки из дневника участника русско-японской войны 1904-1905 гг. дивизионного врача Кравкова В.П. Он пишет о сражение под Ляояном.

Немного об авторе. Кравков Василий Павлович (1859 — после 1919). Родился в Рязанской губернии в семье унтер-офицера. Брат русского фар­маколога, основоположника советской фар­макологии, академика Кравкова Н.П. (1865-1924), удостоенного посмертно в 1926 г. премии имени Ленина В.И.

В 1883 г. Кравков В.П. окончил курс Императорской военно-медицинской акаде­мии. 31 января 1891 г. постановлением Конферен­ции академии удостоен степени доктора наук. Автор ряда книг по медицине. 1900-1905 гг. — дивизионный врач 35-й пехотной дивизии 17-го армейского корпуса. В период русско-японской войны награжден тремя орденами, в том числе двумя за бои под Ляояном. Учас­тник первой мировой войны (1914-1918).

«12 июля. В 30 верстах от Ляояна наступают японцы. Завтра приедет Куропаткин. Прибыл штаб корпуса… В дейст­виях и во взаимодействиях началь­ствующих лиц замечается растерян­ность, игра втемную. Вообще господ­ствует порядочная-таки неразбериха и бестолковщина.

13 июля. Бедные солдатики за четыре дня беспрерывного движения при тропической жаре, изведавшие много лишений в отношении сна и горячей пищи, страшно приутомились. Много случаев с желудочно-кишечными рас­стройствами и с потертостями ног… Употребление войсками в условиях военно-походной жизни воды исклю­чительно лишь отварной или фильт­рованной оказывается практически неосуществимой утопией…

О, как высоко должен быть ценим военачальник, который бы знал, что только со здоровым солдатом можно побеждать, умел и не забывал во главу угла всех своих боевых планов всегда класть соответ­ствующие меры по охранению здо­ровья подведомственных ему масс в смысле, главным образом, правиль­ного питания и целесообразного рас­ходования их рабочих сил.

14 июля. Ввиду назревающих со­бытий сегодня вечером в Ляояне созывается при штабе корпуса сове­щание из командиров частей. Нужно, говорят, ожидать со стороны японцев ночных внезапных движений, преимущественно обходных, до чего они большие охотники и ловкие артисты.

15 июля. Скоро Куропаткин переходит в наступление, предполагая сначала порешить дело с Куроки, против которого стоят корпуса — Келлера и 10-й армейский; затем уже Нодзу и Оку, против коих находятся 1-й и 4-й Сибирские корпуса; наш же корпус предназначен пока в резерв для движения туда, где будет более всего ощущаться в нем надобность.

Получена от Куропаткина телеграмма к корпусным командирам, дышащая весьма гуман­ной заботливостью о здоровье солда­та. Вследствие утомительных пере­ходов за последние дни, сильной жа­ры, голодовки относительно хлеба и горячей пищи, а также частого упо­требления сырой недоброкачествен­ной воды усилились желудочно-ки­шечные заболевания между солдата­ми. То и дело приводят под конвоем китайцев, подозреваемых в шпиона­же. Участились случаи пропадания без вести одиночно отлучившихся наших солдат; повелено теперь отпус­кать их не иначе как группами не менее 5 человек.

18 июля. Дела заставили   меня опять поехать в Ляоян. Побывал в полевых госпиталях № 13 и 14, по­смотрел всех своих больных солда­тиков; слава богу — ни одного не ока­залось  тифозного. Проезжая   мимо главной квартиры, увидел множество сидящих и прогуливающихся офицер­ских чинов ее штаба; какие они все холеные, откормленные, прилизан­ные, с иголочки одетые, в манжетках, воротничках! А я-то, я-то какой перед ними — замарашка и оборвыш! Говорят, что добрая половина этих чинов, называемых то «рябчиками», то «фазанами», то «моментами», — помпадуры и ведущие паразитиче­ский образ жизни, нетерпеливо жа­ждущие не подвигов и побед, а орде­нов и отличий.

Царит полная неизвестность насчет творящегося теперь на театре войны; само даже корпусное началь­ство ничего не знает, что предстоит ему делать… Корпус Келлера пред­ставляет из себя настоящий винегрет из разных частей. 10-й корпус не менее нашего весьма раздроблен. Нет ли у Куропаткина в голове какой-нибудь хитрой диверсии? Не думает ли он швырянием нас по кусочкам в разные стороны занять внимание японцев, пока не подойдут 1, 5 и 6-й корпуса? Все происходящее теперь представляет большой ребус даже для людей, компетентных в военном деле.

…Все мы в Куропаткине видим человека, который глупости не сде­лает. Мы даже допускаем, что у него, очевидно, имеется какой-то план, ему лишь одному известный… С кем ни поговоришь, с кем ни уви­дишься — у всех единодушная страш­ная ненависть к генералу Штакельбергу… Наш кор­пусной командир А.А. Бильдерлинг все тот же милый, сладчайший че­ловек, но не думаю, чтобы он был военный талант…

19 июля. Все время пути жара и пыль стояли классические. На мгли­стом горизонте синие остроконечные горы производили незаманчивое впе­чатление; душой овладевал страх и трепет при одном представлении, что нам придется действовать в горах… Навстречу начали попадаться транспорты с ранеными 9-й дивизии, передающими, что 4-й день идет жар­кий бой в восточном отряде… Подтверждается факт смерти Келлера, убитого осколками гранаты.

20 июля. Еще в самом начале выхода нашего с бивуака навстречу нам попалась печальная процессия — везли на ла­фете орудия при надрывающем душу погребальном марше прикрытое ши­нелями тело вчера убитого Келлера. Наш отряд отдал последний долг его праху; скомандовал «Смирно»; ружья были взяты «на караул», и раздался гимн «Коль славен».

Передают, что Келлер был убит 36 пулями разорвавшейся шрапнели, когда он объезжал артиллерийские позиции, что будто бы он даже искал случая быть раненым, чтобы выбыть из строя и тем ликвидировать свои дела. Нам во что бы то ни стало для поднятия духа армии нужна победа, хотя бы и призрачная. Надо вместо сибирских частей пустить европей­ских – 1-2 корпуса целиком, без растаскивания, чтобы части знали своих начальников, и наоборот…

Масса ниж­них чинов падает от теплового и солнечного ударов, много — с желу­дочно-кишечными страданиями. Что же будет дальше?! Бедные солдатики, от которых только требуют побед и одоления, но пока мало обращают внимания командиры  на то, чтобы они с утра заправились бы чайком, вовремя и сытно поели, достаточно бы передохнули, носили бы соответст­вующий сезону головной убор! Только и знают, что их дергают часто без сна, без отдыха, в растерянности и бестолковости забывая азбучную истину, что ненапоенный, ненакорм­ленный и измученный солдат есть не что иное, как без паров машина!

… Залег в кровать около часу ночи; в голову лезли досадливые мысли, что за не­легкая нас занесла сюда, в китай­ские дебри, когда у нас дома дела непочатый край! А затем, случается же так на свете, что 2-3 каких-нибудь сановных спекулянта заварят кашу, а расхлебывать ее при­ходится верноподданным ценою сотни тысяч собственных жизней.

21 июля. Настроение у всех тягостное. Японцы медленно и мето­дически наступают. Сколько-то време­ни придется нам здесь простоять, это зависит от Куроки, у которого в руках инициатива.

22 июля. Мы стоим от наших позиций всего в 6-7 верстах. Все мы возмущены поведением вице-короля Алексеева. Живот свой спа­сая, он выезжает из Мукдена в Хар­бин. Очень жалеем Куропаткина, которому было предписано из Петер­бурга двинуть войска в глубь Ляодун­ского полуострова; их теперь при­ходится ему спасать с расчетом на наше прикрытие. Ляндяцзян, куда мы намеревались двинуться, уже занят японцами. Предстоит для нас страш­ная катастрофа, если А.А. Бильдерлинг не  удержится  и  придется всему восточному отряду поспешно отступать по только что нами прой­денному от Куюту пути среди гор и ущелий, где войска прямо-таки сами себя задавят…

Ничему нас не учит история; все ошибки прежних войн мы со стереотипной точностью повто­ряем  и  теперь. Поневоле  вспоми­нается 1812  год, когда пришлось в конце концов спасать армию от Наполеона, на которого сначала было двинулись вразброд. Потребовался Кутузов. Необходимо было устранить разлады    между военачальниками. То же и теперь; все напоминает милую старинушку в ее полной неприкосно­венности: интрига, несогласие среди начальствующих лиц, коими  назна­чаются люди не по достоинству, а по протекции…

23 июля. Разведка у нас считается весьма плохой. Куропаткин не распо­лагает фактическим материалом, чтобы самому как следует ориенти­роваться и знать, где предстоит реши­тельное сражение. Вице-король уже выехал в Харбин, поговорив предва­рительно в Ляояне с Куропаткиным. Последний намерен отступать, бросив Ляоян и даже Мукден.

30 июля. Под Ляояном ожидается долгое стояние, чуть ли, пожалуй, не до сен­тября, пока Куропаткин не сосредо­точит силы и, взявши их в кулак, не ударит им в зубы макакам. Пошли, господи! Что-то теперь с Порт-Артуром — ничего не знаем.

3 августа. Дождь льет проливной. Речушка обратилась в бурную быстро­текущую реку, через которую к нежинцам и болховцам можно про­браться не без больших затруднений. Нет худа без добра. Нам, русским, в    интересах сосредоточения сил такая погода на руку, так как за­держивает  наступление  неприятеля. К вечеру дождь немного поутих, так что можно было показать свой нос наружу.

4 августа. Я очень разочаровываюсь в наших крупных военачальниках: нет у них энтузиазма и увлечения боевыми делами, нет веры в себя, нет желания воевать; все делают они как-то по шаблону, апатично, «без божества и вдохновенья» — так, как привыкли и в мирное время, чтобы лишь спустить лишний исходящий номер бумаги; где же настоятельно требуется проявить энергию, там при­ходится  наблюдать лишь  порывис­тость и одну бесплодную суету, вместо продуктивной деятельности творится какое-то дерганье…

Мы соби­рались под Ляояном видеть упорно наступающих японцев, но не тут-то было; они как провалились; провали­лись они из-под Айсандзяня, где их ожидал  Куропаткин. Не зная же местонахождения главных сил япон­цев, как же мы можем теперь разрабатывать план наступательных на них действий?! Предполагают, что масса японцев направилась к Порт-Артуру, где они шаг за шагом занимают форты и укрепления. Опа­саются, что японцы нам могут угрожать с запада, со стороны Синминтинской железной дороги.

Нашу стратегию критикуют вдре­безги. В корень всех зол ставят двоевластие между Алексеевым и Куропаткиным, затем — интриги, лич­ные отношения между панами…

15 августа. С 7 часов 30 минут вечера начали, наконец, прибывать к нам раненые, главным образом моршанцы, затем бугульминцы из 5-го корпуса и нижние чины 24-го стрелкового Сибирского полка. Работа с пере­вязкой и транспортировкой раненых шла у нас споро и дружно, но уже около 10 час. вечера прискакал ко мне из штаба дивизии офицер с диспозицией немедленно же свернуть лазарет и двигаться на Муцан… Провози­лись мы с ранеными все-таки до часу ночи. Убрав их, снялись с места.

17 августа. Среди офицерства и нижних чинов распространялись слухи, что дела у нас идут неудачно и что наша армия должна скоро отступить по всей линии. В 4 часа пополудни прибыли в Гудаогоу при проливном дожде. Под Ляояном готовится огромное сражение. Каждому корпусу коман­дующим армией дана особая задача. Нашему приказано упорно охранять левый фланг.

18 августа. Японцы прут по всей линии, мало-помалу спускаясь с гор, в Ляоянские равнины. Состояние духа у всех на­пряженное в ожидании генерального сражения. Вчера начальник дивизии привез известие, которое было объяв­лено всем нижним чинам для подъема их духа, что бывший на днях штурм Порт-Артура нашими победоносными войсками был отбит и что после этой неудачи японцы приступают теперь к правильной осаде.

19 августа. Приехал я к Сахутуню около 7 ча­сов вечера. К великой моей радости, лазарет раньше меня   пришел к назначенному месту и  уже успел раскрыться… В деле из нашей дивизии были нежинцы, болховцы и моршанцы. Количество при­бывших раненых быстро росло, среди них все попадались лично мне знакомые лица, из коих многие были в отчаянном положении. От старшего врача Нежинского полка пришло умо­ляющее послание помочь в перевозке и перевязке массы раненых, валявшихся неподобранными. Наступил ад…

Распространились слухи, что дела наши чрезвычайно плохи, что Нежинский полк разбе­жался, что командир его Истомин, свалившись с лошади, пропал в гао­ляне (трава). Прибывшие с позиции носиль­щики и раненые были в состоянии полной растерянности и паники. Последняя быстро передалась моей лазаретной команде. Солдаты осатанели от страха. С дрожью в теле и с изображавшими сплошной ужас и отчаяние лицами они, друг друга нервируя, рассказывали в чудовищ­ной окраске о силе и ловкости японцев, которые осыпали нас снаря­дами, направляя на нас какие-то ослепительные огни, искусно обхо­дили нас, предупреждая наш каждый против них замысел, морочили нас разными командными окриками на русском языке и проч.

А раненые все наплывали и наплывали. Каждого нужно было записать, перевязать, напоить, даже хоть немного покор­мить, успокоить… Прискакавший драгунский разъезд, получивший задачу во что бы ни стало разыскать исчезнувшее знамя Нежинского полка, настойчиво мне советовал тотчас же уходить с лаза­ретом подальше, уверяя, что мы стоим на самой линии ружейного огня.

20 августа. Стали опять прибы­вать раненые офицеры и нижние чины. Число их быстро все увели­чивалось и увеличивалось. Шатры раз­бить не успели и раненых всех стали класть прямо на землю под откры­тым небом.

На посланные мною еще вчера и позавчера телеграммы о высылке мне военно-санитарного транспорта никакого ответа не приходило. Послал начальнику дивизии просьбу о распо­ряжении дать из каждого полка человек по 70-80 для переноски раненых — ответа тоже не последо­вало. Сущая беда! Между тем к утру орудийная и ружейная пальба оже­сточилась. Совсем вблизи нас рвались гранаты. Потребность, подобрав раненых, поскорее убираться, была настоятельная. Положение лазарета становилось критическим…

Интересная  психологическая черта: это — страшное, безудержное стремление скорее и дальше уйти с поля битвы. Гранаты стали рваться чуть не над  нашими головами, когда я получил предписание немед­ленно отступить за деревню Фандятунь. Мы тронулись в 10 час. утра, проработав  всю ночь не смыкая глаз… Всего раненых с утра пере­вязано более 200 чел… Всю ночь напролет продолжаем работать.

21 августа. Прошла ночь, настал день. Раненые все прибывают и при­бывают. Из них масса в страшно обезображенном и изуродованном виде. Все они вопиют о помощи, облегчении им страданий, для некото­рых ценою хотя бы скорейшей раз­луки с жизнью. Разверзлись бездны ада! Мы выбиваемся из сил. Суета страшная. Физической возможности нет удовлетворить каждого несчаст­ного страдальца. Напрягаешь все усилия воли, чтобы с отчаяния не опустились руки. Нет времени ни умыться, ни передохнуть, ни подкрепиться пищей; да и аппетит к ней пропал…

Слава создателю, прибыли на­конец-таки целых два военно-сани­тарных транспорта. Благодаря ему удалось эвакуировать около 400 чел. раненых, но их несчетное количество еще осталось. Все поле усеяно стону­щими и взывающими о помощи. С нетерпением ожидаем прибытия нового транспорта.

Около полудня прибыл командир Нежинского полка Истомин в состоя­нии нервного шока, все время мол­чит, выражение глаз безумное. С ним оказалось полроты для охраны найденного, наконец, полкового зна­мени. Вид командира был жалок. Я настоятельно предложил ему несколько дней побыть при лазарете, за которым и следовать со своей охранной полуротой.

23 августа. Отступление совер­шается в хаотическом беспорядке. Обозы и войсковые части стараются друг друга обогнать. Часто происхо­дят закупорки и остановки. Еле-еле удалось протащить свой лазарет. Около часу дня — в Шилихе.

24 августа. Ляоян перешел к японцам. Будучи хорошо укрепленным, он мог бы еще быть обороняем нами, но явля­лась необходимость в отступлении вследствие опасения быть отрезан­ными энергично обходящими наш левый фланг японцами, завладевшими теперь уже и Янтаем, где мы были вчера.

25 августа. Идем под Мукден. Переход в 10-12 верст. Обозов видимо-невидимо. Движение — грандиозное и по объе­му и по беспорядочности. Еле-еле нашел штаб дивизии. Ужасно измучился и телом, и душою. В те­чение нескольких дней продоволь­ствуюсь одними черными сухарями с чаем… Начали опухать и болеть десны… Да будут прокляты все аферисты, втравившие Россию в эту войну!..»

Дневник Кравкова В.П. взят из книги «Время и судьбы: Военно-мемуарный сборник». Выпуск первый, сост. А. Буров, Ю. Лубченко, А. Якубовский, М., Воениздат, 1991 г.