17 августа 1812 г., в три часа дня, новый главнокомандующий всеми русскими армиями генерал от инфантерии князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов прибыл в деревню Царево-Займище, где располагалась штаб-квартира Барклая-де-Толли М.Б. Барклай сдал командование внешне спокойно. Однако самолюбие его, конечно же, было уязвлено.

Кутузов М.И. застал войска готовящимися к сражению — вовсю шло строительство укреплений, подходили резервы, полки занимали бое­вые позиции. Кутузов, приняв от Барклая командование, принял вместе с тем и его доктрину ведения войны. Армия отступала, продолжая тем самым и единственно правиль­ную в то время тактику, начатую Барклаем.

Вечером 22 августа (4 сентября) 1812 г., на 72-й день после начала войны, русская армия остановилась возле деревни Бородино. До Москвы оставалось немногим более 100 верст. Главнокомандующий принял решение дать генеральное сра­жение на Бородинском поле. На следующий день Кутузов писал императору Александру I: «Позиция, в которой я остановился… одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюся я исправить искус­ством».

Кутузов, за полвека перед тем окончивший Санкт-Петербургскую инженерную и артиллерийскую школу, справедливо почитался не только выдающимся стратегом и тактиком, но и одним из лучших военных инженеров России.

Внимательно осмотрев позицию, Кутузов посчитал ее достаточно выгодной для себя, ибо ее фронт по центру был прикрыт очень высо­ким берегом реки Колочи, на правом фланге была Москва-река, на левом — густой Утицкий лес. Выгодность позиции заключалась и в том, что через боевые порядки русских войск проходили два трак­та — Новая и Старая Смоленские дороги, ведущие к Москве, по кото­рым в случае неудачи можно было бы отступить, сохраняя порядок.

Усиливая позицию, Кутузов приказал соорудить на левом фланге, на высоте у деревни Семеновская полевые укрепления — флеши, представляющие по форме наконечник стрелы, обращенный острием к неприятелю. Юго-западнее Семеновской, у деревни Шевардино, строили еще одно укрепление — пятиугольный редут. Утром 5 сен­тября, когда на укреплениях левого фланга работали еще десятки тысяч ополченцев и солдат, французы начали продвигаться вперед, чтобы не дать им закончить строительство флешей…

Общая площадь, на которой развернулись обе армии для ведения активных действий — около 50 квадратных километров. Русские войска протя­нулись от деревни Маслово у устья реки Колочи до Утицкого леса на юге. Позиция 120-тысячной армии Кутузова обеспечивала ей возможность ма­неврирования в ходе битвы.

Русская армия заняла более возвышенную, вос­точную часть Бородинского поля, используя холмы для размещения артиллерийских батарей. Вдоль всего фронта были возведены укрепления: у край­него правого крыла, возле Масловской рощи, — си­стема Масловских укреплений, батареи у деревни Горки на Новой Смоленской дороге и на господст­вующей высоте в центре поля, укрепления в райо­не деревни Семеновское и у оконечности левого фланга.

Правый фланг и центр русской позиции у Бородина занимала 1-я Западная  армия Барклая-де-Толли М.Б. (более 75 тыс. человек), а на левом фланге стояла 2-я армия Багратиона П.И. (40 тыс. человек). По этому пово­ду традиционно утверждалось, что такое построение войск было следствием хитроумного замысла Кутузова, намеренно подставляв­шего слабый левый фланг под удар неприятеля для того, чтобы подст­роить французам некую западню.

Однако же правда состоит в том, что расписание построения и движения войск на марше было устойчивым, и потому обе армии как двигались к Бородино — 1-я севернее, 2-я — южнее, так и встали на позиции. А правый фланг был сильнее оттого, что он стоял у наиболее важной Новой Смоленской дороги.

Наполеоновская армия приближалась к Бородину тремя колоннами, и император наблюдал за ее движением. Отборные войска прославленных маршалов (кавалерия вице-короля Неаполитанского Мюрата, пехота Даву, Нея, Жюно, гвардия императора) двигались по Новой Смоленской дороге на Валуево. Севернее, на деревню Большие Сады, шли итальянский корпус Е. Богарне, пасынка Наполеона, и кавалерия генерала Груши. А южнее, по старому тракту,— войска польского корпуса Понятовского.

Русская армия при Бородино заняла оборонительную позицию, а французская — наступательную. Перед Кутузовым стояла задача не пропустить армию захватчиков к Москве. Наполеон добивался проти­воположного: разгромить русскую армию в генеральном сражении, которого он искал с самого начала кампании, а затем взять «перво­престольную».

Оба полководца считали предстоящее сражение решающим, и оба отдавали себе отчет в том, что от его исхода, в конечном счете, зависит судьба войны. В ходе сражения Наполеон беспрерывно атаковал — методично и неуклонно, а Кутузов столь же методично и неуклонно оборонялся.

Такой была тактика генерального сражения между двумя пол­ководцами и их армиями. И потому представляется совершенно не­правильным устоявшийся в советской исторической литературе сте­реотип, согласно которому Кутузова представляют хозяином положе­ния на Бородинском поле, а Наполеона — покорным исполнителем навязанных ему схем и решений.

Исходя из концепции предстоящего сражения, всю вторую половину дня 6 сентября противники завершали приготовления к бою. Вечером Наполеон провел военный совет и окончательно решил на­носить главный удар по русскому левому флангу. Далее следовало общее предписание: «Сражение, таким образом, начатое, будет продолжено сообразно с действиями неприятеля».

Диспозиция Кутузова предоставляла большую самостоятельность всем генералам. Им давалось право предпринимать любые целесооб­разные действия «на поражение неприятеля».

Перед сражением Наполеон обратился к армии с приказом: «Солдаты! Вот битва, которой вы так желали! Теперь победа зави­сит от вас!» И далее обещал им победу, зимние квартиры, изобилие и скорое возвращение на родину. Веселье охватило французский лагерь.

И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз, —

напишет через четверть века Лермонтов М.Ю. А в это время скрытно, в ночной темноте, Наполеон перевел зна­чительную часть своих сил через реку Колоча и максимально прибли­зился к русским позициям.

Рассказывают, что накануне Бородинского сражения Наполеон всю ночь не спал. Он то и дело спрашивал, не ушли ли русские. Получая ответ, что они стоят, успокаивался. Французские солдаты видели «бесконечную цепь огней, тянувшихся по высотам за деревней Шевардино».

Накануне Бородинского сражения, вспоминал начальник секрет­ной канцелярии Барклая Закревский А.А., он сам, Барклай и молодой артиллерийский генерал Кутайсов А.И., начальник артил­лерии 1-й Западной армии, провели ночь в крестьянской избе. Барклай был очень грустен, всю ночь писал и задремал только перед рассветом, запечатав написанное в конверт и спрятав его в кар­ман сюртука.

Кутайсов, перед тем как уснуть, напротив, шутил, болтал и весе­лился. Он написал все, что считал нужным. Его последним письмом, его завещанием, был приказ по артиллерии 1-й армии:

«Подтвердите во всех ротах, чтобы они с позиции не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем господам офицерам, что, только от­важно держась на самом близком картечном выстреле, можно достиг­нуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции. Артиллерия должна жертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор». Он сам исполнил свой долг до конца, не уступив неприятелю ни шагу позиции, пожертвовав собой и выпустив последний картеч­ный выстрел в упор…

Барклай же, возможно, писал этой ночью прощальные письма, а быть может, и завещание. Все видевшие его в Бородинском бою утверждали, что он хотел умереть. «С ледяным спокойствием оказывался он в самых опасных местах сражения. Его белый конь издали виден был даже в клубах густого дыма. Офицеры и даже солдаты, — писал офицер Федор Глинка, — указывая на Барклая-де-Толли, говорили: «Он ищет смерти».

Под Барклаем убило пять лошадей; рядом с ним погибли два его адъютанта — фон Клингфер и граф Лайминг, но сам он остался жив, а Кутайсов погиб, не дожив четыре дня до своего двадцативосьми­летия…

В отличие от наполеоновского лагеря, у русских все было спо­койно. Солдаты переодевались в чистое белье и вопреки обы­чаю отказывались от традиционной чарки. Ночью священники пронесли по лагерю чудотворный образ Смоленской Божьей ма­тери — заступницы Русской земли. За образом шел с непокрытой головой со слезами на глазах Кутузов со всем своим штабом, а на их пути стояли коленопреклоненно полтораста тысяч солдат и офице­ров. И как писал потом один из героев Бородина Федор Глинка: «Это живо напоминало приготовление к битве Куликовской».

Около пяти часов утра, как только забрезжили первые лучи солн­ца, Наполеон вышел из своего шатра. Ему доложили, что русские стоят на позиции. «Наконец они попались! Идем открывать ворота Москвы!» — радостно воскликнул Бонапарт и, сев на коня, помчался к Шевардинскому кургану, где располагалась его ставка.

Раздался первый пушечный выстрел, и сражение началось. Через несколько минут уже загремели десятки орудий. Услышав канонаду, Кутузов вышел из избы, где провел ночь перед сражением, кряхтя взобрался на низкорослую лошадку и по­ехал в сопровождении казака-ординарца к деревне Горки, где на­кануне облюбовал себе место для командного пункта.

Адъютант Барклая майор Левенштерн В.И. вспоминал: «На восходе солнца поднялся сильный туман… заволакивавший в то вре­мя равнину. Генерал Барклай в полной парадной форме, при орденах и в шляпе с черным пером стоял со своим штабом на батарее позади деревни Бородино».