Формирование народного ополчения явилось нагляд­ным проявлением национально-освободительного характе­ра Отечественной войны 1812 г. В обстановке патриоти­ческого подъема, охватившего всю страну, правительство не могло воспрепятствовать участию широких народных масс к войне. Александр I обнародовал два манифеста, от 18 и 30 июля 1812 г., о создании опол­чения для подкрепления войск и защиты Отечества.

Известие о вторжении наполеоновских войск в Россию застало Кутузова М.И. в его поместье Горошки Волынской гу­бернии. Он был в отставке, и несмотря на то, что его не приглашали, надел генеральский мундир и выехал и Пе­тербург. 29 июля 1812 г. волею дворян­ства Кутузов был избран начальником Петербургского ополчения.

Образован­ный 12 августа Особый комитет но ополчению, в который вошли председатель департамента военных дел Государственного совета Аракчеев А.А., министр полиции Балашев А.Д. и государственный секретарь Шишков А.С. , издал ряд распоряжений, определявших порядок зачисления в опол­чение, его финансирование, обеспечение продовольствием и обмундированием.

Формирование ополчения проходило быстро и с боль­шим подъемом. В Москве оно началось немедленно по выходе манифеста. 9 августа был избран командующий Московским ополчением — участник суворовских походов генерал Марков И.И.

Москва и Московская губерния дали наибольшее число ополченцев. Каждые 10 человек из 100 крепостных ушли в ополчение. Многие крестьяне, дворовые люди, ремесленники, интеллигенты становились ополченцами добровольно. Одними из первых записались поэты Жуковский В.А. и Вяземский П.А.

Ополчения стало серьезным источником резервов для армии. Уже в процессе формирования ополчения ярко проявился патриотизм крепостных крестьян и других слоев населения, стремившихся принять активное участие в борьбе за свободу Отчизны. В Смоленской губернии в ополчение вступило свыше 13 тысяч ратников, в Московской — более 34 тысяч, в Тверское — почти 16 тысяч. Всего по трем губерниям в ополчение вступило свыше 230 тысяч ратников.

Организационно московские ополченцы были сведены в полки, оде­вались в крестьянскую одежду: рубаха с косым воротом, длинный серый кафтан, шаровары из сукна, сапоги и фу­ражка с крестом. Офицеры носили обычные армейские мундиры. Каждый полк получил из арсенала ружья и пат­роны. К середине августа московское ополчение было сформировано.

В начале Отечественной войны 1812 г., когда вся стра­на была охвачена патриотическим подъемом, Куту­зов М.И.  сыграл выдающуюся роль в формировании Петербург­ского ополчения. Он с большим увлечением занимался этим делом, отдавая ему все свои силы, знания и боевой опыт.

Как и в Москве, в Петербурге решили брать в ополче­ние 10 человек от каждых 100 человек населения. Но же­лающих оказывалось больше. С раннего утра до поздне­го вечера приходили в Казенную палату крестьяне, дво­ровые люди, чиновники, ремесленники, студенты с просьбой записать их в ополчение.

Опытность, высокий авторитет Кутузова, его неутоми­мая энергия позволили в короткие сроки создать Петер­бургское ополчение. По его предложению было образова­но два комитета: Устроительный и Экономический. Первый занимался приемом ополченцев, формированием дру­жин, обучением, а второй — снабжением ополченцев ору­жием, обмундированием, приобретением транспорта, сбо­ром пожертвований от населения.

Петербургское ополчение в отличие от Московского делилось не на полки, а на дружины, в каждую из кото­рых зачислялись ополченцы одного уезда. Дружина со­стояла из 4 сотен, а сотня — из 200 ополченцев. Всего было сформировано 15 дружин.

Петербургское ополчение было лучше сооружено и обучено, чем другие. Кутузов добился получения из арсе­нала 10 тыс. ружей, размещения ополченческих дружин в Измайловских казармах, выделения из учебных грена­дерских батальонов 80 человек старослужащих солдат и барабанщиков для организации и обучения ополченцев.

Большое внимание уделялось боевой подготовке опол­ченцев, овладению ими элементарными тактическими приемами борьбы. Для всех ратников вводились правила фронтового обучения, разработанные лично Кутузовым в «Положении о Петербургском ополчении».

Ополченцы были обязаны знать свое место в ряду и шеренге и не отрываться друг от друга, а в рассыпном строю не терять друг друга; уметь правильно заряжать, стрелять и дейст­вовать штыком; знать повороты, маршировку в ногу, по­строение фронта, колонн и отделений.

В Петербурге с 27 августа на трех плацах в течение пяти дней производилось ускоренное обучение 13 тыс. ратников. Впоследствии Петербургское и Новгородское ополчения ис­пользовались для усиления войск, прикрывавших Петербург. Несколько позднее включились в военные действия другие ополчения, а также калмыцкие, татарские и башкирские полки.

Почти месяц Кутузов оставался начальником Петер­бургского ополчения. С необычайной энергией он создавал крестьянские дружины, вооружал и обучал их военному делу. Современники вспоминали, что, глядя на него, когда он с важностью заседал в Казенной палате и комитетах ополчения, входя во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда до этого не стоял на высоких ступенях почестей и славы.

Народному ополчению, бесспорно, принадлежит боль­шая роль в разгроме наполеоновской армии. Оно стало могучей военной силой и внесло ощутимый вклад в до­стижение победы в Отечественной войне 1812 г. Блокада Москвы народным ополчением давала возможность рус­скому командованию не распылять основные силы армии, держать их компактно и спокойно готовить для контрна­ступления.

На пост московского ге­нерал-губернатора был назначен граф Ростопчин Ф.В., который отличался самодурством и крайней по­дозрительностью, он всюду искал шпионов и озадачивал мо­сквичей своими выходками. После Бородинского сражения Ростопчин уверял Кутузова, что вышлет ему кроме 30 тыс. ополченцев еще около 80 тыс. вольной московской дружины. Кутузов, безусловно, рассчитывал на эти силы и соот­ветственно строил свои планы. Но, подойдя же к Москве, он убедился, что этих войск не существу­ет…

В Тарутинском лагере в круг неустанных забот Кутузова входили мероприя­тия по использованию в вооруженной борьбе народного ополчения. К концу сентября формирование ополчения в основном закончилось.

Ополчения первых двух округов, предназначавшиеся для обороны Москвы и Петербурга, были собраны, вооружены и снабжены трехмесячным за­пасом продовольствия еще раньше. Общее число воинов ополчения распределялось следующим образом: 1-й ок­руг — 123 359, 2-й округ — 23 927, 3-й округ — 45 690 че­ловек, а всего — 192 976 человек. Надо отметить, что в работах ряда историков приводятся цифры, превышающие 200 тыс. чел.

По оценке военного историка Богдановича М.И. на основании дошедших до нас сведений о пожертвованиях, несмотря на разорение неприятелем многих областей империи, вклад их «на пользу общую» составляет не менее 100 млн. рублей. Из них 60 млн. рублей собрали в ближайших к театру военных действий 16-ти губерниях России, разделенных на 3 округа.

Из почти 200-тысячной армии ополченцев 147 тыс. че­ловек принимали непосредственное участие в борьбе с противником в период пребывания Наполеона в Москве. Ополченцы 3-го округа (45,7 тыс. человек) находились в резерве.

В связи с поспешностью формирования ополчение не имело достаточной военной подготовки, к тому же было вооружено в основном пиками. Поэтому его нельзя было включать сразу в действующую армию. Сначала оно ис­пользовалось в основном для охраны подмосковных губерний, создания партизанских отрядов, прикрытия важных дорог и объектов (Брянск, Калуга, Коломна), а также для пере­крытия путей, ведущих из Москвы.

Народное ополчение охватывало значительные массы населения. В нем принимали участие не только жители районов, примыкавших к театру военных действий, а также городов и сел, где прошла война, — в полках опол­чения кроме смоленских, московских и калужских кресть­ян были крестьяне из Костромы и Нижнего Новгорода, из Вятки и Пензы.

В 1812 г. крепостное крестьянство составляло около 44% населения империи (23 млн. человек). Ус­ловия жизни большинства крепостных были просто чудовищными.  Основной контингент ополченцев как раз и состав­ляли крепостные крестьяне, верившие, что за участие в войне их освободят от крепостного гнета. В ополчение также вступали горожане, ремесленники, интеллигенция и передовая дворянская молодежь.

«К сожалению, в основном принуждали силой, а настоящих добровольцев было крайне мало, ведь люди понимали: случись что, потом ни от кого ни помощи, ни благодарности не дождешься. Будущий декабрист Д.И. Завалишин записал слова одного из таких «добровольцев»: «Вот если бы, господа, вы нам тогда сказали, что будет сбавка службы, да не будут загонять в гроб палками, да по отставке не будешь ходить с сумой, да детей не будут бесповоротно брать в солдаты, ну, за это бы и мы пошли». Вот такой был в 1812 году народный патриотизм. Да и трудно было бы ожидать чего-то иного от совершенно бесправных людей». (Е. Гречена «Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах», М., «Астрель», 2012 г., с. 243).

Уже в боях под Смоленском ополченцы приняли боевое крещение, ратники активно действовали также в Бородинском сражении. Рассказывая об одном из эпизодов Бородинского боя, французский офицер Винтурин писал: «И вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова».

Особенно широко силы ополченцев использовались в борьбе с врагом в период Тарутинского «сидения» и контрнаступления русской армии. Во время пребывания французов в Москве ополченцы вместе с партизанскими отрядами прочно закрыли расходившиеся из древней столицы дороги на Тверь, Ярославль, Владимир, Рязань, Тулу, Калугу, наносили чувствительные удары противнику, истощая и деморализуя его живую силу.

В период контрнаступления, начиная с разгрома корпуса Мюрата на реке Чернишне, ополченцы принимали участие во всех крупных сражениях. Высокую оценку воинской храбрости ополченцев давали многие русские военачальники. Генерал Витгенштейн П.X., освободивший 8 октября Полоцк, отмечал в своем донесении Кутузову, что ополченцы, дравшиеся с исключительной неустрашимостью, ни в чем не отставали от старых солдат регулярных частей.

«Сбросив с себя армяки, — писал он, — ратники выбегали из цепи, устремлялись в рукопашный бой, дрались прикладами и топорами, бесстрашно бросались под град пуль и картечей, сражаясь, как разъяренные львы, а при сильном натиске неприятеля стояли, как неподвижные скалы. Случалось им целыми колоннами, крикнув «ура», встречать конницу прикладами и мгновенно ее опрокидывать».