Для дости­жения окончательной победы над врагом Кутузов рассчитывал перебросить на московское направле­ние, где находилась главная группировка противника, большую часть русских войск, действовавших до этого на второстепенных направлениях.

К моменту перехода русской армии в контрнаступле­ние кроме 130 тыс. регулярных войск, находившихся в Тарутино, имелось около 140 тыс. в отдельных армиях и корпусах на двух других направлениях. Планируя пере­ход армии в контрнаступление, главнокомандующий, естественно, не намерен был держать столь значительные силы на второ­степенных направлениях.

Решающая роль в разгроме противника отводилась главным силам русской армии, расположенным в Тарутин­ском лагере. Эти войска должны были, опираясь на оборо­нительные позиции, не допустить армию Наполеона на юг, закрыть ей пути в районы, не разоренные войной. Нахо­дясь на Старой Калужской дороге, русская армия надеж­но прикрывала юг России со стороны Москвы.

Но одной лишь обороной укрепленного лагеря нельзя было достигнуть выполнения основного замысла — унич­тожения противника. Для этого требовались активные дей­ствия против Наполеона. Поэтому еще в оборонительный период Кутузов выделяет из армии часть войск, которые совместно с отрядами партизан, постоянно действуя на коммуникациях врага, сковывали его основные силы, ли­шали возможности усиления за счет резервов, истребляли солдат и офицеров, уничтожали военное имущество, созда­вая тем самым благоприятные условия для последующего перехода армии в контрнаступление.

Французские войска в Смоленске, литография Фабер-дю-Фора

Итак, план перехода в контрнаступление предусматри­вал участие в разгроме наполеоновских войск всех действовавших армий и осуществление в ходе наступления та­кой сложной и решительной формы боевых действий, как окружение. Окружение и полный разгром врага, по за­мыслу Кутузова, предполагалось осуществить на ближ­них коммуникациях противника, по пути его отступления к Смоленску. Кутузов отдал соответствующие приказы армиям Чичагова и Витгенштейна.

24 октября произошло сражение под Малоярославцем, которое было очень важным для русской армии. Это был момент перехода армии в наступление, с коим она уже больше не расставалась до самого конца кампании. Что касается значения этого сражения для Наполеона, то военный писатель генерал Окунев Н.А. так его определяет: «Даже сра­жение под Бородином не было ему так необходимо, как под Малоярославцем. Правда, первое открыло ворота в Москву, но дало ему только бесполезный трофей; спасе­ние его армии зависело от второго».

Сражение под Малоярославцем явилось поворотным моментом в ходе Отечественной войны 1812 г. Здесь, у стен древнего русского города, у противника в упор­ной борьбе была вырвана стратегическая инициатива, от­сюда началось изгнание захватчиков из России.

После сражения под Малоярославцем русская армия впервые за все время войны перешла к решительным наступа­тельным действиям, развивавшимся с такой силой, что Наполеон был не в состоянии парировать те многочис­ленные удары, которые наносились по его отступающим войскам. Русская армия не давала противнику отдыха ни днем, ни ночью, не позволяла изменить путь отступления.

Отступление французской армии по Смоленской дороге

27 октября французские войска вышли на Смоленскую дорогу. Здесь к ним присоединились корпус Понятовского, находившийся в окрестностях Вереи, и корпус Мортье, подошедший из Москвы. Вся армия вытянулась в одну огромную колонну. Утром 29 октября гвардия вместе с На­полеоном прошла Бородино. Поле, где происходило сраже­ние, лес еще сохраняли следы ожесточенной борьбы: не были убраны тела убитых, всюду валялись обломки ору­жия.

С началом отступления французских войск еще более возросла роль армейских партизанских отрядов. Отрядам Давыдова, Сеславина, Фигнера, Ожаровского, Ефремова и других поручалось совершать нападения на фланги и сообщения французских войск, уничтожать их обозы и фуражиров.

Отряды полковников Кайсарова и Кудашева настигали противника с тыла, отряд полковника Ефремо­ва действовал по дороге между Можайском и Москвой, от­ряды Сеславина и Фигнера — между Медынской и Смо­ленской дорогами, отряд Давыдова — между Гжатском и Вязьмой.

«На большой дороге. Отступление, бегство…», худ. В. Верещагин, 1887-1895 гг., фрагмент

Наполеоновская армия стремилась как можно быстрей добраться до Смоленска, где находились крупные запасы продовольствия и фуража, где имелась возможность ук­репить армию свежими войсками. Наполеон старался избегать столкно­вений с русскими, чтобы не терять на это времени.

31 октября, когда не осталось никаких сомнений в том, что «Великая армия» идет от Можайска на Смоленск, Кутузов начал свой параллельный марш по Калужской дороге к Вязьме. Тем временем Наполеон форсированными маршами уходил к Вязьме по Смоленской дороге. Он торопился миновать пересечение дорог у Вязьмы и прорваться к Смоленску раньше, чем настигнут его и преградят ему путь русские войска — Кутузова ли, Чичагова или Витгенштейна. Кроме того, марш по разоренной дороге с первых же дней ввергнул его полчище в полуголодное состояние. Запас продовольствия, взятый из Москвы, частью был быстро съеден, а большей частью потерян или отбит партизанами и казаками.

Зимние Наполеоновы квартиры, раскрашенная гравюра неизвестного художника, 1813 г.

Первое крупное столкновение произошло между Можайском и Гжатском, у Колоцкого монастыря. Казаки Платова на рассвете 31 октября, обойдя левый фланг арь­ергарда противника, неожиданно ударили по его колонне, истребили более двух батальонов пехоты, отбили 20 ору­дий, большой обоз и захватили два знамени. Надо сказать, что французы оказывали упорное сопротивление.

К примеру, у Гжатска корпус Даву попытался даже нанести удар по авангарду наступавших русских войск и занял было оборонительную позицию. Лишь обходный маневр конницы и выход ее в тыл французам заставили их поспешно отступить.

3 ноября под Вязьмой попал в окружение корпус Даву. Богарне и Понятовский, узнав о критическом положе­нии Даву, приостановили движение своих корпу­сов к Вязьме, повернули их обратно и устремились ему на выручку.

Но это не улучшило положения корпуса Даву. Милорадович, заняв своими войсками позицию вдоль дороги, приказал открыть артиллерийский и ружейный огонь по двигав­шимся колоннам противника. Французы, неся большие по­тери, обратились в бегство.

Боясь прорыва русских войск к Вязьме, где находи­лись большие обозы французской армии, Богарне и По­нятовский спешно организовали оборону, заняв позицию на прилегавших к городу высотах. Сюда же подошли и остатки корпуса Даву.

К этому времени к Милорадовичу прибыли значительные силы пехоты, присоединился Пла­тов с казачьими полками и 26-й пехотной дивизией, при­ближались кирасирские дивизии Уварова. Около 2 часов дня русские войска всеми силами атаковали противника. Разгорелся упорный бой. Противник был опрокинут и отброшен к Вязьме. Начался штурм города.

Бой за Вязьму длился почти десять часов. В нём участвовало около 37 тыс. французских и 25 тыс. рус­ских войск. Потеряв более 6 тыс. убитыми и ранеными и 2,5 тыс. пленными, французы вынуждены были оста­вить город и спешно отступить к Дорогобужу. В результате действий русской армии от Малоярос­лавца до Вязьмы противник потерял около 30 тыс. солдат и офицеров.

Интересны воспоминания майора Петрова М.М., участника Отечественной войны 1812 г.: «Рукопашными ударами вытеснив французов из Вязьмы, отдыхали мы там от вечернего времени 22 октября до полудни другого дня и видели в первый раз позорище, содеянное врагами Отечества нашего и веры, героями новой философии: там, где с благоговением поклонялся народ Создателю и Искупителю своему в алтарях святыя Евхаристии, обращенных в конские стойлища, святоприемные, для напоминаний и восторжений сердец сущие, иконы повержены были в срамные нечистоты, а стены исчерчены гнусными карикатурами Парижской школы — великого народа! Тут лежали падалища коней и трупы самих разрушителей всего божественного людям. И вот — о ужас! Лик Пресвятыя Девы, лишенный очей, и образ самого преблагословениого Спасителя мира изъязвлен опять поругательно оружием давно осатанелых героев якубинства».

Под Вязьмой впервые за всю войну французы потеряли на поле боя людей в несколько раз больше, чем русские: 7 тыс. человек, включая 3 тыс. пленными, против 1800 убитых и раненых с русской стороны. Но главное было даже не в численных потерях, а том моральном воздействии, которое произвели на французов решительные и успешные действия русских». Бой под Вязьмой показал, что процесс разложения французской армии, начавшийся еще в Москве, растет и пагубно отражается на боеспособности всех ее соединений (кроме гвардии), включая даже корпус Даву. Отныне стало очевидным для обеих сторон, что русские войска по своей боеспособности превосходят французов.

Люди и лошади захватчиков все больше страдали от голода и бескормицы. «Ежедневно гибнут тысячи лошадей», — отметил в начале ноября капитан Франсуа. В первую же морозную ночь под Вязьмой их пало до 3 тыс. Массовый падеж лошадей, из которых «ни одна не была подкована так, как этого требовали условия русского климата», стал бичом армии. Кавалерия превращалась в пехоту. Из-за недостатка лошадей приходилось бросать пушки. Таким образом, артиллерия тоже превращалась в пехоту. И все терзались муками голода. Сами французы вспоминали о своих товарищах: «Они накидывались на павшую лошадь и, как голодные псы, вырывали друг у друга куски».

После Вязьмы к ужасам голода прибавились для французов ужасы морозов, правда, еще не таких, какие ждали их за Смоленском. В ночь после боя под Вязьмой ударил первый по-настоящему зимний мороз — сразу в 18°. «Великая армия» теряла от голода и холода не только боеспособность, она теряла дисциплину, порядок, армейский вид. Солдаты и офицеры, даже генералы «утеплялись» кто как мог: «зачастую генерал был покрыт плохим одеялом, а солдат — дорогими мехами». Они шли по дороге мрачные, и вид у них был дикий. Всадники, лишенные лошадей, закутались в свои лошадиные попоны, сделав в середине отверстие для головы, а на голову надевали каску или кивер или закрывали ее окровавленными лохмотьями.

Главные силы русской армии продолжали движение по прежнему направлению — южнее Смоленской дороги. Это давало возможность срывать всякие попытки против­ника отступать к Орше и Могилеву, находиться ближе к запасам и резервам, следующим к армии, плотно прикры­вать от противника продовольственные районы.

Партизаны и казаки, а также наиболее подвижные отряды легкой кавалерии из авангарда Милорадовича М.А. преследовали французов по Смоленской дороге, ежедневно атаковали их арьергард с тыла и с флангов, отсекали отдельные части противника, захватывали обозы, пушки, сотни и тысячи пленных. 7 ноября Милорадович атаковал «хвост» «Великой армии» у Дорогобужа, взял город, 4 орудия и 600 пленных. На следующий день Платов М.И. отрезал часть корпуса Е. Богарне на р. Вопь между Дорогобужем и Духовщиной, захватив 62 орудия и 3500 пленных, в том числе начальника штаба корпуса генерала Н.-А. Сансона. 9 ноября генерал-майор Юрковский А.А. у Соловьевой переправы через Днепр отбил у французов 18 пушек и взял 940 пленных.

В Смоленск Наполеон прибыл 9 ноября и провел там пять дней. Целую неделю к городу подходили измученные, наполовину разбитые корпуса. В рядах армии осталось не более 50 тыс. солдат и офицеров. Большинство соединений сохранило только свое название. Достаточно сказать, что в корпусах Жюно и Понятовского под ружьем находилось по 700-800 солдат. Конницы оставалось не более 5 тыс., причем сюда входили и остатки всех четырех резервных кавалерийских корпусов.

Надежды Наполеона найти в городе продоволь­ствие не оправдались. Запасы его оказались крайне скудными. Их хватило при самых ограниченных нормах всего на несколько дней. Не оказалось в Смоленске и подкреплений для «Великой армии» — ни людьми, ни лошадьми. Наполеон понял, что его план «устроить в Смоленске свой главный авангардный пост» для зимовки в между­речье Днепра, Березины и Западной Двины, на рубеже Витебск — Орша — Могилев, — что этот план рушится.  Приходилось отступать дальше, с надеж­дой задержаться в районе Минска и Вильно. После четырехдневного пребывания в Смоленске На­полеон, не дав как следует отдохнуть своим войскам и не успев привести их в порядок, решил отступать дальше на запад.

Ещё раз хочу обратиться к рассказам майора Петрова, чтобы лучше понять каков наш русский воин: «Как ни велики были злодеяния французов, содеянные в недрах нашего Отечества и везде, но мера лютостей страдания их превзошла и превозмогла справедливую к ним ненависть и священное право мщения за Отечество воинов наших, которые, смотря на их тартарное мучение с сердечною скорбию и состраданием, желали простреть им не пагубу окаленелого оружия своего, а теплую руку помощи от умиления христианской души их; но никто не находил никакого средства ко спасению погибавших, ибо селения и по сторонам почтовой дороги на большое расстояние истреблены были войною и мародерами неприятельскими дотла, а «клеба», просимого ими у нас, мы сами почти не имели по причине поспешного преследования, отдалившего нас от шедших за нами провиантских запасов в обозах корпусов. Однако нельзя не вспомнить с благоговением святого, незлобивого умиления наших воинов, отдававших последний свой хлеб умиравшим от голода врагам своим, просившим помощи». («1812 год. Воспоминания воинов русской армии», составители Петров Ф.А., Афанасьев Л.И. и др., М., «Мысль», 1991 г., с. 203-204.)