Выступление генерала Корнилова длилось 5 дней. Формальный отсчёт ведут с ночи на 9 сентября 1917 г. Именно тогда в 2 часа 40 минут Верховный главнокомандующий Лавр Георгиевич Корнилов отправил шифрованную телеграмму: «Корпус сосредоточится в окрестностях Петрограда к вечеру. Я прошу объявить Петроград на военном положении».

Против кого сосредоточены силы? Кто и для чего должен объявить военное положение? И с чего, собственно, Верховный главнокомандующий вдруг бросает верные себе войска на столицу? Неужели действительно желает сместить правительство и по примеру Наполеона стать диктатором?

Всего за две недели до этого Корнилов появился с докладом на государственном совещании, где Керенский ждал от него выступления по сугубо военным делам, а вместо этого получил чисто политическую речь, где Корнилов яростно требовал восстановления дисциплины не только на фронте, но и в тылу, и в промышленности, и в сфере путей сообщения, недвусмысленно намекая, что навести порядок можно только по-настоящему твёрдой рукой. Плюс маленький штрих. Прибывшего на заседание Корнилова высшее офицерство буквально несло на руках и сопровождало овацией. Все симптомы Наполеона налицо.

Однако на поверку выйдет, что никакой личной власти Корнилов 9 сентября ещё не желал. А все эти военные приготовления, стягивание войск к столице и разговоры о военном положении происходили не просто с ведома, но по договорённости с Керенским. Более того, даже по его просьбе. Грозная телеграмма и вовсе была адресована Борису Савинкову, управляющему военным министерством и заместителю Керенского. Можно сказать, давая эту телеграмму, Лавр Корнилов взял под козырёк и замер в положении «чего изволите?»

Александр Фёдорович Керенский вёл сложную игру. Ему необходимо было расчистить сферу российской политики под себя — стать единственным «настоящим революционером» и одновременно «гарантом порядка». Главным препятствием было наличие революционеров гораздо более «настоящих» — большевиков. Их нужно было окончательно загнать в политическое небытие. Но так, чтобы это не выглядело шагом назад и не казалось контрреволюцией. В качестве инструмента Керенскому был нужен уникальный персонаж — решительный, жёсткий, популярный в армии и в обществе, доказавший свою преданность революции и при этом без политических амбиций.

Корнилов подходил на эту роль идеально. Ни генерал Деникин, ни генерал Брусилов, а именно, — Корнилов. Корнилов свою дивизию никогда не жалел, она несла ужасающие потери, а между тем офицеры и солдаты его любили и ему верили. Популярность в обществе была тоже на высоте — в 1915 г. Корнилов после разгрома своей дивизии попал в австрийский плен, но годом спустя сумел бежать, пробрался через линию фронта и, бравируя молодцеватостью, явился в ставку главкома в той же самой форме, в которой осуществил побег. Пресса подняла радостный крик: «Вот такие генералы нужны русской армии!»

Что до преданности революции, то и здесь всё в порядке. Корнилов доказал её. Во-первых, лично вручил Георгиевский крест унтер-офицеру Тимофею Кирпичникову, «первому солдату, поднявшемуся против царского строя», единственным подвигом которого было убийство штабс-капитана Ивана Лашкевича — именно с этого эпизода, по сути, и началась Февральская революция. Во-вторых, именно Корнилов по приказу Временного правительства арестовал супругу последнего русского императора – Александру Фёдоровну, наследника цесаревича и августейших дочерей.

При наличии такого помощника, как Корнилов, Керенскому оставалось только найти повод для устранения большевиков. Загвоздка была лишь в том, что сами они этого повода не давали и дать не могли — Ленин бежал сначала в Разлив, а потом и вовсе в Финляндию. Троцкий сидел в тюрьме. Остальные вели себя тихо. И потому в ход пошла импровизация.

Давно было замечено, что выступление генерала Корнилова как-то очень точно приурочено к знаменательной дате — ровно полгода Февральской революции. И это никакое не совпадение. Собственно, так оно и было предусмотрено сценарием Керенского. В столице организуется праздник в честь революции. А в ходе праздника организуются умеренные беспорядки, которые очень удобно свалить на большевиков. Объявляется военное положение. В Петроград быстро, решительно вступают загодя подтянутые войска генерала Корнилова и молниеносно наводят порядок, «спасая Родину и революцию». Объявляется, что предатели-большевики хотели продать все достижения революции… Ну, скажем, немцам. Советы разгоняются, Керенский устанавливает диктатуру и дальше ведёт войну «до победного конца», опираясь на Корнилова.

План вполне реализуемый. Более того, его уже начали приводить в исполнение, но внезапно всё пошло не так. Считается, что Керенского напугали — дескать, Корнилов только и ждёт, чтобы на штыках ворваться в Петроград и стать военным диктатором, а самого Керенского то ли отстранить от власти, то ли вовсе убить. Называют даже имя информатора — Владимир Львов — бывший член Временного правительства. И это похоже на правду. Вот слова Петра Краснова, одного из корниловских командиров: «Керенского в армии ненавидят… Никто Керенского защищать не будет».

Дикая дивизия, набранная из кавказцев, была лично преданная Корнилову. Её командир, князь Дмитрий Багратион, перед походом на Петроград получил от Корнилова предписание: «Разоружить все войска нынешнего Петроградского гарнизона и всех рабочих заводов и фабрик, ничьих распоряжений, кроме исходящих от меня, ни в коем случае не исполнять, против неповинующихся лиц гражданских или военных должно быть употребляемо оружие без всяких колебаний или предупреждений».

Керенский струсил… Несколько часов раздумий. О чём? О судьбе России или о своей судьбе? Видимо, всё-таки о своей. И даже не о судьбе, а о безопасности. Вместо того чтобы руками «верного генерала» убрать большевиков, обратился к ним с просьбой «разгромить контрреволюционного мятежника Корнилова». Премьер Керенский обвинил Корнилова в попытке государственного переворота и сместил с должности. 10 сентября Корнилов отказался подчиниться, снял с фронта 3-й кавалерийский корпус генерала Крымова и двинул его на Петроград. Требования расплывчатые: исключить из Временного правительства «предателей Родины». 11 сентября. Керенский объявляет Корнилова изменником, издаёт указ о его аресте и призывает все левые силы к защите революции.

Большевиков же дважды просить было не нужно. С этого момента войска генерала Корнилова оказались парализованы. Эшелоны, выдвинувшиеся для захвата Петрограда, встали — рабочие-железнодорожники попросту разобрали пути. Тут же в считаные часы возникла Красная гвардия — под видом «борьбы с корниловщиной» были моментально легализованы боевые отряды большевиков, которые сразу же получили со складов 40 тыс. винтовок.

Только после этого выпускается воззвание: «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России». Генерал принимает всю полноту власти на себя, обещая «спасти Великую Россию» и клянётся довести народ «путем победы над врагами — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни…».

Запала, впрочем, хватило ненадолго. Как только дело запахло прямым столкновением, генерал сдал назад: «Я не хочу, чтобы пролилась хоть капля братской крови». Выступление Корнилова оказалось для большевиков спасительным, обнадеживающим и вдохновляющим. После него их авторитет пошел в гору и стало быстро  падать влияние Керенского.

Теперь, спустя сто лет, мы можем вслед за лидером партии кадетов Павлом Милюковым спросить себя: «Понимал ли Керенский в эту минуту, что, объявляя себя противником Корнилова, он выдаёт Россию Ленину? Понимал ли он, что данный момент последний, когда схватка с большевиками могла быть выиграна?»

Этот вопрос можно дополнить: «Понимал ли Керенский, что с этой минуты началась Гражданская война?» Потому что одно дело — ввести войска в столицу для подавления беспорядков, пусть даже и выдуманных. Штука грязная, подлая, но привычная. И совсем другое — растравить народ против армии.

14 сентября Корнилов сдался Временному правительству, призвав сторонников не оказывать его представителям сопротивления. Крымов обвинил Корнилова в трусости и застрелился. Керенский, объявив Корнилова мятежником и арестовав генералов, которые не сделали ничего, а только выразили солидарность с Корниловым. Среди арестованных — Антон Деникин, Сергей Марков, Иван Эрдели. Люди, которые чуть погодя придумали и организовали Белое дело. По большому счёту с того момента страна была расколота на красных и белых уже необратимо. Последствия противостояния аукаются до сих пор.

Престарелого Керенского в эмиграции постоянно донимали вопросом: «Можно ли было в 1917 г. избежать Октябрьской революции большевиков?» Вот что отвечал бывший премьер:
— Можно. Но для этого следовало расстрелять одного человека.
— Ленина?
— Нет. Меня.

Разумеется, это чистой воды кокетство, приправленное цинизмом. Однако в 1917 г. действительно был момент, когда устранение Керенского делало большевистский переворот невозможным. Несколько дней, которые в советский период называли Корниловским мятежом, а сейчас — выступлением генерала Корнилова. Более того, именно это выступление явилось прологом Гражданской войны, разделившей страну на красных и белых и, по разным данным, унёсшей жизни от 8 до 13 млн. человек.

Но предположим, что выступление Корнилова оказалось удачным, Керенский (неудавшийся Наполеон) был устранён, корниловцы по тому же плану Керенского попытались расправиться с большевиками, а в стране установилась бы военная диктатура. Произошёл бы Октябрьский (или декабрьский, или январский, не суть дела) переворот? На мой взгляд, многое зависело бы от отношения нового правительства к войне. Корнилов не выдвигал никакой политической программы, но боролся с дезертирством, требовал покончить с всевластием Советов. Если бы война продолжалась до победного конца, то напряжённость в стране только усиливалась, и переворот был вполне возможен.

Сам Керенский не хотел идти ни с большевиками, ни с белыми генералами. Эсер, трудовик, социалист (как он сам себя называл) мечтал о «третьем пути». Находясь в эмиграции, Керенский А.Ф. писал: «Ни в Ленине, ни в белых генералах нет спасения, ибо ни с Лениным, ни с очередным Врангелем народа русского нет. Социальная справедливость, свобода, свободный человек были растоптаны красными и белыми вахмистрами. Но против них выступит решающая третья сила…» Под ней Керенский подразумевал народную демократию, которая родилась в феврале. Но в России не было сильной партии центра, именно поэтому Февральская революция и не удалась. А правые и левые без сильного амортизирующего центра в конце концов пошли стенка на стенку.

В заключении хочу привести мнение Владимира Мединского: «Путь российской революции и идущего за ней в кильватере остального мира был полон проб и ошибок, тупиков и прорывов. Были великие достижения, которыми мы по праву можем гордиться. Были огромные ошибки. Всё это соседствовало с чудовищными преступлениями, о которых мы тоже не имеем права забывать. Но ничто не прошло бесследно…

Взгляните на цифры: за 100 лет доля социальных расходов в буржуазных государствах выросла в 10 раз. А ведь капиталист просто так деньги не отдаёт. К каким социальным взрывам приводит непомерное угнетение, мир увидел в октябре 1917 г. Неслучайно те страны, где социальная ситуация была ещё страшнее, чем в России (Великобритания, например), довольно быстро перешли на путь гуманизации трудового законодательства, социальных реформ, попыток достижения компромисса с профсоюзами. Так что гуманизация мира, то что он стал более справедливым, и есть главный итог Великой Октябрьской революции».

Статья написана с использованием материалов газеты «Аргументы и факты», №36 2017, с. 44-45.

Какое государство мог бы построить Керенский, придя к власти в России?