Красной Армии требовались военачальники «из народа». Такой стала политическая линия в РККА по инициативе ставленника Льва Троцкого М.Н. Тухачевского. В конце 1919 года он направил служебную записку «Заместителю председателя Революционного Военного совета Республики товарищу Склянскому». (Троцкий, нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, никогда не служил ни в армии, ни на флоте, не имел военного образования; его первому заместителю Эфраиму Склянскому, медику по профессии, в 1919 году было 27 лет.)

Надо отметить, что Тухачевский получил ограниченное военное образование (окончил Александровское военное училище), имея небольшой опыт боевых действий в Первую мировую на низшей командной должности. Он явно намекал: надо выдвигать идейно надёжных, как он. Хотя и сознавал необходимость опираться на штабных работников высокой квалификации.

В молодой Советской республике прославляли военачальников-самородков, из крестьян и рабочих: В.И. Чапаева, С.М. Будённого и других. Из них самым выдающимся называли М.В. Фрунзе. Хотя как полководец он многим обязан крупному военному специалисту, начальнику его штаба бывшему царскому генералу В.Ф. Новицкому. В той же должности были бывший генерал В.Н. Егорьев у А.И. Егорова, П.Д. Корицкий у М.Н. Тухачевского и так далее. У каждого красного командира оказывался в ближайших помощниках более квалифицированный полководец.

Тухачевский с молодости мечтал сделать военную карьеру. И всегда чрезмерно дорожил своей жизнью и своим благополучием. В Первую мировую, повоевав 13 месяцев и не получив ни царапины, сдался в плен немцам. Он умел приноравливаться к различным людям и ситуациям. Возможно, такова была его установка: лови подходящие моменты, чтобы достичь своих целей; используй людей, играя на их слабостях.

Тухачевский М.Н.

Весной 1918 года по рекомендациям своего давнего приятеля, а тогда члена ВЦИК Н.Н. Кулябко и секретаря ВЦИК А.С. Енукидзе, Тухачевский вступил в РКП(б), работая в военном отделе ВЦИК. Он вошел в доверие к Троцкому и в кратчайшие сроки сделал головокружительную карьеру. Её этапы убедительно проследил публицист-исследователь Г.В. Смирнов. Он привел телеграмму, посланную Тухачевским Кулябко 8 июля 1918 года: «Тщательно подготовленная операция Первой армии закончилась блестяще. Чехословаки разбиты, и Сызрань взята с бою. Командарм 1-й Тухачевский».

«Из этой удивительной телеграммы следует, — пишет Смирнов, — что, во-первых, Михаил Николаевич, прежде не командовавший даже ротой, не только легко справился с командованием армией, но и привел её к победе через каких-нибудь двенадцать дней после вступления в командование. А во-вторых, что он первым, раньше всех других, начал применять эпитет «блестящий» в оценке своей собственной деятельности!»

Однако в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» эпизод представлен иначе: «В июне — июле 1918 года войска Восточного фронта вели оборонительные действия против мятежных чехословацких и белогвардейских войск… Попытка перехода в августовское наступление Восточного фронта не имела успеха. Сызрань была взята Красной Армией… лишь 3 октября 1918»!

Оказывается, командующий Восточным фронтом М.А. Муравьев разработал план, по которому армия Тухачевского должна была нанести по Сызрани отвлекающий удар, а по Самаре — главный. В начале операции Сызрань действительно взяли на несколько дней, а затем Муравьев изменил советской власти, и вся операция захлебнулась.

М.Н. Тухачевский

Тухачевский был активным участником подавления Кронштадтского мятежа весной 1921 года, а чуть позже руководил зверскими карательными операциями в Центральной России, где подавлял крестьянское восстание с отменной жестокостью, расстреливая сотни заложников. Не имея высшего военного образования, он в 28 лет стал начальником Военной академии РККА, был избран членом ВЦИК. Конечно, он занимался самообразованием, неучем и глупцом его не назовёшь. Однако странно, что ему было поручено руководство обучением высшего командного состава Красной Армии, тогда как были десятки специалистов, военных теоретиков значительно более высокого уровня, чем он. Но они, в отличие от него, не были карьеристами и приспособленцами.

Обстоятельно проанализировав восхождение Тухачевского на командные должности, Г.В. Смирнов пришел к выводу: «Стремление приукрасить события, представить себя в выгодном свете, пустить пыль в глаза… сопровождало его на протяжении всей жизни и породило множество связанных с его именем легенд, вольно или невольно распространяемых, развиваемых и дополняемых многочисленными почитателями и биографами. Но стоит попытаться привести эти легенды в согласие с житейской логикой и здравым смыслом, и меркнет обаятельный образ блестящего военачальника, усиленно насаждаемый лукавыми или искренне заблуждающимися людьми».

Лозунг Троцкого «Даешь мировую революцию!» Тухачевский выразил художественно: «Мы встряхнем Россию, как грязный ковер, а затем мы встряхнем весь мир!» Он разрабатывал стратегию агрессии против Польши в духе идей мировой революции. 28 марта 1927 года, находясь на посту начальника штаба РККА, писал военному атташе СССР в Германии Луневу о необходимости формировать красные вооруженные силы в треугольнике Киль – Бреслау — Штольп. По этому плану им следовало не только соединиться с наступающими войсками РККА в Польше, но в первый период также отвлекать внимание Польши к ее западной границе. «При известных условиях, возможно, будет даже необходимо открытое наступление красных немецких формирований на польскую границу со стороны коридора с целью вызвать общие политические осложнения в Западной Европе».

Столь грандиозные планы он предполагал осуществить в союзе с Германией, а также Италией и Венгрией. Он рассуждал не как военный, а как политик, причем недальновидный, упоённый собственными планами. Возможно, ему не терпелось отомстить полякам за то сокрушительное поражение, которое они нанесли его армии в августе 1920 года. Тогда поражение Красной Армии было во многом предопределено неспособностью Тухачевского реально оценивать обстановку и осмысливать поведение противника.

Вот что писал о том эпизоде бывший царский генерал Г. Иссерсон: «Тухачевского по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражений его армий на Висле не смог оказаться на должной высоте. В то время как на Висле разыгрывалась тяжелая драма и когда обессиленные войска Западного фронта без патронов и снарядов, без снабжения и управления сверху дрались за свое существование, прижатые к восточнопрусской границе, Тухачевский со своим штабом находился глубоко в тылу. Всё его управление ходом операции держалось на телеграфных проводах, и когда проводная связь была прервана, командующий остался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа. А войска фронта остались без командующего и без управления. Весь финал операции разыгрался поэтому без его участия».

Даже поражения не мешали Тухачевскому получать повышения по службе. Его немецкий знакомый, генерал-майор К. Шпальке по этой причине предполагал в нем «чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной все неисчислимые рифы в водовороте революции».

Руководители РОВС (Российского общевойскового союза — белогвардейцев) ещё в октябре 1923 года получили от философа-эмигранта и антисоветчика И.А. Ильина основанные на разных сведениях характеристики на деятелей Красной Армии. О Тухачевском там было сказано: «…очень честолюбив, фаталистичен, молчалив; кажется, не умен; может стать центром заговора; вряд ли справится». (Судя по всему, посредственный философ и злой человек И.А. Ильин чутко уловил суть личности Тухачевского.)

Немецкий полковник В. фон Бломберг в донесении своему берлинскому начальству в августе 1928 года писал, что существуют две версии отставки Тухачевского с поста начальника Штаба РККА: «Согласно первой, он был сторонником превентивной войны против Польши, что не могло удовлетворить правительство; согласно второй — его политическая благонадежность была поставлена под сомнение». По его словам, «общеизвестно, что он является коммунистом лишь исключительно по карьерным причинам».

Агент ОГПУ, встречавшийся с руководителем РОВС  генералом А. Кутеповым в октябре 1926 года, доносил: «В отношении Красной Армии Кутепов интерес проявлял только в области настроений — преимущественно командного состава… Особенный интерес проявлял почему-то к т. Тухачевскому». Французский публицист П. Фервак написал в 1927 году книгу с характерным заглавием: «Михаил Тухачевский — вождь Красной Армии».

На этого красного командира обратили внимание советские органы внутренних дел. В декабре 1925 года поступило сообщение секретного сотрудника ОГПУ Овсянникова: «В настоящее время среди кадрового офицерства и генералитета наиболее выявилось два течения: монархическое и бонапартистское, концентрация которого происходит вокруг М.Н. Тухачевского». Однако когда авторитет Троцкого пошатнулся, Михаил Николаевич сумел «подстроиться» и к Сталину, который утвердил его летом 1931 года заместителем председателя РВС СССР и начальником вооружения РККА. Через два года он был награжден орденом Ленина и принимал военный парад на Красной площади 7 ноября 1933 года. Еще через два года ему присвоили звание Маршала Советского Союза…

За рубежом восхваляли подлинные и мнимые заслуги Михаила Николаевича в Гражданской войне и подчеркивали его авторитет в Красной Армии, вбивая клин между группой авторитетных военачальников, поддерживающих Тухачевского, и сторонниками наркома Ворошилова, а также партийным руководством во главе со Сталиным.

В 1927 году правительство Великобритании (консерваторы) разорвало дипломатические отношения с Москвой. На Западе ужесточилась антисоветская пропаганда. О нависшей угрозе нового крестового похода на СССР твердили центральные московские газеты. В городах и селах население запасалось продуктами, предполагая очередные бедствия. Это усиливало экономическую нестабильность.

Троцкий, «демон революции», у которого оставалось немало сторонников среди руководителей партийных, военных, хозяйственных и карательных органов, заявил о своей решимости свергнуть Сталина. На Западе полагали: СССР находится в кризисе, в ВКП(б) усиливаются разброд и шатание, народ разуверился в большевиках (что было отчасти верно), в армии господствуют антисталинские настроения. Казалось, ещё немного, и произойдет государственный переворот. Одним из его руководителей и организаторов мог быть Тухачевский.

Мог ли Тухачевский всерьёз претендовать на роль «красного Бонапарта»? Нет. Настоящий Бонапарт несколько лет тянул лямку в провинциальном гарнизоне, познал военную службу изнутри, досконально. Попутно написал несколько работ по математике и баллистике, много читал. А Михаил Николаевич попал из военного училища в окопы Первой мировой войны; участвуя в боевых действиях всего несколько месяцев, оказался в плену…

«До сих пор не содержится ответа, — пишет В.З. Роговин, — на многие законные вопросы, возникающие при анализе дела генералов. Я имею в виду, прежде всего, вопрос о причинах признаний подсудимых и написания ими перед судом рабских писем Сталину. В большинстве исторических работ, посвящённых делу Тухачевского, эти признания объясняются исключительно применением физических пыток. Однако такое объяснение представляется несостоятельным по целому ряду причин».

Он перечисляет эти причины. От профессиональных военных, находящихся в расцвете сил, «следовало ожидать значительно большей стойкости, чем, например, от Зиновьева и Бухарина». (Можно припомнить Радека, который около двух месяцев изводил следователей.) Известно много случаев, когда жестокие пытки не могли вырвать у подследственных лживые признания. А тут ещё не только признавали свою вину, но и выдавали реальных или мнимых соучастников.

Находясь под следствием, Тухачевский написал обширную докладную записку, посвященную возможной будущей войне. Если у него достало физических и моральных сил для такого сочинения, то почему бы он перед следователями оказался таким слабым и робким, что по их указке давал ложные показания на себя и на своих друзей и знакомых?

Трудно считать всех, кто давал признательные показания, такими жалкими и подлейшими доносителями на безвинных людей. С одной стороны, некоторые заговорщики, не потерявшие окончательно совесть, узнав, что их заговор раскрыт, с некоторым даже облегчением могли давать показания, подсознательно чувствуя, что их заговор преступный. С другой стороны, многие антисталинисты (военные и гражданские лица) были из числа «раскаявшихся», притворно отказавшихся от своих оппозиционных убеждений. В действительности они продолжали скрыто противостоять сталинскому курсу. Такая двурушническая позиция тоже не способствовала крепости их духа.

Они понимали, что правда и народ не на их стороне, что действительно замышлялось преступное деяние. Но главное, что вынуждало их признаться, — это предъявляемые им документы, свидетельства, показания арестованных ранее, донесения секретных агентов. Получалось, что следствию почти всё уже известно. Тухачевский, Гамарник, Якир заранее ощущали, а затем и ясно понимали, что они находятся на подозрении, за ними наблюдают и могут в скором времени арестовать. Такое состояние неопределённости, постоянной угрозы деморализует человека, подавляет его психику.

…В середине января 1937 года Сталин получил от корреспондента «Правды» А. Климова письмо, в котором со ссылкой на достоверные источники в Германии сообщалось о связи немецких правящих кругов с руководством Красной Армии и лично Тухачевским. Сходные сведения были получены и от генерала Скоблина («Фермера») из Парижа. В послании упоминались циркулировавшие в белоэмигрантских кругах слухи о том, что в СССР готовится военный переворот. В апреле 1937 года начальник Главного управления РККА комкор С. Урицкий доложил Сталину и Ворошилову, что в Берлине поговаривают об оппозиции советскому руководству среди высшего комсостава Красной Армии.

На Тухачевского скопилось много компромата. Кольцо вокруг него стало сжиматься. Он стал чересчур «баловаться» коньячком, чего раньше за ним не водилось. Сестре высказал сожаление, что не стал в юности музыкантом (он неплохо играл на скрипке и сам мастерил эти музыкальные инструменты).

Только 11 мая нарком обороны К.Е. Ворошилов подписал приказ о смещении Тухачевского и Якира. В ночь на 14 мая был арестован командарм 2-го ранга А.И. Корк. Уже через день после ареста он написал два заявления Ежову. Первое — о намерении произвести переворот в Кремле. Второе — о штабе переворота во главе с Тухачевским, Путной и Корком. По его словам, в заговорщическую организацию его вовлёк Енукидзе, а «основная задача группы состояла в проведении переворота в Кремле».

Около месяца не давали признательных показаний работники НКВД Гай и Прокофьев (им, безусловно, требовались особая осторожность и предусмотрительность). Но всё-таки они сообщили о преступных связях своего шефа Ягоды с Тухачевским. Тогда же Волович показал на Тухачевского как на участника заговора, обеспечивавшего поддержку заговорщиков воинскими частями. Арестованный 6 мая комбриг запаса М.Е. Медведев (исключённый из партии за разбазаривание средств) через день заявил о своём участии в заговорщической организации, «возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б.М. Фельдманом».

Если Корк поспешил признаться в заговоре и назвал своих подельников, то хитроумный Ягода стал давать показания на Енукидзе, Тухачевского, Корка и Петерсона примерно через полтора месяца после ареста. А заместитель командующего МВО Б.М. Фельдман, арестованный 15 мая, уже на четвертый день признался и начал выдавать соучастников.

22 мая были арестованы Тухачевский и Эйдеман. Через три дня заключенный № 94 внутренней тюрьмы НКВД подписал признательные показания о руководстве заговором с целью государственного переворота. Этим № 94 был Тухачевский.

Якир сразу же после очной ставки с арестованным ранее Корком, как сообщили в 1989 году «Известия ЦК КПСС»: «написал заявление Ежову, в котором признал себя участником заговора и что в заговор его вовлёк Тухачевский в 1933 году». Уборевич, категорически отрицавший своё участие в шпионаже и вредительстве, показал, что заговор возник в 1934 году и тогда же его вовлёк в заговор Тухачевский.

В книге Н.А. Зеньковича «Маршалы и генсеки» опубликованы показания Тухачевского, написанные им во внутренней тюрьме НКВД. По словам маршала, переворот первоначально планировался на декабрь 1934 года. Его пришлось отложить из-за покушения на Кирова; поднялась волна народного негодования, и эта реакция вызвала у заговорщиков опасения. По-видимому, сказалось и то, что была усилена охрана руководителей государства. В.М. Молотов утверждал, что попытки произвести государственный переворот были и в 1935, и в 1936 годах. Например, 1 мая 1937 года на поясе наркома обороны Ворошилова был револьвер в кобуре, чего не наблюдалось никогда ни раньше, ни позже (нарком был отличным стрелком).

Не обязательно все осуждённые военачальники были участниками заговора. Некоторые пострадали только за то, что не донесли в органы госбезопасности о тех, кто говорил: надо Ворошилова снять с поста наркома обороны, да и Сталин отходит от ленинских принципов руководства партией и страной, устранил многих соратников Ленина… В мирное спокойное время такие разговоры можно было бы считать достойными наказания, но не столь сурового. Но страна была фактически на осадном положении; действовали жестокие законы военного времени.

Вот что было написано в секретной записке германского Управления вооруженных сил от апреля — мая 1937 года: «Действительные причины падения маршала Тухачевского пока неясны; следует предполагать, что его большое честолюбие привело к противоречию между ним и спокойным, рассудительным и четко мыслящим Ворошиловым, который целиком предан Сталину. Падение Тухачевского имеет решающее значение. Оно показывает со всей определенностью, что Сталин держит в руках Красную Армию».

Слова «Сталин держит в руках РККА» показывают, что это обстоятельство имело решающее значение, ибо свергнуть вождя могли руководители армии и НКВД, среди которых были «германофилы» Тухачевский и Уборевич. Сохранялись неплохие отношения между германскими и некоторыми нашими военачальниками. И те и другие были недовольны «слишком идеологизированной» политикой Гитлера и Сталина. Ведь объединение германских и советских армий стало бы решающим фактором гегемонии в мире. Есть сведения, что планы такого раздела существовали.

При написании статьи использованы материалы книги Р. Баландин «Маршал Малиновский», М., «Вече», 2015, с. 41-57.