Александр III готов был отречься от престола ради любви к Марии Мещерской.  История любви Александра Александровича Романова, который стал русским царем Александром III, и княжны Марии Мещерской очень кратка, трогательна и печальна. Политика оказалась сильнее искренних чувств, и быть вместе им оказалось не суждено.

Русский царь Александр III изначально не был наследником престола. Не умри  его старший брат Николай, он остался бы великим князем. И, возможно, женился бы на своей любимой княжне Марии Мещерской. И прожил бы счастливую жизнь в этом браке. Но судьба распорядилась иначе.

После смерти старшего брата жизнь Александра переменилась. Он стал наследником престола, ему теперь надлежало быть чрезвычайно серьезным и требовательным к себе, к своему образованию; очень аккуратным и выдержанным в общении с людьми. Отныне приходилось безропотно делать то, к чему душа не лежала, но что входило в круг обязанностей наследника престола. Отец начал приучать сына к государственным делам, стал приглашать на доклады министров, переправлял для ознакомления некоторые важные бумаги. Александру было трудно. Помогали учителя и родственники. Он сам много читал, изучал, размышлял, и придворные наблюдали очевидную перемену. Недавний любитель простых удовольствий и бесшабашного времяпрепровождения теперь часами сидел за письменным столом, штудируя книги и документы.

Но и та жизнь, что оставалась за пределами государственных забот, для него не окончилась. Она продолжала интересовать и манить. Лето 1865 года царская семья, как обычно, проводила частью в Петергофе, частью в Царском Селе. Туда переезжали императорская фамилия и двор. Александр II наведывался к семье от случая к случаю, оставаясь, как правило, всего на несколько дней, и опять возвращался в столицу, где его ждали важные дела. Императрица же с детьми большую часть теплого времени года находилась вне Петербурга.

Но и за городом, на природе придворный этикет соблюдался неукоснительно. Правила поведения распространялись не только на придворных, но и на царских детей. Они должны были каждое утро являться «к дорогой Мамá» для поцелуя, справляться о здоровье, рассказывать о своих планах на день. Александр, как старший, вечерами непременно присутствовал на собраниях у императрицы, куда приглашались лишь избранные. Читали, музицировали, играли в карты. Каждый день одно и то же. Александра всегда раздражали придворная суета и пустота, все эти обязательные и вымученные приемы и вечера, но изменить он ничего не мог. Однако с некоторых пор посиделки у матушки стали радовать Александра. Нет, конечно, не сами собрания, а та возможность, которую они предоставляли: видеть «милое личико».

Еще весной 1864 года Александр заметил новую фрейлину своей матери — очень живую и стройную княжну Марию Мещерскую. Она не поражала красотой, и великий князь, может быть, и не обратил бы на нее особого внимания, но несколько коротких разговоров, случайных фраз, которыми они обменялись, остались в памяти. Девушка, несомненно, была умна, что сразу же выделило ее из толпы пресных и жеманных придворных дам. Молодой человек вдруг почувствовал, что с ним происходит что-то необычное. Он еще не знал сильных сердечных влечений и не мог себе объяснить, почему постоянно вспоминает о Марии, почему снова и снова переживает подробности их встреч и разговоров.

Мария Элимовна Мещерская, которую будущий император ласково называл Дусенькой, появилась на свет в 1844 году. Ее отец — литератор и дипломат — скончался, когда дочери не исполнилось и года. В подростковом возрасте она потеряла мать. Девочку поручили заботам тетки — княгини Барятинской. Тетка ее не любила. Девушка находилась на положении приживалки, причем это всячески подчеркивалось.

Однако вскоре Мещерская неожиданно стала фрейлиной императрицы Марии Александровны, матери наследника престола Николая Александровича и его младшего брата Александра. Ходили слухи, что рекомендацию для этого назначения ей дал муж княгини Барятинской.

Она оказалась во вкусе великого князя Александра: ему всегда нравились миниатюрные брюнетки. Великий князь, отличавшийся богатырским телосложением, просто млел в присутствии трогательной Марии. Делиться своими переживаниями ему было особенно не с кем: он обо всем писал в своем дневнике. Записи о том, как ему хорошо в обществе княжны, стали появляться в дневнике Александра с весны 1864 года. Благодаря особому расположению Романова Мещерская вошла в круг золотой молодежи. Компания предавалась беззаботному веселью: молодые люди много танцевали, катались на лошадях, играли в карты.

Вполне вероятно, Александр, в конце концов, вступил бы в брак с Марией. Но тут в императорской семье случилась трагедия, изменившая судьбы и Александра с Марией, и всей страны. В апреле 1865 года в Ницце от туберкулеза неожиданно умер наследник престола Николай. Вторым в очереди на русский трон за ним был Александр. Именно в дни, последовавшие за похоронами любимого брата, будущий император всея Руси и написал о своем желании отречься от престола и провести остаток дней в обществе милой Дусеньки-Марии. Наследник и фрейлина тайно встречались и совершали совместные прогулки верхом. У Александра не было особой близости с родными, поэтому Мещерская стала для него не только любимой, но и другом.

К весне 1865 года Александр Александрович уже определенно знал: Мари Мещерская ему симпатична значительно больше остальных, хотя при дворе было немало «хорошеньких мордашек». Он не думал, что это любовь, то чувство, которое захватывает целиком, — об этом он читал в книгах, часто говорил с друзьями. Мимолетным видением промелькнул перед глазами трагический образ датской принцессы, и, кто знал, увидятся ли они еще.

После смерти Никса (Николай) Папá и Мамá не раз заводили речь о Дагмар (невеста умершего брата), говорили о своем желании «оставить ее подле нас». Это желание мог осуществить лишь он. Александр все понимал и именно такую девушку хотел бы видеть своей женой, но все это было так далеко от повседневности, где вдоволь других приятностей.

Летом 1865 года чувства к Марии Мещерской стали принимать характер не просто симпатии, а большого и серьезного увлечения. Он уже не только ждал встречи, постоянно думал о ней; общение с княжной стало потребностью его молодой жизни. Она, как никто, была участлива, так сердечно отнеслась к его горю, так внимательно и сострадательно слушала рассказы о смерти дорогого Никса! С Мещерской никакой неловкости не испытывал. С ней просто. Мари его понимала. Они «стали друзьями». Но оставались двор, этикет, обязанности и нормы, мешавшие свободному и желанному для обоих общению. Он — наследник престола, она — фрейлина. В Петербурге они не имели возможности непринужденно видеться.

В Царском Селе и Петергофе все-таки проще. Можно было, условившись заранее, якобы случайно встретиться на прогулке в парке и провести за беседой час-другой. Но подобные маленькие хитрости не могли оставаться незамеченными.

Придворный мир не позволял долго находиться за пределами его внимания. Кто-то непременно что-то видел, слышал, и в конце концов все становилось темой обсуждений. Тем более, когда дело касалось жизни и увлечений наследника престола. Тут уже не существовало мелочей, все подвергалось особо тщательному наблюдению и пристрастному комментированию.

Летом и ранней осенью 1865 года в Царском молодые люди регулярно встречались на прогулках, но главным образом на вечерах у императрицы. Там составлялись партии в карты, и цесаревич старался выбрать себе в партнерши Марию Элимовну, которую он обозначал в дневнике как М.Э. Конечно, об очевидных пристрастиях Александра Александровича стало известно довольно быстро, и ему пришлось иметь объяснения с матушкой-императрицей. Та нашла подобное поведение «не совсем приличным». Александр не спорил, но ничего с собой поделать не мог…

Мещерская была на год старше цесаревича. Ее жизненный опыт был значительно богаче, чем у ее честного и наивного обожателя. Княжна успела перечувствовать немало и хорошо владела тонким искусством салонного обольщения. Знала, как посмотреть, когда улыбнуться, в какой момент встать и пройти будто бы невзначай около молодого человека, овеяв едва уловимым, но пленительным ароматом дорогих французских духов, приведя в состояние почти невменяемое.

Александр долго не был уверен, любит ли его по-настоящему М. Э., или это всего лишь игра, становившаяся порой для него нестерпимой мукой. Удостоверился в ее чувствах лишь через несколько лет. Накануне смерти, в свой последний час, уходя из жизни в тяжелых мучениях, Мария Элимовна призналась задушевной подруге Саше Жуковской, что никого и никогда не любила… кроме цесаревича. Александр, узнав об этом, испытает сладостно-горестное чувство. Но это все будет позже, а пока шел 1865 год, и Александр Александрович каждый день вспоминал о М.Э.

В сентябре, в первый день рождения Никса без него (ему бы исполнилось всего 22 года!), престолонаследник пережил тяжелые минуты. На панихиде Александр не мог сдержать слез. Нахлынули воспоминания, и снова Дагмар стала для него близкой, почти родной. Она связывала его с ушедшим, и эта связь была нерасторжима. В тот день записал в дневнике: «Плакал, как ребенок, так сделалось грустно снова, так пусто без моего друга, которого я любил всех более на земле и которого никто на свете мне заменить не может, не только теперь, но в будущем. С ним я разделял и радость, и веселье, от него ничего не скрывал и уверен, что и он от меня ничего не скрывал. Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Dagmar».

Полной уверенности в том не было, датская принцесса все еще обитала как будто на другой планете. На земле же, рядом, были другие, была его М.Э. Черная меланхолия не свойственна молодости; слишком много вокруг нового, интересного, неузнанного, непрочувствованного. Великий князь ждал встреч с Мешерской, а без них его одолевало непонятное и незнакомое чувство неуютности. «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М.Э.», — записал цесаревич 18 сентября. Молодой человек прекрасно понимал, что у их отношений нет будущего, что им никогда не суждено быть вместе, и именно потому, что он сам себе не принадлежит. Но какая-то неодолимая сила тянула его к княжне. Они продолжали видеться на вечерах у императрицы, на прогулках в парках. Ему же все больше и больше хотелось уединенных встреч, которые так все и не случались…

28 ноября 1865 года цесаревича вызвал отец. Он сообщил, что получил письмо от Дагмар, в котором та передавала свою фотографию для Александра. Император попросил написать принцессе ответ и поблагодарить за подарок. Но прошло почти три недели, прежде чем сын исполнил цареву волю и отправил в Копенгаген несколько слов. Мыслями и чувствами он был далеко от Дании.

В начале декабря семья царя переехала в Петербург, где все завертелось обычным порядком: учеба, встречи с родственниками, а вечером — театр и чтение. Незадолго до Нового года императрица имела беседу с сыном о Дагмар, сказав, что она и император «были бы рады», если бы Саша и Дагмар стали мужем и женой. Александр вначале молчал, но затем выразил согласие «сделать все, что надо». Через две недели, 11 января 1866 года, разговор был продолжен уже в присутствии царя. При молчаливом согласии сына царь и царица решили, что Александру необходимо ехать в Копенгаген и просить руки. Он не возражал, считая, что, «если Бог даст, все будет, как желаем».

Как желаем! Он безропотно подчинялся долгу. Через три дня у императрицы цесаревич осмотрел коллекцию драгоценных подарков — украшений для датской принцессы, которые начали делать еще при Никсе. Выглядело очень впечатляюще. В тот день занес в дневник, что, «если Бог даст, она будет моей женой». Судьба семейной жизни, как казалось, окончательно обозначилась. Император Александр II условился с датским королем Христианом, что его сын приедет в начале лета в Копенгаген. Смысл визита был вполне очевиден, и все исподволь принялись готовиться к важному событию.

Наступила капризная северная весна 1866 года, принесшая будущему царю Александру III бурные душевные переживания. Именно тогда ему удалось преодолеть невиданную силу страсти… Цесаревич, конечно, все знал о предназначении, о долге и беспрекословно готов был нести крест судьбы. Однако оставались чувства, оставались желания, естественные и неизбежные для молодой и искренней натуры. Ему хотелось любить, быть любимым, ежеминутно ощущать свою нужность Близкому Человеку. Юность проходила, мальчик становился мужчиной. Его уже не удовлетворяла отроческая влюбленность; он мечтал о большем, хотел совсем иного, чем простых встреч и милых разговоров с симпатичной женщиной. Он жаждал настоящей близости.

Дорогая и желанная М.Э. находилась рядом. 15 марта записал: «Я ее не на шутку люблю и если бы был свободным человеком, то непременно бы женился и уверен, что она была бы совершенно согласна». В марте он окончательно решил, что пора расстаться с М.Э. Он уже несколько раз говорил с Мамá о поездке в Данию. Они основательно все обсудили, и цесаревичу надлежало теперь полностью оторваться от других симпатий и целиком сосредоточиться на подготовке к будущей встрече с датской принцессой и к возможной женитьбе на ней. С Мещерской же они останутся, как и раньше, друзьями. Он был уверен: ему удалось преодолеть себя и устремиться целиком в будущее, а милая М.Э. — это уже прошлое. Радостное и счастливое, но — прошлое…

Подведя эти итоги, Александр Александрович записал поэтические строки:
В толпе друг друга мы узнали;
Сошлись и разойдемся вновь.
Была без радости любовь,
Разлука будет без печали.

Это был его любимейший Лермонтов, стихотворение «Договор», которое они неоднократно читали вслух на вечерах. М.Э. тоже любила Лермонтова, ей, как и Александру, нравились одни и те же строки. «Пускай толпа клеймит презреньем наш неразгаданный союз…» Им казалось, что это написано про них, про их тайну, про их печаль и радость. В апреле цесаревич узнал, что княжне сделал предложение князь Витгенштейн. Новость в первый момент пронзила, но вскоре Александр успокоился и даже обрадовался. Теперь все действительно будет кончено. «Прощайте, Дусенька!» — записал в дневнике. Приняв неизбежное, цесаревич все же сожалел, что княжна ему «не принадлежала хоть на один час».

Насчет того, что любовь была без радостей, будущий император явно покривил душой. Ведь еще совсем недавно в его дневнике появлялись совсем другие строки: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения, и, если будет возможность, жениться на милой М. Э…» Или: «…Будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, кроме как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей…»

И прощаться было рано. Избавиться от мыслей о М.Э. не удавалось. Его дорогая, желанная княжна скоро может принадлежать другому! Боже мой, за что такое наказание! Наследник потерял сон, днем места себе не находил. Иногда наступали периоды прозрения, и он опять с полной ответственностью относился к своим обязанностям — спокойно и рассудительно говорил с родителями о будущей семейной жизни, предстоящей поездке в Копенгаген и объяснении с Дагмар. Александру порой казалось, что он «пережил свои желания», но наступали другие минуты, и все возвращалось: тоска, грусть, неотступные мысли о М.Э.

Сын царя, конечно же, знал, как «появляются дети», и мог найти простой и доступный путь к «ласкам и блаженству». Но его искренняя и цельная натура не принимала и не понимала, как можно вступать в отношения с женщиной без любви. А любовь — значит брак, значит на всю жизнь. В том не сомневался. Это вечное раздвоение личности, беспрерывная борьба между тем, чего хотелось, и тем, что он был обязан делать, истомила, измучила. В конце концов принял невероятное решение: отказаться от короны и жениться на Мещерской.

Вечером 19 мая 1866 года император пригласил сына для разговора. Не успели затронуть никакой еще темы, как Александр выпалил: он не хочет ехать в Данию, так как чувствует, что не может любить Дагмар, потому что любит Мещерскую. Отец был ошарашен, молчал, а Александр решил все довести до конца, сказав самое страшное: он отказывается от прав на корону. Придя в себя, император разразился таким гневным монологом, пришел в такую ярость, в которой сын его еще не видел. «Что же ты думаешь, — вопрошал император, — что я по доброй воле на своем месте? Разве так ты должен смотреть на свое призвание? Знай, что я сначала говорил с тобой как с другом, а теперь я тебе приказываю ехать в Данию, и ты поедешь, а княжну Мещерскую я отошлю».

Сын не ожидал, что разговор примет подобный оборот, что Папá откажется понимать его. Особенно его задели слова об участи «милой Дусеньки». Александр попытался вступиться за нее, взяв всю вину на себя. Император же не хотел ничего слушать и заявил, чтобы тот «вышел вон», так как «он его знать не желает». Это было крушение всех сердечных надежд и желаний. Но воля царя — закон, и здесь спорить не о чем. Александр удалился, неся тяжелый груз разбитых чувств и упований. На душе черным-черно. Он себе не принадлежит. Теперь в том не оставалось сомнения. «О Боже, что за жизнь, стоит ли того жизнь после этого. Зачем я родился, зачем я не умер раньше».

Прошло несколько дней, наследник успокоился, а отец с матерью и словом его не укорили. Он начал готовиться к встрече с Дагмар. Почти каждый день виделся с Мещерской. Встречи эти стали походить на те давние, когда они были лишь добрыми друзьями. Отъезд в Данию был назначен на 29 мая. Утром Александр пошел попрощаться с некоторыми из придворных. Войдя в длинный коридор Лицейского корпуса, здания, примыкающего к Большому Царскосельскому дворцу, он увидел Мещерскую.

С ними вдруг случилось нечто необычное. Прозвучали какие-то слова, затем взялись за руки, вошли в какую-то пустую комнату. Княжна бросилась на шею Александру, и они слились в страстном поцелуе. Время остановилось. Стояли обнявшись, и трепетали, и целовались, целовались без конца. То, о чем он мечтал давно, о чем грезил в своих юношеских фантазиях, сбылось: желанная М.Э. в его объятиях. Она принадлежала ему и страстно призналась, что всегда любила только его одного и никого никогда больше не любила. Эти слова наполнили душу Александра горестно-сладостной радостью. Но все уже окончательно и навсегда определено. Им не быть вместе. Судьбу нельзя выбрать и переиначить.

Простились. Цесаревич спешил на яхту «Штандарт», отправлявшуюся в Данию. У Марии — своя дорога. В следующий раз их пути пересекутся через год, в Париже, куда цесаревич приедет с отцом по приглашению императора Наполеона III. Там, «в столице мира», он увидит ее в доме княгини Чернышевой, а вскоре узнает, что княжна помолвлена с молодым и богатым Павлом Демидовым, князем Сан-Донато. Он будет рад за нее и искренне пожелает счастья. Еще через год до него дойдет скорбная весть, что Мария родила сына Элима и умерла на следующий день в тяжелейших муках. Ей только исполнилось 24 года…

Муж Марии оказался человеком жестоким и маловменяемым. Даже миллионы, которыми он владел, не могли скрасить жизнь бедной княжны. Граф Шереметев вспоминал об одной отвратительной выходке избалованного богача: «…уже беременная поехала она в театр, кажется, в Вене, когда муж ее внезапно выстрелил из пистолета в ее ложе, в виде шутки, чтобы ее напугать…» Сын Марии Элим в будущем стал дипломатом, послом России в Греции. Александр III лишь однажды в 1869 году написал в своем дневнике «про бедную М.Э., о которой вспоминать… всегда тяжело, а в особенности после несчастной ее кончины, подробности которой ужасно грустны…

В 1866 году Александр отправился в путешествие по Европе. В числе прочих государств он посетил Данию. И нанес визит бедной Дагмар, которая фактически овдовела, не успев выйти замуж. Датчанка, конечно, пребывала в большом горе. Она уже твердо решила, что станет русской царицей. Кроме того, Никс (так звали в семье Николая) был красивым, культурным человеком. Ему прочили будущее самого либерального русского царя…

Александр написал домой: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни (так в царской семье называли Дагмару), тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».

Цесаревич Александр сделал предложение Дагмар. В середине сентября она прибыла в Петербург. Александр отвез невесту в Петропавловский собор, на могилу Никса. Молча стояли рядом со слезами на глазах. 12 октября 1866 года наступил день миропомазания. В России появилась новая благоверная великая княгиня Мария Федоровна — Дагмар. 28 октября 1866 года Александр женился на невесте брата. А в 1881 году цесаревич стал русским царем Александром III.

Статья написана с использованием материалов А. Серовой «Упущенное счастье», журнал «Загадки истории», №47 2015, с. 30-31.