Ольгу Берггольц называли «ленинградской Мадонной», она была голосом и душой блокадного Ленинграда почти все девятьсот блокадных дней. В течение всей блокады Ольга Берггольц практически каждый день обращалась к горожанам по радио: подбадривала, убеждала в необходимости продолжать жить и бороться, внушала веру в победу, читала свои стихи. Стихи Берггольц читала в паузах, когда замолкал метроном, звучавший в эфире постоянно и подтверждавший, что город не сломлен.

Радио ленинградцы не выключали, они знали, что если из репродуктора звучит негромкий с лёгкой картавинкой голос Ольги, значит город не сдан, оборона не прорвана. Голос Ольги Берггольц был символом надежды для блокадников. Из ленинградского эфира неслось на всю страну: «Клянемся тебе, Большая земля — Россия, что мы, ленинградцы, будем бороться, не жалея сил, за полное уничтожение блокады, за полное освобождение Советской земли, за окончательный разгром немецких оккупантов!»

На Пискаревском кладбище на гранитной стене позади монумента «Мать-Родина» высечены слова О. Берггольц:
…Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.

Поэтесса мечтала найти упокоение на Пискаревском кладбище, рядом с могилами десятков тысяч блокадников и воинов, защищавших город, но Кремль не захотел создавать храм блокадной музе, Ольгу Фёдоровну похоронили на Литературных мостках Волковского кладбища в Ленинграде. В Санкт-Петербурге даже музей Ольги Берггольц был открыт только в 2013 году…

Ольге Берггольц — поэту, писателю и журналисту — выпала страшная судьба. Ей наяву пришлось пройти через все то, что многим видится лишь в самых тяжелых кошмарах. И пережила она все эти испытания с честью. Ольга Фёдоровна прошла весь путь той эпохи, от романтической веры в революцию и коммунизм до тюрьмы и потери ребенка после допросов, от любви к Сталину до осознания того кошмара, в который была ввергнута вся страна.

Она родилась в 1910 году в семье врача-хирурга немецкого происхождения. Природа одарила Ольгу с небывалой щедростью: привлекательной внешностью и большим талантом. Публиковаться Берггольц начала в возрасте 15 лет. Печатала и стихи, и прозу. Первые произведения, конечно, создавались в духе времени — про «образцовую комсомольскую семью». Но написаны были не без искры таланта. Ее путь был обычен для эпохи, на которую пришлось взросление будущего большого поэта. Девочка из семьи набожных питерских интеллигентов превратилась в пионерскую, а потом и в комсомольскую активистку.

Ольга Берггольц

В 1926 году на собрании литературного объединения молодежи «Смена» Ольга познакомилась с молодым, но уже известным, поэтом Борисом Корниловым. Он был на 3 года старше и приехал в Ленинград с Волги «учиться поэзии». Корнилова считали самым перспективным литератором нового поколения. В семье двух поэтов — юных, красивых и талантливых — в 1928 году родилась дочь Иришка… Однако уже в 1930 году семья распалась, супруги развелись. Все заботы о дочке легли на плечи бабушки.

Но в том же году Берггольц, которая производила неотразимое впечатление на мужчин, вышла вновь замуж за литератора Николая Молчанова, с которым училась на филологическом факультете университета. После окончания универитета они вместе уехали на работу в Казахстан. Родилась еще одна дочь — Майя. Вскоре Николая призвали в армию. Во время службы на границе с Турцией он попал в плен к басмачам. После пыток, которые пришлось перенести, у Молчанова развилась тяжелая форма эпилепсии, от которой он страдал до самой смерти. Болезнь мужа стала горем для семьи. Но оставалась частной проблемой. Тогда все много думали о строительстве социалистического справедливого государства…

Карьера Ольги Берггольц шла в гору: стихи и прозу печатали и в детских, и во взрослых изданиях. Ее талант признали и Маршак, и Чуковский. Вот только в личной жизни один удар следовал за другим. Сначала в 1934 году умерла годовалая Мая,  которая только-только научилась произносить слово «мама». А в 1936 году скончалась и 8-летняя дочь Ирина, страдавшая от тяжелейшей болезни сердца.

В 1937 году арестовали первого мужа поэтессы — Бориса Корнилова. В 1938-м его расстреляли. В июле 1937 года Ольга Берггольц проходила свидетелем по делу Корнилова. В 1938 г. её обвинили в связях с врагами народа и посадили в тюрьму, а она была на шестом месяце беременности. Во время одного из допросов у Берггольц начались преждевременные роды, но её не сразу отправили в больницу. Ребёнок погиб, а поэтесса едва не получила заражение крови. Стать матерью Ольге Федоровне больше было не суждено.

В 1938 году в Арсенальной тюрьме Ольга Фёдоровна написала:
Двух детей схоронила
Я на воле сама,
Третью дочь погубила
До рожденья — тюрьма.

В тюрьме от Ольги Фёдоровны следователь не добился никаких признательных показаний, она не подписала ни одного документа. Тогда, в конце 30-х годов, редко кто проявлял такую твёрдость. После ареста жены Николаю Степановичу Молчанову на комсомольском собрании предложили от неё отказаться. Тогда это была обычная практика: дети отказывались от родителей, жёны от мужей. Но Николай положил комсомольский билет на стол со словами: «Это не достойно мужчины!» А ведь он был убеждённым комсомольцем. Вскоре власти признали арест Берггольц ошибкой. Она была восстановлена в партии и в Союзе писателей. А вот Борис Корнилов был признан невиновным только в 1957-м — почти через 20 лет после гибели.

Справа налево: Ольга Берггольц и Анна Ахматова (вторая справа) на II съезде писателей РСФСР, 1965 г.

После тюрьмы в характере и образе мыслей Ольги произошли значительные перемены. Иллюзий в отношении власти она больше никогда не питала. Но при этом Берггольц чувствовала себя частью страны и ее народа и искренне переживала все беды вместе с соотечественниками.
И в духоте бессонных камер,
все дни и ночи напролет,
без слов, разбитыми губами
шептали: «Родина… Народ…»
И находили оправданья
жестокой матери своей,
на бесполезное страданье
пославшей лучших сыновей.

Вторым уроком, извлеченным из тюремного опыта, стало то, что Ольга Федоровна научилась двуличию. Когда требовалось, выдавала на публику конъюнктурную ложь. А страшную правду писала в стол, в страхе перед обысками тщательно пряча написанное. Несколько лет назад был опубликован её «Запретный дневник».

И ангел Благого Молчания
Ревниво меня охранял…
Он знал, никакими созвучьями
Увиденного не передать.
Молчание душу измучит мне,
И лжи заржавеет печать…

22 сентября 1941 г., через три месяца после начала войны, она напишет в тайном дневнике: «Сегодня сообщили об оставлении войсками Киева… Боже мой, Боже мой! Я не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству. Почти вся Украина у немцев — наша сталь, наш уголь, наши люди, люди, люди!.. А может быть, именно люди-то и подвели? Может быть, люди только и делали, что соблюдали видимость? Мы все последние годы занимались больше всего тем, что соблюдали видимость. Может быть, мы так позорно воюем не только потому, что у нас не хватает техники (но почему, почему, черт возьми, не хватает, должно было хватать, мы жертвовали во имя ее всем!), не только потому, что душит неорганизованность, везде мертвечина, везде кадры помета 37-38 годов, но и потому, что люди задолго до войны устали, перестали верить, узнали, что им не за что бороться».

Война принесла с собой новые утраты. В конце августа 1941 года появилось секретное постановление о высылке «социально-опасных элементов», то есть немецкого и финского населения, из Ленинграда и пригородных районов города. 56-летнего отца Ольги Берггольц Федора Христофоровича, главного врача амбулатории завода Тельмана, решили выслать из Ленинграда. 2 сентября Ольга Федоровна записала в своём тайном дневнике: «Сегодня моего папу вызвали в Управление НКВД в 12 часов дня и предложили в шесть часов вечера выехать из Ленинграда. Папа — военный хирург, верой и правдой отслужил Советской власти 24 года, был в Красной Армии всю гражданскую, спас тысячи людей, русский до мозга костей человек, по-настоящему любящий Россию… Мне мучительно стыдно глядеть на отца. За что, за что его так? Это мы, мы во всем виноваты. Значит, завтра провожаю папу. Вижу его, видимо, в последний раз…

…Такие вещи, как с папой, — признаки абсолютной растерянности предержащих властей…» Однако выселение финского и немецкого населения осенью 1941 года не состоялось: город уже был отрезан блокадой. Федор Христофорович остался в Ленинграде, но в покое его не оставили и периодически вызывали в НКВД. Ему предлагали стать секретным сотрудником, но он наотрез отказался. Первую блокадную зиму он был рядом с больными ленинградцами, лечил, готовил специальные кисели от дистрофии, помогал, чем мог. Но весной 1942 г. он был всё-таки выслан в Красноярский край.

Ольге Берггольц несколько раз предлагали эвакуироваться из осаждённого города, но муж был болен и ослаблен голодом, дороги он бы не выдержал, она не могла его оставить… В конце января 1942 года от дистрофии Николай умер. У Ольги не было сил похоронить мужа, не было возможности заплатить могильщикам и гробовщику, — плату они брали только хлебом. Николая Молчанова закопали в общей могиле с другими блокадниками. Ольга Берггольц посвятила ему лучшую, по её собственному мнению, поэтическую книгу «Узел». После этой потери Берггольц решила остаться в родном городе. Ей теперь нечего было терять. И она стала еще страстнее поддерживать соотечественников своими выступлениями по радио и стихами:
Товарищ, нам горькие выпали дни,
Грозят небывалые беды,
Но мы не забыты с тобой, не одни, —
И это уже победа.

Ее голоса ждали. Ольга знала об этом, поэтому, даже побывав в 1942-м в Москве, она вернулась домой — к измученным голодом ленинградцам. В памяти их она осталась, главным образом, как голос блокады. И этот голос был искренен — это чувствовали и знали все. В тяжелую блокадную зиму голос поэтессы помогал людям сохранять человечность.

Война и блокада стали главными темами творчества Берггольц на всю оставшуюся жизнь. Этой теме посвящена ее главная книга «Дневные звезды». Правда после войны партийные власти её обвинят в том, что она во время войны не пела о подвигах и о героях, а в основном говорила о трудностях и смертях. Но ведь героизмом была сама жизнь в осажденном городе. В ответ тем, кто призывал забыть страдания, Берггольц О.Ф. написала:
Но даже тем, кто все хотел бы сгладить
в зеркальной, робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на желтый снег пустынных площадей.

Самые сокровенные мысли она по-прежнему записывала в тайном дневнике. После поездки в Москву Ольга Фёдоровна написала в дневнике, что в столице не знают правды о блокаде, что эта правда скрывается. Это бы еще ладно, но дошло до того, что главный ленинградский начальник Жданов хотел запретить отправку индивидуальных продуктовых посылок в город, утверждая, что это создает неправильную политическую обстановку… В 1946 году Берггольц открыто выступила в защиту Ахматовой и Зощенко, после чего снова ждала ареста.
На собранье целый день сидела –
то голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?

В 1953 году, когда умер Сталин, Ольга Федоровна разразилась душераздирающим четверостишием:
Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твое изголовье,
Плачет Родина над Тобой.

А в тайном дневнике поэтессы на ту же тему появилось нечто, совершенно противоположное по смыслу:
О, не твои ли трубы рыдали
Четыре ночи, четыре дня
С пятого марта в Колонном зале
Над прахом, при жизни кромсавшим меня…

Даже после всех ужасов, выпавших на ее долю, Ольга Федоровна не утратила своего женского очарования. В 1949 году она вышла замуж в третий раз — за Георгия Макогоненко, филолога, специалиста по русской литературе. Об их браке и о личности третьего мужа Берггольц современники отзывались по-разному. Одни говорили, что Макогоненко женился на общепризнанной поэтессе из карьерных побуждений. Другие утверждали: супруг очень мучился с Ольгой из-за ее все возраставшего с каждым годом пристрастия к алкоголю. Спиртное на некоторое время заглушало её душевную боль. А пить ей было нельзя категорически – после блокады у неё осталась одна почка…

В 1962 году состоялся развод Берггольц с последним мужем. После развода Ольга Федоровна пережила тяжелую депрессию. Теперь главным собеседником в ее одиночестве стал тайный дневник… Великая Анна Ахматова призывала всех жалеть Ольгу. Считала ее мученицей, которой все прощается. Скончалась Ольга Федоровна Берггольц в полном одиночестве в 1975 году.