Века не сохранили для нас портрета Феофана Грека, художника, называвшегося современниками не только отменным живописцем, но и прославленным мудрецом. Мы можем судить о его внутреннем облике по произведениям, исполненным трагизма и напоминающим библейские пророчества из Апокалипсиса. Выходец из Византии, утрачивавшей постепенно блеск и мировое величие и закостеневшей в догматических спорах, Феофан Грек обрел на Руси — в Новгороде и Москве — вторую родину.

Его творчество, отмеченное чертами неповторимой личности, и мужественный ум оставили глубокий след в отечественной культуре, оказали влияние на последующие поколения художников. Глазами, полными духовного напряжения, смотрят со стен русских церквей святые Феофана Грека.

Энергичная, свободная манера письма, смелый мазок, напряженные духовные искания, предельная острота характеристик, несколько приглушенные краски, создающие трагизм повествования, — характерные черты творчества Феофана Грека. Феофану Греку представлялась адом не только греховная земля, на которой безраздельно царило зло. Муки и сомнения, клокочущие в сердце, делают и душу человеческую адом — от себя, от «внутреннего человека» некуда убежать.

Обычно мы мало знаем о жизни старых изографов (художников). Феофану Греку повезло. В его времена жил в Москве книжник Епифаний, прозванный за свою высокую образованность Премудрым. Замечательный русский писатель дружил с прославленным живописцем. До нас дошло письмо Епифания Премудрого, в котором он описывает работу Феофана Грека в Москве. В письме есть, между прочим, такие строки: «…Когда я жил в Москве, там проживал и преславный мудрец, философ зело хитрый Феофан, родом грек, книги изограф нарочитый и среди иконописцев отменный живописец, который собственною рукой расписал много различных церквей каменных… Сей дивный и знаменитый муж питал любовь к моему ничтожеству; и я, ничтожный и неразумный, возымел большую смелость и часто ходил на беседу к нему, ибо любил с ним беседовать. Сколько бы с ним кто ни беседовал, не мог не подивиться его разуму…»

Феофан отличался редкостным трудолюбием. Он расписывал церкви (как свидетельствует Епифаний Премудрый, числом более сорока) в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, в Великом Новгороде, Нижнем и в Москве. Он был известен не только как создатель огромных стенописей. Его кисти также принадлежали первоклассные иконы, миниатюры и заставки в книгах. Время пощадило немногое. Но даже по тому, что дошло до нас, мы можем судить о Феофане Греке как о живописце вулканического темперамента. Приехав на Русь, он прожил здесь около тридцати лет — до конца своих дней… На Руси Феофан тесно сжился с русскими людьми и крепко вошел в русское искусство, судьба которого была в его глазах уже неотделима от его собственной судьбы.

Роспись Благовещенского собора в Московском Кремле была, вероятно, последней страницей в творческой биографии Феофана Грека. И вместе с ним, как бы знаменуя непрерывность художественного обычая, работал московский чернец (монах) Андрей Рублев. Он также был приглашен в Кремль для иконописных работ. Видимо, в 1405 году Рублев не был начинающим живописцем.

Надо думать, что инок Андроникова монастыря, расположенного на живописном холме над Яузой, снискал уже тогда славу известного изографа. Иначе трудно объяснить, почему именно ему поручили работать рядом с Феофаном. Был и третий участник росписи в Благовещенском соборе — Прохор с Городца. Несомненно, что и старец Прохор с Городца был звездой первой величины. Не исключено, что именно Прохор-старец был главой живописной школы. Так сейчас думают исследователи.

Украшение Благовещенского собора лучшими живописцами страны имело значение для всех других изографов. Это была, говоря современным языком, своеобразная художественная академия — она учила искусству. А в то время по всей Руси начинали строиться города, возводились деревянные и каменные сооружения, и, следовательно, художникам работы хватало. Профессия иконописца была почетной.

Летом 1405 года живописные работы в каменном Благовещенском соборе были закончены. Сотни трепетных огней отражались на глади пола, озаряли яркие и сочные сцены на сводах, переливались на золоченых решетках. Всеобщий восторг, удивление и благоговение вызывал иконостас не виданных ранее размеров — он полностью закрывал алтарь. Такого размаха не знала не только Русь, но и Византия, славившаяся на весь мир великолепием храмов.

Иконописцев, которых в Москве было великое множество, поражало и другое. Ни для кого не секрет, что великий Феофан и прославленный Рублев — противостоятели. Если бурный дух византийца не знал предела, если седина его святых подобна пенящимся горным потокам, устремляющимся вниз, то московский художник был мягок, он любил нежные, почти прозрачные краски, лики на его иконах женственны, полны теплоты и кротости. Феофан весь в драматичных противоречиях — его образы каждую минуту ждут, что раздастся глас труб, зовущих людей на Страшный суд, где ни один грех не будет прощен; рублевские персонажи полны чистоты и согласного мироощущения.

…Московские изографы, отлично понимавшие толк в живописи, глядели на пылающий золотом иконостас, написанный Феофаном Греком, Прохором с Городца и Андреем Рублевым. Все были поражены. Прославленных мастеров как будто подменили. Трое неповторимых слились в одного. Конечно, руку каждого из художников можно различить. Но все понимают, что великому Феофану пришлось несколько смирить свой неистовый пыл. Его святые глядят уже не строго, по-византийски, — в них стало больше человечности и доброты.

Гармония Андрея Рублева противостояла трагической страстности Феофана Грека. Это не помешало Андрею Рублеву многому научиться у сурового византийца. А совместная работа по созданию иконостаса в Благовещенском соборе заставляет думать, что и неистовый Феофан не считал свою манеру письма единственно приемлемой.

Надо отметить, что биографические сведения об Андрее Рублеве скудны. Нет даже точных дат его рождения и смерти. Видимо, он родился около 1360 года и прожил на свете лет семьдесят — семьдесят пять. Часто местом рождения называют Радонеж, что на дороге от Москвы к Сергиеву Посаду. Недавно в Ярославле нашли запись о том, что Андрей Рублев был похоронен в Андрониковом монастыре.

Юность живописца совпала с величайшим событием на Руси. Росистым осенним утром встало солнце над рекой Непрядвой и осветило Куликово поле. У русских людей в ту пору не было более важной исторической задачи, чем сбросить ненавистное монголо-татарское иго. Выйдя навстречу полчищам Мамая, русские люди ощущали свою правоту. «Злочестивый и поганый хан» Мамай, по словам летописца, пришел на Русскую землю, как змея ко гнезду. И была на Куликовом поле великая сеча.

В воинской повести того времени говорилось, что русские войска вступили на поле брани, как сильные тучи, их оружие блистало, как молния в день дождя, головы же вражеские, как камни, валились, и трупы поганых лежали, как посеченная дубрава. Летописцы донесли до нас имена простых людей — героев Куликовской битвы. Это Юрий Сапожок, Васюк Сухоборец, Семен Быков, Гридя Хрущ и другие ратоборцы. Летописец, не скрывая торжества, писал, что «нечестивый Мамай без вести погиб… Великий же князь Дмитрий Иванович возвратился с великою победою… и бысть тишина в Русской земле».

Действительность была неизмеримо сложнее, чем это рисует средневековый хронограф, и княжение Дмитрия Донского можно назвать тишиной с очень существенными оговорками. Куликовская битва знаменовала лишь начало освобождения — впереди лежали и новые сечи, и пожары, да и несчетные междоусобные схватки. Главное было не в военной победе. Народ уверовал в свою силу. Если до Куликовской битвы простые люди, услышав слово «набег», теряли дар речи, хватали на руки малолетних детей и бежали в леса, служившие единственной защитой от кочевников, то теперь пробудилась страстная воля к сопротивлению.

Был ли Андрей Рублев участником сечи в устье Непрядвы? Мы не знаем. В конечном счете это не так важно. Но как Пушкин был отдаленным, но мощным народным эхом Петровской эпохи, так и Андрей Рублев в творениях своих выразил настроения, овладевшие русскими людьми после того, как отзвенели мечи на Куликовом поле. Народ осознал свою силу: «С тех пор Москва основалась, и с тех пор слава великая».

Начальный период блистательного пути Рублева неотделим от Троице-Сергиева монастыря, откуда ратники Дмитрия Донского выступили в свое время в поход, закончившийся встречей с ордами Мамая. Ведь именно основатель монастыря Сергий Радонежский был духовным вдохновителем разгрома вражеского войска. Трудно сказать, застал ли чернец Андрей Рублев в монастыре Сергия Радонежского. Но именно здесь родилась рублевская художественная идея земного человека, равного по внутренней красоте подвижникам.

Андрея Рублева непреодолимо влекла Москва, становившаяся все в большей степени общерусским политическим и культурным средоточием. Туда стекались со всех сторон самые лучшие изографы страны, там расписывал церкви Феофан Грек. И вот Рублев — послушник-живописец Андроникова монастыря в Москве, расположенного на высоком зеленом холме над Яузой, откуда за лесной кромкой виден Кремль. В новом монастыре он принят с почетом. Многое здесь напоминает троицкие кущи, к которым привык Андрей. Монастырем правит ученик и последователь Сергия Радонежского Андроник. На монастырском кладбище похоронены герои Куликовской битвы. Монахи-старожилы отлично помнят, как отдыхали победоносные дружины Дмитрия Донского, пришедшие сюда с устья Непрядвы, перед тем как вступить в ликующую Москву, трезвонившую во все колокола.

В людной столице сергиевский чернец не чувствует себя затерявшимся среди других. Его приглашают выполнять самые почетные живописные заказы. Его знает Феофан Грек. И вскоре Рублев получает великокняжеское повеление расписывать Благовещенский собор в Кремле… Значительная работа Рублева — создание цветных миниатюр и заставок Евангелия. Оно ныне широко известно как «Евангелие Хитрово», по имени одного из позднейших его владельцев — боярина Богдана Матвеевича Хитрово.

Андрей Рублев и его старший друг Даниил Черный работали во Владимире, где по велению великого князя Василия Дмитриевича должны были обновить живопись в Успенском соборе, старейшем храме страны, где похоронен один из эпических героев «Слова о полку Игореве» — Всеволод Большое Гнездо. Роспись и иконостас во Владимире были благополучно закончены. Но жизнь готовила художнику удар. Прошло всего лишь два года, и на Владимир налетели полчища кочевников, ведомых татарским ханом Талычей.

Андрей Рублев и Даниил Черный были в Москве. От очевидцев узнали они о беде, постигшей Владимир. Татарское войско, «аки злые волки», ворвалось в город, разграбило его, забрало в плен жителей, чтобы потом продать женщин и ремесленников на невольничьих рынках. Всем сердцем желал художник помочь своему народу. И свою бессмертную «Троицу» он вынашивал в сердце как всеми ожидаемый призыв русских людей к единению.

Андрей Рублёв писал иначе, чем Феофан Грек. У Андрея нет характерной для Феофана суровости образов: главное в его живописи — сострадание, любовь и прощение. Настенные росписи и иконы Рублева поражали своей одухотворенностью уже современников, которые приходили смотреть как работает на лесах художник.

Раньше «Троица» украшала иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Произведение свое, как говорят старые источники, Андрей Рублев написал «в похвалу святому Сергию». Таким образом, перед нами живописное произведение, посвященное Сергию Радонежскому. Главная мысль картины — идея мира и согласия, о чем страстно мечтали и не находили в жизни люди пятнадцатого века. Всей композицией, плавностью и неуловимостью переходов, нежной гаммой цветов Рублев создал ощущение совершенства. Особенно большое впечатление производит средний ангел, чуть склонивший голову набок и протянувший руку, чтобы взять и испить смертную чашу. Дерево над его головой плавно склонилось от печали, словно в знак сочувствия.

Сюжет картины восходит к библейскому первоисточнику. К старцу Аврааму явилось божество в облике трех прекрасных юношей, предрекших ему рождение сына; трапеза происходила за столом под дубом. Юноши печальны, задумчивы. Все дышит миром, любовью, красотой. Считается, что это воплощения триединого Бога: слева — Бог-Отец, в центре — готовый к жертве во имя людей Иисус Христос, справа — Святой Дух. Фигуры вписаны художником в круг — символ вечности. Покоем, гармонией, светом и добром проникнуто эта великое творение XV века.

Долгое время шел спор о том, где провел последние годы жизни Рублев — в Троице-Сергиевой лавре или в Андрониковом монастыре. Единственный вещественный след Рублева в Андрониковом монастыре — обнаруженные в проемах окон центрального алтаря остатки растительных орнаментов: их плавность и цвет позволяют угадать руку великого мастера. Ныне на земле древнего Андроникова монастыря находится Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева.

По материалам книги Е. Осетров «Моё открытие Москвы», М., ОЛМА Медиа Групп, 2009, с. 63 — 77.