После окончания боев южнее Полесья летом 1917 года, отбросив русских на линию государственной границы, германское командование решило перенести свои основные усилия на север. В связи с тем, что большая часть германских резервов была скована на Западном фронте, сражаясь против французов, немцы могли вести наступательные операции лишь с ограниченными целями. Поэтому следовало избрать достойную цель военных действий.

То есть проведение очередной наступательной операции должно было осуществляться сравнительно небольшими силами, но одновременно иметь значительные стратегические выгоды: простое «улучшение линии фронта» в сложившихся условиях являлось напрасным разбазариванием сил и средств.

Разложение русской армии в ходе революционного процесса не позволяло рассчитывать на значительное сопротивление русских, с одной стороны; однако, с другой стороны, немцы по-прежнему опасались консолидации российского общества и широких слоев населения на почве патриотизма. Соответственно, германцы стремились всемерно избегать вторжения в непосредственно русские пределы. Учитывая все особенности, сложившиеся после Февральской революции на Восточном фронте, немцы решили ударить по Риге.

Обладание Ригой несло в себе массу преимуществ:
1) переход столицы Прибалтики в руки германцев означал безусловную претензию на послевоенное отторжение этой территории от Российской республики в пользу Второго рейха;
2) обеспечение морского господства в Рижском заливе, а, следовательно, и вытеснение русского Балтийского флота в Финский залив как последнее водное пространство перед Кронштадтом и Петроградом;
3) занятие выгоднейшего исходного положения для броска на Петроград, буде возникнет такая необходимость.

Помимо чисто военных и психологических принципов, наступление на Ригу принималось и с целью прекратить возможное разложение германских войск, стоявших перед русскими революционными частями. Части наиболее развалившегося русского фронта — Северного — столь активно участвовали в братании с немцами, что данное явление явно перешло те рамки, что отводились немецким командованием для развала российских вооруженных сил. Теперь негатив революционного времени в виде уничтожения дисциплины, нежелания стрелять в неприятеля и т.д. угрожал и германским войскам. Следовало пресечь это явление, а заодно и выбить русских из Риги.

Проведение Рижской операции возлагалось на части 8-й армии генерала О. фон Гутьера, в которую и пошли резервы из упраздненной после поражения русских южнее Полесья группы генерала Винклера. Германские силы на рижском направлении были доведены до одиннадцати пехотных и двух кавалерийских дивизий; в том числе ударная группа насчитывала в своем составе шестьдесят тысяч штыков при двух тысячах орудий.

Нетрудно заметить, что основную ставку германцы делали на артиллерийский огонь. Убедившись во время летних сражений на Юго-Западном фронте (Июньское наступление) в слабой стойкости разлагавшихся под влиянием революции русских войск, немцы не желали зря терять своих людей. Предполагалось, что после того, как русские оборонительные позиции будут сметены ураганным артиллерийским огнём, для германской пехоты не составит особого труда довершить поражение неприятеля.

Рижский плацдарм защищала русская 12-я армия генерала Парского Д.П., имевшая в своем составе четыре армейских корпуса. Всего в составе 12-й армии находилось шестьдесят тысяч человек при 1149 орудиях. Однако большая часть этих войск не желала драться и считала дни до скорого заключения мира, а потому и не представляла собой никакой боевой ценности. В несколько лучшем состоянии находились кавалерия и артиллерия: разложение этих родов войск начнется после корниловского выступления в конце августа 1917 года.

До своего назначения на должность командарма генерал Парский Д.П. довольно успешно командовал Гренадерским корпусом, приняв его от генерала  Куропаткина А.Н., в начале 1916 года назначенного главнокомандующим армиями Северного фронта. Впрочем, командование армией (с июня 1917 года) для генерала Парского было омрачено сдачей Икскюльского плацдарма 14 июля по приказу штаба фронта. Теперь же его плечи была возложена непосредственная оборона Риги.

Русское расположение частей 12-й армии: 21-й армейский корпус генерала Сапожникова Н.П. располагался на правом берегу реки Западная Двина: от стыка с 5-й армией до рубежа Икскюль — Борземюнде. После этого рубежа начинался собственно Рижский плацдарм: тридцать — тридцать пять километров в глубину к западу от Риги и двадцать пять — тридцать километров от побережья Рижского залива до немецких позиций под Борземюнде. От крайней юго-западной точки плацдарма русским оставалось всего двадцать километров до Митавы, которых так и не смог преодолеть генерал Радко-Дмитриев Р.Д. в период проведения Митавской наступательной операции в декабре 1916 года, когда он командовал 12-й армией. Теперь положение переменилось: немцы наступали, а русские оборонялись, и причиной тому была революция.

На самом плацдарме располагались части 2-го Сибирского (генерал Новицкий В.Ф.), 6-го Сибирского (генерал Васильев Ф.Н.) и 43-го армейского (генерал Болдырев В.Г.) корпусов плюс две кавалерийские дивизии. Незадолго до наступления немцев в 12-ю армию была переброшена 38-я пехотная дивизия генерала Байкова Л.Л., которая являлась «одной из самых надежных на Северном фронте». Такое насыщение плацдарма войсками заключало в себе цель удержания Риги любой ценой.

Войска 43-го армейского корпуса также прикрывали и икскюльское направление которое, после сдачи Икскюльского плацдарма, стало реальной угрозой для фронта 12-й армии, поэтому они были усилены латышской стрелковой бригадой. Крайний южный фланг армии закрывался частями 21-го армейского корпуса генерала Троянова В.П., входившего в состав соседней 5-й армии генерала Данилова Ю.Н. Резервы 12-й армии составляли: четыре пехотные и одна кавалерийская дивизии, а также две латышские бригады. Резервы стояли в тылу наиболее угрожаемого участка  Икскюля, то есть в тылах 43-го армейского и 2-го Сибирского корпусов.

Впрочем, относительно боевой ценности латышских стрелковых бригад не стоило обольщаться. В этот период латыши окончательно стали на позицию борьбы и с немцами, и с русскими. Если корни ненависти к немцам крылись в многовековой оккупации Латвии германскими рыцарскими орденами, да и затем помещичий слой Прибалтики состоял из немцев, то неприязнь к русским в самых широких масштабах выявилась в период Первой русской революции 1905-1907 годов.

Именно тогда для подавления крестьянского движения в качестве карателей использовалась армия, как известно, в львиной своей доле комплектовавшаяся из русских. Да и защищали русские солдаты немецких помещиков. Те же чувства испытывала и латышская интеллигенция. Ничуть не странно, что 1 ноября комкор-14 генерал А.П. фон Будберг записал в своем фронтовом дневнике: «Весьма неприятно известие, полученное от 12 армии, о том, что латышские части ушли по направлению к Петрограду. Эти части совсем обольшевичены, и вместе с тем хорошо организованы и снабжены, внутри по-своему дисциплинированы, не стесняются с нашими товарищами и могут дать петроградским большевикам серьезную помощь. Ведь Россия для них враг и в ее горе они видят свое спасение».

Действительно, 12 августа, всего за неделю до германского удара, в Риге произошло вооруженное столкновение между батальоном смерти штабс-капитана Егорова В.П. (38-я пехотная дивизия), с одной стороны, и латышскими стрелками и рабочими города — с другой. С обеих сторон имелись убитые и раненые. В результате командарм-12 распорядился вывести ударников из Риги. О каком «боевом братстве» частей можно тут говорить? О какой взаимопомощи перед лицом неприятеля? С другой стороны, латышский исследователь Э. Екабсон считает, что в Рижской оборонительной операции роль латышских бригад была выдающейся: «…в ходе боев за Ригу латышские стрелки фактически спасли от уничтожения всю 12-ю армию, позволив ей выйти из города» («Последняя война Российской империи», М., 2006, с. 224).

Логически подразумевалось, что любое наступление на рижском направлении будет вестись на плацдарм, после чего обороняющиеся будут постепенно оттеснены к Риге. Но состояние русских войск давало возможность для более дерзкого планирования. Поэтому штаб германской 8-й армии принял решение о форсировании Западной Двины на участке Огер — Борземюнде (как раз с бывшего русского Икскюльского плацдарма) и перехват отступления основной массы войск русской 12-й армии к Риге. Таким образом, сибирские корпуса оказывались в «мешке», после чего русская 12-я армия фактически переставала бы существовать как боевая единица. Такой отчаянный план никогда бы не мог быть принят до революции, теперь же немцы могли быть уверены в успехе.

Русская разведка своевременно вскрыла немецкие приготовления у Борземюнде. Но командование не поверило сведениям разведки о накоплении мостового материала выше Риги по течению Западной Двины. Командарм-12 был твердо уверен в атаке противника на южный участок рижского тет-де-пона (предмостное укрепление). За что и поплатился после тяжелым поражением.

Германское командование не желало рисковать напрасной кровью своих солдат: в 1917 году ряд наиболее сохранившихся дивизий приходилось перебрасывать на личные участки фронта, дабы иметь маневренный резерв (или ударную группу) для ведения операций. Русская артиллерия не была столь разложена, как пехота, а потому требовалось соблюсти максимальные требования предосторожности, невзирая на плачевное состояние разлагавшейся под ударами революции русской Действующей армии. Так что ради соблюдения секретности германские ударные дивизии заняли исходное положение лишь в ночь накануне атаки. Противник сосредоточил в своих руках и общее техническое превосходство. В период Рижской оборонительной операции 8-я германская армия имела около 2 000 пулеметов на 60 000 чел., русская 12-я армия — 1943 пулемета на 160 000 человек (Федосеев C.Л. «Пулеметы русской армии в бою», М., 2008, с. 171).

Артиллерийская подготовка началась в четыре часа утра ударами химическими снарядами, чтобы внести в русские ряды панику, а заодно и для нейтрализации русской артиллерии. В шесть часов германские батареи перенесли массированный огонь на пехотные позиции русских, а уже в восемь часов сорок минут утра германская пехота пошла в атаку, приступив к форсированию Западной Двины. Г. Брухмюллер говорит: «Участок прорыва лежал на правом берегу Двины между островом Золен и наиболее выдающейся к северу частью изгиба реки Двины, к западу от острова Шеерен.

Неприятельская укрепленная позиция состояла из двух укрепленных полос, из которых одна пролегала по песчаным холмам на самом берегу реки и состояла большей частью из четырех линий окопов. Другая была расположена на довольно большом — три километра и больше — расстоянии от первой, на лесистых холмах и состояла почти всюду из двух линий окопов. Местность между обеими позициями представляла собой отчасти  поросшую лесом, местами покрытую лугами, частью же — болотистую низину Остров Боркум был также занят неприятелем» (Брухмюллер Г. «Германская артиллерия во время прорывов в мировой войне», М., 1923, с. 121).

На рассвете 19 августа, под ураганный огонь своих батарей (артиллерия в 628 орудий и 550 тяжелых и средних минометов на ударном участке была объединена под командованием одного из лучших немецких артиллеристов — генерала Г. Брухмюллера) 11-й германский корпус генерала В. Кюне форсировал Западную Двину. В ударную группировку вошли 2-я гвардейская, 14-я пехотная баварская, 19-я резервная дивизии. Потери оборонявшихся русских войск, чья оборона была раздавлена тяжелыми гаубицами и химическими снарядами, были громадны. Так, из числа бойцов 742-го пехотного полка уцелело не более десяти процентов личного состава.

Первоначально немцы переправлялись на понтонах, а затем построили три постоянных моста (длина мостов — до 350 метров), по одному на каждую ударную дивизию. Форсировав реку, неприятель одним ударом отбросил 43-й армейский корпус русских от реки. Громадную помощь переправлявшимся германским дивизиям оказывали тяжелые минометы. Как писал тот же Брухмюллер, «снабжение минометами должно было быть очень мощным, так как для переправы представлялось необходимым полное уничтожение всех оборонительных сооружений расположенной по берегу Двины первой укрепленной полосы противника. Для этого минометы должны были оказать действительную поддержку далеко не многочисленным батареям».

Все переправлявшиеся войска тут же начинали движение влево, к северу, чтобы взять рижский плацдарм в клещи. Барсуков Е.З. впоследствии писал, что «во время самой переправы немецкие батареи вели заградительный огонь и обстреливали русские батареи химическими снарядами, а некоторые батареи тяжелых гаубиц стреляли дымовыми снарядами с целью образования дымовой завесы. Русская артиллерия, ввиду непрекращающегося сильного обстрела химическими снарядами, оказалась не в состоянии ни достаточно интенсивно отвечать на огонь неприятельской артиллерии, ни обстреливать наступающую пехоту противника» (Барсуков Е.З. «Русская артиллерия в мировую войну», М., 1940, т. 2, с. 193).

Интересно, что в Рижской операции германское командование опробовало новый способ тактического прорыва обороны неприятеля, в преддверии решительных сражений на Западе против англо-французов. Как говорит А. Базаревский, «эта атака, резко отличаясь по методам ее проведения (тщательная и мелочная предварительная подготовка, полная внезапность, короткая артиллерийская подготовка, сильный удар на узком в 4,5-километровом фронте) от всех предшествовавших наступлений немцев, послужила генеральной репетицией для наступлений их во Франции в 1918 году» (Базаревский А. «Мировая война 1914-1918 гг. Кампания 1918 года во Франции и Бельгии, М,-Л., 1927, т. 1, с. 17).

Русским командирам удалось собрать в кулак немногочисленные стойкие части 43-го и 21-го корпусов, чтобы фланговыми контратаками приостановить немецкое наступление. При этом 2-я германская гвардейская дивизия была оттеснена к станции Икскюль, а 14-я Баварская дивизия — отброшена на противоположный берег Западной Двины. Благодаря ударам частей 43-го и 21-го корпусов и действиям артиллерии, защищавшие плацдарм русские Сибирские корпуса сумели отойти к Риге.

Интересно, что именно этот участок фронта послужил «полигоном» для применения и пробы новых тактических приемов. Ведь во время Митавской операции декабря 1916 года русские также атаковали вообще без предварительной артиллерийской подготовки, чтобы добиться внезапности удара. Теперь, в августе 1917 года, ради получения все той же внезапности немцы применили кратковременный и одновременно чрезвычайно мощный огневой артиллерийский налет химическим снаряжением своих артиллерийских батарей.

Если 19-го числа русские сравнительно стойко отражали атаки противника, то за ночь положение переменилось. 20 августа сибиряки стали откатываться перед германскими 6-м и 11-м корпусами, а командарм-12 генерал Парский Д.П. был вынужден отдать приказ об эвакуации Риги, чтобы задержать противника хотя бы на правом берегу Западной Двины. Но ночью 21-го числа русские войска беспорядочными массами, при отсутствии какого-либо давления со стороны врага, хлынули на север, и прикрывать правый берег стало практически нечем.

В числе прочих отступили и войска 43-го и 21-го армейских корпусов, стоявших на значительном удалении от собственно города Риги. Таким образом, достичь главной цели — окружения и последующего уничтожения двух, а то и трех русских корпусов на рижском плацдарме — немцам не удалось. Однако поставленная задача по занятию прибалтийской столицы была выполнена с минимальными потерями. Устье 3aпадной Двины и владение Рижским заливом перешли в руки германцев.

21 августа немцы торжественно вступили в Ригу. Пал и располагавшийся в устье реки Усть-Двинск. Оборона правого берега Двины рухнула: русские корпуса отступали на север и северо-запад. Пехота армейских корпусов бежала на север под прикрытием спешенной конницы, отражавшей атаки неприятеля. Подошедшие из глубины расположения резервы также способствовали наведению порядка в откатывавшихся в панике русских частях.

23-го числа немцы приостановили свой порыв, приступив к перегруппировке. Генерал Деникин А.И. характеризует значение падения Рижского укрепленного района следующими словами: «Мы потеряли богатый промышленный город Ригу, со всем военным оборудованием и запасами. А главное — потеряли надежную обороните линию, падение которой ставило под вечную угрозу и положение Двинского фронта, и направление на Петроград» (Деникин А.И. «Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917», Мн., 2003, с. 424).

Дальнейшее движение германской 8-й армии на Петроград было приостановлено в связи с переброской значительной части войск во Францию и Италию. Напомним, что большая часть ударной группировки была взята из войск, ранее дравших южнее Полесья и изначально предназначенных для отправки на Запад; их появление под Ригой основывалось лишь на краткосрочном пребывании на северном фасе Восточного фронта, в связи с замышляемой операцией по штурму Риги. Немедленно после окончания операции две германские пехотные дивизии были выведены для отправки на Французский фронт. Тем более что главная цель операции — занятие Риги — была достигнута, а в столицу Прибалтики прибыл сам кайзер Вильгельм II.

Немцы полагали, что при своем отступлении из Риги русские основательно разрушат мосты через Двину, а развитие операции потребует железной дороги. Поэтому германское командование еще до начала операции приняло необходимые меры для того, чтобы вести обходную железнодорожную ветку через Нейгут, дабы соединить Митаву (исходную базу германской 8-й армии) и Ригу. Строительство этой ветки на контролируемой немцами территории уже было проведено.

Однако русские не сумели сделать и этого: «Небольшие разрушения, произведенные неприятелем на мостах через р. Двину, давали возможность весьма быстро восстановить участок Митава — Рига (43 километра). Вследствие этого было решено отказаться от проекта продолжения линии Нейгут — Скарбе через р. Двину для примыкания к линии Рига — Крейцбург, а вместо этого восстановить линию Митава — Рига и находящийся на ней мост через р. Двину». Мост через Двину длиной 742 метра был полностью восстановлен к 16 октября.

К 25 августа войска 12-й армии собрались на Венденских позициях в шестидесяти километрах от Риги, заняв линию Петерупе — Ртанек — Юргенсбург — Конкенгузен. Потери 12-й армии составили двадцать пять тысяч человек (большая часть — пленными и разбежавшимися) и массу техники: 273 орудия, 45 минометов, 256 пулеметов. Потери немцев не достигали и пяти тысяч человек. Чтобы прикрыть образовавшиеся прорехи во фронте, в 12-ю армию было отправлено шесть пехотных и три кавалерийские дивизии.

Поражение под Ригой имело следствием сдачу того плацдарма, с которого русские армии пытались предпринимать наступательные удары в кампании 1916 года. Фронт не просто отодвинулся на восток, но немцы образовали такое вклинение на северном фасе, с которого в будущем могли угрожать русскому Западному фронту, в то время как Северный фронт оказался отодвинутым к Петрограду. Всего за неделю боев «германцы выиграли важнейшую операцию, нарушив связность всего русского Северного фронта и с захватом плацдармов лишив русских возможности широких наступательных операций на Шавли — Ковно — Вильно в дальнейшем» (Олейников А.В. «Германские штурмовые части в Первой мировой войне 1914-1918 гг.» // Военно-исторический журнал, 2009, № 1, с. 51).

Впрочем, уже скоро немцы несколько «сдали назад». В связи с тем, что успех в Рижской операции было решено не развивать (войска перебрасывались на Запад), германское командование перешло к обороне. Для этого они тщательно выбрали месторасположение оборонительных позиций, к которым и оказались притянуты русские войска.

Генерал Будберг писал: «На Рижском фронте немцы не только прекратили наступление, но даже отошли назад на подготовленные позиции, предоставив нам залезть в болота и в совершенно опустошенный район, где развал пойдет, несомненно, более быстрым темпом. Мы бы и полезли туда, если бы не современное состояние фронта, делающее невозможным отдать какое-либо распоряжение, связанное с движением вперед в сторону противника. Все пережитое ничему не научило наши командные верхи, а ведь невозможно даже подсчитать те моральные и материальные потери, которые мы понесли за полтора года сидения на идиотских позициях только Придвинского участка, а таких участков по всему фронту были многие десятки (Нарочь, Стоход и т.п.)».

Главным итогом Рижской операции для противника стало владение Рижским заливом: «Русский фронт откатился назад, причем очищение прибрежного района произошло без непосредственного давления немцев. Морским силам в Риге более ничего не оставалось делать, как эвакуировать часть гарнизона и самим отойти в Аренсбург Куйвасто. В связи с падением Риги и явно обнаружившейся нестойкостью русских частей, у германского морского командования возникла мысль о решительной операции для овладения Балтийскими островами» (Петров М. «Морская оборона берегов в опыте последних войн России», Л., 1927, с. 161). После вступления противника в стены столицы Прибалтики, революционные власти России охватила паника. Глава Временно правительства Керенский А.Ф. потребовал объявить Петроград на военном положении и приступить к подготовке эвакуации всех министерств и ведомств в Москву. Также, под предлогом защиты столицы от вероятного вторжения противника, к Петрограду подтянули 3-й Конный корпус генерала Крымова A.M., усиленный Дикой дивизией. Известно, что части генерала Крымова должны были быть использованы для внутриполитической борьбы.

В свою очередь падением Риги сполна воспользовались радикальные партии, обвинившие в поражении Ставку, лично Верховного Главнокомандующего генерала Корнилова Л.Г. и правительство. При этом утверждалось, что сдача Риги была преднамеренной, преследуя целью стягивание войск к Петрограду и установление диктатуры. Характерно, что радикальные партии не ограничились обвинениями властей в преднамеренной сдаче Риги. Так, большевистская фракция ЦИК Петроградского Совета 27 августа заявила, что контрреволюционные действия начались еще в июле, «когда правительство, перейдя в наступление на фронте, стало проводить политику репрессий; когда контрреволюционные силы организовали сдачу Тарнополя и Черновиц, взвалив потом вину на солдат» («Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа», М., 1959, с. 476).

Абсурдность в отношении действий армий Юго-Западного фронта очевидна, а о Риге можно и затуманить действительное положение вещей. На свое несчастье, Корнилов поддался на провокацию Керенского почти сразу после падения Риги, что привело к поражению их обоих, и, как результат, приходу к власти в России партии большевиков. Поражение в Рижской операции и корниловское выступление конца августа 1917 года стали последними вехами на дороге перехода русской Действующей армии на сторону большевиков. Теперь разложение и ярко выраженные антивоенные и антиправительственные настроения охватили не только наиболее «революционные» Северный и Западный фронты, но также и армии Юго-Западного и Румынского фронтов.

Например, в начале сентября комиссар 4-й армии доносил комиссару Румынского фронта: «Если падение Риги поставило перед солдатами вопрос о причинах военных неудач русской армии и дальнейших перспективах войны, то после корниловского мятежа солдаты открыто заявили, что причина неудач кроется в Корнилове и командном составе, которые сознательно довели армию до развала» («Исторические записки», М., 1956, т. 57., с. 8). Отсюда, от подобных обвинений со стороны не желавших более воевать солдат-крестьян, до Октября был уже только один-единственный малюсенький шаг.

По материалам книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 446-454.