После Верельского мира 17 лет царили между Россией и Швецией мирные отношения. Но император Александр I, несмотря на то что он и шведский король Густав IV Адольф, оба женаты были на родных сестрах, не чувствовал к нему личного расположения и потому, как только политические обстоятельства сложились для нас благоприятно, не преминул довершить дело Великого Петра.

А после Тильзитского мира в этом отношении создалось исключительное положение; союз с Наполеоном надо было использовать для довершения какой-либо из наших исторических задач. Император Александр I сперва стремился на юг; но Наполеон желал отвлечь его от Турции и сам указал ему на Швецию как на «географического врага». Такое значение войны со Швецией прекрасно сознавалось и в России.

Решение начать войну со Швецией окончательно созрело у императора Александра к концу 1807 года. Предлогом должно было послужить неисполнение шведским королем континентальной системы и другие мелкие обстоятельства… В свою очередь, шведский король, предвидя разрыв, еще гораздо раньше нашего, деятельно готовился к войне, но шведы не рассчитывали, что мы начнем кампанию зимою… Нашим союзником, кроме Франции, являлась еще Дания, всегда примыкавшая к войне против Швеции; шведы же были в союзе с Англией, с которой Россия уже с 1807 года находилась в разрыве.

Ввиду невозможности подкрепить местные финляндские войска из Швеции, если русские вторгнутся еще зимою, решено было заранее оставить крепости Свеаборг и Свартгольм на произвол судьбы, снабдив их достаточно сильными гарнизонами, а остальным войскам отходить в глубь Финляндии, а весною, усилившись подкреплениями, перейти в наступление. У нас определенного плана действий не было. Мы задавались только целью «занять как можно больше пространства земли», т. е. совершить нечто вроде оккупации, причем рассчитывали и на «образ мыслей жителей». Последние соображения исходили от того же Спренгтпортена и его пособников, бывших аньяльцев, укрывшихся от справедливого возмездия в России.

Главнокомандующим всех сил, действовавших против Финляндии, назначен был граф Буксгевден (генерал от инфантерии), один из сподвижников Суворова. Его 24-тысячный корпус, снабженный всем необходимым для зимнего похода, к началу февраля 1808 года развернулся по линии реки Кюмени двумя дивизиями (в трех колоннах) и одной дивизией в Саволаксе, на путях, ведущих туда от крепости Нейшлот. Шведы имели пока в Финляндии только разбросанных 19 тыс., из коих свыше 7 тыс. составляло гарнизоны крепостей.

На рассвете 9 февраля, в сильную метель и стужу, мы перешли Кюмень и, после ряда успешных стычек со шведскими передовыми частями, заняли 13 февраля Борго, а 18 февраля Орлов-Денисов с лейб-казаками, драгунами и егерями с налета захватил Гельсингфорс, взяв 124 пленных, 19 орудий, массу снарядов, холодного оружия, шанцевого инструмента, пороха и провианта. В Саволаксе дивизия Тучкова 1-го захватила С.-Михель и продолжала наступать к Куопио.

Заместитель финляндского главнокомандующего графа Клингспора (еще не прибывшего из Швеции), генерал Клеркер, спешно стянул свои разбросанные слабые силы к Тавастгусу; Саволакская же бригада Кронстедта отошла к Куопио. Клеркер намерен был принять бой и поджидал подхода русских, которые, обложив частью сил Свеаборг со стороны суши, остальными быстро шли на Тавастгус. Но прибывший Клингспор, не попытавшись разбить по частям раздельно наступавшие наши колонны, приказал безостановочно идти на крайний север Финляндии.

Отступление это казалось бегством; мы увлеклись преследованием и, пренебрегая противником, захотели одновременно достигнуть нескольких целей. Часть сил была выделена для занятия Або, потом заслана даже по льду на Аланд; другая оставлена в Южной Финляндии для обложения крепостей и занятия прибрежных пунктов, наконец, третья (самая слабая, менее 1/4 всех сил) преследовала отступающих шведов, причем Тучкову 1-му надлежало перейти с большею частью своих войск поперек Финляндии и перехватить Клингспору путь отступления…

20-го марта изданы были высочайший манифест и декларация к иностранным державам о завоевании Финляндии. «Страну сию, оружием Нашим таким образом покоренную, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской Империи и вследствие того повелели Мы принять от обывателей ее присягу на верное Престолу Нашему подданство», — гласил этот манифест. Император Александр Павлович уже списывался с Наполеоном относительно совместной высадки русских и франко-датских войск в Швецию…

В это время, как неожиданный удар грома, грянуло известие о неудаче русских на севере. Правда, неудача эта была не особенно существенная; сперва авангард Кульнева, до тех пор удачно сбивавший арьергарды шведов вдоль береговой дороги, натолкнулся 5 апреля у д. Сикайоки почти на все силы шведов и после упорного боя, обороняясь «с великою храбростью», по свидетельству шведских историков, должен был отойти назад. Затем, небольшой полуторатысячный отряд Булатова, шедший из Куопио на поддержку, у Револакса, не доходя перехода до расположения Кульнева, подвергся нечаянному нападению шведов, был окружен втрое превосходными силами, принужден пробиваться штыками и попал в плен с частью (ок. 1/3) своего отряда.

Этот успех шведов, во многом зависевший от беспечности Булатова, не принявшего должных мер разведки и охранения, был чрезвычайно раздут. Но он приободрил у них, как раз вовремя, упавший было дух войска и повлиял существенно на настроение жителей: началась народная война. Ближайшим последствием Револакского боя было поражение у Пулькилла отряда Обухова: обширный продовольственный и артиллерийский транспорт, под прикрытием 3-х рот, был неожиданно атакован бригадою Сандельса, выделенною Клингспором на Куопио для утверждения снова в сердце Саволакса.

Тем временем в южной Финляндии мы одержали хотя и бескровную, но весьма важную победу: обе крепости, и Свартгольм, и Свеаборг, последовательно сдались на капитуляцию. Свеаборг был заложен в 1747 году, по мысли Эренсверда, который и был его строителем. Но дело было не доведено до конца. Строитель предполагал, сверх укрепления с моря тех самых «Волчьих шхер», которые намечены были для этой цели еще Петром Великим, окружить и город Гельсингфорс с сухого пути фортификационными сооружениями; но, за недостатком денежных средств, этого не выполнили, и Свеаборг оставался почти беззащитным со стороны суши, особенно в зимнее время.

О зимнем штурме Свеаборга у нас подумывали еще при Екатерине; проект был разработан адмиралом Грейгом, но, за смертью его, в осуществление не приведен. В 1808 году, по недостатку в силах — ибо финляндский корпус Буксгевдена к началу второго месяца кампании уже разбросался по всей Финляндии, — приходилось довольствоваться блокадою и бомбардированием.

Вот тут-то выступили на сцену способы воздействия на гарнизон, имевшие целью понизить в нем силу сопротивления и поселить разлад. В крепости оказались агенты Спренгтпортена, сторонники самостоятельной Финляндии; туда искусно доставлялись преувеличенные сведения о наших успехах; силы блокадного корпуса нашего, в действительности меньшие, чем гарнизон (6,5 тыс. чел. и свыше 7 тыс.), так ловко распределялись, что казались вдвое-втрое большими. Наконец, по-видимому, употреблен был и «золотой порох» для «ослабления пружины военной» (выражение Аракчеева в письме к Буксгевдену), если не для подкупа самого коменданта Кронстедта, — что ныне документально опровергнуто, — то для привлечения на свою сторону ряда лиц (не исключая женщин), могущих оказать нужное давление на слабохарактерного начальника обороны.

В результате, 21 марта гарнизон завязал переговоры, а 24 марта, на острове Лоннане (ныне о-в Договорный) заключена была начальником штаба Буксгевдена, генералом Сухтеленом, конвенция, сущность которой в том, что крепость должна быть сдана, если до 22 апреля не прибудет подкрепление с моря, в обеспечение чего часть укрепленных островов теперь же переходит в русские руки. Подкрепление это, конечно, не прибыло, и условие было в точности выполнено. Шведская часть гарнизона, в качестве военнопленных, отправлена была в Россию; финляндцев же распустили по домам, думая этим лучше привлечь к себе местные сердца… Но сердца эти оказались сделанными совершенно из другого теста, ибо как раз бывшие свеаборгские офицеры и солдаты явились отличным подспорьем при организации народных банд: они сыграли для них роль кадров.

Что касается Свартгольма, то он капитулировал еще 6 марта, по-видимому, тоже не без содействия «золотого пороха»… В Швеции весть о гибели Свеаборга произвела потрясающее впечатление; в Петербурге ее отпраздновали торжественным парадом у памятника Петра Великого. Значение это имело большое: мы приобретали готовую морскую базу, да еще освобождали для действий в поле около четверти своих сил.

Все эти успехи, еще до получения вести о переходе шведов в наступление на севере, рисовались в Петербурге в виде радужной картины настолько, что еще 19 марта, т. е. вслед за занятием Або, Аракчеев запрашивал Буксгевдена, по высочайшему повелению, не может ли он направить по льду в Швецию 10-12-тысячный экспедиционный корпус. Ненадежное состояние льда и слабость сил Финляндского корпуса вообще, в соответствии с обширностью его задач, удержали от такого рискованного шага; но все же Аланд был занят небольшим отрядом Вуича, а в Прибалтийском крае готовилась другая, подобная же экспедиция, для захвата о-ва Готланда, что и выполнено в конце апреля…

Общее число наших войск в Финляндии не превышало 23 тыс. чел., разбросанных на пространстве 300 верст по фронту и 500 верст в глубину. И вот, в таком положении нас захватывает частичный переход противника в наступление, жертвою которого избираются наиболее удаленные от центра площади наши отряды… После упомянутых выше неудач Сандельс захватывает Куопио и утверждается здесь, вынудив нас отойти на юг; Вуич, со своим отрядом, засланный на Аланд, внезапно окружен и захвачен в плен восставшим населением; Бодиско на Готланде был также захвачен шведской эскадрой.

Такое положение дел в Петербурге приписано было бездарности главнокомандующего; там не оценили условия, в которых находился он, вынужденный, с наступлением навигации, одновременно: 1) обеспечивать всё побережье края от высадки; 2) удерживать население в повиновении; 3) прикрывать сообщения с Петербургом и 4) сохранить достаточно сил для противодействия графу Клингспору. Главнокомандующий в целом ряде представлений старательно обрисовывал эту тяжелую обстановку и настойчиво ходатайствовал подкрепить его сразу достаточными силами, а не небольшими пакетами. Народная война охватывала пламенем почти весь край: наши транспорты атаковывались, курьеры перехватывались, и стычки с вооруженными бандами крестьян принимали характер настоящих сражений…

Стоило нашим войскам удалиться, чтобы восстание в этом месте возгоралось с новою силою, сопровождаясь зверскими жестокостями. В одном месте найдено было 11 трупов русских солдат, закопанных выше пояса в землю, с отрубленными головами… Близкое открытие навигации грозило еще более затруднить наше положение к концу весеннего половодья, вызвавшего временный перерыв в военных действиях.

Навигация восстанавливала связь Финляндии со Швецией морем, и последняя имела возможность выполнить намеченный план действий: рядом высадок на Ботническом побережье грозить тылу наших войск, теснимых с фронта Клингспором и перехватываемых в тыл с другого фланга партизанскими набегами изнутри края. Естественным плацдармом для подготовки высадок являлся отобранный от нас Аландский архипелаг; для свободного пользования морем ожидалась поддержка со стороны английского флота, с 14-тысяч-ным десантом, что, по состоянию сил Швеции и при необходимости действовать одновременно на 3 фронта, являлось желанным подкреплением.

Действительно, датчане угрожали из Норвегии; кроме того, в самой Дании собирались войска датчан и французов с целью переброситься в южную часть Швеции. Но, имея возможность выставить в общем более 60 тыс. полевых войск, Швеция могла сосредоточить достаточно сил в Финляндии. А так как король Густав IV Адольф желал непременно наступать в Норвегию, вместо того чтобы попросту занять на границе горные проходы, для чего нужно было немного сил, а в Южной Швеции количество войска не было уменьшено, после того как с приходом английской эскадры десант союзников сделался уже невозможен, — то для посылки подкреплений на главный театр уже сил не хватало.

Действительно, в силу несогласий между союзниками, а затем — вследствие отпадения входивших в состав корпуса маршала Бернадотта испанских войск, франко-датчане настолько промедлили со своей высадкой, что английская эскадра, в соединении со шведскими судами, обеспечила совершенно Швецию от удара с юга. Зато с английскими войсками дело не сладилось.

Густав IV Адольф непременно желал послать английский десант в Финляндию, да еще в окрестности Выборга, для пресечения сообщений графа Буксгевдена с Петербургом. Начальник английского отряда генерал Мур нашел такой план «превосходным только в том случае, если имеется в виду доставить русским несколько тысяч английских пленных»… Поэтому Мур тайно скрылся из Стокгольма и, с разрешения своего правительства, увез свой десант в Испанию (где англичане воевали с Наполеоном), а Швеции оставлена была только эскадра адмирала Сомареца.

Это событие роковым образом отразилось на последующем периоде войны (до второй половины июля), который по справедливости может быть назван «периодом шведских поползновений»… Дело организации десантов король Густав-Адольф взял в свои руки, лично переселившись на Аланд; но, не желая отнюдь сокращать своих войск на норвежской границе и в Южной Швеции, он, вместо серьезных отрядов, посылал лишь небольшие пакеты, в виде кадров для «верных финнов», которые, понятно, были отражаемы, особенно при пассивности графа Клингспора, который возлагал все упования на действия флангов (с моря и из Саволакса), сам уклоняясь от решительного движения вперед. Серьезных подкреплений из Швеции ему добавлено не было, и все упования в конце концов возложены были на народные ополчения…

продолжение

Очерк полковника П.А. Ниве, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 185 – 188.