После Абоского мира политическое положение Швеции все более и более клонилось к упадку, благодаря уничижению королевской власти и бессовестной  продажности партий. Так продолжалось до вступления на престол короля Густава III.

Произведенный им при помощи войск государственный переворот 1772 г., по мнению французского историка Альберта Сореля, «спас независимость Швеции»… Был восстановлен порядок управления, действовавший при Густаве-Адольфе; сейму предоставлена почти исключительно финансовая область, и королевская власть укреплена. Это, конечно, было невыгодно для России, которая всегда старалась поддерживать в Швеции борьбу партий, обеспечивающую ей внешнюю безопасность с этой стороны.

В Финляндии, которую Густав III всеми мерами старался расположить в свою пользу, продолжало постепенно развиваться стремление отделиться от Швеции в нечто самостоятельное. Для успеха этих планов необходима была помощь извне, и эту помощь рассчитывали приобрести в России. Изменнические проекты подобного рода, начавшиеся еще в царствование Елизаветы Петровны, не прекращались и при императрице Екатерине II. После переворота 1772 г. этими стараниями воспользовались лица, недовольные усилением королевской власти; во главе их скоро выделился Спренгтпортен (барон, финский политический и военный деятель).

Чтобы усмирить внутренних врагов, Швеции необходимы были успехи внешние, возможные только за счет России. К тому же взаимные отношения между Густавом III и Екатериной Великой были натянутые. Императрица, однако, воздерживалась от активных против Швеции действий, не поддаваясь внушениям Потемкина воспользоваться малейшим случаем для захвата Финляндии. Великая монархиня отлично знала, что наше наступление развязывало руки Густаву, давая ему право, без согласия сейма, пользоваться всеми средствами страны.

Спренгтпортен, поступивши на русскую службу, старался внушить императрице мысль, что достаточно небольшой поддержки войсками, чтобы финляндцы отложились от Швеции и искали покровительства России. Но в это время внимание Екатерины было устремлено на юг, где возгорелась война с Турцией. Политическое положение сделалось благоприятным для Густава III. Он обеспечил себе субсидии от Англии и даже от Турции, старался отвратить от нас нашего постоянного союзника Данию, а с Финляндией всячески заигрывал, осыпая ее милостями, и в то же время принимал там деятельные военные меры.

Вообще, со времени войны 1741-43 гг. шведы солидно потратились на то, чтобы обеспечить свою восточную границу. Воздвигнуты были крепости Свеаборг (близ Гельсингфорса) и Свартгольм (в устьях реки Кюмени), из коих первая считалась неприступным оплотом Швеции; прочие пограничные укрепления усилены. Для противовеса русскому гребному флоту создан был так называемый «армейский» флот, специально предназначенный для действий в шхерах…

В 1788 году войскам пограничных с Россией областей Финляндии было приказано изготовляться. Но Густаву нужно было, чтобы начала Россия, дабы иметь право сказать сейму, что он ведет войну оборонительную. Такого повода мы ему, однако, не давали. Войск в русской Финляндии было не более 13 тыс.; лучшая часть флота находилась в Средиземном море. Тогда Густав III выдумал театральный эффект: переодел финских солдат в нашу форму и заставил напасть на свои же посты на границе Саволакса. Этого грубого фарса показалось достаточно, чтобы объявить себя в положении самозащиты.

Ввиду малочисленности наших сухопутных сил на шведской границе и невозможности их усилить, в Совете императрицы решено было центр тяжести борьбы иметь на море, стараясь, соединенными усилиями русских и датчан, перенести операции в коренную Швецию; в свою очередь, датчане должны были наступать со стороны Норвегии. Что же касается Финляндии и даже Швеции, то здесь предполагалось особыми манифестами привлечь к себе жителей во вред королю Густаву.

Вице-президент Военной комиссии граф Мусин-Пушкин был 23 июля поставлен во главе сухопутных войск русской Финляндии, численность которых была увеличена до 19,5 тысяч. При этой армии находился и великий князь Павел Петрович. Граница наша со Швецией была в северной своей части почти беззащитною, и оттуда нетрудно было, опираясь на неприступную почти Внутреннюю Финляндию (Саволакс), обойти с тыла наши войска и грозить Петербургу. Вместе с тем в хвастливых угрозах шведского короля, приглашавшего своих дам «танцевать в Ораниенбауме», звучало нечто серьезное, так что императрица сочла нужным переехать в Петербург из Царского, «для ободрения жителей» и, в случае надобности, намеревалась лично стать во главе гвардии и выступить к Осиновой роще (ныне ст. Левашево, Финл. ж. д.).

1 июля шведские войска в значительных силах перешли реку Кюмень и двинулись к Фридрихсгаму под начальством самого короля… Наши передовые части, медленно задерживаясь, отступали, так как первоначально было предположено на сухом пути держаться обороны. Но Спренгтпортен предложил перейти в наступление со стороны Олонецкой губернии, во фланг неприятелю, подступившему к Нейшлоту. Он рассчитывал привлечь на свою сторону карельское население и просил дать ему небольшие силы, но поболее денег…

Шведский флот, под начальством принца Карла Зюдерманландского, брата короля, встретился с эскадрой адмирала Грейга близ Кальбо-Грунда. У принца Карла было 15 линейных кораблей, 8 фрегатов и 8 мелких судов с 1,2 тыс. орудиями; у Грейга — 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и несколько мелких судов, всего 1,4 тыс. пушек. 5 июля произошел ожесточенный бой, с огромными потерями для обеих сторон, но наша эскадра все же удержалась, а шведы отошли, хотя один наш корабль, «Владислав», отбившийся от своих, попал в плен.

Шведский флот укрылся в Свеаборг; наш ушел для починок в Кронштадт, но уже через 2 недели вышел в море, снова столкнулся со шведами между Свеаборгом и Ревелем, причем последние потеряли корабль «Густав-Адольф», и в конце концов заблокировал шведский флот в Свеаборгском порту. Кампания на море окончилась в нашу пользу, причем на этот раз мы видим активное и притом — успешное выступление именно корабельного флота, до сих пор игравшего малодеятельную роль.

Главные шведские силы медленно подступали к Фридрихсгаму, занятому нашим гарнизоном, в то время как галерный их флот, двигаясь морем, прервал связь Фридрихсгама с Выборгом… Казалось, успех начинал благоприятствовать шведскому оружию, но неожиданно произошли совершенно своеобразные события… В шведских войсках, собранных под Фридрихсгамом, подстрекаемых офицерами, началось брожение. Стали толковать о незаконности предпринятой войны, как не получившей одобрения сейма. В конце концов финские полки потребовали обратного ухода к шведской границе. Густав III сперва пытался успокоить бунтовщиков, но вскоре пал духом и 26 июля отошел к Хегфорсу, под прикрытие своего галерного флота.

Тем временем в отрядах финских войск, стоявших на Кюмени, близ местечка Аньяла, офицеры, собравшись между собою, заключили «конфедерацию», которая лично от себя обратилась к императрице Екатерине, первоначально только с предложением прекратить войну и начать мирные переговоры; но постепенно конфедераты, завязавшие с Петербургом непосредственные сношения через Спренгтпортена, раскрыли свои карты и обнаружили ст ремление отделить Финляндию ог Швеции и отдаться под покровительство России.

Положение Густава III было незавидное. Он засел всего с 8 тысячами ненадежных войск (ибо финны отложились) в рукавах Кюмени, имея еще до 30 судов галерного флота. Корабельный шведский флот был заперт в Свеаборге Грейгом, а другая наша эскадра, фон Дезина, делала набеги на южные берега Швеции, имея в своем составе несколько датских кораблей… Наконец, получены были известия о наступлении датчан на норвежской границе, и Густав поспешил уехать в Стокгольм, сдав командование герцогу Карлу Зюдерманландскому.

Тем временем на все предложения финляндцев и шведов с нашей стороны следовал один неизменный ответ: ни о каких переговорах не может быть и речи, пока шведские войска не очистят русской территории. Предложения образования самостоятельного Финляндского герцогства, под протекторатом России, у великой монархини сочувствия не встретили… Продолжая поддерживать в Финляндии смуту, как вредную для Густава и ослабляющую боеспособность его войск, Екатерина в то же время побуждала Мусина-Пушкина к решительным действиям, совершенно вразрез Спренгтпортену, убеждавшему не вводить русских войск в шведскую Финляндию, дабы «не раздражать» финнов…

В сентябре к Мусину-Пушкину прибыла из Кронштадта гребная флотилия, что повлияло на очищение шведской армией наших пределов: она вышла из дельты р. Кюмени и отошла к Ловизе. Шведское правительство энергично поступило с виновниками конфедерации; приступлено к розыску и аресту главных зачинщиков (из коих некоторые подвергнуты или заочно приговорены к смертной казни); финские же полки были разъединены и заменены на границе шведскими. В то же время престиж Густава был восстановлен успешными действиями против датчан. Кроме того, сам король созвал в 1789 году сейм, который и предоставил ему право объявления войны и заключения мира без всяких ограничений.

Но необходимость продолжения военных действий против Норвегии не позволяла направить в Финляндию значительных подкреплений. К весне 1789 г. шведские сухопутные силы опять расположены были в двух группах: на Кюмени и в Саволаксе. В конце мая начато было с нашей стороны Михельсоном наступление к С.-Михелю, сперва удачное, но при Поррасальми шведы одержали верх, причем в этом деле был ранен Спренгтпортен, сражавшийся в русских рядах. Тем не менее, часть Саволакса с С.-Михелем осталась в наших руках, чем обеспечивался фланг и тыл наших операций на линии реки Кюмени.

Здесь сам Густав, при поддержке гребного флота, перешел Кюмень в двух пунктах, но Мусин-Пушкин, действуя сам пассивно, отвел часть сил из Саволакса, для давления шведам во фланг, в силу чего неприятельские войска снова овладели С.-Михелем. Однако неудача шведского генерала Каулбарса, разбитого у Кайпиайса генералом Денисовым, повлияла настолько, что и сам Густав снова отошел в дельту Кюмени, выжидая здесь подкреплений. Повлияли на это еще более существенно наши успехи на море. Несмотря на неприбытие главной шхерной эскадры принца Нассау-Зигена, бывший на месте отряд нашего гребного флота одержал верх над шведами при Поркаллауде и захватил Гангутскую позицию, чем значительно затруднил сообщение Финляндии с коренною Швецией. Корабельный флот под командою адмирала Чичагова одержал победу при Эланде (близ острова Борнгольма), загнав шведов в Карлскрону.

Замедление шхерной флотилии Нассау-Зигена (собиравшейся у Выборга) позволило шведам прочно укрепиться у Хегфорса со стороны моря и стать полными хозяевами в шхерах у Кюменьского устья. Наконец, 4 августа столкнулись передовые части обоих галерных флотов, а 12 августа при Роченсальме, или Свенксзунде, верстах в 25 от Фридрихсгама, Нассау-Зиген вместе с отрядом кораблей из эскадры Крюйса атаковал шведскую флотилию и почти совершенно истребил ее, так что победу эту сравнивали с Чесменской.

Затем произведена была нами у Бробю высадка в тылу у противника, что повело к немедленному отступлению Густава. К сожалению, Мусин-Пушкин, по обыкновению пассивный, не перешел в наступление и не преследовал неприятеля, дав ему отойти совершенно безнаказанно.

Императрица рядом рескриптов выражала неудовольствие главнокомандующему и подтверждала ему необходимость «пользоваться» робостью короля шведского и «искать неприятеля в собственной его земле». К сожалению, лучшие наши предводители находились в войсках, действовавших против Турции, благодаря чему пришлось сносить два года на северном театре апатичного главнокомандующего, подготовившего нам далеко для России не выгодный Верельский мир. В результате, и в 1789 году ничего достигнуто не было ни тою, ни другою стороной: обе они остались в прежнем положении.

К кампании 1790 года императрица заменила Мусина-Пушкина графом Салтыковым. Корабельным флотом командовал Чичагов, галерным — Нассау-Зиген. Но эти три начальника друг от друга были независимы и получали повеления непосредственно от императрицы. Объединяющей полководческой воли, какова была в свое время воля Петра, не было. Салтыков жестоко восставал против этой системы разделения начальствования и в своих письмах к Безбородко называл ее «разнобоярщиною», а флот — «союзным войском».

Положение сухопутной армии было незавидное; в ней числилось не более 23 тыс. чел.; сверх того — не менее 12 тыс. больных; силы армии ослаблялись выделением из нее наряда для обороны берегов по направлению к Петербургу. Все подкрепления шли на усиление гребного флота, которому, особенно после Свенксзундской победы Нассау, придавалось теперь большое значение. В свою очередь, Густав III проявил лихорадочную деятельность. Кроме вооружения крепостей и усиления армии, он особенно озаботился увеличением своих сил на море. К 1790 году шведы имели шхерный флот, вооруженный не менее как 3 тыс. орудий.

Густав намеревался выйти в море с таким расчетом, чтобы предупредить соединение русских. В начале марта был атакован и разорен Балтийский порт; затем, 19 апреля, шведская эскадра из 28 судов появилась перед Ревелем, грозя зимовавшей здесь эскадре Чичагова, которая была более чем вдвое слабее (11 судов); помощи от бывшей в Кронштадте эскадры Крюйса нельзя было ожидать; к тому же море было покрыто плавающими льдами.

Несмотря на тяжелое положение, Чичагов смело вышел из порта и, под прикрытием огня береговых наших батарей, завязал со шведами бой в Ревельском заливе, который окончился отбитием шведского флота с большими повреждениями. За эту блистательную победу Чичагов награжден был орденом Св. Андрея Первозванного и 1388 душ. крестьян. Починившись близ Наргена, шведский флот пошел к Кронштадту, стремясь предупредить соединение Крюйса с Чичаговым. 23 мая между Сескаром и Кронштадтом завязался бой, продолжавшийся и 24 числа, причем Крюйс умышленно маневрировал, не ввязываясь в решительное столкновение, дабы выждать подхода эскадры Чичагова. Приближение последнего заставило шведские корабли искать укрытия в Выборгском заливе, где, как увидим ниже, уже была гребная флотилия самого короля.

Первоначально Густав III в эту кампанию находился на сухом пути, где сперва шведы имели успех в отдельных стычках передовых частей как в Саволаксе, так и на Кюмени; но уже 21 апреля всюду шведы были нами отогнаны за реку. Тогда Густав перенес свою главную квартиру на гребной флот, которым рассчитывал оттеснить нашу более слабую шхерную флотилию, а затем направить свой удар в обход Выборга, на Березовые острова (Бьеркэ), рассчитывая, что сюда же присоединится к нему с моря корабельный флот, а сухопутные силы, форсировав Кюмень и оттеснив русских, обложат Выборг с запада и, быть может, обойдут его еще из Саволакса с восточной стороны. У шведского короля складывался широкий план взаимодействия сухопутных и морских сил, наподобие того, как это удавалось Петру Великому. Направление же главного удара на Бьеркэ, в обход Выборга, являлось серьезной угрозой Петербургу.

Сперва король попытался овладеть с моря Фридрихсгамом, но, не успев в этом, пошел к Выборгу, пользуясь тем, что наша главная гребная эскадра Нассау-Зигена еще изготовлялась в Кронштадте. Делая то там, то сям попытки высадок, король вызывал в Петербурге опасение за перерыв сообщений Салтыкова. Но все эти попытки были отбиты, а на острове Урансаари, близ Выборга, Буксгевденом (будущим нашим главнокомандующим в 1808 году) нанесено было шведам серьезное поражение, с отнятием 4 знамен.

Присоединение к королю корабельного флота не улучшило, а скорее, ухудшило его положение, ибо следом за шведской эскадрой подошли соединенные русские, которые и заперли совершенно шведов в Выборгском заливе. О замыслах относительно Бьеркэ не могло быть теперь и речи. На шведской эскадре стал чувствоваться недостаток пищи; развилось дезертирство и глухое недовольство. Густав, стараясь ободрить свои команды, распространял, что он «блокирует Выборг». Единственным выходом из Выборгского рейда для шведов мог быть Березовый пролив, но оттуда с часу на час могла показаться эскадра Нассау-Зигена. Кроме того, на материке были наши сильные батареи.

19 и 20 июня шведы выказали попытку прорваться в направлении к Фридрихсгаму, чтобы отвлечь наше внимание от Березового пролива, но туда уже подходил Нассау-Зиген. Шведам пришлось принять бой в тесном пространстве Выборгского залива, где их атаковал принц Нассау уже под вечер и, несмотря на позднее время, пользуясь светлыми июньскими ночами, вел бой до самого утра, обратив в бегство неприятельские галеры. Тем временем корабли шведские двинулись в западном направлении; их встретила часть нашего флота под начальством адмирала Повалишина, которая отразила их жестоким огнем. Тогда они сделали попытку пройти шхерным фарватером, но тут наткнулись на адмирала Ханыкова, который загнал большую часть кораблей на мель, где они и сдались. Принц Нассау, подоспевший к месту столкновения корабельных флотов, застал уже преследование Чичаговым прорвавшихся неприятельских судов, из коих некоторые были захвачены под самым Свеаборгом.

Сам Густав спасся на небольшой шлюпке и едва не попал в плен. Поражение в Выборгском заливе шведы понесли жестокое; они потеряли 9 линейных кораблей и множество мелких судов; убито и ранено было до 3 тыс., а в плен взято до 5 тыс. человек. Уцелевшие корабли шведов были заблокированы в Свеаборге нашим флотом, как и в 1788 году; гребная флотилия укрылась в Роченсальме. Положение Густава III было критическое; флот был обессилен; войско пало духом; оппозиция подняла голову.

«Надлежит всемерно стараться пользоваться плодами сея победы, — писала Екатерина принцу Нассау 27 июня, — и, распространяя военные действия, не дать отнюдь неприятелю ни времени, ни способов к его отдохновению и ободрению». Принцу рекомендовалось «нанести решительные и крайние удары гребному шведскому флоту», а затем «простерти» дейсгвия свои к стороне Свеаборга, при содействии армии, наступающей к Гельсингфорсу.

Принц Нассау тотчас же обложил шведский гребной флот между островами в Роченсальме. У шведов было всего 28 больших судов и 155 канонерок; Нассау располагал 105 канонерками и 50 большими судами. 28 июня, в день восшествия на престол императрицы Екатерины, принц решился напасть на противника, закрыв все входы в Роченсальмский пролив, и истребить его. Сильный ветер расстроил с самого начала нашу эскадру; постепенно ветер обратился прямо в шторм… Не будучи в состоянии держаться на веслах, суда бросали якоря, с которых срывались; многие затонули, многие выброшены были на острова; люди спасались на шлюпках, множество потонуло. А противник осыпал их ядрами из глубины бухты, где ветер был менее силен.

Таким образом, в борьбе с непогодой, вся флотилия Нассау потерпела страшное бедствие и погибла. Сам предводитель едва спасся на выборгскую эскадру. Урон был громадный: потеряно всего 54 судна, из них 5 фрегатов; потеря людьми до 10 тыс., из коих б тыс., подобранных на островах и обломках судов, попало в плен…

Известие о Роченсальмском погроме в Петербурге было получено 1 июля, как раз в самый день служения благодарственного молебна по случаю Выборгской победы. Впечатление было ужасное. «Ничто мое сердце не сокрушило, как сие», — писала Екатерина Потемкину…

Предположено было, однако, снова повторить ту же попытку, при содействии корабельного флота и сухопутной армии. Но 3 августа был неожиданно заключен мир со Швецией. Мир этот был заключен в Вереле, и границы были оставлены неизменными, как до войны.

Война 1788-90 гг. изобилует действиями на море, причем, в противоположность предшествующим и последующей финляндским войнам, в ней особенно активную роль играет корабельный флот. Он довольно согласно действует и с другим видом морских сил — шхерною флотилией. Но, при отсутствии должной связи с сухопутными операциями, кроме взаимного истребления морских сил никакого реального результата не получалось. Каждый раз кампания оканчивается ничем, все надо начинать сначала; на сухом же пути начавшаяся политическая интрига сбивает нас с толку, и мы упускаем целый ряд благоприятных положений.

Таким образом, блестящие удары на море Грейга, Чичагова и самого Нассау, кроме славы, не дают никаких особенно существенных результатов, будучи без связи с действиями на суше. Они оказались уравновешены Роченсальмским несчастием, а трехлетняя почти война не принесла никаких выгод.

Очерк полковника П.А. Ниве, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 181 – 185.