Плен — обязательная часть любой войны, иногда самая трагическая и, к сожалению, часто забываемая потомками. Северная война не была исключением. Вначале XVIII века, как, впрочем, и в предшествующем XVII веке и большей части следующего, XIX, не существовало общеевропейского законодательства, регулирующего положение военнопленных. Статус пленного впервые был прописан только Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 годов. В предшествующие столетия каждая из стран в основном руководствовалась традициями, накопленными в ходе исторической практики ведения войн, и так называемым «правом войны». И Швеция, и Россия не были исключением из этого правила. Пленники и власти с обеих сторон постоянно ссылались на действующий «европейский» или «воинский» обычай.

Вместе с тем некоторые принципы содержания военнопленных были зафиксированы отдельными законодательными актами. В России, например, этим вопросам были посвящены несколько статей «Артикула воинского» (1715 г.). Основу статуса пленного составляли ограничения всякого рода: в свободе передвижения, обмене корреспонденцией, выборе занятий и пр. Все они были продиктованы задачами демонстрации силы перед поверженным противником, с одной стороны, и создания безопасной для своего населения обстановки — с другой. Нет никаких оснований говорить о том, что режимы содержания пленных в Швеции и России принципиально отличались друг от друга: обе стороны широко пользовались христианскими лозунгами всепрощения и добродетели, что, однако, не мешало им придерживаться политики «око за око»…

К началу 1700 года одним из самых напряженных регионов Европы стало побережье Балтийского моря. В результате территориальных войн XVI и особенно XVII веков оно практически полностью оказалось под контролем Швеции, жители которой называли его внутренним озером. Выстроилась очередь из стран, которые жаждали изменить положение: Дания, Саксония, Польша и Россия. Пристально следили за чересчур воинственным скандинавским соседом Великобритания и Голландия.

Россия, отрезанная от незамерзающих морей, как в воздухе нуждалась в территориях, потерянных в ходе Смуты и войн XVII века. 18 августа 1700 года в Москву пришло известие, которое так долго ждал русский царь Петр I: делегация Емельяна Украинцева после трудных многомесячных переговоров подписала мирный договор с Турцией. На следующий же день Петр объявил, что он разрываете Карлом XII все соглашения и объявляет войну, и уже 22 августа выехал в Новгород. Через месяц он был уже у стен Нарвы, чтобы согласовать план штурма.

После нарвского разгрома в шведском плену по разным подсчетам оказалось от 1500 до 6000 человек. Среди нескольких десятков старших офицеров во главе с главнокомандующим русскими войсками фельдмаршалом герцогом де Круа было несколько человек, потеря которых была особенно чувствительной для царя. Это: дипломат, глава Военного приказа, генерал князь Долгорукий Я.Ф., генерал-фельдцейхмейстер имеретинский царевич Александр Арчилович Багратиони, автор «Военного устава» 1698 года генерал Вейде А.А., генерал-майор Бутурлин И.И., генерал от инфантерии Головин А.М. и др. Это были верные сторонники Петра в борьбе за власть и активные участники его первых преобразований и реформ. Шведский король прекрасно понимал, какая это была потеря, и поэтому был категорически против их обмена или выкупа.

В январе 1701 года большую часть русских пленных отправили в Ревель, где их материальное положение стало еще более тяжелым. Опасаясь, что их прошения не доходят до Москвы, пленники писали по самым разным адресам, в том числе русским дипломатам в Европе. Русский посол в Дании Андрей Петрович Измайлов 24 июня 1701 года сообщил канцлеру Головину Ф.А., что он получил от генералов из Ревеля уже четыре «грамотки», в которых они жалуются на безденежье. Многие пленные, в первую очередь иностранные офицеры, жаловались на жестокое содержание, но в то же самое время Карл несколько раз указывал губернатору графу А. Ю. Делагарди на его излишнюю благосклонность к противнику.

В Ревеле пленные находились четыре месяца. 27 апреля 1701 года пришло распоряжение короля о переводе большей их части в Стокгольм, и уже 17 мая семь кораблей вышли в Балтийское море и направились к шведским берегам. Через девять дней 134 пленника, в основном русские и иностранные офицеры со своими слугами, прибыли в столицу королевства. Прибывших пленных разместили особым образом. Высокопоставленным русским пленным шведские власти позволили самостоятельно снять дома для проживания. 28 и 31 мая пленных под охраной рейтар, пехотинцев и купеческой стражи провели по центральным улицам столицы вместе с прочими трофеями — знаменами и пушками. Спустя ещё некоторое время была выпущена памятная медаль в честь победы шведского оружия под Нарвой, на которой был изображен бегущий и плачущий царь Петр.

Для шведского государства и общества столь же значимым событием Северной войны стала Полтавская битва 27 июня 1709 года. Несмотря на отсутствие единства среди исследователей в оценке количества потерь, большая их часть уверена в одном — под Полтавой и Переволочной Карл XII лишился целой армии опытных и преданных воинов во главе с их военачальниками и представителями придворной аристократии. Среди них были: первый походный министр короля граф Карл Пипер, фельдмаршал граф К.Г. Реншельд, генералы А.Л. Левенгаупт, К.Г. Крейц, X.Ю. Гамильтон, В.А. фон Шлиппенбах и пр. Около 1000 офицеров, цвет шведской армии, — все они на долгие годы оказались далеко от родины и испытали все трудности и лишения плена.

Первым испытанием на долгом пути пребывания полтавских пленников в России стало их участие в качестве «живых» трофеев в грандиозном шествии в Москве. Петр задумал его, чтобы показать своему народу и всему миру силу и мощь новой русской армии. Надо упомянуть и о том, что выпущенная в честь победы медаль завершила картину событий, столь похожих на те, что сопутствовали нарвской победе Карла XII. Кроме Нарвы и Полтавы, в течение двадцати одного года Северной войны было около тридцати более или менее крупных столкновений, не считая мелких вылазок, штурмов крепостей и сдачи «на аккорд», в результате которых увеличивалось количество «полоняников» с обеих сторон.

Надо сразу отметить, что русские власти активно использовали рядовых пленных на всех «великих» стройках государства. Благодаря Полтаве в распоряжении Петра оказалась многотысячная армия достаточно квалифицированной рабочей силы, и он не замедлил ею воспользоваться. Уже в середине июля 1709 года 3000 пленных было отправлено на строительство крепости и верфи на реке Середа около Воронежа. В августе около 1000 человек привели в Москву и привлекли к фортификационным работам по укреплению Земляного города.

В 1710 и 1711 годах почти 2000 каролинов (так называют воинов шведских королей Карла XI и Карла XII) было послано на верфи у Иван-озера и т.д. Поданным отчета. составленного губернатором Апраксиным П.М., к 19 января 1710 года в Москве и других городах «на корму государевом» находилось 12 762 пленных, из них 7000 в Воронеже, и 2000 в Казани. Известно, что шведские военнопленные работали и на строительстве новой царской столицы — Санкт-Петербурга, и количество их там с каждым годом все увеличивалось.

Кроме этого план Петра I, в соответствии с которым пленным каролинам отводилась важная роль в процессе освоения Сибири, полностью удался. Шведы, которые были первыми иностранцами, в столь массовом количестве оказавшиеся на бескрайней и практически не освоенной территории, познакомили местных жителей с более развитой бытовой культурой и более совершенными практическими умениями и навыками. Их пребывание в Сибири стало заметным и важным этапом в развитии этого края и сыграло ключевую роль в процессе знакомства Западной Европы с ее географией и этнографией. Достаточно вспомнить тот факт, что в издании 1719 года знаменитый английский писатель Даниэль Дефо отправляет своего знаменитого героя Робинзона Крузо в путешествие по Сибири, в котором он не только встречается с каролинами, но и использует многие сведения, полученные от них.

Важнейшим фактором, определившим географию мест содержания пленных, была безопасная удаленность от границ. Именно этим было продиктовано крупнейшее перемещение пленных в истории Северной войны — высылка каролинов в Сибирь в 1710-1711 годах. Безусловно, и до этого времени шведов отправляли за Урал, но эти случаи были единичными и имели адресный характер. Например, в холодную и страшную Сибирь ссылали тех, кто, по мнению властей, совершил действия, заслуживавшие особенно сурового наказания. Подполковника Арвида Кульбаша сразу после Полтавы отправили в Сибирь за его тесные отношения с клятвопреступником гетманом Иваном Мазепой. Та же участь постигла драгунского капитана, итальянца по происхождению Адалберта де Сакса, сбежавшего ранее с русской на шведскую службу. И до 1710 года небольшие группы шведских пленных работали на сибирских заводах — Верхотуринском и Алапаевском. Но массовой сибирская ссылка стала только весной 1711 года, когда из разных мест Центральной и Юго-Восточной России двинулись за Урал колонны шведских пленных.

Главную причину этого надо искать в сложившейся политической ситуации, в которой оказалась Россия после того, как 20 ноября 1710 года Турция, не без активного вмешательства Карла XII, объявила ей войну. Положение русских даже после столь поразительных побед над шведами было весьма непрочным. Государство было истощено, и по большому счету противопоставить мощнейшей турецкой армии было нечего. Начавшиеся военные действия развернулись в опасной близости от мест, куда ранее по царским указам было направлено много шведских военнопленных, в частности, в районах Азова и Воронежа.

После того как исчерпались возможности размещения русских пленников в Стокгольме, высылка в разные районы страны стала обычной практикой и со временем коснулась всех, даже генералов. Русских размещали в городах вокруг столицы — в Упсале, Вестеросе, Нючёпинге, Норчёпинге, Линчёпинге; в центральной части государства — в Эребру, Арбуге, Карлстаде, Мариестаде, Муре, Фалуне; на юге — в Кальмаре, Карлскруне, Гётеборге; по побережью Ботнического залива — в Евле, Сундсвасле, Питео, Умео, Лулео и еще некоторых местах.

Следует отметить, что часть иностранцев обеих армий, оказавшись в плену, не только принимали новую службу, но и меняли религию. Так поступили в начале войны несколько человек из свиты главнокомандующего русскими войсками при Нарве герцога де Круа. Уже в 1704 году они перешли в лютеранство. Довольно много прибалтийских дворян после того, как Петр взял Прибалтику, поступили на русскую службу, а некоторые даже сменили вероисповедание. При этом власти обеих стран очень строго оценивали решение соотечественников о перемене веры. Примечательно, что царь Петр учел это и, приглашая каролинов на службу, не настаивал на обязательном переходе в православие. Смена вероисповедания между тем была одним из немногих законных способов выйти из статуса военнопленного. В России дальнейшее положение таких пленных было более благополучным и перспективным, чем в Швеции. Доброволец, выразивший желание поступить на царскую службу, не только получал жалованье больше, чем у русских равночинцев, но и имел право выбора службы.

Материальное положение пленных в России и Швеции в годы Северной войны было очень непростым, а временами совершенно непереносимым, так как часто приводило несчастных к болезням, а то и к смерти. Фундамент их материального положения составляли несколько правил, которые были традиционными для всех европейских войн того времени:
1. Офицеров и высших статс-служителей, находившихся при армии, должно содержать их собственное правительство путем перевода им жалованья (как правило, половины).
2. Рядовой и унтер-офицерский состав пленных находился на попечении «принимающего» государства путем выплаты им кормового содержания.
Безусловно, эти правила не были догмой; время и конкретные обстоятельства вносили свои коррективы.

На протяжении всей войны и российское, и шведское государства столкнулись с большими трудностями, выполняя обязательства по содержанию своих подданных — попавших в плен офицеров и статс-служителей. Их положение, как известно, напрямую зависело от того, насколько оперативно будут поступать деньги с родины. Какова была технология самого процесса поступления и распределения денег? Безусловно, никто не возил через границы коробки и чемоданы с деньгами. В Европе уже довольно давно существовали банки и торговые дома, а в России активно работали их представители. Именно купцы и банкиры, прежде всего, иностранного происхождения стали посредниками, через которых происходило движение денежных средств. Однако деньги поступали весьма нерегулярно, и их всегда не хватало для того, чтобы купить еду в достаточном количестве, необходимую одежду и платить за жилье.

Но далеко не всякий пленный мог рассчитывать на получение кредита или переводов из дома. Большая часть, прежде всего унтер-офицерский и рядовой состав, должны были искать альтернативные источники выживания. Определяющим моментом здесь была позиция властей. Петр I, а вслед за ним власти на местах в целом не препятствовали трудовой инициативе пленных. Мало того, особенно успешные каролины со временем стали выполнять заказы государства.

Но наибольшей популярностью у каролинов пользовалось изготовление пива и самогоноварение. Оказавшись в трудном материальном положении, многие пленники часто шли на нарушение русских законов, так как изготовление горячительных напитков на продажу было государственной монополией. Но даже высылка в еще более отдаленные места и большие штрафы не пугали пленников.

Необходимо признать, что во многих сибирских городах благодаря именно пленным каролинам появились искусные шорники, кожевенники, портные, ювелиры, садовники. Местные жители тогда впервые познакомились с деятельностью врачей, учителей, гувернеров, актеров, парикмахеров.

Русские пленные в Швеции в поисках возможного дополнительного заработка сталкивались с более серьезными трудностями. Причин было несколько, в том числе не очень развитые профессиональные навыки русских. Не последнюю роль играло и то обстоятельство, что шведская экономика находилась в глубоком кризисе. Эти факторы оказали влияние на то, что власти не сразу решились предоставить русским свободу поиска работы даже для того, чтобы прокормиться. А те, кто ее находил, чаше всего работали подмастерьями или помогали с уборкой урожая.

Побег, безусловно, предсказуемый и в то же время самый опасный способ освобождения. В истории Северной войны было довольно много эпизодов бегства пленных и интернированных как из Швеции, так и из России, как массовых, так и одиночных. Успех этого предприятия зависел от стечения самых разных обстоятельств и условий. Иногда складывалась обстановка, которая благоволила к беглецам. И все же следует признать, что побег был чрезвычайно опасным и поэтому не частым способом освобождения из плена.

Неудачей и очень серьезными последствиями закончилась попытка массового побега шведских офицеров из Казани и Свияжска в феврале 1711 года. Разоблачение заговорщиков оказало влияние не только на их судьбы (одного из организаторов, капрала Рюля, например, до лета 1713 года держали в тюрьме, закованного в кандалы, на хлебе и воде), но и в целом на всех каролинов, которых в ускоренном темпе стали высылать из Центральной и Юго-Восточной России на восток, в совсем уже гибельные места — Урал и Сибирь.

70-летний русский вельможа князь Долгорукий Я.Ф. принял отчаянное решение — бежать, которое, возможно, спасло жизнь ему и еще нескольким десяткам человек. Стечение благоприятных обстоятельств: задержка выхода судна из-за непогоды, небольшая охрана и, как писал сам князь, «благой случай и бесстрашие и дерзновение» помогли осуществить побег, который был абсолютно не подготовлен.

Удачный исход произошедшего 3 июня 1711 года тем более трудно объяснить, так как ни шкипер, ни штурман, не говоря уже о пленниках, не знали дорогу через Балтийское море, у них не было даже морских карт. Тем не менее, 19 июня беглецы благополучно прибыли в Нарву, а 26 июня в Санкт-Петербург, где были торжественно приняты губернатором князем Меншиковым А.Д. Вместе с Долгоруким на свободе оказалось 44 человека, и это был если не самый крупный, то наверняка самый громкий удачный побег русских пленных за всю историю войны.

По материалам книги Г. Шебалдиной «Заложники Петра  I и Карла XII: Повседневный быт пленных во время Северной войны», М., «Ломоносовъ», 2014.