16 июля 29-я мотопехотная дивизия заняла Смоленск, став, таким образом, первой из моих дивизий, достигшей оперативной цели. Дивизия проявила себя просто блестяще. Каждый солдат ее, начиная от командующего, скромнейшего генерала фон Болтенштерна, доблестно выполнил свой долг. Передовые части пехоты дошли до Днепра. Это были разведывательные батальоны и те немногие моторизованные части, которыми обладала пехота. Поэтому особой боевой мощи эти части из себя пока что не представляли.

С 13 июля русские стали предпринимать активные контратаки. На правый фланг моей танковой группы двинулось около двадцати пехотных дивизий неприятеля со стороны Гомеля; одновременно с этим русские, окруженные под Могилевом и Оршей, пошли на прорыв, первые — на юг и юго-восток, вторые — на юг. Всеми этими операциями командовал маршал Тимошенко, запоздало стремясь лишить нас тех преимуществ, которые мы получили в ходе успешного форсирования Днепра.

16 июля поступила информация, что со стороны Гомеля и Клинцев движутся новые силы русских, а восточнее Смоленска идут интенсивные перемещения. Приходилось признать, что русские не оставляют своих попыток. Несмотря на сложную ситуацию, я решил твердо придерживаться первоначальных целей операции и достичь их как можно скорее. Наступление продолжалось.

Крупные соединения противника сдерживались в районе вокруг Могилева и восточнее него, восточнее Орши, севернее и южнее Смоленска. Следующая за нами пехота дошла до Днепра на всем его протяжении. Группе армий «Юг» удалось установить предмостные укрепления на Днестре. В тот день я удостоился, вместе с Готом и Рихтхофеном, дубовых листьев к Железному кресту. Я был пятым в армии и двадцать четвертым в вооруженных силах в целом, кто получил эту награду.

В течение двух последующих дней XLVI бронетанковый корпус занял, несмотря на упорное сопротивление русских на их укрепленных позициях, Ельню и ее окрестности. На правом фланге и в тылу корпуса продолжались бои. Русские продолжали контратаки на Смоленск в районе расположения XXIV бронетанкового корпуса; под Ельней разворачивалось новое контрнаступление. Наша подступающая пехота уже пересекла Днепр. Гот брал в окружение крупные силы противника северо-восточнее Смоленска. Для успешного завершения этой задачи он запросил от 2-й танковой группы помощи — наступления на юг по направлению к Дорогобужу. Я был рад случаю оказать помощь и 21 июля отправился в XLVI бронетанковый корпус, чтобы отдать необходимые приказы о продвижении в этом направлении.

Южная и западная часть Смоленска находились под неприятельским обстрелом, так что мне пришлось объезжать город по бездорожью. К обеду я проехал через Слободу, где располагался один из полков 17-й бронетанковой, прикрывавший юго-восточный фланг. В 43 километрах к юго-востоку от Смоленска, в Киселевке, я обнаружил штаб XLVI бронетанкового корпуса, где мне вкратце описали положение. Оттуда я отправился в расположение пехотного полка «Великая Германия», находившегося южнее станции Васьково, в 33 километрах севернее Рославля. Силы противника, противостоящие им, были сравнительно немногочисленны, но обладали мощной артиллерией.

Все соединения XLVI бронетанкового корпуса вели бои с противником и были, таким образом, связаны, по крайней мере на текущий момент. Однако было расценено, что в течение нескольких ближайших дней присутствие 18-й бронетанковой в излучине Днепра под Гусином станет необязательным, а я еще заранее предвидел, что в случае принятия такого решения возникнет надобность послать дивизию на смену пехотному полку «Великая Германия», чтобы дать XLVI бронетанковому корпусу возможность оказать решительную поддержку Готу. Я отдал штабу XLVI бронетанкового корпуса необходимые приказы по радио. Все свободные силы корпуса должны были направиться на Дорогобуж; на командующего авиацией поддержки возлагалась обязанность по отражению контрнаступления русских, которое намечалось в районе Спас-Деменска, к северо-западу от Ельни.

Все зависело оттого, насколько быстро 18-я бронетанковая дивизия оставит свои обязанности по охране фланга в Гусине и высвободит, таким образом, достаточно сил для наступления на север. Но именно в этот момент фельдмаршал фон Клюге, беспокоясь о левом фланге моей танковой группы, растянувшемся вдоль Днепра, посчитал уместным вмешаться лично и отдал приказ 18-й бронетанковой дивизии оставаться на месте. Как и в Белостоке, меня он в известность о своих прямых действиях не поставил. В результате необходимых для атаки на Дорогобуж сил так и не поступило…

Смоленск не сильно пострадал в ходе боев. Заняв историческую часть города, расположенную на южном берегу Днепра, дивизия переправилась через реку и 17 июля захватила промышленные районы на северном берегу, чтобы облегчить выход на соединение с Готом… Русские атаковали Ельню с юга, с востока и с севера, имея при этом мощную артиллерийскую поддержку. Я выехал в 10-ю бронетанковую, где генерал Шааль внушительно описал мне ведущиеся вокруг Ельни бои. Его солдаты подбили 50 неприятельских танков за один день, но так и не смогли занять хорошо укрепленные позиции русских. По его подсчетам, он потерял около трети техники. Боеприпасы доставлялись машинами с расстояния 450 километров.

И под конец я еще раз побывал в расположении дивизии «Рейх», находившейся севернее Ельни. За день до этого дивизия взяла в плен 1000 солдат неприятеля, но так и не смогла продвинуться вперед между Ельней и Дорогобужем. Наступление сдерживалось налетами неприятельских бомбардировщиков. Я заехал в передовые части дивизии, к мотоциклистам доблестного гаупштурмфюрера (эсэсовский эквивалент звания капитана) Клингенберга, поскольку хотел составить личное мнение о характере местности и о положении дел. В ходе осмотра я окончательно убедился в том, что наступление на Дорогобуж следует отложить до прихода пехотного полка «Великая Германия».

В течение следующих нескольких дней контратаки русских продолжались с неослабевающей яростью. Однако нашему правому флангу удалось, несмотря на это, значительно продвинуться, а центр получил долгожданное подкрепление в виде 18-й бронетанковой и первой из пехотных дивизий. Но все попытки продвинуться к Дорогобужу терпели полное фиаско.

26 июля русские продолжали атаки вокруг Ельни. Я попросил 268-ю пехотную дивизию выступить на усиление ельнинского выступа, чтобы можно было оттянуть оттуда танковые части. После длительных маршей и сражений они крайне нуждались в отдыхе и восстановлении. В полдень я выехал в 3-ю бронетанковую, чтобы поздравить Моделя с заслуженным им Рыцарским Железным крестом и выяснить положение на его участке фронта. Оттуда я направился в 4-ю бронетанковую, где встретился с генералами баронами фон Гейром и фон Лангерманном.

К вечеру пришло донесение о том, что русские ворвались в наши смоленские предмостные укрепления на северном берегу Днепра в секторе 137-й пехотной дивизии. Готу в тот день удалось замкнуть с севера окружение противника восточнее Смоленска. Остатки десяти русских дивизий сдались 3-й танковой группе. В нашем тылу наконец-то были окончательно разгромлены русские части, продолжавшие сопротивление под Могилевом.

27 июля я, в сопровождении начальника моего штаба подполковника барона фон Либенштайна вылетел — через Оршу — в Борисов, в штаб группы армий, за распоряжениями касательно предстоящих операций и для отчета о положении во вверенных мне частях. Я ожидал приказа идти на Москву или хотя бы на Брянск; вместо этого узнал, к своему удивлению, что Гитлер приказал моей 2-й танковой группе двигаться на Гомель на соединение со 2-й армией. То есть моя танковая группа должна была развернуться и продвигаться на юго-запад, в направлении Германии! Но Гитлера очень волновал вопрос окружения восьми-десяти русских дивизий под Гомелем.

Нам сообщили, что, по мнению Гитлера, крупномасштабные окружения себя не оправдывают; теория, по которой они проводятся, это чушь, выдуманная офицерами Генерального штаба, и, по его мнению, французский опыт вполне подтверждает его точку зрения. Гитлер выдвинул альтернативный план, по которому противника надо окружать малыми партиями и уничтожать по частям. Все участвовавшие в собрании офицеры придерживались противоположного мнения, считая, что такие маневры лишь дадут русским передышку, которой наш неутомимый противник непременно воспользуется для формирования новых частей и создания оборонительных линий в своем тылу, а самое важное — что такая стратегия не приведет к столь необходимому для нас быстрому завершению кампаний.

Независимо от того, какие решения теперь примет Гитлер, непосредственно стоящей перед 2-й танковой группой задачей было избавиться от опасной угрозы, нависшей над нашим правым флангом. Поэтому я предложил главнокомандующему группой армий свой план наступления на Рославль; захват этого важного транспортного узла дал бы нам господство над путями сообщения в восточном, южном и юго-восточном направлениях, и я попросил, чтобы мне предоставили необходимые для осуществления моего плана дополнительные силы. Моя танковая группа вышла из подчинения 4-й армии и получила статус армейской группы Гудериана.

29 июля адъютант Гитлера полковник Шмундт привез мне дубовые листья к Рыцарскому кресту и, воспользовавшись случаем, обсудил со мной мои планы. По его словам, Гитлер видел перед собой три основных цели: Ленинград на северо-востоке. Этот город необходимо было захватить любой ценой, чтобы обеспечить нашему флоту беспрепятственное судоходство по Балтийскому морю и установить безопасный путь для снабжения группы армий «Север» из Швеции; Москву, как важнейший промышленный центр; Украина на юго-востоке.

Согласно тому, что я услышал от Шмундта, Гитлер еще не принял окончательных решений по поводу наступления на Украину. Тогда я со всей настойчивостью стал просить Шмундта повлиять на Гитлера, с тем, чтобы тот склонил свое мнение в пользу прямого броска на Москву — сердце России и отказался от проведения каких бы то ни было операций, которые будут стоить нам потерь, не будучи при этом решающими. И, кроме того, я вновь просил его не задерживать поступление новых танков и подкреплений нашим частям, ибо без этого кампания не будет завершена быстро и успешно.

Следующие несколько дней были посвящены подготовке всего необходимого. Требовалось срочно обучить вновь прибывшие пехотные части, которые еще практически не имели опыта сражений с русскими. Из-за того что эта пехота еще никогда не действовала в тесном сотрудничестве с танками, возникало много проблем. 30 июля мы за один день отразили тринадцать атак противника на Ельню.

31-го офицер связи ОКХ, майор фон Бредов, вернулся в мой штаб со следующей информацией: «Достижение ранее намеченной цели, линии Онежское озеро — Волга, в установленный срок, к 1 октября, теперь придется считать невозможным. Однако при этом имеется уверенность в том, что вполне возможно занять линию Ленинград-Москва и более южные районы. Перед ОКХ и начальником Генерального штаба стоит крайне неблагодарная задача, поскольку контроль за ходом операций осуществляется на самом высоком уровне. Окончательного решения о дальнейшем ходе событий так до сих пор и не принято».

А между тем все сейчас зависело именно от этого окончательного решения по поводу дальнейшего развития кампании, даже такие частности, как вопрос о том, продолжать ли удерживать Ельню. Если никакого наступления на Москву не планируется, то дальнейшие сражения на Ельнинской дуге не могли нам ничего принести, кроме постоянных тяжелых потерь. Боеприпасов для развивающейся в том секторе позиционной войны поставлялось явно недостаточно. Да это и неудивительно, если учесть, что Ельня находится в 700 километрах от ближайшего железнодорожного узла. Да, железная дорога вплоть до Орши действительно уже была переложена в соответствии с немецким стандартом ширины колеи, но тот участок обладал еще крайне малой пропускной способностью. Те же участки, где рельсы не были переложены, были для нас практически бесполезны, потому что русских паровозов в нашем распоряжении было крайне мало.

Мы все равно надеялись, что Гитлер передумает и примет решение, отличное от того, что прозвучало на совещании командования группы армий «Центр» в Борисове 27 июля. 1 августа XXIV армейский и VII бронетанковый корпуса начали наступление на Рославль. Наступление было успешным. Окружение русских под Рославлем было завершено. В окружении оказалось три или четыре дивизии. Теперь задача состояла в том, чтобы не дать им вырваться, пока они не сдадутся. Я подчеркнул, как важно удержать дорогу на Москву. Ответственность за это легла на западе на 292-ю пехотную дивизию, на востоке, вдоль Десны — на 137-ю.

Вернувшись в штаб, я узнал, что VII армейский корпус уже взял 3700 пленных, захватил 60 орудий, 90 танков и бронепоезд. А вокруг Ельни продолжали бушевать ожесточенные бои, и расход боеприпасов был огромен. В тот сектор был брошен наш последний резерв — рота охраны штаба моей группы.

Я получил приказ рано утром 4 августа явиться в штаб группы армий на доклад лично к Гитлеру — в первый раз с начала русской кампании. Мы стояли на пороге решительного поворота в ходе войны. Совещание с участием Гитлера состоялось в Новом Борисове, в штабе группы армий «Центр». Присутствовали Гитлер со Шмундгом, фельдмаршал фон Бок, Гот и я, а также представитель главного командования сухопутных сил полковник Хойзингер, начальник оперативного отделения. Каждому из нас дали высказать свою точку зрения, причем наедине, так, что никто не знал, что сказал другой. Но и фельдмаршал фон Бок, и Гот, и я — мы все придерживались мнения, что жизненно важно сейчас продолжать наступление на Москву.

Выслушав всех, Гитлер собрал нас теперь уже вместе и начал говорить сам. Первой своей целью он назвал промышленную область вокруг Ленинграда. Что станет второй целью — Москва или Украина, он еще не решил. Но по ряду причин склонялся выбрать последнюю: во-первых, фундамент для победы в том секторе уже заложен группой армий «Юг»; во-вторых, по его мнению, Германия нуждалась в сырье и сельскохозяйственной продукции с Украины для продолжения войны; и, наконец, он считал необходимым нейтрализовать Крым, как «советский авианосец, угрожающий нефтяным промыслам Румынии». Вскоре Гитлер отдал приказ о наступлении на Украину…

продолжение

По материалам  книги Г. Гудериана «Воспоминания немецкого генерала», М., «Центрполиграф», 2005, с. 189-221.