Почти сразу же после восстания в Москве и убийства Лжедмитрия I появились слухи о том, что царевич во второй раз чудесно спасся от смерти; говорили, будто в Кремле вместо него убили какого-то немца, похожего на него лицом, а он-де сумел бежать и живёт теперь скрытно, опасаясь изменников. И в эту явную, очевидную ложь поверили очень многие.

Впоследствии поляки провели собственное расследование относительно личности второго Самозванца и пришли к выводу, что под именем Дмитрия скрывался некий Богданка, крещёный еврей, служивший писцом при Лжедмитрии I. Действительно, после смерти в его бумагах нашли Талмуд и какие-то еврейские письмена.

Вскоре вокруг Лжедмитрия II собралась целая армия из авантюристов-поляков, казаков, участников восстания Болотникова и других. Самозванец двинулся к Москве. Шёл не спеша. В первых числах июня 1608 года его войско подошло к стенам Москвы. Попытка взять Москву с ходу не удалась. Самозванец остановился в подмосковном селе Тушине, в 14 верстах от Москвы, и начал устраивать здесь таборы — укреплённый лагерь. Так почти на полтора года Тушино стало второй столицей Руси, а сам Самозванец вошёл в русскую историю под именем Тушинского Вора.

Москвичи, особенно те, кому довелось повидать второго Лжедмитрия, не сомневались, что перед ними — самозванец и «вор». Но понимали это и многие из тех, кто пришёл под его знамёнами к Москве, — и русские, и поляки. В ходе Смуты наступил тот этап, когда большинство её участников сражалось не за какие-то высокие идеи, но в погоне за личной выгодой, обогащением. А это, естественно, приводило к разброду и шатаниям в обоих лагерях — и в Тушине, и в Москве.

О настроениях защитников Москвы, например, летописец рассказывает так: «Царь Василий начал говорить ратным людям, чтобы те, кто хочет постоять за Московское государство, целовали крест, а кто не хочет в осаде сидеть, те бы ехали себе из Москвы. И стали все крест целовать, что хотят-де помереть за православную веру и за Московское государство. А на следующий день, и на третий, и в иные дни забыли многие своё крестное целование и стали отъезжать в Тушино, к Вору». Тушинских «перелётов» становилось всё больше. Многие бояре, отправляясь к Вору, выпрашивали у него подачки — жалованье, чины, деревни, а затем возвращались в Москву и требовали от Шуйского награды за то, что вернулись.

«И многие не то что дважды, но и по пять раз, и по десять из Тушина в Москву переезжали». Осенью 1608 года в тушинском лагере появилась Марина Мнишек. Сперва она о чём-то долго договаривалась с Самозванцем с глазу на глаз, а затем во всеуслышание признала его своим мужем, «царём Дмитрием Ивановичем».

За полтора года осады тушинцы не раз и не два подступали к Москве, но каждый раз москвичи отбивались от них. У Самозванца не хватало сил для того, чтобы овладеть Москвой. Большинство его отрядов устремлялось на север, в ещё не разорённые войной области. Многие города сперва признавали власть «царя Дмитрия», целовали ему крест, но затем, видя в поляках и русских «ворах» лишь грабителей, мародёров и убийц, стали свергать их власть. Почти полтора года выдерживал осаду поляков Троице-Сергиев монастырь. Стойкость его защитников избавила москвичей от ужасов полной блокады.

Спасение могло прийти в Москву лишь извне, от остальной России. Но Россия пока ещё не была готова оказать помощь своей столице. В 1609 году произошли события, которые в корне изменили характер Русской Смуты. В феврале в Новгороде был подписан договор между правительством Василия Шуйского и шведским королём Карлом IX. Большой шведский отряд во главе с Якобом Понтусом Делагарди прибыл в Новгород и поступил в распоряжение племянника и воеводы царя Василия, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, молодого и очень талантливого полководца. Русские и шведы начали наступление против тушинцев и вскоре освободили от их власти северо-западные области России. С юга, вверх по Волге, к Москве двигалась армия Фёдора Ивановича Шереметева. Осенью обе армии соединились у Александровой слободы. Появилась возможность военным путём уничтожить Тушинский лагерь.

Вслед за шведами в Россию вступила и польская армия во главе с самим Сигизмундом III, королём Речи Посполитой. В то время Польша находилась в состоянии войны со Швецией. Появление шведского отряда на русской территории послужило для Сигизмунда поводом для объявления войны России. До этого король сохранял формально мирные отношения с правительством Шуйского, хотя и не препятствовал своим дворянам воевать под знамёнами Лжедмитрия II. В сентябре 1609 года войска Сигизмунда осадили Смоленск. Без малого два года — до июня 1611-го — продолжалась героическая оборона Смоленска. Смоленский гарнизон во главе с воеводой Михаилом Борисовичем Шеиным приковал к себе все основные силы поляков, тем самым спасая Москву и всю Россию.

Как ни странно, объявление войны стало ещё одной причиной, которая привела к развалу Тушинского лагеря: значительная часть польских отрядов покинула Вора и перебралась под Смоленск к королю Сигизмунду. В конце декабря 1609 года Самозванец бежал в Калугу. Те поляки, которые отказались служить королю Сигизмунду, разбились на шайки, ещё долго грабившие окрестные места. Русские либо ушли вслед за Вором в Калугу, либо перебрались в Москву, к царю Василию. Впрочем, часть бояр, находившихся в Тушинском лагере, решила вступить в переговоры с королём Сигизмундом.

«Те же окаянные бояре, Михаило Салтыков, да с ним князь Юрий Хворостинин, да князь Василий Мосальский, да Михалко Молчанов, да дьяк Иван Грамотин и другие, забыв Бога и православную христианскую веру, отправились под Смоленск и стали бить челом королю, чтобы тот дал на Московское государство своего сына, королевича», — сообщает летопись. 4 февраля 1610 года под Смоленском был заключён договор, по которому королевич Владислав, сын короля Сигизмунда, должен был занять московский престол при условии перехода в православие и соблюдения всех обычаев и традиций Московской Руси. Как выяснилось позже, последствия этого договора оказались трагическими для Москвы.

…Конец Тушинского лагеря был плачевным. В марте 1610 года, после получения известия о приближении армии Скопина-Шуйского, польский гетман Рожинский сжёг то, что оставалось от недавней столицы «воровской» России. 12 марта Москва восторженно встречала своих освободителей — князя Скопина-Шуйского М.В. и его соратников.

«Московские же люди встречали его с великими почестями, и челом ему били со слезами, и благодарили за то, что очистил Московское государство и к царю Василию пришёл. Царь же Василии его пожаловал, но, видя, как чествуют его московские люди, начал с того времени относиться к нему с подозрением. Брат же царя, князь Дмитрий Иванович Шуйский, с княгиней своей Катериной сильно возненавидели его, думая, что он замышляет отнять у царя Василия царство; а всем ведомо, что у него и в мыслях подобного не было».

Воеводе было всего 24 года. Он пользовался всеобщей любовью, и именно его многие видели преемником царя Василия на московском престоле. Более того, иногда казалось, что самого царя Василия терпят ради его талантливого и чистого душою племянника. Увы, но искренняя любовь народа всегда сопряжена с завистью и ненавистью тех, кто этой любовью не пользуется… Вскоре после прихода в Москву князь Скопин-Шуйский М.В. заболел и в этой болезни скончался.

«Была же болезнь его зла: беспрестанно шла кровь из носа. Он же сподобился покаяния и причастился Божественных Тайн Христовых и предал Богу душу свою, отойдя из сего суетного жития в вечный покой. На Москве же плакали по нему и рыдали горько — как рыдали прежде только по блаженной памяти царю Фёдору Ивановичу. И повелел царь Василий похоронить его в Архангельском соборе, в приделе Рождества Иоанна Предтечи. А многие в Москве говорили, что испортила его тётка его, княгиня Катерина, жена князя Дмитрия Шуйского, а подлинно то единому Богу известно».

Между тем русская рать готовилась к походу под Смоленск, против короля Сигизмунда. После смерти Скопина его место занял брат царя, князь Шуйский Д.И. Но, в отличие от племянника, он начисто был лишён талантов полководца. 27 июня у села Клушина, близ Можайска, московская армия была наголову разбита польским войском гетмана Станислава Жолкевского. Это поражение решило судьбу Василия Шуйского. Войско Жолкевского заняло Можайск. О поражении москвичей узнал и Тушинский Вор. Опережая поляков, он устремился из Калуги к Москве и вскоре занял Николо-Угрешский монастырь; его передовые отряды подступили к Коломенскому.

17 июля был совершён переворот. Москвичи собрались у Лобного места и криками выразили желание свергнуть царя Василия с престола. Затем захватили бояр, вошли в Кремль и свели с царства царя и его супругу. На следующий день обоих насильно постригли в монахи. Инициаторами переворота стали рязанские дворяне Прокофий и Захарий Ляпуновы, а также князь Василий Голицын, который и сам метил на освободившийся престол.

Власть в Москве перешла к «седмочисленным» боярам, вошедшим в историю под именем «семибоярщины». Более всего бояре боялись Тушинского Вора. Тот стоял в Коломенском и начал уже жечь слободы и деревни возле самого города. В Москве хорошо знали о договоре, подписанном под Смоленском между тушинскими боярами и королём Сигизмундом. Кандидатура королевича Владислава показалась боярам наиболее подходящей. Бояре вступили в переговоры с гетманом Жолкевским об избрании Владислава на царство.

Наверное, они понимали опасность своего решения. Поляки казались им меньшим злом, нежели тушинские воры. Бояре рассуждали так, как обыкновенно рассуждают люди в подобных случаях. Но последующая история Москвы доказала: сознательный выбор «меньшего», но всё-таки зла, — всегда гибель для государства.

Лишь один человек в Москве решительно выступил против подобного замысла. Это был патриарх Гермоген, вставший во главе Русской Церкви при Василии Шуйском. 17 августа в польском стане у стен Новодевичьего монастыря был подписан договор об избрании на царство королевича Владислава. Не дожидаясь никаких гарантий его перехода в православную веру, москвичи начали целовать ему крест как своему новому государю.

Вскоре к королю Сигизмунду, который продолжал осаждать Смоленск, отправилась представительная делегация во главе с князем Василием Голицыным и митрополитом Ростовским Филаретом. К тому времени Сигизмунд уже захотел сам занять московский престол, попросту присоединив Россию к Речи Посполитой. Русская делегация отклонила кандидатуру Сигизмунда…

Между тем события в Москве приняли неприятный оборот. Гетман Жолкевский вступил в сговор с оставшимися в Москве боярами. Пугая их Тушинским Вором, он потребовал впустить польскую армию в столицу. Оказалось, что бояре также опасаются тушинцев, а ещё больше — самих москвичей; повсюду распространялись слухи о том, что «чернь» намеревается возвести Вора на царство. Кстати, очень может быть, что эти слухи распускали сами бояре. В ночь на 21 сентября 1610 года польское войско вступило в Москву.

«Гетман Жолкевский с польскими и немецкими людьми вошёл в город и встал на старом дворе царя Бориса, а солдат и гайдуков (здесь: венгерские наёмники) поставил в Кремле, в палатах и хоромах государевых; полковников же и ротмистров разместил в Китай-городе и в Белом городе, во дворах боярских. И ключи городские себе взял, и на воротах поставил своих людей — солдатов да гайдуков. И государевой казной всею владеть стали; казначеем же московским, по повелению короля, поставил изменника московского, торгового мужика Федьку Андронова; он же московским людям великие притеснения чинил», — восклицает московский летописец.

Вскоре после этого гетман Жолкевский уехал из Москвы к королю под Смоленск. Вместо себя он оставил наместником Москвы Александра Гонсевского. Поляки вели себя в Москве как в завоёванном городе: насильничали, грабили. Опасаясь восстания, Гонсевский повелел боярам разоружить горожан. Многие из москвичей по-прежнему боялись Тушинского Вора. После вступления поляков в Москву тот отступил к Калуге, но о Москве не забывал.

В Калуге и некоторых других южных городах его всё ещё считали царём. Вор располагал и немалым войском, готовым вновь подступить к столице. Поэтому с поляками, хозяйничавшими в Москве, как-то приходилось мириться. Но всё изменилось в декабре 1610 года, когда Лжедмитрий II был убит одним из своих сподвижников, крещёным татарином князем Петром Урусовым. Эту весть с радостью встретили в Москве — как поляки, так и русские.

По материалам книги А. Карпов «Русь Московская», М., «Молодая гвардия», 1998, с. 241 – 251.