Несмотря на то, что после устранения метившей на престол царевны Софьи власть перешла в руки Петра I (1689), его брат Иван V продолжал официально считаться царем, но реального участия в государственных делах не принимал. Слабый здоровьем, подслеповатый, страдавший от постоянно донимавшей его цинги и вдобавок не блиставший умом, он не вмешивался в политическую жизнь, был далек от придворных интриг и даже участие в официальных церемониях переносил с трудом.

В течение 14 лет Иван и Петр мирно уживались на троне и, как свидетельствуют современники, между ними не было розни. После смерти брата (1696) Петр окружил вдовствующую невестку и ее дочерей заботой и вниманием, которых была лишена его собственная жена Евдокия Лопухина.

Женившись не по любви, Петр никогда не испытывал к ней пылких чувств, и даже рождение царевича Алексея не изменило отношение царя к супруге. Сыну он был очень рад, а Евдокию явно избегал и старался держать ее на расстоянии, ссылаясь на многочисленные дела.

Во время Великого посольства Петр задумал оборвать тяготившие его брачные узы. Единственной в те времена апробированной формой развода и избавления от постылой жены было ее пострижение в монахини. Но молодая 23-летняя женщина вовсе не собиралась затворить себя в келье и на все уговоры отвечала решительным отказом. Тогда Петр применил силу, и Евдокия против воли была отправлена в суздальский Покровский монастырь, где ее принудили принять постриг.

Царевич Алексей при живой матери оказался на попечении тетки — царевны Натальи Алексеевны. Восьмилетний мальчик чувствовал себя брошенным, осиротевшим и, не показывая этого, сердцем ожесточился против отца и тянулся к материнской родне — Лопухиным.

Не обремененная семейными обязательствами личная жизнь Петра I протекала достаточно свободно. Впрочем, явное предпочтение он отдавал своей давней даме сердца Анне Монс — дочери виноторговца из Немецкой слободы. Эта разбитная и веселая девица была полной противоположностью супруге царя, чтившей нормы «Домостроя» и слепо приверженной старине.

Начиная с Азовских походов Петр настолько поглощен то военными действиями, то реформами, что ему не до женщин. Позднее в череде его краткосрочных романов и мимолетных увлечений все более заметное место занимает новая фаворитка Марта Скавронская, с которой он жил сначала в гражданском, а с 1712 года — в законном браке.

Происходила она из семьи литовского крестьянина. После смерти отца работала служанкой и во время Северной войны попала в русский плен. Петр сблизился с ней, после того как Марта поочередно побывала в объятиях фельдмаршала Шереметева Б.П. и светлейшего князя Меншикова А.Д. Уже как невенчанная жена она пользовалась такой привязанностью со стороны царя, о которой в свое время могла только мечтать несчастная Евдокия Лопухина, в письмах униженно умолявшая пренебрегавшего ею супруга приехать на свидание.

Чем прельстила Марта Скавронская Петра, почему всерьез и надолго вошла в его жизнь — загадка. Красотой она не блистала. Умом не отличалась, образованием похвастаться не могла и, хотя бойко разговаривала на пяти языках, писать так и не научилась.

Зато эта женщина, хорошо зная характер Петра, его сильные и слабые стороны, умела ему угодить, быстро успокаивала, когда царь выходил из себя, и что-то такое ему говорила, чему он охотно и послушно, словно ребенок любимой нянюшке, внимал, и, пожалуй, тут дело было не в словах, а в самом звуке ее голоса, в интонациях, действовавших на него умиротворяюще. В 1703 году Марта приняла православие и с тех пор звалась Екатериной Алексеевной.

Подраставший царевич Алексей, как все больше убеждался Петр, не обещал стать отрадой отца и продолжателем его начинаний. Как раз наоборот — вокруг царевича группировались оппозиционные Петру силы. Поначалу Алексей враждебно относился к отцу из-за его разрыва с матерью и заточения ее в монастырь. Затем расхождения приняли острый политический характер: сын стал ярым противником нововведений и преобразований родителя и ратовал за возврат к милой его сердцу старине.

Царевич получил хорошее для своего времени образование, знал несколько иностранных языков, был умен, начитан, и Петр, несмотря на отсутствие между ними взаимопонимания, продолжал возлагать на Алексея большие надежды, упорно, но тщетно стремился сделать его своим единомышленником и сподвижником. Во время Северной войны царевич по поручению отца отвечал за безопасность и состояние укреплений Москвы, руководил передислокацией пяти русских полков на юге России, выполнял обязанности интенданта. Однако отношение к реформам Петра I, к его политическому курсу у Алексея было отрицательным.

Дабы изолировать сына от нежелательных влияний, царственный отец в 1709 году отправил его за границу постигать науки. Еще одним эффективным средством вразумить Алексея и отвлечь от тлетворного окружения, по мнению Петра, должен был стать брак 17-летнего царевича и принцессы Брауншвейг-Вольфенбюттельской Софии-Шарлотты, заключенный по его настоянию.

Ни о каких чувствах ни с той, ни с другой стороны не было и речи. Алексею нисколько не нравилась худосочная долговязая невеста с изрытым оспой лицом, а та в свою очередь была явно не в восторге от жениха. Мало того, что он постоянно прикладывался к бутылке, но еще и почти открыто жил с любовницей — Евфросиньей Федоровой, крепостной девушкой своего учителя Никифора Вяземского. Софии-Шарлотте, принявшей в православном крещении имя Евдокия, было отчего злиться на мужа, а он после очередного устроенного ею семейного скандала жаловался: «Жену мне на шею чертовку навязали; как к ней не приеду, все сердитует и не хочет со мною говорить».

Но Петр I не желал принимать в расчет недовольство сына. Царю были важны приобретенные через Софию-Шарлотту династические связи со Священной Римской империей, Англией и другими европейскими странами. Устраивая этот брачный союз, он, помимо всего прочего, конечно, исходил из прагматических соображений, продиктованных интересами России на международной арене.

Жили молодожены в основном врозь. У них было двое детей — дочь Наталья и сын Петр, названный так в честь деда, великого государя. Женившись поневоле, не смея ослушаться отца, и получив в супруги немилую Софию-Шарлотту, царевич еще больше, чем прежде, ожесточился и озлобился, тем более что сам Петр вскоре (1712) узаконил отношения со своей возлюбленной Мартой Скавронской и вступил с ней в церковный брак.

Чем старше становился Алексей, тем очевиднее было, что он отцу не помощник. Под тем или иным предлогом царевич уклонялся почти от любого возложенного на него Петром I дела. То он ссылался на крайнюю занятость, то сказывался больным, то придумывал безотлагательные встречи, но отцовых поручений не выполнял и, более того, был замечен в симпатиях к противникам царя.

В 1715 году после родов скоропостижно умерла София-Шарлотта. Отчаявшись переломить упорное нежелание сына быть ему опорой, Петр I ставит царевича перед выбором: или тот во всем следует отцовым наставлениям как законный наследник, или принимает монашество. По совету боярина Александра Васильевича Кикина, усиленно опекавшего Алексея и пользовавшегося у него доверием, царевич сообщил отцу, что готов постричься в монахи, чем чрезвычайно его огорчил и разочаровал.

Петр, только что перенесший тяжелую болезнь, едва выживший, чудом разминувшийся со смертью, был крайне удручен отсутствием продолжателя начатых им преобразований. Царь не стал принимать скоропалительных решений и дал сыну время подумать. Воспользовавшись паузой, Алексей, подстрекаемый Кикиным, осенью 1716 года бежал за границу и нашел приют у австрийского императора Карла VI. Разгневанный Петр направил в Вену одного из искуснейших дипломатов — графа Толстого П.А. Уговорами, посулами, обещаниями полного прощения ему удалось в 1718 году вернуть беглеца на родину.

Петр дважды встречался с сыном, и оба раза между ними происходил тяжелый и безрезультатный разговор. Вторая встреча царя и царевича в мае 1718 года запечатлена на знаменитой картине художника Н.Н. Ге (1871). К этому времени Петр располагал неопровержимыми доказательствами участия Алексея в заговоре против него. В готовившемся дворцовом перевороте должны были сыграть свою роль русские и иностранные войска. Задуманное намечалось осуществить ценой большой крови, и в случае победы Алексея и его сторонников вряд ли бы был оставлен в живых сам Петр.

По распоряжению царя Алексей был отдан в руки правосудия и заключен в Петропавловскую крепость. Началось следствие. Царевич не избежал пыток. Его поднимали на дыбу, били плетьми. Не выдержав истязаний, Алексей Петрович признал себя виновным и выдал своих сообщников, которые были приговорены к смертной казни. Такой же приговор вынесли и самому царевичу. Члены Верховного суда (127 человек) подписали документ, гласивший, что обвиняемый «утаивал бунтовый замысел… и желание отца и государя своего скорой кончины».

При загадочных обстоятельствах царевич умер в тюрьме до приведения приговора в исполнение. В народе его внезапную смерть приписывали пыткам, отравлению или удушению. Возможно, не желая выставлять сына — отпрыска царствующего дома Романовых на позорную казнь, Петр негласно распорядился умертвить его в застенке, а не публично, на глазах народа. Скорее всего, за этой смертью стоят два подельника — Меншиков А.Д. и Толстой П.А. Последний не раз выполнял подобные щекотливые поручения на тайной службе его величества.

Дело Алексея Петровича заставило Петра I подписать в 1722 году указ о престолонаследии, согласно которому царствующий монарх назначал восприемника на троне по своему усмотрению. По преданию, отрекшись под нажимом отца от престола в пользу своего сводного брата (сына Екатерины) Петра Петровича, Алексей предсказал: «Дед мой, Алексей Михайлович, царствовал по праву наследия. Мне же и следующим в роду нашем Алексеям царствовать не суждено. Предрекаю также, что на последнем Алексее прервется наша династия». Спустя без малого 200 лет это пророчество сбылось.

Из книги В. Соловьев «Тайны Российской Империи XVIII век», М., «Оникс», 2009, с. 53-63.